– Ты – это я. Я – это ты. Смерти нет. Мы – вместе. Ты, я, солнце...
Тайком воткнув один наушник, Мара смотрела под партой в телефон Нанду. Вчерашнее перевоплощение, заснятое Сарой Уортингтон, разошлось по Линдхольму еще за завтраком. Ее дружок Кевин наложил музыку, и теперь всякий, кому не лень, хватал Мару за рукав и низким загадочным голосом говорил: «Ты – это я».
– Они сделали тебя мемом, – озвучил очевидное бразилец.
– Им повезло, что Мбари не разбирается в технике, – вяло отозвалась она и вытащила наушник. Первых десяти просмотров хватило за глаза.
– Я вижу, у мисс Корсакофф и мистера Торду есть дела поважнее, чем международное право солнцерожденных? – профессор Ида Семеш со скрипом отодвинула стул и поднялась. Правда, это почти ничего не изменило: самая маленькая из всех учителей Линдхольма, она едва доходила Маре до плеча. И тем не менее, строгую даму из Тель-Авива боялись все. Даже студенты-старшекурсники никогда не прогуливали ее лекций. А уж о прокурорском прошлом миссис Семеш ходили легенды.
– Извините, – Нанду состроил кроткую физиономию агнца Божьего. – Я не успел записать последнее предложение.
– О, тогда никаких проблем! – профессор Семеш обошла стол и направилась к доске. На плотно сжатых губах играла саркастичная усмешка, волосы с проседью, заботливо уложенные кудрями, будто существовали отдельно от головы. Как шлем защищали лучший юридический ум и не шевелились ни от сквозняка, ни от движений своей хозяйки. Народ спорил, не парик ли это, но Ида Семеш никого не подпускала настолько близко, чтобы можно было проверить. А смельчаков не нашлось. – Тогда мисс Корсакофф сейчас вам напомнит, какой документ регулировал международные отношения солнцерожденных до пакта о содействии тысяча девятьсот пятого года, и кто участвовал в его подписании.
Мара сглотнула и в отчаянии покосилась на Брин. Но та даже не обернулась, ее белоснежная макушка немым укором смотрела на лучшую подругу. Исландка, эта гениальная девочка-альбинос, до сих пор не простила того факта, что вчера не ее пригласили провести экскурсию новичкам. Ее, лучшую ученицу второго курса. Первую в таблице успеваемости. Бриндис Ревюрсдоттир, будущее мировой науки.
– Так что, мисс Корсакофф? – напомнила о себе профессор Семеш.
– Э-м-м… По данным ученых… – начала Мара, мучительно напрягая извилины. Нет, она честно читала вчера учебник. Но, во-первых, на ночь, а во-вторых, ее то и дело отвлекали склоки в общей гостиной… Пакты, шмакты… Кой черт их разберет?! – Верховный Совет… В конце девятнадцатого столетия…
– О каком Верховном Совете может идти речь в девятнадцатом веке? – возмутилась миссис Семеш.
– Ну, собрание… В смысле, соглашение… – перебирала Мара.
– Вы хоть что-то можете сказать уверенно?!
– Только что смерти нет, – шепнул кто-то, и весь курс прыснул со смеху.
– Кто ответит на мой вопрос? – сухо спросила профессор, и в классе стало тихо. – Кто-нибудь слушал? Или, как обычно, только мисс Ревюрсдоттир работает на моих занятиях?
Мара уже ждала, что сейчас Брин отчеканит правильный ответ, но неожиданно поднял руку Джо.
– Хотите выйти, мистер Маквайан?
– Соглашение, подписанное на Мадридском конгрессе в тысяча восемьсот сорок втором году, – монотонно сообщил индеец и зачем-то встал. Рядом с этой двухметровой скалой миссис Семеш казалась совсем крошечной. – Подписывали вожди семидесяти трех племен и представители…
– Мне не надо перечислять всех, мистер Маквайан. Как принято называть это соглашение?
Джо опустил голову, замолчал, и когда все уже решили, что он по обыкновению ушел в себя, заговорил снова:
– Соглашение Левина-Гавота.
– Гавиота, Маквайан, – поправила профессор Семеш. – Себастиан Моралес Гавиота, крупнейший испанский политический деятель. И ты знал бы об этом, если бы в свое время лучше учился читать. Садись. Корсакофф, к завтрашнему дню доклад о международном союзе солнцерожденных, который функционировал с середины восемнадцатого века до конца девятнадцатого, позже уступив место нашему знаменитому Верховному Совету. А Мистер Торду нам приготовит презентацию о Мадридском конгрессе. Красочную и информативную, да, мистер Торду? Ну и на десерт – реферат про жизнь и достижения Себастиана Гавиоты от мистера Маквайана. А теперь отступили строчку и пишем: список племен, которые принимали участие в мировых конгрессах девятнадцатого века. Это важно для понимания политической карты мира, и полной информации вы в интернете не найдете. Поэтому будьте любезны, записывайте, это будет на экзамене…
– Вот блин… – едва слышно шепнул Маре Нанду. – А я хотел с тобой полетать этим вечером…
Она предупредительно качнула головой. С нее хватило наказаний на сегодня. То ли еще будет, когда из Совета вернется мисс Вукович! Кажется, завтра. Отец-то вряд ли узнает про видео, а вот она моментально вычислит. И драить Маре полы в столовой по меньшей мере неделю. Поэтому чем позже она встретится с завучем, и чем больше времени будет у суровой хорватки, чтобы остыть, тем лучше.
С трудом дождавшись обеда, – не от голода, а от головной боли, которая мучила после вчерашней трансформации, – Мара пихнула в карман куртки пару кусков хлеба и пошла на любимые валуны, чтобы недолго посидеть в тишине. Море сегодня было светлым и серым, как жидкая ртуть. И спокойным.
Густав, смотритель маяка, возился с яхтой «Сольвейг». То ли полировал, то ли мыл… Издалека было плохо видно, зато ветер доносил до Мары, как он бубнит под нос шведскую песенку. А это означало одно: старик в хорошем расположении духа.
В какой-то степени, Мара ему завидовала. Да, он был одинок, жил в маленькой каморке маяка, на его плечи легли едва ли не все хозяйственные заботы. Провиант закупи, кровати для новеньких расставь, гостей встреть, привези… Зато никто его не дразнил и не лез к нему в душу.
Мара откусила свежую зерновую булочку и задумалась. А зачем вообще нужен Верховный совет солнцерожденных и эта муть с международным правом? Вот Мбари, Роуз, Нгайре… Все они. Жили себе в родном племени, которое никаких пактов не подписывало. И ничего! Не сказать, чтобы их это как-то ущемляло. Зачем вдруг вожди отправили детей в пансион Линдхольм? Для чего им связываться с Советом, с этой мутной структурой, которая по своей таинственности и мрачности уделала бы ФСБ и ЦРУ вместе взятых? Есть от Совета реальная польза, или это большая игра для взрослых, которым хочется власти? Ради чего все это?.. Иллюзия. Есть море, камни, небо. Им никто не хозяин. Удивительно, какими дураками иногда бывают люди.
– Почему ты не стала обедать со всеми? – вывел Мару из размышлений высокий голос Брин. – Сегодня рагу.
– Не голодна, – Мара подвинулась, не оборачиваясь, и Брин опустилась рядом. Она не любила это место. Слишком холодно, слишком жестко, слишком ветрено. «Для песца?» – так и подмывало спросить Мару. Но Брин была противоположностью своего тотема. И хотя внешне напоминала снежную королеву – длинные белые волосы и голубые глаза-льдинки – больше всего любила тепло, камин и толстенные шерстяные носки. И раз уж она пришла на валуны, ей было, что сказать.
– Джо считает, нам надо поговорить, – она протянула подруге большую грушу.
– Джо и поговорить? Прямо так, в одном предложении? – усмехнулась Мара, но грушу все же взяла. – Слушай, мне и в голову не пришло, что тебе охота провести экскурсию. Ты вчера весь день говорила, что хочешь сыграть в пинг-понг! Откуда мне было знать, что это не так?
– Я специально это говорила, – Брин вздохнула. – Чтобы ты меня переубедила.
– Логично, да.
– Я ведь ждала их приезда! Читала про каждое племя, учила приветствия на их языках… Ну, из тех, что смогла найти. Это историческая веха, Мара! – глаза-льдинки возбужденно заблестели. – А ты меня даже не позвала! Я понимаю, ты теперь знаменитость…
– Шутишь?! – горячо возмутилась Мара. – Мне оно надо, по-твоему? Сказала бы прямо. Да я бы с радостью!.. Знаешь, какое это было мучение?! Они ведь ничего не понимают. Половина по-английски не говорит. А это видео?
– Да, с видео, конечно, некрасиво получилось, – вздохнула Брин. – Но я считаю, ты поступила правильно! Глупо – но правильно.
– Почему еще глупо? – Мара хрустнула грушей.
– Удивительно, как ты вчера не попала в палату к мадам Венсан! Я одна читала учебник по безопасности трансформаций?
– Еще профессор Фальк, видимо.
– Не смешно! С таким перерывом в тренировках, да еще и полное перевоплощение в человека другого пола и другой расы…
– Вот только не надо мне расизма! – с набитым ртом возразила Мара.
– Это не расизм, – снисходительно качнула головой Брин. – Это наука. Слишком большая разница во всем. Вплоть до физиологии.
– А… Ну его, – отмахнулась Мара. – Руки, ноги, голова…
– И голова, видимо, еще болит?
И откуда она вечно все знает?
– Есть немного…
– На, возьми, – Брин протянула подруге красную капсулу: витамины для восстановления после зимних трансформаций. Хранились они либо у мадам Венсан, либо в личных запасах преподавателей. Так откуда таблетка у летней исландки?
– Нет, не стащила, – ответила Брин на немой вопрос. – Мисс Вукович оставила перед отъездом.
– Тебе?!
– Ну, на случай, если ты выкинешь что-то подобное... Как видишь, не ошиблась.
Мара хотела сказать, что у нее не было выхода, но передумала и молча проглотила капсулу. Уже через час станет легче.
– Может, спросишь отца насчёт Густава? – спросила Брин после паузы. – Ну, про Союз Четырех и...
– Ты посмотри на Густава, – Мара поморщилась. – Какой из него тайный политик?
Месяц прошел с тех пор, как Мара, Джо, Нанду и Брин проникли в каморку смотрителя. Кто бы поверил, что индейцу приснится сон с настоящими паролями? Что пароли эти откроют файлы в компьютере Густава и укажут на принадлежность старика к тайной организации? Никто толком не знал, есть Союз Четырех на самом деле или это пугалка из разряда рептилоидов. В самом деле: чтобы в двадцать первом веке целым Верховным советом управляли из-под полы четыре человека? Тайком, с зашифрованных адресов передавали указания высшим чинам? И за столько лет Совет со своей развитой шпионской сетью так и не выяснил, кто входит в загадочный Союз? Зато выяснили ученики второго курса. Потому что вещий сон. Ага. Бред же.
Мара обсуждала это с друзьями сто раз, и чем больше они выдвигали версий, тем безумнее это выглядело.
– Допустим, он не входит в Союз четырех, – Брин завела шарманку в сто первый раз. – Но ведь письма с указаниями для Верховного совета были у него в компьютере! Мы видели сами, а групповые галлюцинации – редкое явление, я читала. Густав может следить за ними. Может, он шпион Совета? Или всё-таки в Союзе, но, скажем, их секретарь?
– Брин, это все любопытно. Но мы ничего не сделаем. И уж точно нам никто не расскажет. Вукович вообще считает Четырех выдумкой.
– Значит, ты спрашивала?! – оживилась исландка. – И ничего не сказала?!
– Да я так, между делом. Она сказала, что если мне нечем заняться, то библиотечный архив сам себя не оцифрует.
– Ей есть что скрывать… – сытой кошкой прищурилась Брин, и Мара обреченно провела по лицу пятерней. Снова. Всезнайка-детектив снова закусила удила.
Если в мире и есть вещи, неподвластные никому, то любопытство Брин определенно в их числе. Этот нездоровый огонек в глазах – верный признак, что в белобрысой макушке завертелись с бешеной скоростью шестеренки, выплевывая гипотезы одну за другой. Фабрика безумных идей пришла в движение.
– Сама посуди, – Бриндис спрятала замерзшие пальцы в рукава и обхватила колени: девочка дрожала то ли от холода, то ли от очередного приступа одержимости. – Это не может быть совпадением. Сначала Совет, – по указанию Четырех, конечно, – открывает в Линдхольме спецкурс по трансформациям. Эти игры с глубоким погружением в тотем, которые чуть не угробили Джо… Это не просто так, Мара. И нам повезло, что никто еще не пронюхал про его вещий сон. Если они узнают, что тот эксперимент сработал… Что Джо получил новую способность… О, начнется такое!
– Иногда я не понимаю: тебя это пугает, или просто хочется пощекотать нервы? Вид у тебя сейчас маньячный.
– Не говори глупости. Конечно, это неправильно, – возразила Брин, хотя в ее голосе не хватило убедительности. – Но. Они затеяли эксперимент неспроста.
– Это «ж-ж-ж» неспроста… – отчего-то Маре вспомнился Винни-Пух, и она хихикнула, чем навлекла на себя безжалостный исландский гнев.
– Это вопросы мирового масштаба! А тебе смешно?! – фарфоровые щеки возмущенно порозовели, белые брови сдвинулись на переносице. – И тебе не кажется странным, что племена, которые вообще не участвовали в международной политике раньше, вдруг дружно захотели привезти детей на Линдхольм? Ладно еще два племени. Но десять?! Якуты, мурси, маори, синта ларга… Племена, которые открещивались не только от Верховного совета, но и вообще от цивилизации? Ты правда думаешь, что это случайно?
– Допустим, – нехотя согласилась Мара. – Выглядит подозрительно, но…
– Никаких но! – перебила Брин решительно. – Хочешь знать мое мнение? Вукович уехала в Совет, потому что именно сейчас там подписывают новый пакт международного содействия. С представителями всех этих племен.
– Вукович поехала, потому что ей надо утвердить образовательную программу и бюджет на новый учебный год. Фрау Шефер из департамента…
– Ты еще веришь во всю эту ерунду, которую нам выдают? – Брин презрительно поморщилась. – У тебя вообще не развито критическое мышление. Никто бы не взял детей из племени в Линдхольм учиться за счет Верховного совета, если бы вожди не предоставили гарант безопасности. А это – пакт о содействии.
– Прекрасно. Значит, нам придется заучить еще один документ…
– Плевать на документ! – горячо воскликнула Бриндис. – Не стали бы племена вступать в международное сообщество, если бы у них не было веской причины! Есть какая-то опасность. Или общая цель. Что-то происходит именно сейчас, Мара! А мы – не знаем!
– Все время что-то происходит. Новые законы, войны… Причем тут мы? Даже если мы докопаемся до сути, ничего не изменится. Смирись. Ты не можешь все контролировать.
– Как это причем тут мы?! Это Линдхольм! А если они запустят новый эксперимент? Уже на нас? Это мир, в котором я собираюсь растить своих детей!
– А с Джо ты этот момент обсудила? – не удержалась Мара и тут же пожалела о своих словах, потому что ее подруга фыркнула от возмущения и вскочила. – Да ладно тебе, шутка же…
– Я просто замерзла, – Брин спрыгнула с камня и вжала голову в плечи, пряча половину лица в воротнике яркой фиолетово-синей куртки. Ее тяга к самым сумасшедшим цветовым сочетаниям была неискоренима. – Не хочешь – не помогай мне. С тобой или без тебя я все выясню.
– Постой! – Мара спрыгнула следом и догнала подругу на пути к домикам. – Конечно, я с тобой. Просто хочу чтобы ты понимала: толку от того, что мы выясним, никакого.
– А это уж будет видно. Все-таки поговори с отцом насчет Густава.
– Сказать папе, что старина Петерсон – из Союза Четырех? – с сомнением протянула Мара.
– Да нет же! Вот все вам надо разжевывать… Узнай, есть ли у Густава родственники. Как он появился на острове. Может, профессор Эдлунд вспомнит что-нибудь.
– Ладно. Будет возможность – спрошу. Он сейчас занят и почти не вылезает из лаборатории.
Возможность представилась раньше, чем бы Маре того хотелось. Не успела она забраться на второй этаж двухъярусной кровати, обложиться книгами для завтрашнего доклада и закрыть уши огромными звукопоглощающими наушниками, как телефон в кармане противно зажужжал, словно в нем замуровали крошечного стоматолога. На экране высветилось довольное и небритое лицо профессора Эдлунда. Мара сфотографировала отца, когда они вдвоем плавали на «Сольвейг» в Стокгольм, и теперь всякий раз, видя эту картинку, Мара улыбалась. Вроде взрослый человек, директор пансиона, а глаза мальчишки.
– Привет, пап, – бодро отозвалась она, прикрывая ладонью микрофон: девочки что-то шумно делили в общей гостиной.
– Привет, – одно короткое слово убило все хорошее настроение: профессор звучал чересчур серьезно. – Зайди к мадам Венсан, пожалуйста.
– Что-то случилось? – насторожилась Мара. – Ты в порядке? Или кто-то из моих?.. Нанду, да? Или Джо опять плохо?
– Нет-нет. Зайди, пожалуйста. Это не телефонный разговор.
Мучимая нехорошим предчувствием, Мара соскочила с кровати и взяла со стула любимую кожаную куртку. Но так быстро ей покинуть домик зимних девочек не удалось: шагнув за дверь, Мара едва ли не лоб в лоб столкнулась с Рашми Тхакур, ближайшей подругой Сары Уортингтон. Мало того, что с Рашми приходилось делить комнату, так теперь она еще и перегородила дорогу.
– Довольна, да?! – индианка свирепо скрестила руки на груди: ярость плескалась в черных глазах, потому что скандал длился не первый час.
– Что опять? – изогнула бровь Мара. – Кто-то брал твою подводку для глаз? Уже вызвали отряд из департамента безопасности?
Склочный характер зимних давал о себе знать. Мара не переваривала подобные разборки и недолюбливала соседей по домику за стервозность, присущую почти всем зимним перевертышам. Тяжелый нрав был, к сожалению, неотъемлемой чертой иноликих. В себе Мара старалась подавлять эти порывы, но оказавшись в центре своры поневоле заражалась сама.
– Ты даже выучила слова «подводка для глаз»? – притворно удивилась Рашми. – Такими темпами скоро узнаешь, для чего вообще нужна косметика.
– Я и так знаю: чтобы вы с Сарой не так сильно пугали окружающих. Угадала?
Подобные подколки давно стали частью общения между Рашми и Марой. Чем-то вроде ежедневной зарядки. Обеим и в голову не приходило обижаться друг на друга. Так, упражнялись в остроумии. Но сегодня Рашми разошлась не на шутку.
– Это переходит все границы, Корсакофф. Какого черта твой отец притащил на остров этих дикарей?! – Тхакур кивнула в сторону, и Мара, обернувшись, остолбенела: на полу сидела Роуз, девочка из племени лакота, и рисовала на лице знаки чем-то красным. Рядом лежали странные штуковины. Кажется, чей-то рог и круглая сетка…
– Что это за… – поморщилась Мара.
– И ты еще спрашиваешь?! – вмешалась рыжая, как хэллоуинская тыква, шотландка Шейла Флинн. – Это кровь! Кровь – в нашей гостиной!!!
Мара и рада была ответить что-то своим заклятым соседкам, но зрелище было и правда жуткое.
– Роуз, – мягко позвала Мара, без особой надежды на успех: глаза индейской первокурсницы остекленели. – Роуз, ты слышишь меня?
Бесстрастный взгляд в никуда переместился на Мару и сфокусировался, но Роуз молчала.
– Слушай, Роуз. У нас так не принято. Если это… Если это важно для тебя, то делай на здоровье. Но не здесь. Это общая гостиная. Может, на улице или…
– Мне сказали, первокурсникам нельзя вечером выходить. А я не должна ложиться без очищения.
– А где ты взяла краску?
– Не волнуйся. Это моя кровь, – и девочка равнодушно протянула руку, демонстрируя свежий порез.
Мара отшатнулась, а Рашми всплеснула руками.
– Ну? Что я тебе говорила?! Это вообще! Это же никаких санитарных норм! Откуда я знаю, чем она больна?
– Я поговорю с отц… с профессором Эдлундом.
– Да уж, поговори. Потому что иначе я поговорю со своим папой, и от Линдхольма камня на камне не останется!
Отец Рашми был богат и вхож в Верховный Совет. И пусть пансион ему не подчинялся напрямую, деньги и связи способны на многое. Внешне Мара никак не показала опасений, даже бросила что-то вроде «катись в свой Тадж-Махал», но навстречу с отцом заторопилась еще сильнее.
Как выяснилось, не зря. В палате, где верховодила француженка-доктор мадам Венсан, изящная, но непримиримая, горели все лампы. Такой яркий свет обычно включают в операционных или лабораториях. Холодный, белый, под которым видно каждую пору. Профессор Эдлунд, ссутулившись, сидел у докторского стола, пока сама мадам Венсан, суетилась вокруг Мбари.
Парень-эфиоп, обнаженный по пояс, стоял прямо, как призывник на медкомиссии. И теперь, разглядев его тело при полном освещении, Мара прижала пальцы к губам, чтобы сдержать крик испуга. Не только вчерашние глубокие царапины тянулись вдоль ребер. И грудь, и живот были исполосованы уродливыми шрамами.