Пожарский 4

10. ТРЕВОЖНОЕ

НЕВЕСЕЛО ЧТО-ТО БЫТЬ ЦАРИЦЕЙ

Марина Мнишек

Полячка тряслась в походном фургоне, злясь на русские дороги. Она поджимала губы и не хотела себе признаться, что стоило послушать мужчин и, выбирая автомобиль наиболее, по её мнению, подходящий из всех предложенных, смотреть не на внешнее убранство, а на… что они там говорили?.. Рессоры, кажется? И ещё какие-то мужланские слова. Возможно, тогда путешествие вышло бы помягче.

Не доходя до Владимира малую часть пути, она вынуждена была снова принять болотниковских… варнаков. Честно говоря, язык не поворачивался называть главарей этого сброда офицерами. Какие-то мохнатые медведи, в этих своих шапках и тулупах, воняющих овчиной…

Однако, говорили складно. Про то, что не надобно всем переть во Владимир. Что войско, в городе стоя, расхолаживается, требует вина и баб, а вокруг враги…

Что враги — это Марина очень даже понимала. Поэтому с большой заинтересованностью выслушала план организовать окрест города кордоны и заставы. И прочие военные… термины, да. Пришлось согласиться, что предложения разумны, хотя теперь она чувствовала себя гораздо более неуверенно, чем в окружении войска, пусть и дикого. Колонна автомашин сократилась до куцего обрубка и к месту подъехала далеко не столь торжественно и внушительно, как Марине хотелось бы.

Владимир встретил беглую царицу сдержанно. Главы города приняли её и выслушали все слова об околдовывании царя Дмитрия альвами, однако соглашаться с этой позицией не спешили. Возможно, они бы её и вовсе выперли из древней столицы, однако тем же утром пришло окончательное подтверждение: сидевший в Москве царь Василий Скопин-Шуйский погиб во время новогодней бомбардировки. Что там в Туле, пока непонятно было, а Тушинский царь всё-таки царскую шапку надел по закону, может это вовсе не он, а царица умом двинулась, так что пусть пока тут во Владимире посидит.

Марине Мнишек с её скромным двором выделили под временное прожитие владимирский особняк бежавшего в Тушино Голицына, снабдив его провиантом и обслугой. Но…

— Ежи, мне здесь не нравится, — со странным стеснением в груди проговорила полячка, когда приставленные к ней слуги закончили заносить вещи и с поклонами вышли из покоев.

— Отчего же, моя царица? Нам даже не пришлось ни искать место для проживания, ни платить за это, ни вообще заботиться о чём-то бытовом.

— Всё так… — Марина хотела капризно надуться, это всегда безотказно действовало на мужчин, но губы дрожали, точно она снова страшно замёрзла.

— Да что с тобой? — Трубецкой тревожно заглянул ей в лицо.

— Я… не знаю. Мне дурно. И страшно. Они все смотрят так, словно… словно я не царица, а пленница…

Юрий нахмурился:

— Что же? Вернуть Болотникова?

Марина вывернулась из его объятий и нервно заходила по комнате:

— Нет! Ему я тоже не доверяю! — она резко остановилась и обернулась к любовнику: — Ежи! Поезжай к Смоленску. Найдёшь там воеводу Стефана Жовтецкого. Передашь письмо…

НОВОСТИ

Новости доходили до нас хаотически. Часть — практически секунда в секунду, часть — с опозданием, а были и вовсе такие, словно их гончая черепаха в почтовой сумке принесла.

Вот, про ту адскую бандуру, которая разбомбила Москву. Ни одна газета про неё не писала, молчали, как рыба об лёд — боялись альвийскую ведьму, что ли? И вот приходит Болеслав и предъявляет магофон:

— Гляньте-ка, Дмитрий Михалыч. А вот он и жабль потерянный.

На экране застыла фотография: над дальним лесочком удаляющаяся туша.

— Это откуда?

— Это наш Велемир Елизарович, если вы помните, профессор магических конструкций, из имения всем разослал. С припиской: «Поразительно! Просканировал сей агрегат, ни капли магических вливаний не обнаружил!!!» Пять восклицательных знаков, извольте видеть.

— И где же у нашего профессора вотчина?

— Ну… «Вотчина» — это чрезмерно громко будет сказано. Имение крошечное, под Вязьмой. Деревенька три двора.

— Никак, на Смоленск жабля двинули?

— Похоже на то. Осаждать надоело, пугнуть хотят. А смоляне упёртые, объявили себя независимым княжеством, помощи ни у кого просить не хотят.

— М-хм… — я потёр подбородок. — Слушай-ка, Болеслав Константинович, сейчас Смоленск возьмут, вся эта орда на восток попрёт. Вытопчут все деревушки, как пить дать.

— Хотите сюда Велемира Елизаровича позвать? — Болеслав мгновенно понял, к чему я клоню.

— Конечно хочу. Профессор! Магистр, поди?

— И не из худших. Около пятисот единиц показатели выдавал.

— Уже неплохо. Можно временное убежище предложить ему со всеми его людишками, а можно и надоумить, чтоб в Земельный приказ сунулся. Если, конечно, найдёт он сейчас тот приказ…

Мы угрюмо помолчали, вспоминая траурные фотографии в сообщениях последних дней.

— Предложу, — обещался Болеслав, и на том мы разошлись по своим делам.

Откровенно говоря, я думал, что вскоре после атаки кто-то из Муромских либо из их союзников вспомнит о моём обещании помощи и призовёт род Пожарских на войну. Но… Ни войны как таковой в Москве не было, ни единой даже толковой власти. После смерти Василия Скопина-Шуйского среди устоявших в бомбёжке кланов началась такая грызня, что у меня аж глаз дёргался при чтении этих новостей. Тут со всех сторон на страну прут, а сильные выясняют, кто важнее да родовитее. Тьфу.

Тревожило и то, что на связь не выходил Илюха. Чует моё сердце, что-то там у них мутное затеялось в клане. Пришибить нежелательного наследника такого ранга сложно, но, что уж сомневаться, возможно. За друга я беспокоился.

ВРАЖЬИМИ ТЫЛАМИ

Русские маги в альвийском тылу

Ванька оделся в альвийское барахло, и четверо поспешно покинули гиблый холм. Даже если считать, что место расположения Мерлиновой лаборатории никому доподлинно неизвестно, того второго надутого индюка, приезжавшего инспектировать работу жаблей, хватятся. А вдруг да на нём какой-нибудь маячок висел? Явятся искать, а тут русские ребятишки сидят, красиво отдыхают. Ну его к едрене фене.

Уходили наугад, по альвийскому слякотному лесу. Получалось медленно. Ночь выдалась безлунная и совсем беззвёздная по причине пухлых туч, края которых, казалось, цепляют верхушки деревьев. Одна только польза от тех туч, что снег пошёл, укрывая их следы, да идти светлее стало. Телепались по лесу, покуда не выбились из сил. Нашли ёлку побольше, залезли под неё — хорошо, сухо, подушка хвойная толстая.

— Усталость — лучшее снотворное, — пробормотала Людмила, прижимаясь к подружке. Парни по заведённому обычаю легли по краям, чтоб девчонки меньше мёрзли. Стесняться они давно перестали, да и до стеснений ли, в лесах да в бегах.

— И чего я над Димкой Пожарским смеялась? — посетовала Звенислава. — Все после тренировки в душ, а он — вж-ж-жик! — и чистенький, свеженький. Мне казалось: такая архаика, ёк-макарёк… Если бы сейчас мне предложили: пирожных тарелку или научиться вот так очищаться…

— Я б пирожные выбрал, — честно сказал Сергей.

— Да ну тебя! — Звенислава повозилась. — Такое амбре, как будто мы только из сточной канавы вылезли, ужас. Мытьё, мытьё, полцарства за мытьё! — она покосилась на парня. — И за стирку.

Сергей хотел сказать, что она и сейчас пахнет очень даже вкусно, но не стал. И так стесняются девчонки. Можно будет и потом признаться, в подходящее время.

Дежурство отменять не стали. Обидно было бы попасться тёпленькими после всего, что они тут наворотили. Да и согревающий кокон нужно было по очереди поддерживать.

Обычно парни брали себе две самые трудные «стражи»: вторую и третью, но в этот раз, проснувшись утром, Людмила поняла, что проспала. Точнее, что Ваня её не разбудил. Он лежал неподвижно, уставившись в потолок из еловых лап, полностью погружённый в себя.

Люда аккуратно повернулась на бок и приподнялась на локте, прошептала едва слышно:

— Вань, ты чего?..

— Не могу, — честно сказал Ванька. — Душит прям. Тяжело душегубцем быть, Людочка. Сколько под тем холмом людей осталось? Сотня? Две?

— Да ты что⁈ — шёпотом возмутилась Люда. — Они же там все поголовно сидели, старались жаб этих летучих мастерить, чтобы на нас полезть!

— Да я понимаю! — Ванька дёрнул на груди рубаху. — А давит. Тяжко… — он сел: — Ты полежи пока, я схожу огляжусь.

— Я с тобой, — с закрытыми глазами сказал Сергей.

— И тебя разбудили, что ль?

— Да ладно. Всё одно вставать пора.

Костёр разводить не стали. Ваня согрел огнём прямо в ладонях оставшееся с позапрошлого дня мясо, всухомятку поели.

— Может, всё-таки за Яреной? — снова спросила Люда.

— Нет, — Сергей покачал головой. — Замаскировать как следует мы её не сможем. Только подставим зря. Снова всех в плен захватят. А Мерлина нам не простят.

Ещё неделю пробирались они по лесам, двигаясь на восток, толком не представляя, где они находятся. Пока однажды к вечеру не вышли на железнодорожную станцию. В Русском Царстве это изобретение только-только готовилось завоевать умы и сердца промышленников, транспортников и рядовых путешественников, а в Европе железная сеть уже растянулась на изрядные расстояния.

Эта станция, по-видимому, должна была вот-вот превратиться из тупика в крупный узел. В три стороны тянулись недостроенные линии, а по четвёртой на глазах у затаившихся на соседнем холмике русских подошёл поезд, доставивший грузы для строительства и большую партию рабочих. Гружёные вагоны отцепили, прицепив на их место пустые. Рабочие направились в длинные чёрные бараки, а машинист остался на платформе, раскланиваясь с надутым дядькой, который всем здесь заправлял.

— Похоже, вон тот — начальник станции, — предположил Серёга.

Начальник и машинист потоптались против состава, наблюдая, как вокруг паровоза суетится команда техников, и, дружески переговариваясь, направились к единственному приличному здесь домику — небольшому двухэтажному коттеджу с аккуратным, заснеженным сейчас палисадником, кружевными занавесками на окнах и большой печью (по странной привычке альвов встроенной в дом трубой на улицу).

— Похоже, машинист приглашён на ужин, — обратил внимание компании Ваня.

Пару секунд стояла тишина.

— Мальчики, — сказала вдруг Звенислава, — если мы не поторопимся, они всё без нас сожрут.

— У них, наверное, и ванна есть, — отстранённо сказала Люда.

Звяканье со стороны паровоза почти прекратилось. В рабочих бараках загорелись редкие огоньки. В доме начальника станции тем временем зажгли большой верхний свет и принялись опускать плотные шторы — должно быть, чтобы рабочие почём зря не глазели на приличных людей.

Молодёжь переглянулась. В глазах у всех загорелся азарт.

— Ладно, девочки, — Сергей сложил руки домиком, — делаем так…

Они не стали карабкаться по высокому парадному крыльцу, а перемахнули забор заднего двора и притаились у чёрного хода. В кухне гремела посудой кухарка, которая, по-видимому, исполняла и обязанности горничной, потому что время от времени хозяйка звала её по имени: «Мэ-э-э-эгги!» («Как будто кошке на хвост наступают», — сказала Люда) — и Мэгги неслась получить очередное распоряжение. Когда она второй раз на их глазах выскочила из кухни, четверо просочились в помещение и затаились в угольном чулане.

Кухарка отсутствовала недолго. Минута — и она прилетела обратно, наклонилась к духовке и вынула оттуда утку, обложенную яблоками.

— Пст! — прошипел Сергей.

Мэгги испуганно обернулась и получила в лоб аккуратной круглой ледыхой, тут же рухнув, как подкошенная. Ребята выскочили из чулана, шустро схватили кухарку под руки и заволокли её в своё прежнее укрытие, попутно связав руки подручными тряпками и организовав надёжный кляп из фартука.

— Мэ-э-э-эгги! — снова заорала хозяйка. — Мэгги! Да что ты там застряла! — с этим воплем она вломилась в кухню и тоже получила ледыхой в лоб, тряпку в рот, верёвочные путы и место в угольном чулане.

— Демократия и равноправие! — шёпотом объявил Ваня, глядя на приваленных друг ко другу женщин и отряхивая руки. — Они в Европах такое любят.

— О! Верёвка! — ткнула пальцем Звенислава в бельевую корзину. — А мы чем попало вяжем!

— Давай продублируем, — не стал отказываться Сергей, и в два счёта раскромсал моток на отдельные куски, откидывая в сторону прищепки. — Теперь и мужикам хватит!

В гостиной два уважаемых джентльмена рассуждали о новостях, покуривая трубки — мода, в Русском Царстве не прижившаяся. Оба по проверенной схеме получили ледыхами и обмякли.

Машиниста обшарили, обнаружив альвийский паспорт, немного денег и непонятного вида жетоны. Связали прямо тут, оставив лежать на полу рядом с диваном.

Хозяина отволокли в соседнюю комнату, оказавшуюся библиотекой. Ваня, споро опутывающий ему ноги, попросил:

— Людочка, притащи с кухни ещё пару тряпок, чтоб он орать не вздумал раньше времени.

Людмила метнулась в кухню, схватила тряпку, замерла. Как будто что-то забыли… Дверь! На всякий случай задвинула массивный засов чёрного хода и побежала обратно в библиотеку.

— Держи, Вань! — она протянула ветошь, оглядываясь с невольным любопытством. — Кажется, сто лет не была в нормальном доме. Книги… Газеты вон.

Звенислава подошла ближе:

— Смотри, они тут что-то вырезали. Хозяйка, наверное. Вон, ножнички маникюрные и пенсне в женской оправе, — она подняла со стола какой-то альбом, перелистнула пару страниц и тяжело выплюнула: — Вот же дрянь!

— Что там? — Люда взяла из рук подруги альбом, и голос её тоже изменился: — Ва-ань. Поди сюда.

— Сей момент, барышни! — Иван затянул последний узел и подошёл, отряхивая руки. — Что такое?

— Посмотри, — Люда сунула ему альбом. — С начала посмотри. Глядишь, перестанешь страдать ночами.

Альбом был подписан витиеватыми буквами и назывался «Освобождение Московии». Надо понимать, Московией альвы именовали всё Русское Царство. На первых страницах были вклеены вырезки чьих-то выступлений, касающихся мировой несправедливости. Столь высокая раса как альвы имеют так мало земли, и она довольно истощена, тогда как на востоке обширные пространства заняты ордами диких варваров. Эту землю требуется освободить, и альвы должны возглавить и направить этот великий поход!

— Освободить, значит? — Ванька скрипнул зубами. — Освободить от нас, я так понимаю?

— Правильно ты понимаешь, — Сергей тоже пробежал глазами сей манифест. — И дальше что там?

Дальше шли вклеенные из разных газет фотографии со старательно проставленными под ними датами и названиями мест. В глазах у Ивана запестрели имена городов и посёлков. Разрушено. Разбито. Растоптано польскими псами…

— Ты последние посмотри, — зло сказала Звенислава. — Эта сука не все успела приклеить.

— Москва?.. — парни ужаснулись.

Кто-то умный придумал сделать двойные фотографии: как было и как стало.

— Москвы не осталось, — Люда заплакала, уткнувшись подруге в плечо.

— Ну-ка… — Сергей схватил со стола наполовину искромсанную газету, из которой альвийка вырезала фотографии. — С жабля бомбили! Твари! Не военные позиции бомбили, а просто город!

Над остатками статьи красовался жирный заголовок: «СЛОМИТЬ БЕССМЫСЛЕННОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ!» Иван вытянул из рук друга остатки газеты, сложил аккуратно, поместил между листами альбома:

— Это я заберу, — он обвёл глазами остальных: не возражает ли кто?

— Смотреть будешь в минуты сомнения? — поняла Люда.

— Именно. Чтоб не забывать, с кем мы имеем дело.

Они проверили дом и не нашли в нём более ни одной живой души. Зато нашли ванную! Горячая вода добывалась здесь сложным способом, с помощью специальной бочки, которую нужно было кочегарить углём, но Иван сказал, что так мучиться не стоит, и просто каждую новую порцию он согреет как следует. Все по очереди намылись и приоделись, распотрошив хозяйские гардеробы.

В гостиной тем временем завозился и заколотился об пол машинист.

— Итак, господа, — Сергей поправил перед зеркалом галстук, — я думаю, настало время поговорить кое с кем по душам.