Письма бойцов

Глава 23 Потсдам

12 октября 1940. Грегор Штрассер.

Канцлер орал. Его лицо побагровело, налилось кровью, взгляд выкаченных на лоб глаз пугал. Редкое явление. Обычно глава правительства и бессменный лидер проявлял сдержанность в общении с людьми, даже если очень сильно хотелось придушить собеседника. Причина срыва весьма банальна. Не каждый день Грегор Штрассер всесильный канцлер Третьей Империи германской нации узнавал такие новости и делился зарядом бодрости с окружающими.

— Где мой флот? Куда делись мои адмиралы⁈ — гремело под сводами бункера.

Большинство присутствующих молча пережидали бурю. Канцлер ревел, уперши кулаки в стол, наклонившись вперед. Имевший несчастье сидеть поблизости гросс-адмирал Редер стоически терпел. Главком флота много пережил, но сейчас шторм неумолимо надвигался на корабль его карьеры.

— Кто вернет Германии «Бисмарк»? Ваш Лютьенс в первом же походе утопил двести миллионов марок! — Штрассер задал персональный вопрос главкому. Что характерно, на виновника катастрофы Гюнтера Лютьенса он даже не смотрел.

— Я и командующий эскадрой направляли подробный рапорт о бое со всесторонним анализом и выводом.

— Вы сами поняли, какой бред вы написали? На новейшем линкоре вышли и з строя котлы! Это даже не дошли до Исландии! Какого черта немцы тратят деньги на флот, когда вы строите корабли, на которых нельзя плавать и драться? Это еще не все. Почему я вынужден просить у русских продать котлы на новейшие строящиеся линкоры? Почему вдруг силовые установки наша ахилесова пята? Не наша, ваша, адмирал! Кто ответит за то, что «Цепеллин» первый бой принял с негодным авиационным оборудованием?

У канцлера накопилось много вопросов. Несмотря на уверения кораблестроителей, флот показал низкую боеспособность. Проблема зрела давно, а с первыми выстрелами, первыми походами и сражениями гнойник прорвало так, что все причастные усиленно делали вид, что ничего не произошло, при этом лихорадочно пытались лечить сепсис подорожником.

Многие беды флота возникли в следствии опасного разрыва между желаниями заказчика, амбициями и безграмотностью проектировщиков, и полным обрывом обратной связи от моряков. Со времен Второй Империи квалификация специалистов Морского Бюро резко упала, сказались массовые сокращения после войны и массовый набор молодых амбициозных дарований в жизни не попадавших на палубу корабля. Надо сказать, сам Грегор Штрассер и партийные вожди немало поспособствовали такому положению дел. Увы за все приходится платить.

— Мой канцлер, у меня тоже вопросы к проектировщикам и корабелам, — Эрих Редер не привык отступать и брать все на себя. — Я неоднократно докладывал: царящее наплевательское отношение к требованиям флотских офицеров доведет нас до беды.

— Вы докладывали. Почему Вы не приняли меры⁈ Чья подпись на техническом задании к «Фридрихам»?

Удар ниже пояса. Не у одного Редера болела голова от вопроса: что делать с новейшими линкорами? Изначально корабли планировали оснастить дизельными силовыми установками. Решение сулило дать великолепную динамику разгона и потрясающую дальность плавания морским титанам. Оба новейших линкора впервые проектировали без оглядки на ограничения и договора. Сам Штрассер потребовал «чтоб лучше, чем у англичан».

К сожалению, уже когда корпуса росли в вспышках электросварки на верфях, когда прошли испытания и спешно запускались в производство новейшие сорокасантиметровые орудия, выяснилась одна неприятная вещь. Так, мелочь сущая. Дизельные установки требуемой мощности не могут быть построены в разумные сроки. Точнее говоря, они еще проектируются и дорабатываются.

Линкоры пришлось спешно перепроектировать на турбины. Причем не на установки сверхвысокого давления, не показавшие себя, мягко говоря, а на куда более скромные параметры пара, но зато надежные. И вдруг выяснилось, что такие котлы надо разрабатывать заново. Котлы в итоге заказали Коломенскому заводу. Обычные русские серийные трехколлекторные «Ярроу» адмиралтейского типа. С турбинами справились сами. Надо ли говорить, необходимость идти на поклон к союзнику в критический момент сильно уронила реноме немецких корабелов. Над проектными управлениями и судостроителями сгустились тучи.

— Шнивинд! — канцлер повернулся к начальнику штаба флота. — Шнивинд, Вы только вернулись из Санкт-Петербурга. Вам не икается от смешков русских?

— Мой канцлер.

— Молчать!!! — От рева даже закаленные в боях генералы и адмиралы вздрогнули.

— Начальник штаба флота трус! Можете не оправдываться. Я читал стенограмму совещания у царя. Даже французы показали себя настоящими солдатами. Вы Шнивинд, опозорили меня и моих моряков.

— Я вынужден подать в отставку, — на начальника штаба жалко было смотреть. А ведь еще сегодня утром он считал свою позицию непотопляемой.

— Может быть, оно к лучшему. Рапорт направите через канцелярию. Гросс-адмирал? — уже спокойным тоном. — Полагаю, Вам лучше будет сегодня же написать свой рапорт.

— Флот не готов к новому сражению.

— Я знаю. Уже знаю. — Спокойный чуть усталый голос канцлера страшил больше чем крик.

По залу совещаний прокатился тихий ропот. Мало кому нравились такие кардинальные решения. Однако были и те, кто тихо про себя радовался открывающимся перспективам. Грегор Штрассер заложив руки за спину прошелся вдоль стены, налил стакан воды и опрокинул залпом. Вспышка гнева прошла. Теперь это был знакомый всем энергичный неунывающий деятельный и неутомимый боец.

— Вице-адмирал Дениц, вы показали себя хорошим организатором работы наших подводных сил.

Все взгляды скрестились на уже не молодом, худощавом адмирале подводнике. Сам Карл Денниц с достоинством кивнул в ответ на обращение.

— Если нет возражений, Вы с этой минуты главком Кригсмарине. Прошу завтра утром предоставить мне кандидатуру начальника штаба. Ваши предложения по кадрам. Мне нужен толковый адмирал, смелый грамотный моряк, способный не опозорить Германию в операции «Красный прибой».

— Вильгельм Маршалл, геноссе канцлер, — соображал Дениц быстро.

— Тот самый Маршалл, которого Редер задвинул ради своего любимчика Лютьенса?

— Да. Во втором сражении за Фарерский барьер его линкоры потопили «Рипалс».

— Вы гросс-адмирал, Вам решать. Меня кандидатура устраивает. Сроки и план операции согласовываете с русскими. Ориентировочно, начало ноября. Я не намерен терпеть налеты на Берлин и Рур до весны. Начальника штаба назначите сами.

Совещание вошло в нормальное рабочее русло. Карл Редер решивший ковать железо пока горячо сходу предложил разорвать порочный круг и подчинить Морское Бюро командованию Кригсмарине.

Неожиданно с интересным предложением выступил вождь НСДАП. Отто Штрассер до этого момента молча черкал в блокноте, делал пометки. Теперь он поднялся и попросил минуту внимания.

— Сложившаяся ситуация вызывает озабоченность партийных органов. Вопиюще наплевательское отношение командования флота к моральному уровню личного состава, ошибки командиров эскадр и отрядов требуют срочно усилить флот стойкими верными нации беспощадными к врагам империи офицерами и политическими наставниками.

— Отто, засунь себе в задницу своих наставников, — канцлер резко оборвал брата.

— Ситуация того требует.

— В задницу, — повторил Грегор Штрассер. — Лучше усиль контроль за своими гауляйтерами. Мне опять докладывают о воровстве и идиотских выходках «лучших из лучших».

У централизованных социалистических систем есть свои преимущества. Жесткая вертикаль власти обеспечивает быстрое прохождение управляющих сигналов сверху вниз. Увы, она же ограничивает обратную связь и рубит частную инициативу, здоровую предпринимательскую деятельность. Концентрация ресурсов зачастую оборачивается их бездарным использованием.

Монополизация идеологии и сращивание единой и самой народной партии со структурой власти ускоряла карьерные лифты, но она же поднимала на самый верх людей идеологически выверенных, но должной квалификацией и прочими талантами обделенных. Осенью 40-го года в разгар войны вдруг выяснилось, что радужные доклады, бодрые рапорты о состоянии промышленности во многом опирались на желание казаться, а не быть. Другими словами, не все благополучно в Германской империи. Хуже всего, сигналы были, с мест временами кричали, но глас вопиющего заглушали гимны и марши.

Совещание в ставке канцлера длилось три дня. Кадровые пертурбации ограничились перестановками в Кригсмарине, но руководство Люфтваффе получило очередной недвусмысленный намек: незаменимых нет. Маршалу Эрнсту Удету указали на целую серию проблем и провалов, но дали шанс исправить ситуацию. Все же Грегор Штрассер испытывал симпатию к этому хорошему, но увлекающемуся человеку. Да и в Люфтваффе Удета любили за отеческое отношение к летчикам.

Ранние проработки операции «Красный прибой» предусматривали первоочередную атаку немцев на Дувр, захват батарей и высадку на широком фронте. Штрассер будучи человеком военным, закончил войну в звании гауптмана, видел с какими проблемами столкнется первая волна, но понимал, что это единственный участок где немцы могут достигнуть вражеского берега самостоятельно. Если английский флот берут на себя русские, даже за вычетом поврежденных у Фарер кораблей, Макаров доминирует в северной Атлантике и наращивает авиационную группировку в Исландии, то высадочными средствами они точно не поделятся. По докладам атташе в России, русским самим мало.

— У нас времени меньше месяца. Воздушное наступление мы возобновили, — подвел итог канцлер. — Ни дня на раскачку нет. Строительство быстроходных барж и паромов мы провалили. Тяжелых планеров мало. Стратегических бомбардировщиков очень мало. Выпуск истребителей и подготовка летчиков провалены. Строительство тяжелых кораблей мы провалили. Новые эсминцы неспособны стрелять при легком волнении.

— Кто вообще придумал ставить крейсерские пушки на эсминцы? — прозвучал неожиданный вопрос.

Еще одна гениальная ошибка проектировщиков. Бывшего адмирала Редера на совещании уже не было. Посему ответить канцлеру желающих не нашлось. Да и Эрих Редер предпочел бы не акцентировать внимание на теме.

— Дату высадки определят метеорологи. Вам, Дениц наладить плотную работу с русскими. Постарайтесь не утопить мою армию в проливе.

— Мы можем настоять на переносе операции на весну, — Эрнст Удет единственный кто еще мог спорить со Штрассером. Сейчас он больше переживал не за свои погоны, а за своих людей. Все же первое наступление на Англию дорого обошлось Люфтваффе. Оперативная пауза позволила лишь отчасти восстановить эскадрильи и дать отдых людям. Маршал искренне надеялся за зиму резко нарастить выпуск самолетов и ускорить подготовку пилотов.

— Не принимается. Весной все будет хуже, чем сейчас. Наши силы удвоятся, у врагов усемерятся. Бьем сегодня. Завтра будет поздно.

Грегор Штрассер вовремя сдержал готовую сорваться с языка фразу. Чуть было не ляпнул то что думал. Как человек умный он прекрасно понимал, если царь договорится с королем, Германию уже ничто не спасет. Канцлер не испытывал особых иллюзий в отношении союзников. Шанс на резкий разворот Санкт-Петербурга мизерный, но канцлер обязал был его учитывать. У русских хорошие аппетиты. Они держат слово, но, если вдруг Лондон пожертвует Индией и гарантирует свой нейтралитет в китайских делах, все может случиться.

Уже вечером за ужином в своем кабинете Грегор вспомнил про урановый проект. Физики обещали ему настоящее чудо, оружие способное покорить весь мир. Мир канцлеру был без надобности, хватало Германии, но стоило вызвать кураторов с подробным отчетом. А еще лучше самому скататься и своими глазами посмотреть, что они там ваяют. Чутье подсказывало, что если в армии и на флоте такой бардак, то у гражданских все может быть в разы хуже.

Вдруг в голову пришла мысль, что научные лаборатории иногда взрываются. На заводах тоже бывают аварии. Ученые люди увлекающиеся, могут и город поднять на воздух по ошибке. С них станется.

Поздно вечером позвонили из секретариата и сообщили, что с канцлером желает говорить император Алексей.

— Немедленно соедините. В России глубокая ночь? Значит разговор не терпит отлагательств.

Штрассер был готов к худшему. Однако, все оказалось не так плохо. Император хотел с ним выработать общую линию поведения касательно союза с Японией. Разговор затянулся на два часа. За это время два самых влиятельных человека в Европе обсудили не только тихоокеанский вопрос, но и обговорили варианты раздела британского наследства.

Грегор мог гордиться собой, он сумел выторговать половину акций Суэцкого канала. Возврат колоний и так считался само собой разумеющимся. В это время в далеком городе на берегу большой европейской реки молодой мужчина с уставшими глазами довольно улыбался, глядя на Неву и Ростральные колонны перед Биржей из окон Зимнего дворца.

Император Алексей Второй заручился полной и безоговорочной поддержкой Германии в Американском вопросе. Весь Ближний Восток до Индии перешел в зону исключительных интересов России. В Африке русских интересовало только Бельгийское Конго. Пардон, уже Русское Конго. Перед внутренним взором императора прорисовывались контуры послевоенного мира. Картина его устраивала.

— Чревоугодие, это грех, — молвил царь. — Накладывай на тарелку ровно столько сколько можешь переварить и не осоловеть от обжорства.