Под тихое мурчание...

Глава II

Вокруг Егора творилось что-то странное… Он не знал, видит ли происходящее во сне, или это галлюцинации, возникающие в его замерзающем мозгу, или рядом с ним действительно находятся какие-то невидимые в темноте необычные существа. В какой-то момент он приоткрыл глаза, и ему показалось, что где-то вдалеке мерцают маленькие светло-зеленые огоньки. Потом они как будто бы стали ближе, и молодой человек даже заметил, что все огоньки держатся парами, словно чьи-то светящиеся глаза. «Волки за мной пришли… Или рыси…» — успел подумать Грушев, прежде чем мир вокруг него опять погрузился в черную ледяную пустоту.

Потом он еще раз вернулся в реальность и с удивлением почувствовал, что ему словно бы стало не так холодно. Где-то совсем на периферии сознания мелькнула мысль, что он уже начал окончательно замерзать, и именно поэтому ощущает тепло, и Егор попытался пошевелиться, чтобы полностью прийти в себя и попробовать хоть как-то согреться. Но ему не удалось шевельнуть даже пальцем. Руки и ноги не слушались, глаза не открывались, и он мог только прислушиваться к окружающей его тишине, тщетно пытаясь уловить хоть какой-то звук. Но вокруг стало, кажется, еще тише, чем раньше — даже шум ветра в верхушках елок теперь не был слышен. А тепло, между тем, ощущалось все сильнее, причем оно почему-то охватывало дальнобойщика не со всех сторон, как, по идее, должно было ему казаться, а только спереди, сзади и сверху. Тот бок, на которой он лежал, оставался онемевшим от холода, идущего от заледеневшей земли, словно Егора накрыли каким-то большим теплым одеялом. Он собрался было удивиться этой странности, но внезапно снова начал куда-то «уплывать», постепенно переставая чувствовать и тепло, и идущий снизу холод.

В третий раз он очнулся, потому что ему стало трудно дышать. Что-то мягкое и теплое прижималось к его лицу, щекотало ему нос и не давало как следует вдохнуть ледяной воздух, так что он опять попытался открыть глаза, чтобы понять, что это. Новая попытка оказалась частично удачной — Егор сумел приподнять веки, но ничего толком не увидел. Лишь почувствовал, что к его лицу прижимается какой-то огромный мохнатый ком, что-то вроде куска меха, и тут же снова закрыл глаза, чтобы в них не попал пух с этого странного предмета. Ему было все так же холодно снизу и тепло со всех остальных сторон, а кроме того, теперь вместе с теплом он чувствовал какую-то легкую, почти незаметную вибрацию. Причем эта вибрация очень напоминала ему какое-то другое ощущение, давно забытое, и он даже попытался вспомнить, что же это такое, но его мысли опять начали путаться, и вскоре он вновь отключился от реальности.

Дальше он еще несколько раз то приходил в себя и чувствовал, как замерзает его левый бок и как в лицо ему тычется что-то пушистое, то проваливался в сон, и зимняя ночь на дороге сменялась красочными видениями каких-то экзотических южных стран с ярким солнцем, зеленью и жарой. Хотя Егор не был уверен, что зимний лес и холодная дорога тоже не были сном — слишком уж необычно он чувствовал себя, когда, как ему думалось, просыпался на краю этой дороги.

В какой-то момент он снова стал слышать звуки — тихие, еле ощутимые шорохи, чуть более громкое, но все равно едва слышное постукивание, похожее на чьи-то очень легкие шаги, и скрип смерзшегося снега, словно по нему и правда кто-то шел. На какое-то мгновение у Егора появилась надежда, что его все-таки нашли и что к нему приближаются какие-то люди, но «шаги» не становились громче, и он отогнал эту последнюю радостную мысль. К нему никто не шел, на дороге никого больше не было, и в лесу по-прежнему стояла мертвая тишина, а звуки, которые он слышал, создавали косточки в его ушах — он уже так сильно замерз, что они начали деформироваться, а то и вовсе трескаться от холода. Если бы даже его теперь нашли, спасти его, скорее всего, уже было бы невозможно.

С этой мыслью Грушев приготовился снова провалиться в беспамятство, надеясь, что больше он уже не очнется, но внезапно шорохи рядом с ним стихли, и вместо них послышалось более громкое и совершенно неожиданное фырканье. Оно тоже показалось Егору отдаленно знакомым, и он собрал все оставшиеся силы, чтобы еще раз, теперь уже точно последний, открыть глаза. Меховое нечто, лежавшее раньше рядом с его лицом, немного отодвинулось в сторону, и молодой человек смог увидеть кусочек белой дороги, залитой лунным светом, и такой же небольшой кусочек черного леса за ней. А еще сбоку виднелась какая-то мутная, расплывчатая тень, и он, как мог, скосил глаза в эту сторону, чтобы рассмотреть ее получше…

Тень оказалась огромным, как разбившаяся фура Егора, мохнатым силуэтом какого-то зверя. Было слишком темно, чтобы можно было понять, что это за животное, или даже просто увидеть, как оно выглядит — Грушев заметил лишь, что оно было очень пушистым и что у него были мощные толстые лапы.

А еще у этого зверя были огромные и горящие ярким изумрудным огнем глаза — они внезапно вспыхнули на фоне его лохматой головы, словно два зеленых сигнала светофора, и это было последним, что увидел Егор в ту бесконечно долгую зимнюю ночь.

…Дальше в его памяти сохранилось еще несколько совсем отрывочных фрагментов. Сначала он почувствовал, что согревавшие его существа исчезли, и снова погрузился в ледяную тьму. Потом ему показалось, что его куда-то тащат, волокут по снежному насту, и неровности дороги больно задевают его спину — он открыл глаза, увидел над собой черное звездное небо и убегающие назад верхушки елей, и снова отключился. На этот раз, по всей видимости, надолго, потому что когда его глаза открылись в следующий раз, вокруг стало светлее и он «ехал» не по дороге, а по узкой тропинке среди деревьев, время от времени натыкаясь на их стволы. Где-то сбоку, на периферии зрения Грушева, мелькнули, как ему показалось, какие-то сероватые тени — они скользили по снегу, обегая с разных сторон деревья, и то обгоняли его, то слегка отставали. Молодой человек попытался скосить глаза, чтобы рассмотреть их получше и понять, что это — но даже это крошечное усилие оказалось для него слишком тяжелым, и он опять погрузился в полную темноту.

Следующее пробуждение… Вокруг опять было темно, но медленно убивавший Егора мороз исчез — теперь ему стало не просто тепло, а даже жарко. И лежал он теперь на чем-то мягком, да к тому же, вроде бы был переодет в какую-то приятную на ощупь одежду. Пошевелиться дальнобойщику, как и прежде, не удалось, но он смог посмотреть по сторонам и увидел в нескольких шагах от себя уже знакомые светящиеся зеленым огоньки, разбитые на пары. Одна такая пара горела где-то внизу, еще две — повыше, а еще одну Егор заметил прямо над собой. Он хотел присмотреться к этим огонькам, так похожим на чьи-то глаза, получше, и ему даже показалось, что он видит не только их, но и очертания двери и какой-то мебели, но внезапно ему непреодолимо захотелось спать, и его собственные глаза закрылись.

Спустя еще какое-то время Грушев не то чтобы полностью проснулся, но стал слышать сквозь сон чей-то шепот. Поначалу он не мог разобрать ни слова, но по интонации понял, что шепчутся два человека и что они яростно о чем-то спорят.

— Я вообще сначала подумал, что Гладислав опять с какой-то лесной гадостью играл, как с мышью, и эту гадость в дом притащил! — шептал один из спорщиков. — Хотел его прогнать обратно в лес!

— И каково бы тебе потом было, если бы ты узнал, что прогнал его в лес вместе с человеком?! — так же шепотом огрызался второй, и Егору почему-то показалось, что это была женщина, хотя он не смог бы объяснить, с чего это взял.

— А каково тебе теперь, когда к нам попал посторонний?! Ты за кого больше беспокоишься — за чужого человека или за всех нас?

— Он не чужой, он такой же, как я, вообще-то! И он ничего не видел — в отключке был.

— Откуда тебе знать, был он в отключке все время или хотя бы разок в себя пришел?

— Да хоть бы и пришел! Решит, что ему все привиделось. И мы ему скажем, что это галлюцинации были — при замерзании такое запросто может быть.

— А если не поверит? Если уедет от нас и всем все расскажет?! Если после всего этого его способности сами собой проснутся?!

— Да прекрати ты паниковать, дай ему сперва вообще оклематься! Еще не факт, вообще-то, что он хоть что-то кому-то рассказать сможет…

Егор к тому времени уже достаточно пришел в сознание, чтобы догадаться, о ком идет речь, но когда дальнобойщик попытался открыть глаза и позвать спорщиков, ему стало ясно, что на это он по-прежнему не способен. Одеяло, которым он был накрыт, оказалось слишком тяжелым, а кроме того, сверху на нем как будто бы лежало что-то еще — какие-то небольшие, но тоже довольно увесистые теплые предметы… Или это были живые существа? Исходящее от них тепло, приятная тяжесть и что-то вроде легкой вибрации снова вызвали у него какие-то смутные воспоминания о чем-то очень далеком, оставшемся глубоко в прошлом. Мысль о том, что надо бы все-таки понять, что же они ему напоминают, отвлекла Грушева от услышанного разговора, и он переключился на какие-то детские воспоминания и вскоре снова начал проваливаться в сон.

И снова он открыл глаза, лежа все в том же положении, укутанный во что-то теплое и полностью расслабленный. Но теперь кое-что изменилось — вокруг стало светлее, и молодой человек увидел, что находится в какой-то маленькой комнатушке, все стены которой были увешаны узорчатыми коврами. Закрытая дверь находилась справа — там же, где ему привиделись ее очертания ночью, а впереди, откуда раньше на него смотрели из темноты зеленые светящиеся глаза, стоял высокий старинный шкаф. На шкафу, правда, никого, кто мог бы обладать такими глазами, не было — там только лежали какие-то коробки и стояла большая корзина. Окон Егор не увидел, но тусклый свет падал в комнату откуда-то сзади, так что, скорее всего, окошко, закрытое шторой, находилось именно там.

Молодой человек попробовал пошевелиться и почувствовал, что на его одеяле по-прежнему что-то лежит. Точнее, не что-то, а кто-то, понял он в следующий момент, когда этот тяжелый предмет внезапно зашевелился и словно бы стал устраиваться на нем поудобнее. Грушев с трудом приподнял голову и увидел, наконец, одного из тех, кто, судя по сохранившимся у него воспоминаниям, составлял ему компанию последние несколько часов. На одеяле лежал крупный дымчато-серый и невероятно пушистый кот, похожий на меховой шар, из которого торчал длинный и толстый, тоже почти шарообразный хвост.

Голова у кота, впрочем, как выяснилось спустя еще мгновение, тоже имелась. Почувствовав, что лежащий на кровати человек зашевелился, пушистый зверь тоже приподнялся на лапах, открыл полную острых зубов пасть и угрожающе зашипел на него. Два зеленых глаза блеснули яркими искрами.

От неожиданности Грушев откинулся обратно на подушку, и дымчатый кот тоже сразу успокоился, снова свернулся клубком и одобряюще замурлыкал. Словно именно этого и добивался — чтобы человек, которого он согревал своим теплом, остался в постели и не двигался. Хотя Егору и не хотелось вылезать из-под теплого одеяла — узнать, куда он попал, можно было и позже, да к тому же, кот так приятно, так убаюкивающе мурчал… Только теперь дальнобойщику стало ясно, что за вибрацию он чувствовал ночью, в те короткие периоды, когда приходил в себя — это как раз и было кошачье мурлыканье. Очень давно, в детстве, у них дома жила кошка, и она тоже любила спать у него под боком, не переставая мурчать всю ночь. Но она была очень старой, и после того, как ее не стало, родители Егора не захотели больше заводить ни кошек, ни другую живность, так что он успел основательно подзабыть, как ощущается мурчание этих животных…

Грушева опять потянуло в сон, но теперь он, похоже, был уже не таким слабым, так что смог заставить себя не отключаться и попробовал рассмотреть еще что-нибудь в комнате. С того места, где он лежал, было видно не так уж много, но его внимание привлекло какое-то светлое пятно возле стены, и молодой человек попробовал приглядеться к нему повнимательнее. И словно в ответ на его мысли, это пятно зашевелилось и, отделившись от стены, стало приближаться к его кровати.

Это был еще один кот, а может, кошка — белоснежная, такая же пушистая, как ее лежащий на одеяле серый собрат, со светящимися бледно-голубым светом глазами и роскошным, похожим на меховое опахало хвостом. Ее мягкие лапы бесшумно ступали по расстеленному на полу мохнатому ковру, и если бы Егор смотрел в тот момент в другую сторону, он бы ни за что не заметил движения в комнате. А вот серый хищник, дремавший у него под боком, каким-то невероятным образом уловил шаги белой кошки, и как оказалось спустя мгновение, ему это не понравилось.

Дымчатый кот снова приподнял голову, прижал маленькие треугольные уши и тихо зашипел в сторону белой кошки. Та замерла на месте, припала к полу на согнутых лапах и тоже открыла зубастую пасть, готовая зашипеть, но пока не издавшая ни звука. Серый кот привстал и зашипел громче. Белая красотка прижала уши так сильно, что они исчезли в ее пушистой шерсти, зажмурила глаза и зашипела в ответ.

Так прошла минута или две. Кошки мерили друг друга гневными взглядами, нервно дергали хвостами и по очереди тихо, но яростно шипели, сверкая глазами. Казалось, каждый из них хочет оставить за собой последнее слово — или правильнее было бы сказать, последний шип? — и не желает уступать противнику. Но в конце концов, белая кошка решила сдать свои позиции. Недовольно фыркнув в сторону дымчатого кота, она внезапно резко развернулась к нему хвостом, а потом завалилась на бок и принялась перекатываться по ковру, делая вид, что ни кот, ни только что случившаяся между ними борьба ее совершенно не интересуют и что она просто отдыхает посреди комнаты.

Серый красавец издал довольно громкое удовлетворенное фырканье, тоже взмахнул хвостом и принялся топтаться на Егоре, устраиваясь поудобнее на своем месте. Вскоре он уже снова лежал на одеяле, свернувшись огромным шерстяным клубком, и мурчал так громко, что его должны были слышать в соседних комнатах. Белая же кошка вытянулась на ковре во всю длину и теперь даже не смотрела в сторону кровати и своего соперника. Грушеву показалось, что с ее стороны до него тоже донеслось мурчание — но не довольное, как у серого кота, а нервное и злобное. Потом она еще несколько раз перевернулась с одного бока на другой, но при этом так и не посмотрела в сторону кровати и серого победителя в их споре. И хотя Егор понятия не имел, что именно не поделили эти двое пушистых красавцев, молодой человек не мог отделаться от неясно откуда взявшегося ощущения, что предметом дележа был он сам. По какой-то неведомой ему причине белая кошка хотела тоже спать рядом с ним, на его кровати, но дымчатый собрат отказался уступать ей место и не захотел лежать там вместе с ней.

Последив еще некоторое время за обоими пушистыми хищниками и убедившись, что оба заснули и в ближайшее время не собираются больше выяснять отношения, Егор и сам в очередной раз почувствовал дремоту. В комнате к тому времени стало еще немного светлее, и Грушев подумал, что уже давно наступил день и что, наверное, скоро к нему заглянут люди, которые приютили его в этом доме. Но дождаться их молодому человеку не удалось — его глаза снова начали закрываться.

А самое последнее воспоминание, оставшееся у него в ту ночь, было и вовсе очень коротким. Он проснулся от того, что в глаза ему бил яркий свет, и тут же зажмурился, но успел увидеть, что комнату теперь заливают золотистые солнечные лучи и что к нему приближается стройный женский силуэт, освещенный этими лучами.

Эта тонкая и невысокая фигурка наклонилась над ним и махнула рукой, отгоняя в сторону лежащего у него под боком серого кота. Кот недовольно отодвинулся, и на Грушева внезапно снова накатила слабость, которая, как ему показалось в первый момент, наконец, прошла. Свет вокруг начал меркнуть, и он успел лишь мельком увидеть лицо склонившейся над ним девушки — смуглое, с восточными миндалевидными глазами и удивительно красивое…