Подготовка смены

10. Коренные критяне

Тавромахию, то бишь древнюю священную игру коренных критян с быком, нам посмотреть всё-же удалось. Ну, не саму игру, конечно, а тренировки будущих участников, максимально приближенные к условиям игры. И этот уровень тоже считается священным, но не настолько. Никого из чужих не пускают и на них, включая и своих местных греков, но то, чего не мог добиться Эолай, о чём честно и предупредил нас сразу, смогла Пасифая Алларийская. И даже для неё это оказалось нелегко. Хоть и своя она для этеокритян, хоть и в большем авторитете у них бабы, чем у греков, хоть даже и участницей была в юности сама, как выяснилось, но уж очень предосудительным считается у коренных критян ейное нынешнее ремесло. С одной стороны гордятся, что не хуже популярных гречанок и сама у местных греков популярна, но с другой — осуждают. Сама она язвит по этому поводу, что зато хотя бы сама решает, для кого раздвинуть ноги, а кому и отказать, сколько бы тот ей ни предлагал, а раздвигает уж всяко реже тех, кому от безысходности пришлось пойти в портовые порны, но ханжам не понять этой разницы. Впрочем, как бы там ни было, и как бы к ней ни относились соплеменники, её хотя бы выслушали, а выслушав — позволили в порядке исключения привести чужеземцев понаблюдать за тренировкой их акробатов.

Я ведь упоминал о выступлении на нашей с Велией свадьбе в Карфагене такой группы гастролировавших балаганных показушников из Кносса? У таких актёров по сути дела и бык ручной, и команда постоянная, слаженная за многие годы работы с этим своим быком. Для будущих участников реальной игры это начальный этап их тренировок. Ну, я имею в виду уже с живым быком, а не с деревянными тренажёрами, на которых салажата осваивают самые элементарные приёмы. Отберут их лет с двенадцати, кто покажется для этого дела подходящим, погоняют на тренажёрах, отсеют худших, а кто получше, пройдут первый обряд посвящения и продолжат занятия. В ходе их снова отсеются, кто похуже, а лучшие пройдут второй обряд посвящения и начнут тренировки с живым быком, пока ещё ручным. Лет до тринадцати они так натаскиваются, а затем, кто не отсеялся тренерами и не перебздел сам, группируются в команды и испытываются в работе ещё со смирным, но уже не ручным быком. Лет до четырнадцати этот этап, в ходе которого тоже отсеиваются перебздевшие, и у них есть для этого все основания, поскольку смерти с увечьями хоть и редки, но уже бывают. Такие ценятся у балаганщиков, для которых это высший уровень мастерства, но для настоящей игры это мусор. А оставшиеся проходят третье посвящение, уже окончательное, после которого отказаться уже нельзя. Их тренировки проводятся уже с норовистыми быками в течение примерно полугода, после чего начинаются и настоящие игры со свирепыми и незнакомыми им быками по тем или иным праздничным датам.

Гетера с гордостью сообщила нам, что ей дозволили показать нам тренировку вот этих настоящих игроков с тремя пройденными посвящениями. Неизвестно ещё, пустят ли на такую скульптора и художника Эолая или им придётся довольствоваться зрелищем тренировок учеников. Мы — первые чужеземцы, для которых сделано исключение, которое не светит и Эолаю. В общем, дала нам заценить свою значимость.

Ну, что могу сказать? Конечно, это уже ни разу не показуха взрослых опытных профессионалов с ручным и хорошо знакомым им быком. Подростки пятнадцатилетние, кому уже исполнилось, а кому-то ещё и не исполнилось, пацаны и шмакодявки по нашим меркам, а бык серьёзный, и неизвестно заранее, который из нескольких, это жеребьёвкой определяется перед самой тренировочной игрой. Мелкие травмы — дело вообще обычное, но бывают и ранения, а бывают изредка и смерти. И хуже всего бывает, когда смерть или тяжелая рана вырывает одного из игроков давно сыгранной команды незадолго до самой настоящей игры. Скидок на это никто не сделает и с игры команду не снимет, и если не успели сыграться с новым членом команды, выделенным им, опять же, по жребию, то это судьба, значит, такая. Смысл ведь игры — жертвоприношение, при котором божество само выбирает угодную ему жертву — быка или кого-то из играющих с ним людей. Вероятность же, что в не сыгранной команде жертвой окажется человек, значительно возрастает. И как хочешь, так и держись, но год изволь продержаться. Бывают счастливчики, не потерявшие ни единого человека, но бывает и так, что в команде сменяется половина её состава.

Вот как раз такую игру, отличающуюся для её участников от настоящей только несколько менее опасным быком, а значит, и меньшим риском для них самих, нам и дали понаблюдать. Разница, понятная знатокам, но малозаметная для дилетантов вроде нас. И проводится такая тренировка на той же самой площадке, на которой в урочный день будет проводиться и настоящая игра-жертвоприношение, и участники в этих своих набедренных повязках старинного критского стиля, позволяющего заценить и стати девчонок, и даже та жрица, которая руководит процедурой, тоже в старинном традиционном прикиде. Могла бы в нём и не выкаблучиваться с демонстрацией своих форм, на наш взгляд, потому как и возраст давно уже тот, в котором просьба не беспокоиться, и формы соответствующие. Но традиция есть традиция. Так что внешне основное отличие только в зрителях, из которых в традиционном старинном прикиде только члены других команд, да младшие ученики, не вошедшие ещё в команды и наблюдающие эту тренировку старших товарищей в учебных целях. Остальная же часть публики одета хоть и старомодно по меркам гетер из Коринфа, но вполне по-гречески. А главное отличие от современных стадионов и греческих театров в том, что на этих критских мероприятиях публика не шумит, о чём Пасифая заранее нас предупредила. Разумеется, у каждого зрителя будет своё мнение о зрелище, но не принято его демонстрировать всей толпе и участникам. Или поделись им с друзьями негромко, или держи его при себе. Люди рискуют здоровьем и жизнью во имя и во славу почитаемых их народом богов, а вовсе не для развлечения ротозеев.

Ну, это в идеале, конечно, в реальной жизни труднодостижимом. Участники-то для толпы местных — не чужие заезжие гастролёры, а свои. Для кого-то родня, для кого-то друзья, для кого-то товарищи по опасному служению богам. И конечно, зрители не могут не сопереживать игрокам. Все выразят свой восторг сыгравшему удачно или спасшему от опасности товарища по команде, все ахнут в опасный для кого-то из игроков момент, все взвоют от досады при какой-то ошибке игрока, чреватой ранением или гибелью для него или для кого-то из команды, Но всё это выражается сдержаннее, чем на развлекательных зрелищах. Объясняет она нам всё это дело, а мы переглядываемся с молодняком и киваем друг другу понимающе. Эмоции, которые приходится сдерживать, не выплёскивая сразу же, бушуют внутри сильнее и накапливаются, обеспечивая ещё лучшую энергетическую подпитку национальному и религиозному эгрегору коренных критян. Азы биоэнергетики. Хрен её знает, понимает ли она этот момент сама, но для меня и для этих парней, которых я сам учил биоэнергетике в школе, а Волния и дома, он самоочевиден.

Тут всё присутствовало в той или иной мере. Миф о Тезее, смешавший в одну кучу тавромахию и отряд элитной дворцовой стражи в бычьих масках и перевравший их в Минотавра, не ошибся зато в стандартной численности команды — ага, семь парней и семь девок, четырнадцать человек. И каждый из этих четырнадцати должен совершить прыжок через атакующего его быка, избежав его рогов. Идеальным вариантом считается поймать быка обеими руками за кончики рогов и подпрыгнуть точно в такт с его инстинктивным рывком рогами вверх, оттолкнуться руками, перескочив вниз головой ему на спину, затем кувырком приземлиться на ноги позади него. Спереди и товарищи по команде отвлекают быка, сбивая его с толку, с боков страхуют прыгуна на случай его неудачного перескока на бычью спину и падения вбок, а сзади — от неудачного приземления, если сикось-накось оно выходит. Это на тренажёре каждый салага перед вторым посвящением такой прыжок идеально осуществит, а большинство из них и на своём ручном быке с кожаными чехлами на рогах, а на такой тренировке, как и в настоящей игре, случается всякое. Один пацан не сумел перескочить на спину быка ровно, и его занесло вбок, но он лихо перекувырнулся и приземлился на ноги сбоку — не идеал, но тоже достойный выход из неприятности. А вот девке, которая прыгала следующей, не повезло — бык дёрнул рогами немного вбок, и она сама в результате шмякнулась ему на спину бедром и полетела набок вверх тормашками, неудачно рухнула сама, да ещё и сбила с ног другую, пытавшуюся её поймать. А бык уже оборачивался к ним, и отвлечь его не удавалось. Самому ловкому из пацанов пришлось прыгать не в свою очередь и в неудачный момент, и идеала не вышло, но девок он спас.

Потом спасали его, поскольку приземлился парень неудачно, подвернув ногу, и хвала богам, быка удалось отвлечь без повтора его крайне рискованного номера. И девка ведь та, неудачно рухнувшая, то ли вывихнула себе чего-то, то ли просто ушиблась, но это травмы, несовместимые с дальнейшим участием в игре. Хоть и прыгнули уже, выполнив основную задачу, но пришлось же покидать площадку — на два человека меньше страхуют очередного прыгуна. А ведь той второй девке, которую сбила с ног та ушибшаяся и тоже наверняка ушибла, самой ещё прыгать. Её, конечно, сдвинули в конец очереди, дабы было больше времени прочухаться. Но о том, чтобы вообще прервать эту тренировку, не могло быть и речи. Всё, как в настоящей игре. Пока бык не убил и не изувечил никого, наглядно показав этим, какую жертвы выбрало божество, прыгнуть по одному разу обязаны все, и не гребёт, если кто-то по какой-то причине не в лучшей форме. Удаление с площадки этих травмированных, но отпрыгавшихся — уже снисхождение, которого не будет в настоящей игре. Там они, утерявшие подвижность, оказались бы наиболее вероятными кандидатами в покойники, потому как и бык ведь не настолько дурак, чтобы не оценить и не выбрать самую лёгкую жертву для своей жажды убийства. В конце концов довольно удачно — ну, относительно, то бишь без летальных и инвалидных последствий — прыгнула через быка и эта ушибленная девка. Сикось-накось и приземлившись сбоку от него на четвереньках, но быка снова отвлекли, а её вздёрнули на ноги и оттащили.

Самое обидное было бы, если бы бык именно теперь, когда все отпрыгались и облегчённо переводят дух, вдруг нагнал бы кого-то и нанизал бы таки на рога. Пасифая о таком прошлогоднем случае успела нам рассказать. Но в этот раз игроки измотали быка достаточно, чтобы и покинуть площадку без драматических приключений. На то и такая численность команды оптимизирована. И меньше опасно, могут и не ухайдакать быка, и больше тоже опасно, слишком тесно на площадке, и сковывается манёвр, а четырнадцать — в самый раз. У нас с Юлькой было подозрение, что у нынешних кносских балаганщиков эта численность специально для зрителей-греков с мифа о Тезее и слизана, но эти потомки минойцев на западе Крита чтят унаследованную от предков древнюю традицию, и плевать им на греков с их перевравшими минойские обычаи мифами. Обалаганивание же древней критской тавромахии в Кноссе началось по мнению гетеры при господстве завоевавших остров микенских греков-ахейцев. Вряд ли умышленное, богов они чтили тех же, обычаи местные старались соблюдать, как сами их понимали, но народ-то другой, и понимание у него тоже другое. Больше на зрелищность упор стали делать, да гордыню свою тешили, власть демонстрируя. Могли и на выбор божеством жертвы посягнуть, опоив чем-нибудь либо быка, если все игроки угодны, либо неугодного игрока, дабы угодил быку на рога. Но когда я спросил Пасифаю, точно ли это безобразие началось только при ахейцах, и не могло ли его быть ещё при минойских правителях Кносса, гетера так и не ответила, зато гримасу скорчила весьма недовольную.

Попозже, когда она поостыла, и прикурить от неё уже не получилось бы, я ещё вспомнил о самом захватывающем номере кносских балаганщиков. Только один из всей их команды его и проделал, самый главный и опытный, гораздо старше этой пацанвы, но и прыжок был крутейший, с двойным кувырком. Подброшенный рывком быка вверх, он сделал первый кувырок и на спину бегущего быка вскочил, стоя на ногах, а затем снова прыгнул с кувырком и приземлился на ноги позади. Спросил насчёт этого Пасифаю, а она с усмешкой ответила, что на ручном быке, выдрессированном на подыгрывание команде, и она сама такое не раз проделывала между вторым и третьим посвящением, а ведь она не была лучшей. Так, средненькой из прошедших отбор. О тренажёре же и говорить смешно. На нём и после первого посвящения это сделает добрая треть, а между вторым и третьим практически все. Да, балаганщик неплох для балаганщика, если делает этот трюк на быке уверенно. Но вот на этих быках — она попыталась один раз, и ей впечатлений хватило. Ко мне боком поворачивается, край подола своего пеплоса отодвигает и шрам на внутренней стороне бедра показывает. С тех пор больше не пробовала, и это ей ещё очень повезло. Та девчонка, которая неудачно шмякнулась, отчего так облажалась? Оттого, что новенькая в этой команде, ещё не сыгранная толком с остальными. А её предшественница погибла на игре как раз при попытке проделать этот крутейший номер. Лучшей в команде была и на этих тренировочных быках не раз его проделывала. Решила, что осилит его и в настоящей игре со свирепым и незнакомым быком, рискнула — в общем, допоказушничалась. Не всё, что хорошо для показушного балагана, хорошо и для настоящей тавромахии.

О том, чтобы посмотреть такие же тренировки двух других команд, и речи быть уже не могло. Одну посмотреть дали в порядке исключения, и на том спасибо. Поговорив с главной жрицей, Пасифая получила от неё позволение провести нас к святилищу, дабы показать нам его хотя бы снаружи. Проходя мимо старых развалин, увидели и знаменитые критские каменные рога. Не такого размера, конечно, как в городах вроде Кносса, где они выше человеческого роста, но вполне себе их уменьшенная копия. Судя по следам свежей штукатурки и по людям, разбиравшим завал у подножия, местные задумали восстановить разрушенную постройку. Что это было, пока было целым, гетера и сама толком не знала. Небольшое святилище, увенчанное вдоль всего фасада такими же рогами и украшенное портиком из маленьких суженных книзу критских колонн, размещалось дальше. Нам было дозволено показать только то, что видно снаружи окружающей его ограды, но возле неё как раз проходила какая-то церемония. Жрицы в старинного покроя нарядах, чуть поболе десятка, есть и молодые, которые были бы очень даже симпатичны, если бы не обритые налысо головы с оставленными только несколькими прядями роскошных волос. Главное святилище, где и происходят тайные обряды, находится в пещере, а эта постройка просто парадный вход в неё. В пещеру нет входа и местным, кто не прошёл особого посвящения.

На словах Пасифая пояснила нам, что как раз в огороженном дворике у фасада производятся обряды посвящения игроков тавромахии. Её саму посвящали в точно таком же в её родной Алларии. Ну, там оно меньше, поскольку меньше сам городок, и команда игроков у него только одна, не считая запасных, но по сути всё то же самое. Внутри перед статуей божества хранится священная бронзовая двойная секира — не малая бутафорская для церемоний, а настоящая, которой совершаются жертвоприношения. Если бык в игре не убивает никого, и вся команда успешно совершает прыжки между его рогов, в жертву приносят его — во дворе и вот этой самой секирой. Если гибнет кто-то из игроков, тогда считается, что он и есть та жертва, которую божество выбрало само. Но когда я спросил, что бывает в случаях тяжёлых ранений, когда непонятно, выживет человек или нет, она замялась и опустила глаза, пробормотав что-то насчёт священного жребия и всем своим видом демонстрируя нежелание делиться подробностями. Именно нежелание, поскольку о тайнах религии она так и говорила, что это — тайна. Умному, как говорится, достаточно…

Дав ей снова немного поостыть, мы спросили её, что кроме благочестия толкает пацанов и шмакодявок её народа на такой опасный способ служения богам. Поморщилась, но признала, что конечно, не в одном только стремлении послужить богам тут дело. Даже не в самом по себе почёте и уважении, которым окружена молодёжь, рискующая жизнью на игровых площадках. Хотя и они, конечно, немаловажны для подростков. Мы с Хренио переглянулись и ухмыльнулись — ага, понять можно. Редко кто из современной испанской пацанвы не мечтает в сопливом детстве заделаться знаменитым тореро, и не все к моменту выбора реального жизненного пути одумываются и берутся за ум. Я ведь упоминал, как в самом начале нам здорово помогли наши навыки работы с длинным клинком? В прежней жизни ни я не стал крутым фехтовальщиком-саблистом, ни он звездой корриды, но навык ведь не пропьёшь. Я смог подучить его и остальных сабельным ударам и защитам, он нам поставил точный укол остриём клинка, и это нам пригодилось неоднократно. Но это у нас, где и спортсмен, и тореадор могут стать популярными профессионалами своего дела на многие годы, если уж выбились в основняки. У критян с их прыжками через быка карьера прыгуна длится год, и не каждый проживёт ещё и его, и мало кто из проживших согласен на второй, хоть это и удвоенный почёт. Большинству игроков и одинарного достаточно, а профессионалом в этом деле может быть только балаганщик, отсеявшийся ещё на стадии ученика и презираемый и настоящими прыгунами, и знатоками настоящей тавромахии.

Для критской молодёжи важно другое. Во всех же традиционных социумах для детей брачных партнёров выбирают родоки, и социум коренных критян тоже исключения в этом вопросе не составляет. Разница с греками только в том, что у тех отцы решают, жён не спрашивая, а у критян в принятии решения участвуют и матери. Но детям от этого мало толку, потому как их мнение никого не интересует. Кого выбрали за тебя родоки, с чьими родоками сговорились, с тем и изволь образовать новую ячейку традиционного социума. Бывают и редкие исключения, когда решение принимается родоками, но по выбору самих детей, и на таких родоков общество смотрит как на больших оригиналов. И только бычьи прыгуны, честно отбывшие свой год смертельного риска на игровой площадке и уже этим доказавшие свою угодность богам, вправе сделать собственный выбор, не выпрашивая у старших снисхождения. Нередко, выдержав год тавромахии, объявляют о своём выборе и образуют семейную пару парень и девчонка из одной команды или из параллельных, если их несколько, и родоки могут лишь ворчать, если им не нравится выбор детей. Бывает так, что парень выбирает невесту не из прыгуний, но если он из прыгунов, вероятность отказа ему невелика. А девка из прыгуний запросто отказывает неугодному ей жениху, о чём не может и помыслить её сверстница не из прыгуний. Ценой смертельного риска в течение года молодёжь добивается для себя свободы выбора.

Второй же год участия в тавромахии для парня имеет смысл, если он планирует сделать карьеру, будучи выходцем из простых людей. Нужно быть в особом авторитете у своих соплеменников, чтобы с ним считались и дорийцы, для которых коренной критянин — человек второго сорта. А для девчонки — если она решила стать жрицей, в которые и из бывших прыгуний возьмут далеко не любую. У нас тут же пришёлся к слову вопрос к ней, какой смысл для жриц обезображивать свой внешний вид бритьём головы. Может ли это быть угодным божеству, которому они служат? На это гетера ответила, что само божество от них этого не требует, но таков старинный обычай. Появился он в подражание жрецам Египта во время связей с ним ещё до завоевания Крита ахейцами, а после краха прежней цивилизации оказался полезен. Во времена, когда по всему острову рыскали пиратские и разбойничьи шайки народов моря, женщин с обритой головой разбойники редко уводили в рабство, а случалось, что и реже насиловали. Может быть, гнева богов боялись, как это и принято считать, а может быть, и какой-то болезни. Ведь своей бронзы на Крите никогда и не было, вся она всегда была привозной, а железа ещё не знали, и чем было отбиваться от захватчиков, грабителей и насильников? Камнями и дрекольем? Люди на вершинах гор тогда селились, иногда выше облаков, где даже неприхотливый ячмень растёт не везде. А куда было деваться? Только тогда и спустились, когда дорийцы навели какой-то порядок.

Порядок, конечно, дорийцы навели свой, который очень сильно на любителя. О старых порядках в Спарте времён законов Ликурга испанцы ведь наслышаны? Так Ликург был выходцем с Крита и предложил спартанцам такое же общественное устройство, какое уже было у критских дорийцев. Только они полноправные граждане полиса, подобные тем же спартиатам с их общественными трапезами, суровым образом жизни, уравниловкой и военным укладом. Общины ахейцев аналогичны спартанским периекам, а все мноиты, то бишь коренные критяне, оказались на положении спартанских илотов. Приятного мало, но хоть какой-то порядок, основанный не на произволе вооружённого бандита, а пусть и на несправедливых, но хоть каких-то законах. Если знаешь их и выполняешь, то не боишься быть убитым, ограбленным или униженным безо всякой вины. Даже за защитой можно к своим дорийским бандитам обратиться от чужих бандитов. Можешь и сам убить чужого бандита, если ты достаточно силён и ловок, поскольку чужой бандит вне закона, и свои бандиты его не защищают. Если приспособился к этим их порядкам, то можно даже жить более-менее сносно. Особенно, когда железо в обиход вошло, и с ним жизнь улучшилась. А на горных вершинах жилось хоть и свободнее, но и намного опаснее, и намного беднее. Холодно, хлеба даже ячменного в обрез, и скота много не разведёшь, поскольку весь он, какой не угонишь незаметно в укромное ущелье, достанется захватчикам, которым все эти высокогорные поселения давно уже известны. По этой же причине не заведёшь и ценного имущества больше, чем унесёшь в укромное место на себе. А отбиваться чем, когда почти нет металла? И не прокормишься без охоты и сбора даров леса, за которыми приходится спускаться ниже, подвергаясь опасности. Разве это жизнь?

Поэтому и смирились с властью дорийцев и их порядками. Неприятно, но зато теплее, сытнее и безопаснее, чем на вершинах гор. Тем более, что и далеко не все ведь на них укрывались. Где напасёшься подходящих горных вершин на всех? Меньшинство там незначительное отсиживалось, пока им там не стало совсем уж невмоготу по сравнению с жизнью под властью дорийцев. На наш вопрос о количестве этих прежних высокогорных поселений её соплеменников Пасифая ответила, что на землях её родной Алларии слыхала о трёх, о здешних не знает, но может поспрашивать и свести с теми людьми, которые это знают. Вряд ли это теперь составляет какую-то тайну, когда этих поселений давно уж нет. И вряд ли их было много, да и величина каждого — небольшая деревня. И смысла особого держаться за них тоже не было, поскольку и власть дорийцев была не такой тяжёлой, как в центральной и восточной частях Крита с их плодородными долинами и привязкой народа к земле. Скотоводство всегда было здесь важнее земледелия, а много ли скота у мноита? А полисов дорийских полно, и если прижали в одном, недолго собрать свои пожитки и перегнать скот в другой. И нет того изобилия пригодной для обработки земли, к которой можно было бы прикрепить мноитов и раздать их вместе с землёй в личное владение тех или иных дорийских семей. Поэтому не было на западе Крита и таких крайностей, как в той же Спарте. Там ведь тоже поначалу было не так плохо, как стало позднее. Мессенские войны, многочисленные восстания илотов и трудности их подавления спартиатами — всё это способствовало всё большему ужесточению прежних законов Ликурга вплоть до этих недоброй памяти криптий. На Крите до этого не дошло нигде, а уж в западной части тем более. Хотя без восстаний мноитов не обходилось и здесь, поскольку сама природа и сам образ жизни здесь способствуют свободолюбию.

Сейчас — давно уже не так, как было прежде. Запад Крита небогат, и пиратство с наёмничеством быстро стало важным промыслом здешних дорийских полисов, а людей они требовали столько, сколько не могло дать ни дорийское население, ни ахейское. Без вооружения хотя бы части мноитов не мог обойтись никто, а на войне и в разбойничьих набегах и взаимоотношения складываются другие. Меньше смотрят на происхождение, больше на то, чего конкретный человек стоит сам по себе. Поэтому и получалось так, что в то время, как в Спарте взаимоотношения ужесточались, здесь они наоборот, смягчались. Но поначалу, конечно, дорийцы прижимали и здесь, как и везде. И когда становилось уже невтерпёж, мноиты восставали, захватывали оружие, организовывались и пытались даже освободиться вообще от власти дорийских полисов. Безуспешно, но пытались.

Мы окинули взглядом окрестные горы и не въехали, как это надо постараться, чтобы имея роговые критские луки, не устроить этим расово и национально озабоченным грекам хорошей показательной партизанщины. Но гетера пояснила, что роговой лук стал традиционным критским оружием уже в дорийские времена. Первые появились у жителей тех высокогорных поселений, но были единичны. Разве сделаешь их много без железных инструментов? А самые серьёзные восстания мноитов как раз на те времена и пришлись. Луки в основном деревянные и у тех, и у других, а они слабые, и ни бронзового торакса, ни гоплона из такого не пробить. Не забросаешь здешних греков и дротиками с камнями, поскольку фалангой они и не воюют. Колесницы в то время основной силой греков были, в с ними всадники, да лёгкая пехота. Против хуже вооружённых, хуже организованных и не обученных военному делу мноитов дорийцам хватало и этого. Бунт коренных критян подавляли, они какое-то время терпели, а затем всё повторялось — с таким же результатом.

Позже — да, становился массовее критский роговой лук. Но появлялся-то он и у тех, и у других, и происходило это не так уж быстро. Дорийцы-то замечали изменения, но уже нуждались и в пополнении мноитами своих войск и пиратских ватаг. Думали они над этим, делали выводы — и смягчали режим своей власти. А возникающие проблемы начали рассматривать и решать. О том, чтобы дать всем своим мноитам полное гражданство, речи не идёт и по сей день, но отличившимся на войне его дают, а положение остальных стало ближе к спартанским периекам, чем к илотам. С этим потеряли всякий смысл и прежние восстания. Зачем, когда жизнь и так налаживается? Кто-то уже теперь равный дорийцам гражданин полиса, кто-то имеет все основания рассчитывать на получение гражданства, а у многих полно друзей из числа граждан, бывших сослуживцев по наёмным отрядам или соучастников в пиратском промысле. Если обижают кого-то из них — найдётся ведь кому и заступиться за обиженного. Установи прежние дорийцы такой порядок с самого начала, разве имели бы коренные критяне что-то против него?

Мы глянули в сторону игровой площадки и святилища, возле которого бритые жрицы в старинного минойского покроя нарядах всё ещё продолжали свою церемонию, переглянулись и заухмылялись. Пасифая тут же настороженно заинтересовалась, что нам там кажется смешным. Да элементарно же! Вот говорит она о событиях многосотлетней давности и рассуждает, как всё было бы прекрасно, отнесись дорийцы к её соплеменникам сразу как к своим. А перед этим не поминала ли в восторженных тонах ещё более давнее догреческое прошлое? И не в том ли ключе, что гордится она сохранением памяти о нём и старинных традиций у своего народа? А вот как она сама думает, сохранились бы они у её народа, не останься он на все эти века обособленным от дорийцев из-за дискриминаций? Спрашиваю её об этом, так сперва глазами захлопала, въезжая в суть, а въехав, вспыхнула обиженно, да так, что снова прикуривать от неё впору. Затем, оглядев массовку зрителей, вполне себе потомков минойцев, но в греческих прикидах, да скосив свой взгляд на свой же собственный вполне греческий пеплос, замялась, задумалась и наконец рассмеялась. А что тут возразишь? И при дискриминации-то ползучая эллинизация её народа идёт, хоть и медленнее, чем в других частях Крита, и реальное смешение идёт через смешанные браки, которых всё больше и больше, а не будь её — давно ведь уже смешались бы в один народ со смешанными традициями.

Припомнилась к слову и та же Спарта, первоначально составленная из четырёх дорийских общин, но затем включившая в свой состав на равных правах спартиатов ещё и ахейскую общину расположенных рядом Амикл. Побыли ахейцами, и хватит с вас, теперь будете дорийцами, как и мы, потому как полис — дорийский. Есть у вас вопросы, жалобы, возражения против спартанского гражданства? Ну, вот и славненько, договорились. И уже к началу Мессенских войн вступили в них как один народ. Им-то, конечно, было легче — и те греки, и эти. Одни и те же боги, один и тот же язык — ну, разные диалекты, но понятные всем. И обычаи схожие. Ну так и времени ведь потребовалось с гулькин хрен. Тут, правда, есть ещё версия, что и сами дорийцы по пути в Пелопоннес ахейской массовкой обрасти успели, потому как археология в дорийских областях Греции до и после их вторжения не фиксирует заметной смены населения и культуры. Ну, не той, конечно, подражающей во многом минойскому Криту рафинированной культуры Микен и иже с ними, та рухнула и до прихода дорийцев, а той, которая как была у ахейских трудящихся масс при Микенах, так и осталась при дорийцах. С их приходом — никаких принципиальных и заметных для археолога этнокультурных изменений.

На Крите с этим, конечно, сложнее, потому как коренные критяне — ни разу не греки и вообще не индоевропейцы. У той же Пасифаи коринфский выговор поставлен в Школе безукоризненный, и когда говорит спокойно, следя за языком, только внешность в ней этеокритянку и выдаёт, но когда о чём-то волнующем её заговорит — сама не замечает, как сбивается на местный акцент. Для её соплеменников, в Коринфе не обучавшихся, он и вовсе обычен и выражен ярче, а попадались и говорящие на ломаном греческом. И это по её словам тоже не предел — есть и вовсе на греческом не говорящие, потому как не нужен он им в родной общине, в которой все говорят на родном минойском языке. А под стать языковой разнице и разница в народных обычаях и культуре. И конечно, ассимиляция для настолько разных народов затруднена, но ведь и прошло же добрых полтысячелетия, так что будь исходная политика дорийских полисов другой, на ассимиляцию нацеленной как можно скорейшую, перемешались и слились бы в один народ давным давно.

А потом гетера, как и обещала, организовала нам и смотрины двух девчонок — ага, полноценные, со знанием дела. Прямо там, среди зрителей игровой площадки вместе с их мамашами их перехватила, переговорила с мамашами на их языке и вместе с нами их и девок повела на небольшой уединённый пляжик между скал. Подавая пример, Пасифая разделась сама, сняв даже бижутерию, и не просто разделась, а с апломбом, устроив чуть ли не показательный стриптиз. Мамаши девок завозмущались, о чём-то недовольно с ней затараторили по-минойски, едва до ругани не дошло. Тогда она попросила точно так же и наших гетер разоблачиться, а сама пошла в воду, устроив показушное купание — конечно, тоже с наглядной демонстрацией своих достоинств. Оттуда продолжила перепалку с явно шокированными мамашами девок, затем попросила наших гетер раздеть ещё и служанок, что девчонки исполнили без особой охоты и жутко стесняясь — ведь на глазах у мужиков, да ещё и чужеземцев, всё это происходило. И даже после этого Пасифае пришлось целую речь соплеменницам толкнуть, на грани истерики и с такой жестикуляцией, что Хренио в кулак прыснул, а за ним и мы с Володей, настолько это старые итальянские кинокомедии напоминало. Но наконец она мамаш убедила, и те с недовольными гримасами таки велели своим дочуркам раздеться. О танце осы тут речи не шло, и так-то в краску девок вогнали.

Долго мы их, конечно, не конфузили, а оглядев и заценив, дали знак одеваться. После этого только обсудили их внешние данные меж собой по-турдетански, дабы и этим их не смущать. Первый сорт будут, если не высший, насколько можно судить по их пока ещё не совсем складным фигурам. А гетера объяснила нам, что препирались с мамашами не из-за самого раздевания — и предупреждала их заранее, и понятно же, почему на пляже. Да и из рыбацких они семей, и зацепившийся за камень край сети высвободить надо, и за оброненной в воду снастью нырнуть, и не будешь же этого в одёжке делать, и раздеться в присутствии мужиков-односельчан, если это по делу, не проблема. Но она-то ведь от них хотела, чтобы и они в лучшем виде себя продемонстрировали, ради чего и личный пример в этом им показала, а это ведь уже другое дело. Строгие в этом плане нравы у её народа, и её саму не только за самую непристойную сторону её ремесла осуждают, но и за внешнее бесстыдство её профессии. Парадокс на фоне традиционных нарядов жриц с их открытым верхом и наготы участниц тавромахий? Но таковы уж старые обычаи коренных критян.

Потом она снова о чём-то говорила с мамашами девчонок, отчего те морщились и ворчали, но сдались. Обернувшись затем к нам, Пасифая попросила, чтобы все мужики отошли за скалу и не выглядывали оттуда, пока им не скажут, что уже можно, а гетер и их служанок — ага, всё ещё раздетых — наоборот, остаться. Мы успели выкурить за скалой по сигарилле, когда служанка Отсанды, уже одетая, пригласила нас всех вернуться обратно на пляж. Мамаши девок хмурились, вполне догадываясь, что обсуждается на незнакомом им языке, а наши испанки докладывали нам свою оценку ихних статей — и фигуристые, и длинноногие, и превосходно сохранившиеся для их возраста, образа жизни и количества рождённых ими детей. А что и мордашки симпатичные, и волосы роскошные, это ведь и по одетым было видно прекрасно. Первосортная порода, короче, а что яблоко от яблони далеко не падает, в античном мире никому разжёвывать не нужно.

После этого, дабы не смущать больше воспитанных в своих строгих правилах критянок, оделись и гетеры. Показ внешних статей закончен, стати одобрены, теперь дело за вполне благопристойным собеседованием. С ним, правда, нам пришлось преодолевать языковые трудности. Даже лучше всех их владевшая греческим девчонка говорила на нём медленно, подбирая слова, у второй греческий был ещё и ломаный, и не лучше обстояло с ним дело у обеих мамаш. Утомившись подсказывать им слова, а нам пояснять, Пасифая предложила им говорить на родном минойском, а она послужит переводчицей. Так дело пошло и живее, и конструктивнее. Зная одинаково хорошо и их жизнь, и античных греков, гетера и переводила не дословно, а точнее по смыслу, с учётом хоть и не высказанного, но подразумеваемого говорящим контекста. В нём ведь нередко добрая половина смысла и содержится, для знающих контекст самоочевидная и слов не требующая. А кто не в курсе контекста или не всё в нём понимает, тот и в сказанном поймёт в лучшем случае не совсем то, что ему хотели сказать.

У одной из девчонок — хрестоматийнейший с учётом услышанного нами ранее от гетеры случай. Участница тавромахий, как раз честно отбывшая положенный год. Отец погиб на чужбине в наёмниках, а жених, прыгавший через быка уже сверхсрочно, то бишь второгодник, погиб на очередной игре за месяц до окончания года. Те два парня из её же команды, любой из которых её устроил бы, своих невест имеют и от них не откажутся, а парень постарше, за которого она тоже охотно пошла бы, хоть он и не из бычьих игроков, нанялся в отряд Суса, отправившийся служить к Персею в Македонию. Одним годом там не обойдётся, года два, а то и три, если не все четыре, и вернётся ли ещё? Она бы ждала и четыре года, но нет же уверенности, что не напрасно, да и времени этого у неё нет. С ним не было ни помолвки, ни даже сговора, он и в Македонии жениться может запросто, если не погибнет, и в Кноссе на обратном пути, привезя домой жену оттуда. На него даже и не сошлёшься, обосновывая отказ очередным сватам. Кто ей не по вкусу, она пока отшивает, имеет право, но до каких пор отшивать? Где он, тот, который пришёлся бы по вкусу, но не имел бы ещё невесты? Нет таких на примете. Женихи в дефиците, хороших разбирают, за плохого не хочется, но все предложения — как раз из таких. В жрицы взяли бы, но в жрицы не хочется, и в гетеры тоже не хочется, хоть Пасифая и могла бы с этим помочь, а хочется простого семейного счастья, но с кем? А община ведь начинает давить — право выбора ты имеешь, ну так и выбирай же лучшего из имеющихся, а не жди сказочного героя, которого боги вовсе не обязаны послать специально для тебя. И что делать, если никто не по вкусу? От себя гетера добавила, что из отвергнутых девчонкой женихов двоих она бы на её месте не отвергла, и как община её капризов не понимает, так и она сама не поняла бы, если бы не знала об одной стране на западе, где все, как ей кажется, такие же чокнутые. Разве нет? А почему же тогда только такие оттуда и приезжают?

Вторая по мнению Пасифаи тоже чокнутая, но её ситуёвину ей понять легче. Ей и труднее, чем той. Та хотя бы год отпрыгалась и право выбора получила, а эта отсеялась после второго посвящения, когда ещё можно. Поняла, что не её это. Отец не вернулся из пиратского набега, а жених с чужой войны. Много девок сейчас в таком же положении, а женихов мало, а она как отсеявшаяся с тавромахий и не престижна как невеста, и права на выбор не заслужила. Жених новый нашёлся, поскольку красавица, но так себе, и она на её месте тоже фыркнула бы, но кто её спросит? Пока на её счастье дориец один, разбогатев в пиратских набегах и сдружившись в них с этеокритянами, тоже глаз на неё положил, но у греков ведь как? Женщине прилично появиться на улице не тогда, когда спросят, чья она жена, а тогда, когда спросят, чья она мать. Вышла замуж — сиди безвылазно в гинекее и не позорь мужа, а не хочешь — не иди замуж, а подавайся в гулящие. В гетеры она подалась бы от такой беды, но кто в Коринфе возиться с ней будет, когда она по-гречески говорит с трудом? И куда ей тогда пойти? В порны?

Ну, не в портовые, конечно, и не в уличные, для этого она слишком хороша, уж её-то и сама Пасифая охотно взяла бы к себе в помощницы, но с годами это всё равно путь в хоть и элитные, но порны, а для порядочной пока ещё девчонки это разве вариант? Было бы неплохо к балаганщикам в Кносс, но там конкуренция, свои не все пристроены, так что тоже едва ли возьмут, а в беду в чужом городе красивой девчонке вляпаться разве долго? Пока балансирует между этими двумя женихами, плохим из соплеменников и дорийцем, делая вид, будто колеблется, кого из них предпочесть, и уже это для неё немалая удача, но до каких пор? Пока община входит в положение, но время идёт, оба торопят с ответом, а законного права на капризы у неё нет. Надавит на её мать община, и придётся выбирать.

Уяснив в общих чертах, как девки докатились до такой жизни, мы приступили к их тестированию. Для начала поспрашивали от их отцах, о братьях с сёстрами, а заодно и вперемешку с этими вопросами и на зрение тестировали, и на слух — этим, въехав в суть задачи, занялась Пасифая. Позадавали вопросы на эрудицию, но проверяли не её — какая эрудиция у деревенских по сути дела девчонок? Засекали их реакцию на трудные для них вопросы, по которой можно косвенно судить и о примативности. Мало ли, какими гетере они показались? Сходство поведения с теми нашими испанками, с которыми она училась, ей же самой и оцениваемое — это ведь ещё не показатель. А вот реакция на неожиданный вопрос, да сведения о родне, да впечатления наших, включая гетер и нас самих — это уже понадёжнее. Когда кончились вопросы о родне, мы начали тестировать их до кучи и на сообразительность. Это знания от обучения зависят, и кого им не учили, у того их и нет, а соображалка — это от природы, и именно ей умный отличается от дурака. К сожалению, сама по себе низкая примативность ума ещё не гарантирует, хоть и способствует ему при равных прочих. А мы разве равные прочие выясняем? Мы выясняем как раз неравные. И дуры нам тоже не нужны. Своих больше, чем хотелось бы, и хотя бы часть их умными из других народов заменить — и то хлеб. А параллельно и вперемешку спрашивали об их или родни болячках, включая заразные. На ловкость и вестибулярный аппарат проверять их смысла не было. Это сделали за нас и сами критяне, когда отбирали их на тавромахию. То, что устроило их, нас устраивает и подавно. Но Пасифве объяснили этот момент, дабы не подумала, что нам этот фактор безразличен. Она оговорилась ранее, что есть и ещё девки на примете, но она понимает, что всех мы всё равно взять не сможем, раз специально не готовились, а эти две — лучшие, и им — нужнее.

Последние вопросы мы задавали уже чисто для порядка, прекрасно понимая, что с удовольствием берём обеих. Жаль, стары для нашей оссонобской школы, даже для её ускоренного потока. Шмакодявок бы мелких туда из таких семей, но кто же их отдаст? Для мелких шмакодявок у них и своей пацанвы в достатке, ещё не выросшей и нигде не сгинувшей почём зря. Отдадут только вот таких, которых на оставшихся у них после всех потерь женихов большой переизбыток. Со скрипом, конечно, но — отдадут, дабы снизить остроту конкуренции для оставшихся, если будут уверены, что мы не обидим увезённых. Но это решаемо. Пасифая, и та в охренении от нашей проверки девок на пригодность, а уж в каком охренении их мамаши! Но при этом и спокойнее — ага, въехали, что ни в рабыни, ни в бордельные шлюхи, ни в наложницы так никто их дочурок отбирать не стал бы. Так отбирают только в производительницы будущей элитной человеческой породы. Это, надо думать, и основняки ихние просекут, когда мамаши девок им доложат.

Поговорили мы с ними и об отличиях нашего социума от привычного им. Ну, о тех, о которых можно говорить с посторонними. Коснулись и того, что у нас мозги народу компостировать стараются в меру, не снося крышу и не вгоняя в неадекват. Их участники тавромахий — это же цвет их народа. Разумно ли жертвовать им даже во славу богов? Если богам не безразлична судьба чтущего их народа, могут ли им быть угодны такие жертвы? Хрен знает, какие там ассоциации перемкнуло при этом в мозгах у Пасифаи, но взвилась она, как наскипидаренная. И понесла пургу об отваге, о благочестии, о священном долге перед богами и наследием великих предков, а главное — перед своим народом. Забыла уже благополучно, как сама же объясняла нам и вполне рациональные причины благочестия их молодёжи, опасного для многих и самоубийственного для некоторых. Начала она ещё более-менее спокойно и с фирменным коринфским выговором, даже своими словами, но вскоре, накрутив сама себя, повысила тон и сбилась на акцент и на штампы пропаганды, зажестикулировала, а там уже, войдя в раж, орать начала во весь голос, едва ли заметив, что перешла уже на родной минойский. Млять, ну что твой фюрер орёт с трибуны перед партайгеноссен! У нашего молодняка ассоциации, конечно, уже другие — с коринфскими, да с афинскими демагогами. Мы, естественно, ни бельмеса не понимаем по-минойски, а видим только накал ейного истероидного пафоса, от которого на автопилоте уплотняем защиту эфирки и с трудом сдерживая позывы автопилота напялить на ораторшу трубу.

В общем, мозги у этих древних народов засраны пропагандой капитально. И не официоз же давно, а просто фанатизм ностальгантов по временам оным. Каким же тогда был официоз тех времён оных? Эталон тут, скорее всего, фараоновский Гребипет, но уж очень похоже, что и минойский Крит в этом отношении не сильно от него отставал.

Но много ли от этого толку? Покуда за пропагандой административный ресурс, попробуй-ка не продемонстрируй лояльности ему! Ну так и цена же той лояльности — ага, соответствующая. Последние династии фараонов того же Гребипта — сплошь иноземные. Перед ассирийским завоеванием, например, правили вообще нубийцы, а массам, ко всем им лояльным одинаково, по всей видимости, было вообще похрен, кто на текущий момент у власти. Сами меж собой разбирайтесь, только с нас лишнего не дерите, да мозги гребите нам поменьше. Так же и персам потом слились, когда те пришли. Крит и сам меньше того Гребипта, и запас прочности соответствующий. Он и рухнул раньше, но схожим образом — через стадию власти ахейцев, приход которых как-то не вызвал массовой борьбы против них. Настозвиздили вы все там в своём Кноссе, ну вас на хрен, мозгогрёбов! Потом — да, и ностальганты появились, тупо повторяющие зады прежнего официоза и ни хрена нового предложить не способные. В Гребипте пару раз даже успех имели, но кратковременный, потому как и настозвиздить массам снова успевали быстро. Последнюю попытку, больше балаганную, чем всерьёз, мы с Хренио и сами наблюдали в Дельте. Я ведь рассказывал о тех событиях? А на Крите местных ностальгантов не хватило и на это, и уже понятно, что и хрен хватит. Ну так и какой тогда смысл? Сама же эта пламенная агитахтерша Пасифая Алларийская, этеокритянка по происхождению, но греческая гетера по профессии, являет собой нагляднейший пример всей тупиковости этой ностальгии по временам оным.

Настроив энергетику на самый оптимальный режим защиты от всех выплесков её бьющих через край эмоций, мы переглянулись, покивали головами, поухмылялись, и я резко блокировал её подключку к эгрегору. Киваю нашим, и мы начинаем ей дурашливо аплодировать. Даже критянки, обе девки, и их мамаши, просекают, что что-то не так, а мы уж хохочем, и наш молодняк хохочет, и гетеры, и даже их служанки. До критянок и трети юмора не дошло, но то, что ихняя ораторша, распалившись до полной утраты всякой связи с реальностью, вещает нам на языке, которого мы не знаем и знать не можем, доходит уже и до них. Первыми присоединились к нашему хохоту девки, а за ними и их мамаши. Это и сбило агитахтершу с панталыку окончательно. Замялась, захлопала глазами, спохватилась, въехала, осознала — и расхохоталась сама. После чего сказала, что вот как раз поэтому-то и не набирают к себе испанцы таких, как она. Медленно и простыми словами, чтобы было понятно критянкам, но по-гречески, чтобы было понятно и нашим. А Волний добавил, что как раз вот о таком выносе мозгов и начинался этот разговор, и знаками ещё показал для наглядности. Есть это, конечно, и у нас, совсем уж без этого нигде не обходятся, но у нас этого намного меньше, потому как не в почёте. И снова девки рассмеялись, и видно уже, что не боятся, а сами к нашим хотят. Языковый барьер никуда не исчез, как и этнический, но ментальное взаимопонимание схожих характеров — вот оно, уже наметилось. Мамаши тоже заулыбались, но задумчивее. Поняли же и контекст. У греков стервозная баба разве проблема? Дал муж по шее, она и заткнулась. Не берут стерв там, где с бабой считаться принято больше, чем у греков. Ну так и что тогда теряют их дочурки на такой чужбине?

В последующие дни мы порешали вопрос с отпуском отобранных девок замуж за бугор и с основняками критских общин. С большой неохотой, конечно, те соглашались, но куда тут денешься, когда и сами девки хотят, и мамаши ихние согласны, и женихов же дефицитных для оставшихся невест больше остаётся? Проблема ведь для критских общин серьёзная. И хотя в античном мире не кобыле легче, когда баба с возу, а ишаку или паре волов, сильно ли от этого меняется суть? Вопрос же не только по этим двум решался, а и на перспективу. У них шмакодявки подрастают, для которых хоть и есть пока женихи, но тоже не всем гарантированы, потому как тоже часть погибнет в наёмниках или пиратах. И кому тогда тех, для которых женихов не хватит? Если не на произвол судьбы, а в хорошие руки, то почему бы и нет? Обидно то, что лучших забираем, а не тот третий сорт, который они и сами с удовольствием бы нам сбагрили, но с другой стороны, за их судьбу меньше и тревоги — не пропадут такие и у нас. Разъяснили мы критским основнякам и отработанный на той же Сардинии механизм обратной связи с письмами под диктовку на их языке. А в их случае даже нашему чтецу доверяться не нужно, потому как на греческие буквы у них найдутся и свои чтецы. Цензура у нас, конечно, есть — некая Мелея Кидонская, их языком владеющая, да только личные жалобы на личную же жизнь, не выдающие никаких наших государственных тайн, в подцензурные темы не входят. Что у нас на их взгляд хорошо, а что плохо, пусть пишут, к нам будут вербоваться те, кого наша жизнь устраивает, то бишь те, которые нам как раз и нужны.

Других девок, о которых говорила Пасифая, тоже посмотрели и потестировали. Это увезти всех мы на этот раз не могли, но взять на карандаш для будущей оказии могли вполне. Карфагенский вербовщик сам едва ли время выкроит, но за уже отобранными он найдёт кого послать. Из пяти двух забраковали, объяснив гетере причины браковки, зато трёх других одобрили. Подождать они могут, из Карфагена не так долго, а на следующий год будет уже отдельный вербовщик и для Крита. Раз уж наметился такой источник, дело того стоит. Говорили нам и о других, но не было уже времени их смотреть — судно долго ждать не будет, а нового подходящего дождёшься нескоро. Мы из Коринфа в Афины хрен нашли подходящее, потому как мало больших, и все их рейсы загодя расписаны. А время беспокойное, и разделяться стрёмно, а тут ещё и бабы, которым и удобства какие-никакие вынь и положь. И в Афинах ещё две добавились, а теперь вот ещё две и в Фаласарне. Да и Эолай к набегу на побережье Пелопоннеса готовится, и сейчас он ещё может послать пару гемиолий со своими хулиганами для нашего сопровождения, а через неделю все его люди и все корабли будут нужны ему самому.

— Пасифая эта, которая Алларийская — баба, конечно, сложная и своеобразная, — охарактеризовал её Волний после того, как пообщался с ней поближе с парочкой ночёвок, — Не дура, мозги и в башке тоже на месте, но с её обезьянистой натурой подолгу её такую выдерживать невозможно. В том, что не её конёк, такая же кошёлка, как и все гречанки — Эрлия, к тебе это не относится, — та улыбнулась, — Но о тавромахии, о своём Крите и об его великом прошлом может говорить хоть часами, если на какую-нибудь больную мозоль ей ненароком не наступишь.

— А ты не наступай на больные, а наступай на здоровые! — посоветовала Отсанда под хохот подруг, — Мы год среди таких выдержали, и она ещё не самый тяжёлый случай.

— Да я догадываюсь. Но как тут не наступить, когда у неё эти больные мозоли на каждом шагу? Вы же историю Тартесса с нашей школотой изучали? Хотя — да, вам же не Миликон уже её читал, а Рузир. Ну, официоз тот же самый, а ведь прикинь, если Тартесс был весь из себя такой, что лучше не бывает, а Гадес и Карфаген такие бяки и буки, как их велено считать, так какого же тогда рожна вашей дыркой накрылись не они, а прекрасный и замечательный Тартесс? Рузиру — да, такие вопросы задавать не рекомендуется. Ремду, моему младшему брату, он как раз за них и вывел посредственно. А нам Миликон читал и тоже морщился, но ему такого рода вопросы задать было можно. Он морщился, а иногда и сопел, но объяснял, как знал сам, и с ним можно было нормально обсудить все недостатки реального Тартесса, а не того официозного, который якобы весь из себя превосходный, но только почему-то рухнул. В моём классе никто не доставал его такими вопросами больше меня, но Миликону это не помешало поставить мне отлично.

— Точно, девчата, — поддержал Артар, — Мой класс следующий был, и со мной та же самая история вышла. Но нам он уже и читал этот курс с учётом того, что наслышаны и спросим ведь, не постесняемся.

— Повезло вам, мужики! — не без зависти проговорила Симана.

— Крупно повезло, девчата, — подтвердил мой наследник, — И вот теперь, после этого — представьте себе. Объясняешь этой Пасифае, что не с чего рушиться государству, в котором всё нормально и по уму. Пока объясняешь на примере нашего Тартесса, она всё понимает. Когда объясняешь на знакомых ей греческих примерах вроде Спарты, понимает всё, и многое с ней можно обсудить, и сама ещё немало интересных моментов подскажет. Но никто из вас не пробовал спросить её, отчего рухнул минойский Крит?

— Ты рискнул? — обомлела Дахия, — И каков был результат?

— Жив остался, как видишь. Но какую истерику она способна закатить, вы все и сами видели тогда, на пляже, — все наши грохнули от хохота.

— Но в постели хороша? — спросил Артар, — По этой части таких стерв хвалят!

— По этой части — да, при равных прочих стерва вне конкуренции. Но в жизни и прочие не равны, и баба не по одной только этой части, а в общем и целом наши — лучше в десять раз, — Волний приобнял за талии Отсанду и Эрлию.

Служанки гетер захихикали, когда им перевели с турдетанского на греческий, а когда Гелика, служанка Эрлии, пояснила критянкам, что её хозяйка сама среди наших ещё месяц назад не числилась, захихикали и они…