Письма бойцов

Глава 27 Америка

7 ноября 1940. Алексей.

В работе на свежем воздухе есть своя прелесть. С высоты башни опоры Бруклинского моста открывается великолепнейший вид на утренний город, знаменитые небоскребы, Гудзон, порт. С определенного ракурса во всей своей красе предстает известная скульптура с факелом. Символ стремлений и чаяний миллионов. Идол могучего божества. Зримое воплощение настоящей свободы.

— Дик, чего застыл? — донесся недовольный голос напарника.

— Тебя жду. Грунтовку давай, — Рихард перецепил карабин страховочного пояса и полез на конструкцию.

— Быстрый ты, англичанин, — Мик Паризи протянул ведерко с грунтовкой.

При этом рабочий старался не смотреть вниз. Ступал он осторожно, с опаской, судорожно хватался за ванты и талрепы моста.

Рихард с усмешкой перехватил ведерко, подвесил за крюк и принялся быстро красить металл. Грунт с кисточки ложился и на чистую поверхность, и на рыжину. Ребята спешили и не слишком старательно ободрали старую вспучившуюся краску, ржавчину тоже счищали где счищается, благо бригадир за всеми уследить не мог, да и не старался.

Шедшие с краской Рихард и Мик покрывали все косяки предыдущего звена. В прямом смысле слова, стоит добавить. Замазывали и ржавчину, и чистый металл слоем грунта. Первое время Рихарда удивляло такое отношение к работе, но работяги по-дружески объяснили — платят компании за сделанный объем, контроль особый и не ведется, муниципальный чиновник требует сроки. Вот так и получается. Даже недавнее крушение моста в Вашингтоне, всколыхнуло только прессу, на бдительности заказчика совершенно не сказалось.

Впрочем, тот же самый Мик наедине пояснил новичку: не везде так. В Америке сложно, но интересно. Это не Европа, здесь своя собственная миля. Здесь можно не только работать, но и заработать. Главное доверять своему чутью и верить в удачу.

Справились до того, как бригадир закрыл фронт работ. Затем их перебросили на усиление звеньям, чистившим фермы под железнодорожной частью моста.

— Стоп. Перерыв. — Рихард уселся на балку и закурил.

Вскоре к нему присоединились остальные. Шум машин, вибрация, свист ветра людям совершенно не мешали. Пропасть под ногами, холодные воды Гудзона далеко внизу тоже уже не пугали. Люди, страдавшие страхом высоты, здесь не работали. Только Мик ходил по балкам с опаской, так и не может перебороть себя. Видимо, долго не выдержит, уйдет, как только подвернется что более спокойное.

Герт извлек из кармана вчерашнюю газету и погрузился в чтение. Иногда он отпускал яркие эпитеты на смеси английского с идиш. Было с чего, половина номера посвящена сражению в Англии.

— Что интересного?

— Тяжелые бои за плацдармы. Твои земляки давят немцев, атакуют, бомбят с воздуха. Вон, эсминцы и два крейсера учинили бойню у Дувра, — Герт ткнул в разворот газеты. — Потопили два русских линкора и авианосец. Или немецкие. Разницы нет.

— Русские оседлали Корнуолл, — заметил Томаш Бжезинский. — Твоим землякам, Дик, тяжело приходится.

Широкоплечий флегматичный поляк говорил с заметным акцентом. Работе бригадира это не мешало. Среди ремонтников вообще царил полный интернационал, большинство мигранты в первом поколении. Вон, Томаш приехал в Штаты перед войной. Герт вырвался из пылающей Франции, где несколько лет безуспешно пытался получить легальные документы. Почему-то все считали Бользена англичанином. Сам он не спешил развеять заблуждения, даже имя переиначил на американский манер. Рихард, это слишком чужеродно звучит, вот Дик — самое то.

— Англия еще дерется. Так просто не сломить. Испанскую армаду разгромили, Наполеона разгромили, немцев в прошлой войне разгромили, в этой тоже сбросят врага с плацдармов.

— Может быть. Только уже год как война идет, а остановить бошей и русских не получается. У тебя Дик в Англии кто-нибудь остался? — хороший вопрос, с подвохом.

Бользен пристально посмотрел в глаза Герта. Стиснул губы и глухо как-бы нехотя молвил:

— Никого не осталось. Все мои погибли. Друзей много погибло.

— Ты сам воевал?

— Знаешь, у меня еще документы до конца не оформлены. Ничего личного.

— Понимаю, — Томаш тряхнул головой. — Не обижайся. У меня два брата в Польше остались. Последнее письмо получил только весной. Даже не знаю, как там живут под немцами. Под немцами ли?

— Новое польское государство, — саркастическая ухмылка яснее ясного показало отношение к этому детищу берлинских экспериментаторов.

— Пойдемте, солнце уже высоко, — Томаш первым поднялся с балки и перепрыгнул на параллельный двутавр конструкции.

За бригадиром потянулись остальные. Бжезинский только кажется добродушным увальнем, сам работает с огоньком, бездельников и неумех увольняет со свистом. В стране безработица. Мигрантам особенно плохо приходится.

Рихард-Дик специально интересовался статистикой, последствия Депрессии и кризисов до сих пор чувствуются, хотя промышленность потихоньку набирает обороты. И то по большей части за счет государственных контрактов. Раскручивается маховик.

— Ты же за Рузвельта голосовал, — на следующем перекуре Дик пихнул бригадира в бок. — Будет он помогать европейцам, или нет?

— Так ты сам знаешь, в Капитолии не пропускают, президент обходные пути находит. Помогаем помаленьку, дальше помогать будем.

— Я голосовал против, — Тэд пыхнул сигаретой. — Рузвельт наши налоги выбрасывает на ветер. Не в коня корм. Раз европейцы сами не хотят драться, то идти за них умирать дураков нет. И помогать им бесплатно…. Пусть Франклин из своего кармана платит, раз он такой богатый.

— Есть кому драться, — Дик удачно поймал паузу, когда его слова прозвучали весомо для всех.

— Только англичане остались. Флот они потеряли. Вон, Франклин от доброты душевной им целый авианосец дал и две дюжины эсминцев. Где тот «Уосп»? Не отвечай. Русские утопили вместе с нашими парнями. Почему наши парни должны умирать за этих снобов? Почему я должен платить из своего кармана за снаряды и самолеты для европейского ворья?

— Так и будешь сидеть ждать, когда русские и немцы к тебе приплывут? — ехидным тоном полюбопытствовал Герт.

— А хоть бы и так. Пусть приплывают. У нас есть чем с ними торговать. Вон, из-за демократов схлопнулись пять банков, у них активы в России. Люди пенсионные накопления потеряли. Что в белом Доме скажут на это? Все кто покупал немецкие облигации в пролете. Скажите спасибо великому вождю демократов, сделал все чтоб рассорить нас с русскими, испортил отношения с немцами, зато он дарит оружие англичанам, из-за китайцев и азиатов готов развязать войну с японцами.

Лезть в спор Рихард не спешил. Нет смысла. Все равно Тэд прав, по-своему прав. Плохая это правда, вредная, но спорить пока рано. Не пришло время. Рихард хорошо знал, весь Коминтерн на прошедших на днях выборах голосовал за действующего президента, агенты коммунистического и союзных движений работали против его конкурентов, где убеждениями, а где через профсоюзы «гасили» противников, собирали голоса за Рузвельта.

— А ведь он прав, некому драться, — заметил Томаш.

— Есть. О Коминтерне слышал? Эти ребята еще во Франции задали трепку нацистам и русским.

— В газетах о них не писали.

— В газетах не все пишут.

— Ты с ними знаком?

— Есть общие друзья.

На этом Дик прекратил разговор. Уже по окончанию смены, когда довольные и радостные рабочие шли переодеваться в чистое, как бы невзначай снова упомянул Коминтерн. Пара случайных слов, оборванная на полуслове фраза. К своему удовольствию Бользен отметил интерес в глазах ребят.

— Эти коминтерны хоть деньги своим добровольцам платят? — задал ключевой вопрос Мик Паризи.

— Мне говорили, хватает чтоб семьи содержать, и даже скопить получалось. Но люди не за деньги воюют.

— Вот куда наши налоги уходят, — скривился Тэд.

Расставшись с ребятами, Дик направился домой. Времени достаточно, потому вместо поезда сабвея прогулялся пешком. Нет так уж и далеко, три четверти часа быстрым шагом. По пути зашел в закусочную пообедать.

После Франции и Англии мигранта удивляла любовь американцев к бутербродам. Любили и умели местные сооружать сытные и вкусные вещи из банальной булочки, котлеты или сосиски, пары листочков салата и соуса. Вот фирменная черта нации — не тратят время зря. Это не французы, растягивающие завтрак с булочкой на час, не ленивые сонные русские, убивающие лучшие часы на длинные обеды, не англичане с их суховатой однообразной диетой, нет — вот настоящая кухня трудового народа.

Дик Бользен мог себе позволить обед в ресторане, но предпочел, как настоящий пролетарий, зайти в «быстроежку» имени полковника Сандерса. Курица полезна для здоровья, особенно человеку перевалившему за экватор жизни. Увы, с годами приходится думать о себе. Прошли благословенные годы молодости, когда в китайской командировке питался таким, что до сих пор вспомнить страшно.

После кафе Дик нашел телефонную будку на углу. На вызов ответили с третьего гудка.

— Добрый день, амиго.

— Рад тебя слышать, — Мигель сразу перешел на французский.

— Есть что нового по моему вопросу?

— Обижаешь. Мои новые друзья удивились, но решили проблему. Ты можешь подъехать в тот самый бар в Бруклине, что ты хорошо запомнил?

— Обязательно. Вечером?

— Да. После восьми.

Всегда полезно иметь хороших друзей.

Бар Бользен хорошо помнил. Именно из него охрана итальянских мафиози выкинула подгулявших друзей в одну из их первых ночей в Штатах. Хорошо повеселились. Еще лучше с похмелья решали дела на утро. Вопрос уладили с помощью местных товарищей и друзей из Бунда. Итальянец заплатил компенсацию. Все честно и по понятиям. Но бар запомнился обоим ветеранам интербригад.

Дик заглянул в газетную будку и взял всю свежую прессу. Пока Штаты пребывали в эйфории после выборов и убедительной победы любимого президента, вести из-за океана не радовали. Из-за обоих океанов, честно говоря. Сражение за Ла-Манш англичане проиграли с треском. Боевой офицер прекрасно понимал, раз континенталы до сих пор дерутся на плацдармах, раз пишут о тяжелых боях в южной Англии, корреспонденты сообщают об обстрелах с моря Уэльса, то все очень и очень плохо.

Поздно вечером и ночью Нью-Йорк просыпается, по улицам текут потоки машин, центр заполонен людьми, призывно светит неон рекламы, жизнь бурлит. Если утром и днем это деловой город со своим жестким трудовым ритмом, то после захода солнца начинается непреходящий праздник.

В бар Дик приехал на такси. Вышибала на входе вежливо поздоровался с посетителем. Да, Бользена здесь помнили, заведение конечно дороговато, но зато чистое, играет нормальна музыка, а не тоскливый заунывный негритянский джаз, публика приличная, а девушки свежи и сами напрашиваются на знакомство с продолжением и приключением.

Столик у окна свободен. Дик заказал джин, легкий ужин, раскурил сигарету и забросив ногу на ногу смотрел в окно. Ночной город красив. Нигде больше нет столько машин. Сверкающие лаком и хромом стальные реки на широких улицах. Устремленные в небо небоскребы. Множество людей. Здесь остро чувствуется ритм жизни. Все спешат. Даже развлекаются так, чтоб увидеть, почувствовать, получить как можно больше за раз. Уникальный город. Удивительная страна. Именно здесь Дик понял, почему весь мир стремится попасть в Америку.

— Привет! — Мигеля Бользен заметил на входе. Испанец быстро сориентировался и поспешил к столику. Следом подскочил официант с меню.

— Рад видеть!

— Ты тот же самый. Невозмутимы и неизменный! Рихард, ты как настоящий американец, только не жуешь постоянно как корова.

— Меня иногда называют Диком.

— Ерунда. Я был и есть Мигель. — Повернувшись к официанту, — текилу и тоже самое перекусить что этому мистеру.

— Ты раньше не пил текилу.

— Так ее и не было.

— Приучаешь горло к напитку дальней родни?

— Местные не отличают испанцев и мексиканцев. А местный бренди у них противный.

После пары глотков крепкого Бользен перешел к делу. Всегда приятно встретиться со старым амиго, но зная горячий нрав Перейры Дик обоснованно боялся в разгар вечера забыть зачем сюда пришел.

— Договорились. Профессор живет на Манхеттене. Преподает в каком-то филиале при Колумбийском университете. Ему передали твою просьбу.

— И?

— Все хорошо. У тебя с ним встреча. Вот адрес, там же дата и время, — бумажка перекочевала из рук в руки.

— Спасибо.

— Не за что. Всегда рад. Только знаешь, почему ты хочешь с ним встретиться так, чтоб не узнали наши общие друзья?

— Они слишком много знают. А профессор по ключевым вопросам расходится с Интернационалом. Ты понимаешь.

— Вот это и удивляет. Ты решил пойти в политику?

— Увы, я для этого слишком глуп, или слишком умен. Сам не знаю.

— Ты самая хитрая немецкая сволочь, которую я знаю. Рихард, не лезь в это гуано. Если надоест, если наскучит электрический свет, соскучишься по теплу, поехали со мной в Мексику. Или догоняй, когда дозреешь.

— Сам не знаю. Но не отказываюсь.