Пилигримы войны

Глава 9

Кулек внимательно рассматривал нарождающуюся аномалию. «Липучка» выпростала «ложноножки», попробовала почву перед собой, осталась довольна и растеклась по окрестностям большой серебристой кляксой. На глазах теряла цвет, подстраивалась под окружающий мир, как какой-нибудь долбаный хамелеон. Еще чуть-чуть, и не отличишь от земли, обломанных веток и порыжелой листвы.

– Кулек, чего залип? – крикнул Гоша.

– Ща, погодь. – Кулек, стараясь не влететь в аномалию, чертил по границе борозду каблуком сапога. – Здесь «липучка» вылезла, новехонькая совсем.

– Натуралист, е-мое.

Гоша показался из кустов, свистнул, созывая братву. Рейс по пограничным землям оказался крайне неудачным. Свища потеряли, нарвался, лох печальный, на «каракатицу». Разделала она его под орех, глазом не успели моргнуть. Пока заваливали скотину, патронов сожгли – мама не горюй. Того и гляди за такой «рейс» можно нарваться на люли от Архара и быстренько слететь с теплого места бригадира. Хотя какое оно теплое! Название одно! Вот если б «рабами» заправлять, то куда ни шло! Работа не пыльная, знай себе отправляй пацанов сторожить, глядеть, чтоб не сбежал «живой товар». Ну раз-два в месяц на «барахолку» конвоируй, да там смотри, чтоб не объегорили. Знай себе патроны считай. Ни тебе рейсов, ни «каракатиц», ни всякого дерьма до кучи.

Кулек сидел на корточках, положив ствол на колени и терпеливо дожидаясь, пока Гоша и пацаны подойдут ближе. Внезапно над меняющей цвет аномалией заклубился желтый туман. Рос на глазах пульсирующим нарывом. Кулек охнул, братки бросились врассыпную.

Один за другим из облака выкатывались люди. Пятеро. Первые двое улетели в самый центр аномалии, третий влип на окраине. Оставшиеся, не попавшие в ловушку, ударились о землю, но быстро вскочили на ноги. Гоша молниеносно сориентировался в новых обстоятельствах. Похоже, не такой уж и неудачный получится рейс!

– С прибытием, мля. – По его команде братки навели «пушки» на стоявших на ногах «пришельцев». – Ну-ка без фокусов! Стволы на землю, лапки кверху. Давай, шевелись. Еще чутка, и приятелей ваших можно будет из «липучки» по кускам вытаскивать. Если будет желание.

«Пришельцы» переглянулись. Тот, что повыше, медленно опустил автомат, задрал руки. Второй – низкорослый, с раскосыми глазами – чуть помедлил, но потом подчинился.

– А тебе чего, особое приглашение надо? – Гоша ткнул стволом в сторону третьего. – Ружье давай. И не дергайся, «липучка» нервных не любит.

– Хер вам, а не ружье, – нахамил третий, разглядывая братков исподлобья.

– А, ну эт всегда пожалуйста. – Гоша развел руками. – Мы тебя такого борзого здесь и оставим. Вот «липучка» застынет, и останешься ты без ножек. На культяпках-то далеко не убежишь.

– Брешешь.

– А ты проверь!

– Эй, бугор, а с этими чего делать будем? – загудел Сизый, тыча ружьем во влипнувших по самые уши недотеп. Гоша придирчиво осмотрел ловушку. Один въехал по пояс, будет с ним возни. Второй провалился по колено, дергался, пытаясь выбраться, но только глубже погружался в аномалию.

– Че делать? Доставать придется, пахан нас за такую добычу похвалит. В общем, так, братцы-кролики. Кидай волыны прямо в руки, если жить охота. А потом будет фокус-мокус.

«Пришельцев» разоружили. Гоша покопался в рюкзаке, извлек на белый свет завернутый в тряпку осколок камня, старательно обдул со всех сторон. Приложил к краю аномалии. Тягучая субстанция заколыхалась, словно желе, на минуту теряя защитный камуфляж, расползалась в разные стороны.

– Блин, подыхает зараза! – с сожалением произнес Гоша, поглядывая на треснувшую грань камня. – Цените мою доброту! Такую «ляльку» на вас трачу!

Спотыкаясь на каждом шагу, пришлые вылезли из аномалии. Их наскоро обыскали, отобрали пистолеты и ножи. Связали руки за спиной, согнали в кучу.

– Ну че, борзый, как там пушка-то?

В лицо Гоши полетел автомат.

– Во, так-то лучше. А может, оставить тебя, а? Для наглядного примера?

– Оставь его тут! – вмешался Сизый, наливаясь кровью. – Это гнида ментовская, нутром чую!

– Сизый, мне на твое нутро плевать с высокой колокольни. – Гоша начал заводиться. – Еще раз пасть откроешь, когда не спрашивают, погоню с бригады на хрен! Усек?

– Гоша, давай быстрей! – Кулек нервно поглядывал на застывающую поверхность. – Она же сейчас хлопнется! Ноги надо делать, пока не поздно!

Гоша метнул на Кулька злобный взгляд, наклонился, проделывая манипуляции с камнем. С виду похожий на неприметный булыжник, он мог снимать эффекты «липучки». Со временем, правда, крошился, терял свои свойства. «Ляльку» нашел «исследователь» Кулек, так и эдак экспериментировал, пока наконец-то не добрался до полезного свойства. Кулек вообще был малым полезным и любознательным, за что Гоша прощал ему некоторые вольности.

– Куда ты нас ведешь? – открыл рот тот, что вляпался по пояс.

Гоша ухмыльнулся:

– Узнаешь…

…Бандиты увели их недалеко – пара километров, не больше. Еще на подходе, пока сам лагерь не был виден, долетали до Полоза запахи человеческого сообщества – самогон, жареное мясо и… экскременты. Сам лагерь представлял собой пеструю кашу из различных видов защиты, где прочной, где кое-как сляпанной. Основу, по всей видимости, составляло здание бывшего вокзала, о чем красноречиво свидетельствовала давно заброшенная узкоколейка. Бетонный перрон был переоборудован в укрепленный лагерь – размалеванные стены, два пулеметных гнезда и корявая надпись «Добро пожаловать в Ад». Ад представал перед ними несказанно грязным, запущенным и вонючим. Полоз успел заметить заложенные всяким хламом окна, двери в следах пуль, кем-то заботливо обитые ржавым железом.

Их пропустили без вопросов и комментариев – старший небрежно велел «отворять фатеру», часовые засуетились, заорали кому-то по ту сторону дверей, раздался скрип снимаемого засова. Они вошли внутрь, и только браток по кличке Сизый не удержался, ударил Нестера ногой под крестец, видимо воспылав к нему особой «любовью». Внутри было темно и дымно – прогорклый запах самокруток ударил в ноздри. Никто не обращал на них внимания, и первое время это удивляло Полоза, пока наконец они не миновали еще один кордон и не выбрались в сам лагерь.

По самой примерной оценке, братков в лагере набилось человек пятьдесят. Он представлял собой что-то среднее между цыганским табором и лагерем беженцев – те же тюки, загромождающие ходы и выходы, в полном беспорядке горящие костры, у которых лежали, сидели на корточках, стояли разнокалиберные личности при оружии. Обмундирование бандитов составляли различные элементы экипировки, иногда в самых диких сочетаниях. Полоз быстро осматривал линию обороны – так и есть, гуляй-поле в действии. Столбы с натянутой плотными рядами колючей проволокой мирно уживались с остатками каменных стен, кое-где укрытых маскировочной сеткой. Частокол, криво вбитый в землю, чередовался с открытым пространством, на котором ровными грядками сидели плохо замаскированные противопехотные мины.

– Ты не туда смотри, фраерок. Ты сюда смотри, – старший беззлобно ткнул в плечо Полоза, свободной рукой указывая на ряды загонов и клеток, в которых скорчились… люди. – Я вам сейчас экскурсию проведу, для общего развития.

Он подошел к первой клетке, ударил по покрытым грязью и ржавчиной прутьям.

– Вот это у нас «живняк», ну, рабы в смысле. Вскорости поведем их на «барахолку» и толкнем хорошим людям. Мы их, значится, кормим, поим и лелеем, потому как за живняк можно хорошо патронами взять и кое-чем еще.

Полоз скользнул глазами за прутья клетки. Серые лица «живняка» смотрели на него, на телах была одежда, кое у кого сохранилась обувь. Все пойманные были мужиками, особенно запомнился один, вцепившийся в прутья побелевшими пальцами. На нем была рваная толстовка, на ногах – камуфляжные штаны и стоптанные берцы. Он еще не смирился со своим положением, смотрел на бандитов взглядом, полным холодной ненависти. На земле валялась чумазая кастрюля в разводах застывшей бурды. В дальнем углу клетки сидел некто в брезентовых штанах и телогрейке на голое тело, бережно прижимал к себе миску с водой.

– Будете вести себя правильно, может, и попадете в «живняк».

– А если не будем?

– А не будете, станет вам бо-бо! – хохотнул старший, ткнув пальцем в дальнюю клетку. Там, скорчившись, лежало сине-багровое тело, не подававшее признаков жизни. По знаку старшего охранник ткнул в тело палкой. Пленник зашевелился, показав раздутое лицо, полностью заплывшие от ударов глаза и порванный рот.

– Видал? Мы эту паскуду не кормим, пущай подыхает. А можно и вот так жисть свою окончить.

На дереве качались на толстой ветке двое повешенных. От трупов тянуло смрадом разложения, под одним, без портков, натекла вонючая лужа.

– За что ж так? – сощурился Полоз.

– Да накосячил сильно.

В центре лагеря стояли два дома – добротных, крепких, видно, что старые хозяева строили «на века». Дверь распахнулась, и под хохот и улюлюканье вылетела на крыльцо голая девка, придерживая руками цветастые тряпки. Волосы колтуном, под глазом наливался синевой бланш. Здоровенный хряк с плешивыми, зачесанными на один бок волосами отвесил девке пинка, отчего она не удержалась на ногах и полетела носом в землю.

– Тоже накосячила? – холодно спросил Полоз, обернувшись к старшому.

Браток брезгливо поморщился, скрипнул зубами, глядя на амбала с плохо скрываемой ненавистью:

– Вот сука. Не можешь, мля, своей растопыркой управиться, зачем бабу бить?

– Что, не одобряешь?

– Не люблю я этого, – поморщился старшой. – Бабы и так на вес золота. С ними ласково надо, а этот хрен моржовый только и знает что в морду. Пригрел его Архар, пахан наш, вроде телохранителя поставил. А он только девку лупасит да самогон жрет. Сидит в тепленьком, как в рейсы ходить – так пацаны. А эта скотина только «ляльки» с лохов собирает. Окопался, как клоп в перине…

– Жизнь неравна.

– Ага, неравна. Ты мне еще про мировую справедливость расскажи! Пошел вперед!

Их поставили около крыльца, старшой исчез внутри, оставив под охраной Сизого и других братков. Молоденький пацан, предупреждавший старшого о ловушке, подошел к девке, присел перед ней, ухватив за плечо. Девка смотрела на него затравленным взглядом. А потом уткнулась лицом в колени, задрожала в сухих, беззвучных рыданиях. Парень гладил ее, увещевал неслышно.

– Да отстань ты от этой шалавы, Кулек, – осклабился Сизый, опуская обрез. – Порченая дырка-то! Ее Мопед драл небось во все щели, а ты тут сопли на кулак мотаешь!

– Заткнись на хрен, Сизый! – с неожиданной злобой заорал Кулек, стискивая кулаки. – Заткнись, мля, и все!

– Ты че сказал, щегол?! Борзятины объелся? Да я тебе щас…

– Ну давай! Давай!

Кулек вскочил быстро, как развернувшаяся пружина, в руке мелькнул нож. Сизый заржал, точно конь, отбросил в руки ближайшего братка обрез, выхватил из-за голенища заточку.

– Э, вы чего, пацаны?! – недоуменно выкрикнул кто-то из братвы, резво отскакивая назад.

– Ну че, щегол? Гоши тут нету, хер он за тебя впишется. А я тебе юшку-то пущу!

Сизый сделал обманный выпад, ловко утек от неумелого замаха Кулька. Преимущество было на его стороне, и он об этом знал. Играл с пацаном, как кошка с мышью, распалял злобу, в которой так легко было совершить ошибку. Кулек нещадно «мазал», неловко тыча ножом прямо перед собой, но так ни разу не попав по противнику. Наконец Сизому надоело играть в игры. Он перестал лыбиться и пошел в атаку. Свят подставил ему подножку, и Сизый загремел на землю, выставив перед собой руки. Вскочил, бешено вращая глазами, и натолкнулся на издевательскую улыбку Свята.

– Неспортивно, Сизый. Против пацана полез.

– Ты покойник, сука.

Сизый бросился на нового врага, Свят завертелся волчком, со связанными за спиной руками ловко уворачиваясь от острия. Подскочивший Нестер выбил ногой заточку, тычком в спину повалил Сизого. Вмешался Полоз, двинул ногой под ребра, потом в пах. Сизый взвыл. Братки глазели на бесплатное представление, но никто не бросился ему на помощь, видать, достал всех Сизый, под самое не балуйся.

Когда Гоша вылетел на крыльцо, Сизый катался по земле, прижимая ладони к паху, и орал благим матом. Кулек, бледный как молоко, стоял за спинами Свята и Нестера, все еще сжимая в руке нож.

– Какого хрена?!

– Да вот, учим твоего брательника уму-разуму, – невозмутимо ответил Свят. – Чтоб к маленьким не приставал.

Гоша спустился с крыльца, присел на корточки перед верещащим от боли Сизым.

– Че, Сизый, огреб? Связанные тебя отпинали? К Кульку небось лез, падла? Я тебе сколько раз про Кулька говорил?

Сизый бормотал что-то нечленораздельное. До зрителей долетало только «на», «в» и «пошел». Гоша выпрямился, сжал зубы, а потом от всей души вмазал «потерпевшему» ногой по заросшей физиономии. Сизый дернулся и затих. Гоша переступил через него, прикрикнул на Свята:

– Чего зенки лупишь? Пошли, Архар ждет.

В доме царил полумрак, Полоз споткнулся о ржавое ведро и едва не загремел об пол – Гоша придержал его за плечо. Глаза быстро привыкли к потемкам, и он увидел классическую «малину», от которой попахивало местечковым колоритом. Сквозь заколоченные окна слабо сочился свет, витали самые разнообразные запахи, средь которых выделялся сладковатый аромат «муравки». Полоз знал, что это за штука – похоже, галлюциногенные грибы произрастали и по эту сторону Уральских гор. Их собирали, сушили, перемалывали в труху, а потом курили наполовину с самосадом. У окна притаился стол, заваленный пустыми консервными банками и объедками, в центре стола возвышалась канистра, отчетливо вонявшая сивухой. Залапанные стаканы говорили о том, что пахан с соратниками уже набрались по горлышко, устали и сделали перерыв.

Он сидел на продавленном диване, остро поблескивая маленькими внимательными глазками на вошедших. Небольшого роста, коротко стриженный, волос начинала есть седина, резкие черты лица, полные губы, далеко выдающийся вперед подбородок. Над губами – щетка усов. Местный пахан оказался щеголем – сапоги помыты, синяя «олимпийка» застегнута на молнию. Рядом с ним толпились приближенные: плешивый амбал с проблемами в интимной сфере, какой-то бритый до синевы крендель с наколками на пальцах и юркий, худощавый тип со слезящимися от «муравки» глазами.

– Чего там за шум был? – Пахан обратился к Гоше, не переставая «ощупывать» глазами Полоза и компанию.

Гоша кашлянул в кулак:

– Да ничего, Архар. Сизый опять нарывался. Ну эти его и уделали.

Юркий загоготал, плешивый Мопед злобно зыркнул на него:

– Че ржешь, дурилка?

– Дружку твоему, Мопед, накатили. А ты его, чепушило, хотел вместо Гоши бригадиром сделать! А он небось теперь зубы с пола собирает. Офаршмачили его лохи заезжие!

– А тебе что за маза, Кухарь? – набычился Мопед. – Не лезь не в свои дела!

– Закончили веселиться, – жестко прервал начавшуюся ссору Архар. – Не с вами говорю.

Братки разом притихли. Архар сменил позу, закинул руки на изголовье дивана, вальяжно откинулся назад.

– Гостей хочу послушать – кто такие, куда путь держали, пока Гоша вас не сцапал. Ты иди, Гоша, иди, милый. А ежели еще раз узнаю, что посторонние твоего пацана лупят, а ты рядышком стоишь да поглядываешь, я тебя в клетке сгною. Потому как Сизый хоть и сука, но он наш сука! Не устраивает тебя чем, вызови на ножи и сам напортачившего успокой. Если сможешь. Понял?

Гоша нервно кивнул и вышел. С улицы долетели голоса, потом хлопнула дверь, отсекая дом от посторонних звуков.

– Ну чего молчим? Говорить будем или друг на дружку пялиться? Гоша сказал, стволы у вас модные. Были. Кто из вас тут верха держит?

Блажь сделал шаг вперед:

– Может, разойдемся, а? По-тихому, по-мирному. Мы ведь вам нигде дорожку не перебегали, в дела ваши не лезли, никаких косяков за нами нет. Стволы себе оставьте, а нас отпустите.

– Че, переговорщик, мля? – Кухарь снова загоготал. – Базары трешь?

Мопед переглянулся с паханом, медленно подошел к Блаженному вплотную и, не размахиваясь, ударил под дых. Потом еще раз – в грудину. Блажь согнулся, боль обожгла внутренности, перехватило дыхание.

– Кто из вас тут верха держит? – негромко повторил Архар.

– Я командир этого отряда, – ответил Полоз, не отрывая взгляда от пахана. – Наткнулись на Блуждающий город, на выходе попали в аномалию.

– И откуда ж вы такие нарядные чешете?

– С Северного Предуралья, – не моргнув глазом, соврал Полоз. – Из Воркуты.

– Сдается, ты мне брешешь, мил человек, – сощурил глаза Архар.

– А зачем? Твои люди нас поймали, орудие отобрали – мне врать тебе не с руки.

– А затем. Больно уж вы на «альфовцев» похожи. Добрались до меня, падлы? Думали тепленьким взять?

– Я не знаю, о ком ты говоришь.

– Да брешет он, Архар! Пургу гонит! – Мопед набрал в рот побольше слюны, харкнул на ботинок Полозу. – Я в Воркуте срок мотал. Нету там ничего, где б такие шмотки выдавали.

Мопед сделал шаг к Полозу, зло рванул куртку из-под ремня на поясе.

– Говори, лошара, откуда чешете, или я тебе зенки повыдергиваю да опосля отпетушу как квочку.

Он схватил Полоза за волосы, накрыв вонючей от пота ладонью лицо. Полоз резко ушел вниз и со всей силы смазал Мопеду головой в подбородок. Мопед прикусил язык, лязгнули зубы, рот наполнился кровью. Он замотал головой, отступил назад, застонал, зажимая зубы рукой. Сквозь пальцы на пол закапала кровь. Бандиты во главе с Архаром повскакивали со своих мест, защелкали стволы.

– Петушилка не отросла, – сквозь зубы бросил Полоз.

– А ты борзый! – Архар прижал к голове Полоза дуло пистолета, точно хотел оставить отметину. Полоз не шевелился, только кровь от гнева выбивала бешеный ритм в венах.

– Дай его мне, Архар. – Бритый опустил ствол, демонстративно полез в карман, выудил оттуда тонкий блестящий шнур. – На ножи, а? Против меня? Я его немного порежу, так, для облегчения взаимопонимания. У братвы-то с развлечениями туго, сам знаешь. Одна шалава на всю контору, да и от этой скоро шкурка останется. А потом мы с ним по-свойски поговорим. Он мне все расскажет. Где был, что видел и где дружки их, из «Альфы», прячутся.

Архар ухмыльнулся:

– А чего? Забирай. Только не калечить. Он нам еще живым пригодится.

– А этих куда? В клетку?

– Не, в клетке тихие лошки сидят. А этих в погреб, пусть пока охолонятся.

Архар кликнул охранников с крыльца, Полоза схватили за шкирку, вытолкнули из дома на улицу. Бритый дышал ему в спину. Подождали, пока остальных увели за дом, видимо, там и находился «погреб». Полоз переглянулся со Святом, поймал взволнованный взгляд Нестера, спокойные до неестественности глаза Якута. Он коротко кивнул им, большего не позволили конвоиры. Бандиты бросали свои занятия, подтягивались к крыльцу, переговаривались между собой. Промелькнуло в толпе бледное лицо Кулька. Все предчувствовали новую потеху, глазели на Полоза, тыкали в него пальцами.

Архар вышел последним. Оглядел начальствующим взглядом свой сброд, почесался, подал знак бритому:

– Давай, Борян. Только без этого, без фанатизма.

Бритый разрезал веревки на руках Полоза. Бросил нож. Полоз попытался поймать его, но помешали затекшие руки. Бритый не собирался ждать, пока противник разотрет запястья, – полоснул лезвием по спине, вспарывая одежду.

Бой начался сразу. Полоз развернулся, едва успев поставить блок. Подобрал нож, отступая в два широких шага. Развернулся к бритому. Борян усмехнулся. Пошел по кругу, закручивая неуловимый глазу «веер». Верх – вниз, вправо – влево. Полоз стоял в жесткой стойке, кажется, вовсе не смотря на нож. Поворачивался корпусом, выжидая, пока противнику надоест демонстрировать свои умения подельникам. Первую атаку он отбил блоком и сразу нанес удар, но Борян отскочил назад. Ушел вниз, метя в незащищенную ногу. Полоз отступил. Нож рассек воздух в миллиметре от его ноги. Снова пришлось «уходить», не допустив сближения. Бандит сделал обманку. Полоз дал себя защепить и, когда лезвие уже неумолимо взрезало грудь, увернулся, резко ударил по атакующей руке, уводя ее вниз, и, оказавшись позади своего противника, нанес быстрый удар в шею. Клинку не хватило самой малости. Он уперся в ключицу и соскользнул по телу. Полоз с силой оттолкнул от себя Боряна. Тот мгновенно вывернулся и сразу пошел на противника, совершив тотальную ошибку. Полоз принял его, блокировал выпад в шею и нанес скрытый удар в живот.

Все было кончено. Борян упал на бок, роняя нож. На Полоза бросились, завернули руку с ножом, поставили на колени. Архар, заскрежетав зубами, кинулся к Боряну, зажимавшему рану ладонью.

– Ты чего наделал, сука! – взвыл Архар, разом теряя свое спокойствие. – Ты мне лучшего бойца подрезал!

Удары посыпались на Полоза один за другим. В грудь, в лицо, в шею. Полоз пытался увернуться, но братки крепко его держали. Перед глазами уже повисла черная пелена, и сквозь эту пелену Полоз услышал захлебывавшийся от злобы голос Архара:

– Если Борян умрет, вы все покойники, понял? Я тебе, падаль, такую казнь придумаю, черти в аду содрогнутся. Давай этого гада к остальным!

Полоза подхватили, поволокли куда-то. Он шел, перебирая ногами, лицо заливала кровь, видно не было ни черта. Он слышал, как отпирали замок, и полетел, падая куда-то вниз, получив пинок для ускорения. Пересчитал собой ступеньки лестницы, распахнул многострадальной головой дверь и ввалился в холодное помещение.

Голова гудела немилосердно, к горлу подкатила тошнота – сотрясение мозга гарантировано. Несколько минут он простоял на коленях, упираясь головой в плечо Свята, перебарывая рвотные позывы. Свят тихо матерился себе под нос. Наконец тошнота отступила, Полоз стер кровь с лица, стараясь не задевать развороченную бровь, охнув, вправил себе нос.

– Ничего, ничего, заживет. Бритый готов?

– В живот засадил, а там не знаю. Но из строя выбыл надолго.

– Пахан с нас шкуру лентами спустит, – буркнул Блаженный.

– Не хера лезть, – коротко отрезал Свят. – Взялся за нож, не говори, что негож. Смотреть на него, что ли?

– Ага, теперь на куски порежут.

– Чего ты ноешь, а? Порежут, порежут! Так просто не дадимся. Если крышка пришла нашему походу, я хоть одного-двух за собой утащу. Надо только развязаться, а там еще повоюем.

– Сейчас.

Полоз вытер об штаны кровь с пальцев, Свят первым подставил ему связанные руки. Пришлось повозиться с хитрым узлом – затянуто было на совесть, пальцы то и дело соскальзывали. Полоз пыхтел, время от времени останавливаясь, когда голова начинала кружиться, но потом продолжал свою работу.

– Вот дятлы печальные. Даже связать тебя забыли! Видать, Архар совсем голову потерял, за бритого переживая. Что он ему, подружка, что ли, чтоб так убиваться? Телок обыкновенный.

Свят сбросил веревки, повернулся к Нестеру:

– Давай, брат.

Полоз лег на пол и на минуту прикрыл глаза. От земли шел спасительный холод, успокаивал разбитую голову. Времени оставалось катастрофически мало, поэтому он, превозмогая боль, встал и, пошатываясь, побрел к Якуту.