Тахиос очнулся медленно, как будто приходил в себя после горячечного бреда. Все медленно плыло перед глазами, но были и предметы двигающиеся рывками. Потом что-то причинило ему резкую боль, схватив за ухо, и он сфокусировал зрение.
Перед ним стоял неприятного вида карлик и щерился своими кривыми жёлтыми зубами. Прищурившись, Тахиос огляделся по сторонам. Он находился в большой светлой комнате с двумя окнами, увешанной гобеленами, в углу ярко полыхал камин, возле которого, скрестив руки на груди стоял какой-то человек в сером сюрко и смотрел на огонь.
– Он очнулся, господин! – злорадно пропищал карлик.
– Тогда пошёл вон, – без эмоций ответил человек и повернулся, чтобы посмотреть на Тахиоса.
– Итак, – сказал он на анриакском, подойдя ближе, от чего сирота непроизвольно содрогнулся, хотя и сам не смог бы объяснить, чем вызвана эта дрожь, – позволь задать тебе пару вопросов.
Говоривший был среднего роста, обычного телосложения, светловолос и сероглаз. Но посмотрев ему в лицо, Тахиос вновь внутренне содрогнулся. Ему показалось, что во рту у незнакомца полно острых щучьх клыков, а безэмоциональные глаза выбирают на его теле место, которое можно обглодать.
– Мы нашли тебя на южном тракте, в стороне от дороги, хоть это-то ты помнишь?
– Кто вы и где я? – Тахиос попытался выиграть время чтобы свыкнуться со своим положением.
– Я Фрольд Лёкхед, доверенное лицо казначея Груландской марки и ты в Мриермэле.
Юноша вздохнул и сел в кресле поудобнее.
Когда стены Ангмассалика скрылись в крутящейся позёмке, Хлисти кнутовищем постучал по бочке, и Дахата выбралась наружу. Тахиос исподлобья посмотрел на неё.
– Надо освободить герцога.
Дева преграждала ему путь к бочке.
– Погоди ещё немного юноша, – негромко сказала она, прислушиваясь к вою ветра. – Вместе мы не вызываем подозрений – мы одного рода, Хлисти наш отец, а мы, скажем, брат и сестра. Четверо же на одних санях, да когда один ещё одет в заляпанные кровью одежды – это не лучшая компания.
Сирота выдохнул сквозь сжатые зубы.
– И давно ты этим занимаешься?
– Чем? – Дахата фыркнула и уселась на соломе, опираясь спиной о бочку. – Ворую герцогов по приказу? – такое, признаться, мне приходиться делать впервые.
Сани скрипели полозьями. Шпионка повертела в руках флягу, которую прихватила с собой из бочки. Тахиос смотрел на её волосы, рассыпавшиеся по плечам, на куртку с меховыми отворотами и тёплые сапоги, на длинные пальцы, играющие с пробкой, и сложное чувство восхищения и неприязни охватило его.
– У меня тоже есть к тебе вопрос, Тахиос.
– Да?
– Как вышло, что Танкред остался жив?
Храм Лига за спиной. Золотые подсвечники. «Беги отсюда, мальчик. Ты зачем живёшь?»
– Ваш убийца… – сирота помедлил, склонив голову. А ты всё отдашь – не поймёшь. – Встретил более опытного бойца.
Дева приложила флягу к губам.
– Выпьешь со мной, юноша?
– Я бы не отказался, – пробурчал Хлисти у Тахиоса под боком, но Дахата не обратила на его слова никакого внимания.
– Или опять страшишься неизвестно чего? Ветер пронизывает что тебя, что меня. Это дружеский жест – ты помог нам, мы ценим это.
Сирота протянул руку и взял флягу. Сделал глоток.
– Во имя нашей дружбы я предупрежу тебя, – сказал он, возвращая сосуд шпионке. – Отер никогда не пойдёт с вами дальше границ Бенорта. Уж и не знаю, что вы ему пообещали, но он не присягнёт вашему императору…
Дева смотрела на него с ласковой улыбкой.
– Возможно, это и не понадобится, Тахиос.
– Что… ты опоила… господин!
– Спи, спи, – успокаивающе сказала Дахата и он утонул в её зелёных глазах.
– У меня не так много времени, – вывел его из оцепенения голос Фрольда. – Ты что-то вспомнил?
Тахиос действительно вспомнил. Именно младшего брата казначея Кискейлт назвал Чернокнижником. И именно он стоял сейчас напротив сироты. Слишком близко.
– Я… меня опоили, так что…
– Кто опоил? – резко прервал сироту рыцарь.
– Купец… он не хотел платить.
– Как его зовут?
– Варел, господин, – назвал первое пришедшее ему на ум имя Тахиос.
– Где ты с ним познакомился?
– Здесь, в Ангмассалике. Подрядился к нему таскать…
Фрольд внезапно придавил его ладонь к подлокотнику кресла каблуком своего сапога и, склонился к самому лицу Тахиоса.
– Как они сбежали, как? Говори, или я отдам тебя дознавателям, а потом займусь тобой лично.
– Я ничего не знаю! – отчаянно крикнул юноша и свободной левой рукой попытался оттолкнуть рыцаря. Тот ловко заломил ему кисть.
– Зачем ты врёшь мне, юноша? – почти ласково спросил он. – Я думал ты умнее. Ведь стража говорит, что купец представил тебя немым, и знает его совсем под другим именем, чем ты мне назвал. Уже что-то не сходится, не так ли? А ещё один из тех олухов, что вы порезали перед таверной, он выжил. И когда он опознает тебя, то виселицей тебе не отделаться.
– Я ничего не знаю! – снова выкрикнул Тахиос. – Я сам по себе!
– Да что ты, – Фрольд быстрым движением сломал ему три пальца на правой руке. Тахиос выгнулся, озверев от боли, и ударил Фрольда в пах, отшвырнув его от себя.
– Я невиновен! – заорал он, вскочив, судорожно пытаясь нащупать квилон левой рукой. – Я поединком готов доказать!
Чернокнижник на удивление легко переборол боль и разогнулся, с любопытством осматривая сироту.
– Ищешь свой ножик?
Сквозь стылые черты его лица будто что-то просунулось и Тахиос почувствовал, что живым он отсюда не выйдет.
– Что здесь происходит? – звучно спросили на гейцмундском со стороны двери. – Фрольд!
Вошедший был грузен, бородат и одет в богатый, расшитый золотой нитью камзол. На пальцах его были кольца, свидетельствующие о том, что он занимает высокое положение в марке.
– Я не позволю более коснуться себя! – сказал им обоим Тахиос на языке империи, и, взявшись за покалеченные пальцы, с хрустом вправил их на место, спасибо Руо за науку. На глаза навернулись слёзы.
– Брат, что ты затеял в моих покоях? – брезгливо поморщился Паэн, а это был он. – Для таких дел существует пыточная. Что это за дерзкий юноша?
– Я нашел его близ Ангмассалика на южном тракте, – Фрольд болезненно улыбнулся. – Он из тех, кто увел герцога – я это чую. И хочу намотать ему кишки на шею.
– Чуешь, значит? – спокойно спросил старший Лёкхед, тоже окидывая взглядом Тахиоса. Взор его был расчётлив, но более человечен, чем у братца. – Время дорого, он утверждает, что невиновен, а ты готов его изрезать прямо в замке без доказательств. Так не пойдёт.
– Стража на воротах признала его! – ощерился Фрольд, чуя, что у него забирают добычу. – Он ехал с тем купцом, что нам встретился.
– А где тот купец? – буднично спросил Паэн, проходя к своему креслу.
– Я послал за ним людей, но он как сквозь землю провалился.
– Да-да… а поспеши ты, как я тебя просил, ты был бы здесь три дня назад, и может мы сумели бы предотвратить это.
– Я не мог, – процедил сквозь зубы Чернокнижник, – ты сам просил меня разобраться с тем, что происходит на рудниках, и я разобрался. А потом у меня было дело в Илоне.
– Я знаю, – кивнул главный казначей, усаживаясь в кресло, – про твоё дело. Твои головорезы наплели тебе что-то, и ты напал на дом алхимиков. Нашёл, что искал?
Фрольд, (не обращая внимания на Тахиоса, так как они продолжали говорить на гейцмундском) подхватил стул, стоящий у камина и сел на него, забросив ногу на ногу.
– Ты как всегда всё знаешь, старший брат, – учтиво сказал он, но было видно, что его терзает холодное бешенство. – Я только приехал, на воротах столкнулся с гонцами из замка и сразу включился в ваши проблемы, а ты допрашиваешь о разгроме каких-то реторточников, будто…
– Сразу включился! – немного повысил голос Паэн Лёкхед. – А мне показалось, что ты включился намного раньше. Примерно с того времени, как на нашего дражайшего Каннера на охоте набросился волк-оборотень. Что скажешь, брат?
– Это был не я, ты же знаешь. Я помню, что ты говорил мне. В копях я поймал того, кто мутит воду и трёх его уродцев.
– И? – в голосе казначей появился интерес. – Что он сказал?
– Ничего. Старый хрыч вытерпел два дня, а потом умер. Эти создания вообще лишены человеческого языка.
– Подведём итоги, – Паэн хрустнул пальцами. – Откуда взялся оборотень ты не знаешь, не знаешь и того, кто мог его наслать. Ты разобрался с чудовищами на копях, но кто они и кто их послал, тебе не удалось выяснить.
Ты спалил дотла дом в Илоне, и у нас ещё будут неприятности по этому поводу – можешь быть уверен. А так же, твоя магическая защита, которая должна была предупреждать о чём-то таком, что вчера случилось в Мриермэле – она не попросту сработала. Герцога похитили в дыму и пламени – огненные шары летали под потолком, а звона не было!
– Это потому, что они пользовались не магией, а алхимией! – повысил голос Чернокнижник. – Все эти взрывы как раз подстать тем, что устраивают весной на празднике Урожая в крупных городах заезжие люди с Востока. Я уверен что Раммас приложил к этому руку! А значит – надо как следует допросить вот этого щенка, который утверждает что его опоили бросили на дороге.
Тахиос, переводя взгляд с одного брата на другого, попытался придать своему лицу глупое выражение. «Если они поймут, что я знаю их язык, я труп».
– А знаешь ли ты, братец, – тяжело сказал Паэн, сверля Фрольда глазами, – что после заварушки в замке из своих покоев вышел граф Бенегер Левионский и стал утверждать, что его опоила какая-то девка? И знаешь ли ты, что люди, посланные во все концы, по всем дорогам, обшарившие каждый куст и дом после этой ночи – они ничего не нашли? И не потому ли ты так сразу выскочил за ворота и помчался на юг, потому что тебя что-то укололо? А говорю я так потому, что у нас зазвенело перед самым рассветом и наверняка твои шипы впились тебе в кожу. Они уже исчезли – провалились сквозь землю, улетели или растаяли в воздухе, пожри их Йарох-Дагг. И ты это знаешь не хуже меня, потому и торопишься выместить злость на мальчишке.
– Он что-то знает, – в глазах Чернокнижника загорелся опасный огонек. – Говорю тебе, он может что-то знать.
– Братец, ярость затмевает тебе разум, – покачал головой Паэн. – Слушай меня, слушай и проживёшь немного дольше, чем сам бы хотел. Мы покажем щенка тому недоумку, оставшемуся в живых после резни, он наверняка пришел в себя. Но я сомневаюсь, что он опознает его. Мы покажем его и той девке, что вызвала стражу, но! Разве, в принципе, мы не готовили герцога именно к такому случаю? – только произойти это должно было не здесь. А если парень что-то знает – знает что-то о том месте, которое ты бросился искать, разве не проще проследить за ним? А то ведь пыток, бывает, люди не выдерживают.
Фрольд откинулся на спинку стула, вновь скрестив руки на груди.
– Интересно… А почему ты полагаешь, что рыцарь не опознает его?
– Потому что мы допросили девчонку. Она бросилась за стражей тогда, когда пятеро конных наехали на девушку, толстяка и здоровяка в плаще с капюшоном. И те убили всех, а потом сцепились с патрулём, а она побежала вызывать подмогу.
Фрольд подумал ещё.
– Она не могла ошибиться?
– Вот поэтому мы и покажем твою добычу сначала Эверарду из Канберга, а потом и Камесине. Если они укажут на него, тогда… подумаем, как это можно обыграть. Всё уже случилось и теперь нам нельзя ошибаться.
– Хорошо, – уступил младший Лёкхед и, повернув голову в сторону двери, повелительно выкликнул охрану. В это время на лице Паэна отразилось облегчение и Тахиос вновь поспешил отвести глаза.
Они прошли долгими широкими коридорами в лазарет и предстали перед лежащим на кровати небритым воином с перебитым носом. Он до самого подбородка был укрыт тёплым пледом. При виде Фрольда лицо его выразило отвращение в котором явственно читался страх.
– Скажите, Эверард из Канберга, – отчётливо выговаривая каждый слог, спросил Чернокнижник, – тот ли это человек что напал на вас у таверны?
Рыцарь без особого интереса осмотрел сироту и слегка качнул головой.
– Его не было.
Повисшее молчание можно было поджигать, как фитиль, ведущий к горшку с «тисайским огнём».
– Вы уверены?
– Да, – прошептал Эверард и закрыл глаза.
– Что ж, у нас остался ещё один свидетель, не побоявшийся выглянуть в окно. Полный трактир пьяных людей, которые лакают пиво, и бьют друг другу рожи среди заблеванных столов, и ни один не осмелился выйти. Свиньи.
Девушка ждала их возле палаты – её привели заблаговременно. Она была хорошенькой – румяная, светловолосая, с крепкими руками – Тахиос смотрел ей на руки, не решаясь посмотреть в лицо. «Я веду себя глупо. Было темно и, как они говорили, я приехал позже. Она уже убежала…»
– Подними голову.
Он посмотрел ей прямо в глаза и увидел в них растерянность, некий испуг. Внезапно сироте стало жаль её.
– Ну же, девочка, это он?
– Нет, господин рыцарь, никак нет, его я не видела.
Фрольд Лёкхед указательным пальцем приподнял ей подбородок. Долго смотрел, пока Камесина не заплакала, потом отступил.
– Вот что, – губы Чернокнижника кривились в неприятной ухмылке. – Вот что мы сделаем. Мы удостоверились, что в этом деле ты не замешан. Но могут всплыть другие обстоятельства. А потому – ты поживешь у неё. Подлечишь руку, и тебе не придётся платить за гостиницу. Нам же не придётся бегать за вами по всему городу, если что. Идите.
Они вышли за ворота и Тахиоса не оставляла мысль, что за ним тянется тонкая невидимая нить, которая в нужный момент удавкой захлестнёт горло.
«Это меня ещё не начал искать Мальм. Пожалуй, не стоит заходить в Золотого Лося…»
– Как тебя зовут? – голос девушки вывел его из задумчивости. – Ты понимаешь по-нашему?
Сирота кивнул.
– Тахиос.
– А меня – Камесина. Где ты попался этому страшному господину?
– Это неважно, – покачал головой юноша. – Но мне действительно некоторое время придётся пожить у тебя – они станут следить за нами.
– Это не понравится отцу, – задумчиво сказала Камесина, – но поделать видимо ничего нельзя. Я боюсь этого рыцаря, – доверчиво призналась она ему.
– Ничего, – Тахиос посмотрел на свои вправленные пальцы и добавил. – У тебя всё будет хорошо.
– А у тебя? – проницательно спросила она и тут же покраснела.
Впервые за долгую зиму сирота улыбнулся.
Отец Камесины был пекарем, и весь день проводил у плиты. Дочь помогала ему по мере сил, но располагала свободным временем и иногда приглашала в дом подружек. Мать Камесины десять лет назад умерла от холеры. Служанок у них не было – старый Балмер предпочитал жить уединённо.
Вытирая руки о запорошенный мукой фартук он на удивление спокойно сказал:
– Говорил я тебе, доченька, что не следовало вставать с постели. А теперь, вот – полюбуйтесь. Ты, парень, надолго здесь?
– Я постараюсь уйти так скоро, как смогу, – твёрдо пообещал Тахиос. – Мне не нравится, как в вашем городе обращаются с гостями.
– Ну-ну, – непонятно было, одобряет или осуждает такое высказывание пекарь, – скажу тебе так – господа рыцари это ещё не весь город. Но и с господами рыцарями шутить не стоит.
– Ваша правда.
Алвириан шла по террасе «дома» и вдыхала свежий сыроватый воздух. Приближалась весна.
Сидящий на простой дубовой скамье Снио казался нищим стариком, стремящимся сохранить своё достоинство. Он, моргая, посмотрел на солнце.
– Тёплые деньки не за горами.
Алвириан остановилась подле него, и сплела пальцы в уважительно-приветственном жесте.
– Да, сегевел.
Как низок этот день
Как высоки нравы
Споткнувшись, упадёт суровый
И голова его к подножию
Слетит.
Продекламировал Серый, продолжая глядеть в сторону. Потом подбросил на ладони потертый медяк и встал.
– Ты заслуживаешь награды, за то, что совершила. Возариус желает видеть тебя.
– Я повинуюсь, – заучено ответила дева и поймала себя на мысли, что не хотела бы пересказывать это во второй раз.
– Мне кажется, он хочет, чтобы ты довела это дело до конца.
Сердце Алвириан дрогнуло. Отрешённое лицо отца мелькнуло перед глазами. «Я не зря живу, папа», сказала бы ему она. Надо обязательно навестить родителя… после всего.
– Ты хоть помнишь, как всё случилось? – мягко поинтересовался сегевел.
– О чем вы, господин?
– В пещере. Ты помнишь, как открылся портал?
Шпионка задумчиво кивнула.
Они остановились, когда холмистая гряда, уходящая на юг, выросла в ночи справа от дороги. Тахиос посапывал на соломе у борта саней. Хлисти остановил коней и помог Алвириан достать безвольное тело Отера из бочки.
– Что делать с парнем? – спросил он.
– Выпряги мне лошадь, – велела ему дева, облокачиваясь о полную бочку. – Надо спешить.
Хлисти молча поспешил выполнять указания. Пока он возился с лошадью, шпионка сняла с герцога плащ и прикрылась им от пронизывающего ветра и колких снежинок.
Сирота спал, приоткрыв рот. Алвириан покрутила в пальцах стилет. «Я снимаю с тебя путы, – прозвучал в голове голос Раммаса. – Теперь ты – целое».
– Готово, госпожа, – из мглы появился Хлисти, ведущий лошадь в поводу.
– Давай забросим герцога. Я помогу.
Они вскинули спящего поперёк седла, затем на коня вскочила Алвириан.
– Этого, – кивнула в сторону Тахиоса, похожего на тёмную колоду. – Сбросишь под забор у ближайших выселок. Бывай.
– Да хранит вас Единообразный, госпожа, – торопливо пробормотал купец и пошел усаживаться на своё место.
Алвириан гнала так быстро, как могла, небо было усыпано звёздами и их сияние помогало ориентироваться. Она проскочила один распадок, второй, и не могла отделаться от мысли, что погоня висит у неё на плечах. Представился Малтефон, которого растерзали оборотни и дева скрипнула зубами. «Целое, да не всё», – ответила она алхимику, а потом усмехнулась.
Страх заблудиться прошел, прошло и противоречивое желание запутать след, передохнув немного, она погнала лошадь вверх и ничуть не удивилась, когда над ней навис Венец.
– Да будет благословен свет, – побормотала дева, придерживая Отера за сюрко – он всё время норовил соскользнуть в снег вперёд головой.
Малтефон ждал их – бросился встречать на край поляны, принял Отера на плечи и, согнувшись под его весом, поспешил в пещеру.
Алвириан отвела коня вниз, к пастушьей тропе и, направив мордой в противоположную откуда приехала сторону, сильно хлопнула по крупу.
– Скачи. Ну же! Пошёл!
Сама вернулась, заметая следы веткой, одобрительно кивая проникающему и в это сплетение ветвей ветру.
– Давай, дружок, прикрой здесь всё. Нам совсем немного осталось, уж ты не выдай.
Когда она вошла в пещеру, огонь гудел, пламя было ярким и чистым, вылизывая стену так, что её очертания колебались перед глазами. Отер лежал на земле с безмятежной улыбкой. Дева оглянулась на вход: её не отпускало чувство, что кто-то смотрит в спину, чувство чего-то незавершённого тревожило её. «Это всё кости, кости, обряд и эта ночь. Но будь я проклята – удалось же!»
Малтефон встал так, чтобы лёгкий белесый дымок не тревожил его и, воздев руки, начал нараспев читать заклинание.
Резкие звуки царапали гортань и само пространство, дева смотрела слезящимися глазами и видела, как на стене, за завесой огня тонкой трещиной разгорается дверь.
Алвириан ощущала странное раздвоение: одна её часть запоминала нечеловеческую речь, а вторая видела, как блестящая черная вода покрывается алыми отблесками и по ней скользят огромные, невероятные четырёхпалубные галеры с золотистыми парусами, изукрашенными оберегающими письменами.
Малтефон пронзительно выкрикнул завершающие слова и упал на колени.
Дверь сияла перед ними, отчётливо видная сквозь пламя.
– Теперь… вы можете… войти.
– Помоги мне поднять герцога.
– Малтефон не пошел с нами. Он сказал, что нужен здесь, чтобы держать нить.
– Да, Раммас научил его. Не хотелось бы потерять их обоих – они собирали нам сведения со всего севера, даже из далёкого Поморья и мифического Мхелдхеля… Пойдём.
Они устроились в колеснице и молчаливый возница повёз их во дворец со всевозможной быстротой, брызгая грязью из под колёс на редких прохожих и осыпая их ругательствами. Алвириан с удовольствием смотрела на колонны храмов, проносящиеся по левую руку и портики различных торговых контор и муниципалитета справа. Она была при деле, она была на месте. На своём месте.
У подножия холма дворцовая стража в начищенных шлемах и кирасах пропустила их, и они стали подниматься по широкой мраморной лестнице. На второй площадке дева, изумлённая отсутствием каких-либо людей, спросила об этом сегевела.
– Наш император приказал никого не пускать и не выпускать из дворца с тех пор как вы прибыли. Скоро Совет узнает обо всём, но не раньше, чем они подпишут договор.
«Отер никогда не пойдёт с тобой дальше границ Бенорта…» – так, кажется, говорил этот мальчишка. Алвириан прищурила глаза. Как опрометчиво делать такие заявления, и всё же… может, сегевелу следовало об этом знать?
– Ты хочешь что-то сказать мне? – словно уловил её мысли Снио.
– Господин, просто… бенорты уверены что сын Дрима Наорка не способен договориться с кем-либо, если его к этому принуждают. Иначе…
– Иначе его уже давно обработали бы в Марке, – усмехнулся глава шпионов и жестом предложил продолжить восхождение. – Но у нас есть одно преимущество – мы освободили его, это раз, и он знает, что является главой рода, потому что его отец умер. Это заставит его решиться, потому что я не думаю, что этот воитель захочет всю оставшуюся жизнь просидеть в стенах какой угодно тюрьмы, ограничивающей его право на престол. И, судя по тому, что Возариус вызвал нас – они нашли общий язык.
Наверху их вновь задержала стража и Алвириан успела бросить взгляд на Ар-Тахас. Город лежал перед ней, открытый и грязный, продуваемый весенними ветрами и ещё не знал, что вскоре его ждут перемены. Всю империю… и она была частью этого.
Возариус ждал их в своих покоях. Войдя, дева и сегевел хотели преклонить колени, но он запретил им это.
– Вы достаточно послужили этим стенам, – император прошел к окну, потом повернулся. – Дева, то, что ты сделала, заслуживает самой высокой награды, и я дам тебе её. Если твой род чем-то запятнал себя – все грехи с него сняты. Но у меня есть ещё одно задание для тебя.
– Повинуюсь, ваше величество, – выдохнула Алвириан.
– Этот герцог… он, пошел на некоторые уступки. И в знак нашей дружбы доверил мне тайну, которая у него была, – Возариус подошел и погладил деву по щеке. – О которой ты сообщила нам из Алтутона. Он сказал, где находится Зеркало Мира.
Снио еле слышно вздохнул и Алвириан поняла, что это для него не новость.
– Ты привезёшь мне его. А если не сможешь – разузнаешь всё о том месте, где его хранят, и мы пошлём легион, целую армию, если понадобится.
– Да, ваше величество.
– Ты отправишься завтра же, тебе дадут лучших коней и все средства. Это недалеко, – император улыбнулся и словно сбросил с себя некий груз. – В Туэркине.