Пожарский 4

13. НЕ ЖДАЛИ

ЗИМА НА УБЫЛЬ

День начал прирастать уже не на воробьиный скок, а ощутимо, но морозы спадать не торопились. Лёд на Енисее стоял крепкий, и мужички вовсю использовали его как дорогу, особо удобную для саней. Красота, гладкость, знай себе лети — ни ухабов, ни колдобин!

В самые лютые дни навестила меня бабуля, порадовала новостью про элементалей воздуха:

— Нашла я тебе пару девчонок. Намучилась с ними, чисто нянька.

— Такие невоспитанные?

— Были, — бабушка засмеялась. — Сперва: «Не хочу, не буду! Чего ещё удумали, людишкам помогать…» Сплошные капризы да выкрутасы, — Умила хмыкнула. — Не знали, с кем связались. Ну, пришлось вразумить маленько. Сказала им: ещё раз услышу, что внуков моих и друзей их столь пренебрежительно прозываете — всю душу из вас вытрясу, нигде от меня не скроетесь.

— Прониклись? — я представил себе сцену этого укрощения. Смех и грех.

— А то! — бабушка гордо приосанилась. — Как шёлковые по струночке пошли. А дальше-то слушай, Митька. Умора! Явились мы прошлой ночью — чтоб, значицца, людей зазря не пугать.

— То-то мне донесли, что дозорные северное сияние в небе видали! Да и приморозило к утру.

— Ну дак! Бабуля может. Ну вот. Явились, пронеслись по владениям во все стороны, обсмотрели по порядку — и деревушки, и городишки, всё как есть. Домчали досюдова. Я говорю: вот, мол, это и есть Драконий остров, тут мой старший внук обитается, к месту сему с особым рвением. А девки-то! Заскакали туда-сюда: ох ты ж, какая вязь узорчатая! Да сила прям из земли прёт!

— Надо им сказать, кто сделал.

— Сказала уж. Просят познакомить их с этаким земляных дел мастером.

— Горным, скорее.

— Тут уж для воздушных существ всё едино. Плотная материя. Но чтоб из тверди земной подобную красоту и проводник для силы соорудить — большой талант нужен.

— А не порвут твои девочки моего Горуша напополам от такого наплыва восторгов?

— Да не порвут уж. Познакомь, не вредничай. Крепче к месту привяжутся, сговорчивее будут. Тебе, гляди, и не придётся лично с ними договариваться, всё через своего элементаля передавать будешь.

Прикинув такую перспективу, я понял, что предложение, и впрямь, выгодное.

— Ладно уж, познакомлю.

ПРОЧЬ С ОЛОВЯННЫХ ОСТРОВОВ

Четверо русских магов

Люда проснулась от глухого стука капель. Некоторое время прислушивалась. Февраль этого гнилого места напоминал начало подмосковной весны, только без солнца — слякотно, промозгло и уныло. Если бы не мальчишки, пришлось бы им всем чапать в грязи по колено. Тогда, в первый день, когда они забросили за спины наволочные сидора и приготовились вступить на сырой снег придорожного полотна, Ванька сразу предложил:

— Ребят, неохота грязь месить. Может, я огнём буду подсушивать?

— Мне в этом плане видится всего один недостаток, — нахмурила брови Звенислава. — Гарь.

— Согласна, — поддержала её Люда. — По́езда сегодня хватятся, — она кивнула в сторону лесочка, за которым должен был располагаться рабочий городок и откуда, казалось, даже доносились звуки производстав: постукивания, звяканье, низкие гудки.

— Вдруг догадаются сегодня же на поиски выйти. А тут — пожалте, чёрная дорожка.

— А ещё над нами будут подниматься пары и дым, — Люда вдруг оглянулась. — Слушай, Вань, а ты в другую сторону огнём чиркани, пусть ложный след останется. Только чтоб лес не загорелся.

— Да я с пониманием, аккуратненько, — Иван оставил в лесу длинный, уходящий на запад след.

— Предлагаю наст, — сказал вдруг Сергей, до того сосредоточенно молчавший. — Вот так, — он повёл рукой, и вокруг паровоза образовалась площадка из ледяной корки.

— Пойдём, как коровы по льду, — засмеялась Звенислава. — Но лучше уж пусть ноги разъезжаются, чем грязь месить.

— Постараюсь делать поверхность более шершавой, — пообещал Сергей.

— А я за нами топить буду, — обрадовался Иван. — И так всё тает. Хрен найдут нас!

— Демигнисов, что за речи! — Люда мастерски изобразила завуча по воспитательной работе, и все засмеялись.

— Тогда пошли, — Сергей, и впрямь, постарался сделать тропинку шершавой, словно подтопленной солнцем, и четвёрка бодро углубилась в лес.

За прошедшие четыре дня Сергей стал прямо мастером в изготовлении нескользкого льда, и когда их тропинку пересекла дорога, четвёрка сильно сомневалась: стоило ли выходить на неё или нет. В итоге всё же вышли, тем более, что набитые и присыпанные снегом колеи вильнули в нужную им сторону.

Шереметьев продолжал примораживать колеи, чтоб идти было удобнее, а Иван размораживал то, что оставалось позади.

— Вань, зачем ты это делаешь? — спросила Люда. — На дороге незаметно, можно было и оставить. Да и снег идёт.

— На случай, если кто-то нас с той стороны затеет догонять, — весело пояснил Иван, — чтоб им жизнь мёдом не казалась.

Так они шли до глубокой ночи, потом свернули в ельник и устроились на ночлег. И вот, пожалте: вчера снег шёл, а сегодня, видимо, дождь?

Люда села, протирая глаза:

— Чё там, Вань? Какая погода?

— Оттепель, видать. Вчерашнее тает да каплет.

— Ну, ложись, поспи, я покараулю.

Через полтора часа завозилась и проснулась Звенислава, зашуршала в мешках, прикидывая, что бы срубать на завтрак.

— Мда-а-а, надо нам как-по пополнить запасы, неизвестно ещё, сколько по морю будем плыть. А у нас осталось три кольца колбасы, немного крупы да мешочек с изюмом.

— Ну, дорога же должна куда-то прийти? — Сергей сел, хотя глаза его были ещё закрыты. — Надеюсь, это будет не домик лесника, а что-то вроде деревни, и там нам удастся разжиться хоть чем-то съестным.

К вящей радости всех четверых, спустя полтора часа топанья по дороге, они вышли на пригорок, с которого открывался вид на деревню домов в тридцать, выстроенных в одну широкую улицу лицом друг к другу. На улицу, выходящую прямо к морю!

Звенислава встала на цыпочки и принюхалась:

— Тут есть булочная! — Запах свежего хлеба долетал даже сюда.

— Ага. Вон она, — Ваня ткнул в один из домов, на котором красовалась вывеска с кренделем. — Наверняка здесь и лавка бакалейщика есть.

— Меня гораздо больше радует вон та картина, — Шереметьев показал на море, в бликах которого виднелись уходящие от деревни лодки. — В деревне осталось мало мужчин. Меньше будет сюрпризов.

— Мне почему-то тревожно, — сказала вдруг Люда. — Как будто… чей-то взгляд.

— Не исключено, что наши ушастые друзья наконец-то сообразили, что нас неплохо бы поискать. Значит, действовать надо без проволо́чек. Пошли.

Они торопливо спустились в деревню.

— А вон и бакалея! — Иван указал на вывеску с намалёванной всячиной. — парами разделимся?

— Нет уж! — испугалась Люда. — Пошли вместе, чтоб без сюрпризов.

Дверной колокольчик звякнул, вызывая хозяина, который тут же вынырнул из подсобного помещения и страшно удивился, что четверо молодых людей переворачивают табличку на двери надписью «ЗАКРЫТО» на улицу и опускают шторку на двери.

— В чём, собственно, дело? — бакалейщик оглядел посетителей, не вполне понимая, к какому сословию они принадлежат и стоит ли выхватить из-под прилавка дубину. На вид похожи на благородных…

— Не пугайтесь. Мы просто не любим посторонних взглядов. Может быть, позовёте помощника?

— Я работаю один, — нейтрально ответил бакалейщик.

— Вот и славно.

— А супруга? — спросила вдруг одна из девушек.

— Зачем она вам? Жена поехала к матери на пару дней.

Четвёрка переглянулась.

— Можем мы позвонить от вас? — спросил молодой человек.

Разговор становился всё страннее.

— Я не знаю, кто вы такие, господа, но вы явно не знакомы с бытом нашей глуши. Позвонить! Для этого вам понадобится проехать три часа до Салтсби, там есть телефон в городской мэрии. Поэтому покупайте, если вам что-то понравилось, да идите своей дорогой, я мне нужно закрыть лавку на перерыв.

— Хорошо, — девушки придвинулись ближе к прилавку. — Нам нужен сахар и какие-нибудь сушёные фрукты.

— Или ягоды, — подхватила вторая. — И крупы. Какие кру́пы у вас имеются?..

Так они и говорили по очереди, пока на прилавке не выросла приличная гора. Один из парней начал складывать всё в странную белую сумку-мешок, кажется на ней были даже вышитые вензеля…

— Погодите! — спохватился бакалейщик. — Мне нужно всё посчитать.

— Не нужно, — слегка прищурился второй парень. — Вы разве не поняли? Это небольшое ограбление.

Хозяин успел дёрнуться за своей дубиной, но тут в затылок ему стукнул ледяной шар, и мир временно померк.

— Слушайте, давайте в булочной без представлений, — попросила Люда. — Сразу вырубим хозяина и сами наберём, чего надо. Булки и так на витринах.

— Как скажете, девочки.

Так что в булочной всё вышло гораздо быстрее. Булочник получил ледыхой в лоб, упал за прилавок, и ребята быстро нагребли в мешки всякого с полок. Выскочили на улицу и почти бегом направились к причалу.

— С*ка, ни единой приличной посудины! — в сердцах воскликнул Иван.

— Ничего, — Сергей оглянулся, — значит, пойдём по плану номер два. Давай, вон ту перевернём.

Неподалёку, пробитым брюхом вверх, стояла на чурбаках средних размеров лодка.

— Получится?

— А почему нет? Идея простая как булыжник. Льдина с лодкой, которая тупо стоит сверху.

Это они уже обсуждали раз сто. Сидеть удобнее, чем просто на льду, да и исхитряться с подогревом не надо.

Сергей прошёлся по дну, формируя начальный ледяной панцирь.

— Теперь сразу не протечёт.

Парни перевернули плавсредство и оттолкали к воде.

— Скорее, ребята! — тревожно закричала Люда. — В деревне кричат.

— Нашли пекаря, наверное, — Шереметьев сосредоточенно водил руками над деревянным корпусом. — Вань, если что, пугни ушастых, я спокойно закончу.

— Понял, сделаем.

На место, которое в русской деревне назвали бы околицей, выскочило несколько женщин и с криками начали тыкать в них пальцами.

— Девочки, только передо мной не выскакивайте, — попросил Иван.

— Да они ж просто орут, — Звенислава зябко поёжилась.

— Пока орут. Толпой побольше соберутся, осмелеют.

Но до масштабных сражений дело не дошло.

— Ребята, на борт! — крикнул Сергей. Дырявая лодка стояла на толстой платформе изо льда, к которой вели ледяные же мостки.

— Ой, я свалюсь! — испугалась Люда.

— Не свалишься, — Иван подхватил обеих под руки и бегом потащил в лодку.

Альвийки, увидев, что нарушители спокойствия готовятся удрать, с криками бросились к причалу. Вот тут Иван пуганул их широкой (тонко размазанной, но эффектной) огненной вспышкой. Женщины с воплями ужаса побежали назад, а Сергей тем временем вырастил в носовой части льдины тонкую пластину-парус.

— Девочки, ваш выход!

Люда от волнения сформировала воздушный поток такой силы, что ледяная конструкция буквально прыгнула вперёд, клюнув носом и взрыв вокруг себя волну, перехлестнувшую плотик и намочившую всем ноги.

— Ой, извините!

— Ничего, хорошо, что мешки не успели снять. Вань, дай тепла, а я борта наращу. Люда, не время страдать, ровный поток давай!

— Даю-даю! — заторопилась Людмила.

Через четверть часа берег с всполошённой деревушкой превратился в ниточку, а вскоре исчез совсем.

— Люд, как твоё чувство взгляда? — как бы невзначай поинтересовался Сергей.

— Не совсем прошло, но… — Людмила прислушивалась к себе, — как будто в прятки играешь, в кустах затаился, да, а го́ля смотрит на тебя и не видит.

— Это славно. Значит, в открытом море им сложнее зацепиться.

— Кому — им?

— Тем, кто нас ищет.

ПОМОГУТ ТЕБЕ ТВОИ ЛЯХИ…

Марина

Полячка была в ярости. Они обманули её! Обманули!

Большая часть её войска, якобы расставленного в полях вокруг Владимира для охраны границ городских земель, свернула лагеря и ушла на Москву. Вместе с тем же Иваном Болотниковым! А жалованье за месяц вперёд взять не побрезговали!!!

Юрий Трубецкой, оказавшийся в не менее дурацком положении брошенного воеводы, больше печалился о том, как будет выглядеть в глазах надутых польских военачальников, согласившихся бросить немцев под Смоленском ради более жирного куска. Так и сяк положение оказывалось незавидным. Хорошо хоть, бояре Владимирские не столь высокомерно на молодую царицу смотреть будут…

Польский экспедиционный корпус направлялся во Владимир, обходя Москву с севера. Вместе с ними шли отряды примкнувших литовских князей, также надеявшихся улучшить своё материальное положение. Крюк делали значительный, по досадной, но совершенно банальной причине: вблизи столицы деревни были разграблены подчистую, и обеспечить прокорм войску никакой возможности не представлялось.

Железные псы могли бы преодолеть это расстояние за сутки (ну, за двое, если пилот один и хочет поспать в дороге), но воевода Жовтецкий опасался бросать конный обоз без прикрытия, поэтому тащились все вместе и медленно. Зато и у крестьян, которые вынужденно опорожняли свои амбары, возражений не возникало. А если были, то держали они их при себе, стоило первому же псу показательно расстрелять или просто растоптать недовольного.

— Вам не кажется, пан Жовтецкий, что мы действуем несколько… неэстетично? — спросил после первого же инцидента плюгавенький литовский барончик, Ян Глотцкой, увязавшийся за поляками с начала компании, но до сих пор никаких воинских доблестей не проявивший.

Судя по манерам, пан Глотцкой был трусоват, привык, чтоб за него грязную работу делали другие, но при этом охоч до хорошего вина и приятных кушаний. Воеводу Жовтецкого несколько раздражала этакая чистоплюйская позиция, и он ответил довольно резко:

— Не желаете принимать участие в реквизициях и наведении порядков — право ваше. Можете не есть или послать нарочного, чтобы вам доставили пропитание из имения!

Пан Глотцкой испугался этаких перспектив и немедленно пошёл на попятный:

— Прошу не принимать близко к сердцу, пан воевода! Это я с непривычки и растерявшись. А так, вы знаете, я же сам пострадавший от варварской грубости дремучих русов! Уверяю, я всегда за вас! Эти холопы должны понимать, кто их господа.

С последним пассажем пан Жовтецкий вынужденно согласился и отвернулся от «пострадавшего» Глотцкого, лишь бы не видеть неприятного крысиного личика с выпученными глазами.

Так или иначе, спустя две недели Польский экспедиционный корпус дополз наконец до Владимира. После двух недель реквизиций Владимирская усадьба Голицына (которую по мере приближения войска польского всё увереннее называли Царицыной) показалась им райским местом, а сама Марина, выплывшая для первой встречи дворян на балкон во всём великолепии, произвела истинно королевское впечатление. Ещё пышнее оказался вечерний приём, и уставшая за почти три месяца Смоленской осады шляхта наконец-то почувствовала себя достойно.

Более практической, но не менее важной новостью были обозы с провиантом, отправленные из Польши Марининым отцом и прибывшие во Владимир тем же вечером, практически по горячим следам экспедиционного корпуса. Утомительные реквизиции (а, значит, и разор Владимирской и Суздальской земель) пока откладывались.