Он сидел в кабине уже почти пятнадцать минут. Срок ожидания друга Таисии, который он установил сам себе, подходил к концу, и с каждым мгновением это нервировало его все сильнее. Неужели все-таки верным было его первое предположение? Неужели никакого Шона не существует — или, по крайней мере, этот человек и не думал лететь в Россию — и вся эта поездка была затеяна, чтобы дать ему сбежать? И неужели у него не будет предлога вернуться?
Хотя, может быть, если он не дождется Шона, то как раз сможет поехать назад? Скажет Тае, что, видимо, ее друг не смог прилететь или произошла какая-то ошибка и он прилетит позже. Даст ей таким образом понять, что не хочет покидать город кошек — и все продолжится, как раньше. Может быть, его отъезд и возвращение даже останутся не замеченными, и у Полуяновой не будет из-за этого никаких неприятностей. А если и будут — Егор придумает, как ее выгородить.
А может, он вообще скажет ей прямым текстом, что благодарен на предоставленную ему свободу, но не хочет с ней расставаться? В самом деле, теперь им не нужны будут никакие недомолвки. Вот только… что если Таисию его возвращение не обрадует, что если он, Грушев, ей вовсе не нужен так, как она нужна ему?..
Эта мысль была самой неприятной, самой пугающей из всех, но отмахнуться от нее Егор не мог при всем желании. Такой вариант тоже был возможен, и если он, вернувшись в кошачий город, обнаружит, что его там вовсе не ждали, он проиграет по всем фронтам. У него не будет ни свободы, ни Таисии.
Или все-таки он не совсем проиграет? Ведь Тая в этом случае все-таки будет рядом с ним, а значит, у него будет шанс потом, позже, завоевать ее. И даже если ему это не удастся, он все равно будет с ней видеться, общаться, слышать ее голос…
Стук в стекло вырвал Грушева из этих мучительных размышлений. Он открыл глаза, повернулся к окну и увидел стоящего рядом с кабиной мужчину лет тридцати в меховой куртке с капюшоном. Одной рукой этот незнакомец тяжело опирался на дверцу, а другой собирался снова постучать, но, увидев, что водитель смотрит на него, слегка отступил назад. Егор распахнул дверцу и выжидающе уставился на него, предоставляя ему первому начать разговор.
— Вы не меня ждете? — спросил тот по-русски с заметным акцентом. — Я Шон О’Нил из Гуидора.
Голос у него звучал хрипло и как-то слабо, словно он был очень уставшим или паршиво себя чувствовал.
— Из Гуидора я никого не жду, — отозвался Грушев. Он впервые слышал это название, но зато знал, что секретные города, в которых разводят необычных животных, вообще не имеют имен, и у него запоздало мелькнула мысль, что под видом знакомого Таисии в ее безымянный город мог зачем-нибудь наведаться какой-нибудь шпион.
— Да, я из… поселка без имени, который находится рядом с Гуидором, — уточнил Шон. — Так же, как ваш город без имени находится рядом с этим, — он махнул рукой себе за спину. — С Тху… Тру… Туруханском, так, кажется?
— Так, — медленно кивнул Егор. — И кто назначил вам встречу?
— Тэйя Полью… Полуйа… — его собеседник внезапно скривился и закашлялся. — Простите, ваши русские имена — это очень сложно!
— Садитесь, — Грушев махнул рукой в сторону пассажирской дверцы, и Шон, молча кивнув, стал обходить вокруг кабины, по-прежнему опираясь о нее рукой. Сначала Егору показалось, что он прихрамывает, но потом шофер понял, что дело не в этом — ирландца просто слегка шатало из стороны в сторону, словно у него кружилась голова.
Остановившись перед пассажирской дверцей, Шон взялся за ее ручку, но внезапно закашлялся, схватившись за грудь и еще сильнее пошатнувшись. Грушев открыл эту дверь и протянул ему руку:
— Что с вами? Вам плохо?
О’Нил помотал было головой, похоже, не желая признаваться в своей слабости, но потом со вздохом махнул рукой:
— Да, я немного не рассчитал силы. Помогите мне забраться…
Поднатужившись, Егор потянул его в кабину обеими руками и втащил на сиденье. Шон при этом кривился от боли, а оказавшись в кабине, опять закашлялся, прижимая ладонь ко рту. Грушев заметил, что руки у него были чем-то испачканы, включил в кабине свет и вздрогнул — обе ладони были в чем-то красном.
Новый знакомый заметил его испуганный взгляд и через силу улыбнулся:
— Не бойтесь заразиться. Это не туб… не болезнь, которую мне не выговорить! Это я ударился…
Егор продолжал смотреть на него с сомнением, и улыбка Шона стала насмешливой.
— Вам в любом случае нечего бояться. Мы же скоро приедем к йольским котам… к котам-целителям! — сказал ирландец и закашлялся еще сильнее.
В этом он был прав — теперь Грушев точно должен был разворачиваться и ехать назад, в кошачий город. Отправлять туда своего нового знакомого в таком состоянии он не стал бы, даже если бы по-прежнему хотел сбежать.
А сбегать ему теперь уже точно никуда не хотелось, внезапно понял Егор. Все сомнения, от которых он до последнего момента не мог избавиться, после встречи с Шоном исчезли без следа. Кем бы ни был этот парень, откуда бы он ни приехал в Россию и что бы ни случилось с ним по дороге, ему явно пришлось бороться с кем-то сильным. Он не только плевался кровью — разглядев его получше при свете, Грушев заметил и багровый кровоподтек на скуле, и разбитые костяшки пальцев. Это значило, что те, с кем он дрался, могли последовать за ним и каким-то образом тоже попасть в кошачий город. И они явно были опасны для города — и для Таисии, которая, видимо, именно поэтому и попросила Егора доставить к ней Шона в такой тайне. А оставлять Таисию в опасности Грушев точно не собирался. Да еще в компании этого самого Шона — избитого, чуть ли не помирающего, героически прорвавшегося к ней из другой страны и, несомненно, способного вызвать у нее желание заботиться о нем. Как там ее кузен говорил? То птичек с подбитым крылом домой таскает, то зверушек, то целого мужчину! Этим мужчиной был Егор, и меньше всего на свете он хотел уступить свое место кому-то другому.
— Сейчас мы поедем к нашим котам, только сперва надо заправиться, — сказал Грушев своему пассажиру и, догадавшись по его недоуменному лицу, что он не все понял, указал на заправку. — Бензин надо залить, у меня мало осталось.
— А, конечно! — закивал О’Нил, и Егор завел мотор.
Заправка не заняла много времени, и вскоре грузовик уже снова переваливался через сугробы на никому не известной дороге, оставляя позади электрические огни Туруханска и все дальше углубляясь в заваленный снегом лес.
— Боюсь, нас теперь немного потрясет, — предупредил Грушев своего пассажира, а потом, со вздохом, поправил себя: — Точнее, даже не немного. Я постараюсь ехать осторожнее, но сами видите, что на дороге творится.
— Лучше ехать быстрее, — возразил Шон, глядя на возвышающиеся повсюду сугробы с плохо скрываемым испугом. — Мне надо очень срочно поговорить с вашим начальством.
В следующее мгновение машина подпрыгнула на смерзшейся куче снега, и он, тихо охнув, схватился за грудь, после чего снова попытался сделать вид, что с ним все нормально. «Надо было взять с собой кого-нибудь из баюнов!» — пришла Егору в голову запоздалая мысль, и он с виноватым видом посмотрел на ирландца. Если бы, уезжая из кошачьего города, он не думал о побеге, если бы сразу решил вернуться назад, то, наверное, додумался бы взять с собой четвероногого попутчика, хотя бы для того, чтобы ехать было не так скучно. И тогда его пассажира уже сейчас начал бы лечить мурлыкающий целитель — а так ему придется еще несколько часов терпеть боль, судя по всему, не слабую.
— Сейчас отъедем чуть подальше от города, и я посмотрю, что у меня есть в аптечке, — сказал Грушев. — Там должно быть какое-то обезболивающее. Да, и еще, — он указал на пакет, пристроенный между сиденьями, — там у меня термос с чаем, хотите? И еда какая-то была…
— Спасибо, но мне, наверное, нельзя сейчас горячее, — сдавленным голосом отозвался Шон.
— И то верно, вам, наоборот, холодное нужно, — кивнул Егор и сбавил скорость, а потом и вовсе остановился. — Сейчас, подождите, я все сделаю!
Аптечка нашлась под водительским сиденьем. Грушев, привыкший к тому, что большинство вещей в пансионате были старыми и постепенно выходящими из строя, опасался, что у лежащих в ней лекарств давно вышел срок годности — тем более, что жители кошачьего города в лекарствах почти никогда не нуждались. Но к его немалому удивлению, аптечка была в полном порядке — даже самый въедливый гаишник не нашел бы, к чему в ней можно придраться. Протянув О’Нилу упаковку таблеток, Егор вылез из машины и принялся разгребать небольшой сугроб на обочине. Как он и ожидал, под слоем рыхлого снега обнаружился лед, оставшийся после недавней оттепели, за которой последовали новые заморозки.
Молодой человек снова метнулся в кабину, достал из-под сиденья монтировку и несколькими ударами отколол от асфальта целую пригоршню мелких ледяных кусочков, которые потом, ссыпав в нашедшийся все там же под сиденьем пластиковый пакет, он тоже вручил своему подопечному.
— Вот, глотайте по одному, — сказал Егор, и Шон, понимающе кивнув в ответ, запустил в пакет руку.
Дальше они некоторое время ехали молча. Грушев, как мог, старался выбирать на дороге более ровные места, но грузовик все равно сильно трясло и сидящий рядом с ним коллега Таисии болезненно морщился. Но когда Егор пробовал ехать медленнее в надежде хотя бы так уменьшить тряску, его пассажир начинал беспокойно ерзать на сиденье и молча бросать нервные взгляды на часы.
— Не стоит так волноваться, — попытался, в конце концов, немного подбодрить его водитель. — Мы приедем часа через три — это не так много. И сразу же уложим вас в кровать с кошками. На следующий день вы уже будете здоровы!
— Ах, да плевать на мое здоровье! — с раздосадованным видом отмахнулся от него пассажир. — Я должен предупредить ваше руководство о комиссии! Они там совсем с ума посходили, вы даже не представляете…
— О них вы тоже сразу всех предупредите, три часа ничего не решают…
— Не три часа, а больше суток! — простонал Шон. — Я позавчера прилетел в Красноярск, потом оттуда — в Турханск или как он там называется, потом вас ждал несколько часов… За это время можно столько всего сделать…
— И что они собираются делать? — спросил Егор, сообразив, что от этого иностранца он может узнать все то, что от него скрывают жители кошачьего города.
Все то, что может ему пригодиться, если он все-таки попытается оттуда сбежать, когда окажется один. Или если окончательно решит там остаться.
Шон, между тем, явно даже не догадывался, что шофер собирается вытягивать из него секретную информацию.
— Они потребовали распустить наш питомник! — начал он рассказывать, и Грушеву показалось, что этот человек даже обрадовался возможности выговориться прямо сейчас, не дожидаясь встречи с коллегами. Скорее всего, ему и в голову не пришло, что за ним могли прислать сотрудника, не до конца посвященного в их тайные дела.
Егор же, услышав ответ О’Нила, на мгновение и сам забыл, что не просто так начал его расспрашивать.
— Зачем распустить? — изумленно повернулся он к своему пассажиру.
Таисия и другие сотрудники российского питомника говорили ему о том, что европейская комиссия часто придирается к несущественным мелочам и штрафует за них, из-за чего ее приезда и опасались, но о том, что они могут вообще закрыть питомник, никто никогда не упоминал.
— У них там крыша… Как это сказать по-русски? Уехала? — ответил Шон, проглотив очередной кусочек льда.
— Поехала, — машинально поправил его Грушев.
— Да, точно, поехала! Они совсем сошли с ума. Раньше они просто следили за тем, чтобы животные жили в хороших условиях, чтобы их нормально кормили, чтобы ухаживали. Проверяли, всего ли хватает питомникам, и если чего-то не хватало, помогали это достать. А потом они… Ой! — грузовик подскочил на какой-то особенно высокой снежной кочке, и ирландец скривился от боли. — Два года назад они назвали себя защитниками прав животных и стали критиковать вообще все! В прошлом году запретили нам выпускать кошек на улицу и оштрафовали за то, что на всех окнах нет сеток — но у нас нет высоких домов, и на улицах для котов безопасно, а сидеть все время взаперти им скучно… Несколько сотрудников велели уволить, потому что они говорили о кошках без улыбок — сказали, что это значит, что они не любят животных. Мы их уволили, а на следующий день, когда комиссия уехала, обратно на работу взяли. Но в этот раз… В этот раз они сказали, что эксплуатировать животных вообще нельзя, так что мы должны найти им всем хозяев, а кому не найдем, тех они заберут в свои приюты и сами будут пристраивать! Ох!!!
Машину опять затрясло, и Шон выкрикнул пару незнакомых Егору слов — видимо, выругался по-ирландски. Водитель снизил скорость до сорока километров и решительно повернулся к своему многострадальному спутнику:
— Здесь мы поедем медленно, иначе я вас живым не довезу. Да и найти верный путь тут сложно. А дальше дорога будет получше, там ускоримся.
Пассажир, как показалось Грушеву, хотел возразить, но, чуть поколебавшись, все-таки не стал спорить.
— В общем, наши люди ночью, когда члены комиссии спали, собрали всех кошек, погрузили их на машины и отвезли в Гуидор. Но несколько человек остались, я в том числе — мы должны были задержать проверяющих как можно дольше, чтобы кошек успели расселить по домам местных жителей. Ну и вот… — Шон схватился за грудь и на мгновение закрыл глаза, пережидая очередную вспышку боли. — Мы их задержали… А потом поняли, что надо вас предупредить… и японцев…
— И вы решили отправиться к нам, но эти уроды попытались вам помешать? — догадался Егор.
Его пассажир молча кивнул, а потом его лицо вдруг стало еще бледнее, и он машинально поднес руку к глазам, словно пытаясь отогнать что-то, мешающее ему видеть.
— Все, не разговаривайте больше, — велел ему Грушев. — Берегите силы — вам надо будет все это повторить нашему руководству.
— Нет, вы меня слушайте до конца, — слабым голосом запротестовал О’Нил. — Это важно. Одна женщина из комиссии, Ольга, сказала, что даже если в вашем, русском городе кошек, решат не пускать их к себе и не пришлют шофера, они все равно узнают дорогу. То есть, у них есть кто-то в России, кто ее знает, и он сможет их к вам привезти.
— Ясно, — ответил Егор. — Не волнуйтесь, если вы будете не в состоянии, я сам все расскажу. А вы потом добавите, если что-то сейчас упустили.
— Да… конечно… — еле слышно пробормотал Шон с закрытыми глазами. — Спасибо вам…
Дорога впереди все еще петляла, но стала чуть более гладкой, и Грушев попробовал плавно увеличить скорость. Дальше, насколько он помнил, путь должен был стать еще более легким, без ям и ухабов, на которых машину могло бы трясти, а доехать до города им надо было как можно быстрее. Его пассажир больше не кашлял кровью, но Егор почти не сомневался, что у него продолжается внутреннее кровотечение и счет, возможно, уже идет на минуты.
Так что он еще крепче вцепился в руль и дал полный газ, торопясь вернуться в город, из которого только что пытался сбежать.