Первопричина 3: СССР, любовь и магия

Глава 25

Некоторое время спустя. Лазаревск. Вечер. Парк. Громова, Иванова и Тихонова.

— Значит так, товарищи, — сидя на скамейке заявляет Маша. — Наш последний план, по переводу замедленного запечатления в спонтанное, обернулся катастрофой. Из чего следует, что все стандартные и нестандартные методы ускорения отпадают. Надо придумать что-нибудь другое. Внимательно слушаю ваши предложения.

— Поймать, дать по соплям и взять силой, — сжимая кулаки рычит Ольга. — То есть не взять, а дать. Ну вы поняли.

— Думаю это не сработает, — вздыхает Женька. — Сами смотрите, он несмотря на запечатление от нас всё дальше и дальше. От вас шарахается, на меня после того как я начала с вами общаться вообще внимания не обращает. Он сосредоточен на Лене с Таней. В ресторане им песни посвящает, подарками заваливает. Они гуляют, ходят в кино, в театры, на выставки. Редко когда Игорь остаётся дома один. Летом собираются лететь на море.

— А ты откуда знаешь? — щурится Иванова.

— Ну, я по-прежнему проникаю к ним в дом и слушаю, — разводит руками Женька.

— Трогаешь его?

— Теперь не получается, — выдыхает Женька. — Они в комнату Лены жить переехали. Спят вместе… Спят, едят, даже моются. В своей комнате, в которую так легко пролезть, Игорь только учится. Может… Может это всё бесполезно? Может надо по-другому?

— Ага, точно, радикально, — потирая руки улыбается Маша. — Новый план. Ты Женька, теперь шпион. Продолжай в том же духе, проникай, смотри и слушай. Но теперь запоминай. Особенно меня интересует когда Игорь дома один остаётся. И вот когда он останется, мы нанесём удар силой тройной красоты. Ему просто некуда будет деваться. А ещё нам нужны наручники и липкая лента. Чтобы обездвижить и рот заклеить.

— Рот не надо! — восклицает Ольга. — Рот нельзя. Как я его целовать буду? Не-не-не, только не рот.

— Ладно… Все слушайте сюда. Я сейчас такое выдам.

План Ивановой, по мнению Женьки до ужаса аморален и развратен. Если точнее, то они дожидаются когда Скворец останется дома один, потом все втроём проникают к нему, обездвиживают и надругаются. Не в плане того что насилуют, совсем нет. Но демонстрацию своих тел, поцелуи и объятия в планы входят. Громова правда собирается сесть ему на лицо, но Иванова говорит что пока рано.

Запасным вариантом идёт поход в гости. Девушки собираются накупить сладостей и припереться к ним на чай. Что по мнению Женьки просто глупо потому что Лена не поймёт и устроит скандал.

— Ну всё, — вытянув руку кивает Маша. — Пора начинать. Женя, ты знаешь что делать. А мы начнём готовиться. Всё, начинаем!

— Начинаем, — укладывая свою ладонь на Машину улыбается Женя и смотрит за её реакцией.

Подруга бледнеет, стиснув зубы натянуто улыбается, но выглядит так, как будто ей теперь значительно легче. По крайней мере тошнить её перестало. А Громова… Кроме лёгкой бледности, на лице Ольги ничего не отображается. И это не игра, не притворство, девушки так любят Игоря, что готовы на любые жертвы. Даже терпеть Женьку. Хотя, как замечает Тихонова, с того разговора в дачном посёлке, они не слабо так сблизились. Что очень радует Женю, потому как она всегда мечтала о настоящих друзьях. К тому же, из-за способностей Маша и Женя очень похожи. У каждой за спиной на поясе небольшая сумочка с протеиновыми батончиками и конфетами.

Девушки расходятся, Маша и Ольга идут в ближайший магазин для взрослых за наручниками, Женя хихикая заказывает по интернету такси и едет в пригород. Причём она сама понимает что такое поведение очень глупое, дурацкое и совсем не эффективное, но почему-то ничего с собой поделать не может.

Через полчаса, Женя стоит у открытого окна, смотрит в дом на сидящего за компьютером и обложившегося книгами Игоря, но войти не решается. Минуты не проходит, чтобы в комнату кто-нибудь не заглянул. То Лена чай принесёт, то Таня прибежит помочь разобраться с трудными вопросами по химии.

Сам же Скворец выглядит неважно. Бледный, вокруг глаз круги. Руки дрожат. Периодически Скворец запрокидывает голову вытаскивает из кармана платок и вытирает с лица кровь. При этом зевает, дабы не заснуть отвешивает себе пощёчины. Мотает головой… Дрожит как будто ему холодно…

С интересом наблюдая за явно нездоровым Игорем, Женька подходит ближе, прилипает к окну…

Игорь начинает вздрагивать. Судорожно дышит. Встаёт, еле переставляя ноги уходит к кровати, стаскивает плед и кутаясь в него возвращается за стол. Где замирает, кашляет и роняет голову на учебник и больше не шевелится. Таня заглядывает в комнату, вздохнув улыбается и уходит. Слышатся голоса, смех…

Стоящая у окна Женя, прилагая немыслимые усилия пытается понять почему так. Почему постоянно забегающие в комнату женщины не видят что Игорю плохо. Пытается, но вдруг понимает что не помнит о чём только что думала.

Вздохнув Женя забирается на подоконник, спрыгивает в комнату, стоит около Игоря и смотрит. Осторожно гладит его по волосам, вздрагивает от грохота и смеха с кухни, целует Игоря в макушку и идёт послушать.

В это же время, на кухне творится безобразие. Таня, решившая дать пару уроков готовки Лене, стоит вся в муке и недовольно фыркая смотрит на смеющуюся Некрасову.

— Ты похожа на приведение, — смеётся Лена.

— Спасибо, невозмутимо улыбается Таня. — Ладно… Запнулась, пока падала осыпала меня мукой. С кем не бывает.

— Прости, я немного кутеляпая, — виновато улыбается Лена. — Сейчас я всё приберу и мы продолжим.

Лена приволакивает пылесос, включает и вспомнив о том что Игорь вырубился тут же выключает. Берёт веник и начинает сметать муку. Таня же убирает со стола, насыпает в чашку ещё муки. Ставит её на поднос… Лена резко выпрямляется, бьётся головой об стол, в результате чего чашка падает ей на голову.

— Аха-ха-ха! — смеётся Таня. — Добро пожаловать в клуб приведений.

— Смеяться, надо мной! вскакивая кричит Лена.

С этими словами Некрасова хватает чашку и высыпает на Кошку остатки муки. Гордо подняв голову упирает руки в бока… Таня на это хватает чашку с маслом и выплёскивает её в Некрасову. Которая уворачивается, запинается, пытается опереться на стол но всем своим весом наваливается на поднос от чего в коридор улетают четыре яйца, пакет с мукой, солонка и ложка…

С ужасом Таня наблюдает как яйца и осколки скорлупы стекают с неожиданно проявившейся фигуры с засыпанной мукой головой и грудью. Фигура чертыхается, протирает глаза и отплёвываясь мукой пытается сбежать, но поскальзывается на масле и с грохотом падает на пол.

— И-и-и-и! — забираясь на мойку верещит Таня.

Лена же, хватает со стола скалку и запускает её в коридор. Попадает орудие в голову, фигура охает, стонет и барахтаясь на полу пытается встать. На что в неё летит стул и тоже попадает в голову, после чего некто падает и затихает…

— Кто там? — спрашивает сидящая на мойке Таня.

— Девушка, — держа в руке чайник и готовясь нанести удар кивает выглядывающая в коридор Лена. — Кажется… Нокаут.

— А хрен ли она здесь делает?

— Я откуда знаю. Хотя… Посмотри. Я её где-то видела. Точно видела. Да ты глянь.

Таня осторожно спускается с мойки, выходит в коридор, смотрит… От увиденного в её голове складывается полная картина. В том кто именно третья, она уже не сомневается.

— Игорь! Мать твою кобелиную за ногу! Быстро сюда!

Выйдя из комнаты и увидев женщин, Игорь прижимает руку к груди, выдаёт что-то похожее на «Ёп твою мать» и…

— Вы за что Женьку грохнули?

— Меня больше интересует какого хрена она здесь делала? — тряхнув головой от чего мука образует вокруг неё облачко спрашивает Таня. — Дай угадаю, Игорёк, она третья?

— Эм… — стараясь сохранить лицо тянет Игорь. — Как бы вам сказать…

— Как есть! — напирают на него обе.

— Есть можно ложкой, вилкой, палочками.

— Прекрати паясничать! — рычит Лена хватает его за футболку и трясёт. — Отвечай мерзавец! Тебе уже двоих мало? Решил третью?

— Лен, я всё объясню, — болтаясь в её руках мямлит Игорь. — Позже. Ты же медик, помоги ей.

Сверкнув чёрными глазами, Лена присаживается на пол. Хлопает в ладоши и окутывает Женьку фиолетовым свечением. Проводит над ней руками… От чего Тихонова морщится, вздрагивает и начинает дёргать ногами. Закричав изгибается, вцепляется в Лену и глядя в пустоту мутными глазами бормочет что-то невнятное. Тут же падает, крича бьётся в судорогах…

— Блин, что-то не так! — пытаясь зафиксировать её кричит Лена. — Почему так?

— У неё импланты, — присаживаясь рядом говорит Таня. — Наверное твоя энергия ей не нравится. Надо скорую…

Женька кричит ещё громче, вырывается из рук женщин, переворачивается на живот. По спине её пробегают фиолетовые искры. Она падает на бок, вереща садится…

— Мама, — резко успокаивается Женька, садится и не открывая глаз гладит Лену по щеке. — Мам, мамочка, я люблю его.

— Кого? — выдыхает Лена.

— Скворцова, придурка этого. Он слепой. У нас запечатление, а он в упор не видит меня и шарахается как от прокажённой. Я и одежду сменила и краситься начала. Хожу за ним как дура, а он не замечает. У него только Лена и наша Танечка на уме.

— Жень…

— Да? — открыв светящиеся фиолетовым глаза и выдыхая облачка такого же цвета дыма спрашивает Женя. — Почему я ничего не вижу? Мам, ты здесь?

— Да, — всхлипывает Лена.

— Я наверное снова устала, — водя в воздухе руками вздыхает Женька. — И голова болит. Глупо всё это.

— Что глупо? — спрашивает уже Таня.

— Моё запечатление, мои сучства, — вздрагивая и искрясь фиолетовыми разрядами судорожно выдыхает Женя. — Они останутся безответственными. Меня же все боятся, я прикосновением вызываю отвращение. Одна… Сама себе придумала запечатление. А Игорь… Он за меня заступился. Это всё… За что папа так со мной? Без этих имплантов я хотя бы друзей завести могла. А так…

Женька вздрагивает, ослепительно ярко вспыхивает и падает.

— Это просто ни в какие ворота… — проверяя её бормочет Лена.

— Её закоротило?

— Игорь, блядь! — синхронно кричат женщины. — Давай без твоих шуточек.

Женщины встают, бегут на кухню… Лена звонит Грибочкиной и просит приехать. Таня звонит отцу Женьки и говорит что она останется на ночь у неё. Плетёт что-то про хвосты в учёбе и говорит что они всё подтянут. После чего женщины утаскивают Женьку в комнату Игоря, оттирают и укрывают одеялом.

(Там же. Полчаса спустя. Игорь.)

Стою в дверях, смотрю как прилетевшая Грибочкина с помощью какого-то загадочного прибора сканирует не пришедшую в сознание Женьку. Женщины мои, стоят рядом и ждут результата. И тут я нихрена не понимаю…

— Всё ясно, — глядя на монитор прибора выдыхает Грибочкина. — Повышенное содержание арданиума в организме. Импланты по позвоночнику, соединены со спинным мозгом. Ушибы и лёгкое сотрясение ты Лена устранила. Поспит и всё в порядке будет.

— А искры? — спрашивает Лена. — Искры, дым, светящиеся глаза?

— В ней арданиума больше чем в нас во всех вместе взятых, — качает головой Маша. — Плюс ещё ты энергии добавила, что вызвало… Короче коротнуло девку.

— Я же говорил, — поднимаю руку.

— Лучше бы ты молчал, — в один голос говорят женщины, все трое.

— Ладно…

— Так что с ней? — не успокаивается Лена.

— Прибор говорит что всё более чем нормально, — нажимая кнопки на сканере пожимает плечами Маша. — Более детальное исследование провести не могу.

— Почему?

— Лен, мне к тебе прикасаться сложно, — качает головой Маша. — К этой же девушке, я вообще притронуться не могу. Она такая же как вы, но только в разы сильнее. Если вы меня пугаете, то эта у меня ужас вызывает, судороги и тошноту. Несчастная, такая молодая и такая страшная судьба. Кстати, Игорёк, подойди сюда. Ну-ка, потрогай её руку. Ничего странного не ощущаешь?

— Да вроде нет.

По указу Грибочкиной, все подходят к Женьке и прикасаются к её руке. О том что мы уже целовались молчу, потому как женщины нервные и неизвестно чем всё это закончится. Грибочкина же…

— Феномен, — с умным видом выдаёт главврач. — Вы сами феномен, но то что вы вместе ещё феноменальнее. Сплошные потрясения. Игорь, поможешь мне с этим разобраться?

— Под нож не лягу. Ну нафиг.

— Ты когда-нибудь серьёзным бываешь? Тут прорыв в науке назревает, а ты паясничаешь. Поможешь или нет?

— Ну, если резать не будешь, то да. А что делать надо?

— Сдать пункцию, кровь и образцы тканей. Завтра жду тебя в поликлинике.

— Ладно.

— Теперь вы, — смотрит на женщин Маша. — Это юное дарование не трогать. Хотя… В больницу везти, я думаю, не стоит. Если не против, я послежу за ней. Проведу тесты, просканирую. Вам не помешаю. Меня чаем угощать будут?

Женщины, не обращая на меня внимания, выходят из комнаты. Я же остаюсь и смотрю на кровать.

— Спецэффекты на высоте.

— Спасибо, — отвечает Женька. — Я в фильме видела, вспомнила и визуализировала для вас.

— Нахрена весь этот спектакль?

— Я накосячила. Скажи я правду, у тебя бы случились проблемы и никакое запечатление не могло бы. Вот я и разыграла.

— С Жилиным тоже разыграла? Убрала приставучего придурка моими руками?

— Да, — после недолгой паузы отвечает Женька. — Прости.

— Иди ты, — выдыхаю, разворачиваюсь и ухожу.

Нет, не на кухню. Иду на улицу, сажусь на крыльцо и глядя в небо, на звёзды закуриваю.

Всё здесь как-то кувырком, по-дурацки. Взрослые женщины ведут себя как школьницы, а школьницы как опытные манипуляторы. Магия, технологии. Может я в матрице? Ну, а что? Не может же реальный мир быть таким повёрнутым? Нет, это уже слишком. Просто это другой мир, другие нравы, арданиум. Массовый психоз и весеннее обострение.

И как всегда, только я подумаю что мне здесь нравится, этот мир подкинет мне что-нибудь этакое. Такое, от чего за голову схватиться хочется.

Открывается дверь, на крыльцо выходит Грибочкина, закуривает и улыбаясь спрашивает как у меня дела.

— Не ожидал я, что всё так будет. Только приехал и на тебе двух девушек и кучу воздыхательниц. На тебе семью, живи но знай, что завтра будет ещё хуже.

— Что хуже, дурачок? — выдыхая дым улыбается Маша. — Опять напридумывал себе проблем или из рамок не можешь выбраться?

— Не знаю. Кажется всё вместе. Можно я один побуду?

— Нельзя. Вставай и иди в дом. Тебя уже ждут. Воспитательную беседу я уже провела, твои женщины возникать не будут.

— Спасибо. А…

— Зачем я это делаю? Ну не знаю, Игорёк, не знаю. Нравитесь вы мне. Завидую я вам. Смотрю на вас и аж зубами заскрипеть хочется. А я одна, всегда была одной и одной останусь.

— Почему?

— Потому, — глубоко затягиваясь усмехается Маша. — Мне пятый десяток, я объездила всю страну, зарубежье, Африку. Никого. Не происходит запечатление и всё.

— А если просто, по человечески? По любви?

— Бесплодная я, — опускает голову Грибочкина. — Совсем… А это означает, что в этом мире никому я не нужна. И нет, ни врачи, ни магия, ни технология не помогут, всё перепробовала. Вот и остаётся… Прости, тебе не понять. В дом иди.

Тут вообще нормальные люди есть? Те кто не видел ужасов войны, не страдает от какой загадочной хренотени или…

— Маш?

— Что? — поворачивается ко мне Маша.

Внимательно смотрит на меня и тут… Глядя на неё понимаю что появляется проклятая боль в голове. Другая, более острая.

Когда всё это закончится? Сколько их таких? Когда…

— Маш, мне больно.

— Мне тоже, — выдыхает Грибочкина.

— Нет, ты не понимаешь. Маш, мне…

— А мне! Все вокруг запечатлёнными ходят! А я? Чем я хуже? Я тоже любить хочу. Я семью хочу.

— Маш… — чувствуя что сейчас свалюсь киваю. — Маш, я…

— Ох, не надо. У тебя есть всё. Всё о чём другие могут мечтать. А ты ведёшь себя как идиот. Вы все запечатлились! Вам повезло, любите друг-друга и не выделывайтесь. А ты… Да ну тебя.

Грибочкина вскакивает и уходит в дом. Сползаю с крыльца, стягиваю футболку, сворачиваю и зажимаю зубами. Боль такая что в глазах темнеет и вышибает всю любовь к женщинам.

— А-а-а-а-а! — не выдерживая кричу в футболку.

Тело ведёт себя странно, меня изгибает. Ноги и руки сводит от судорог. Челюсть клинит. Не то мыча, не то крича корчусь на траве и почему-то не хочу чтобы меня в таком состоянии кто-то видел.

Сколько это продолжается сказать не могу. Отступает всё это так же резко, как и начинается, но не проходит полностью. Боль остаётся и пульсирует в голове…

— Как же вы все меня задолбали, — поднимаясь и садясь на крыльцо выдыхаю. — Как же вы все…

Что со мной? Что со мной происходит? Я чувствую запечатление? Да… Сначала запах… Приятный аромат. Вроде как… Мороженое с карамелью. Похоже. Потом боль. Теперь невыносимая, сводящая с ума, заставляющая кричать. А потом мне говорят что запечатление произошло.

— Ах ты блядь… Уникум, мать твою. И чо делать?

А хрен его знает.

Два часа спустя. Лазаревск. ЛТМ. Светик.

Стою перед огромным экраном, смотрю на злые лица на нём изображающиеся. Злые абсолютно все.

Да что там злые, они порвать готовы. И хорошо что я не в Кремле, а то и правда порвали бы. Ладно…

— Здравствуйте, — глядя на экран весело улыбаюсь и перечисляю собеседников. — Иосиф Виссарионович Лаврентий Палыч, Лариса Сергеевна, Максим Иваныч, Вольф и вы Тёмные Силы. Позвольте узнать чем я вызвала вашу злость?

— Да ты просто тварь! — кричит Лариска.

— Не в моих правилах так говорить, — кривится Берия. — Но вынужден согласиться. Так издеваться над живым человеком!

— Лариса Сергеевна, Лаврентий, — набивая трубку ворчит Сталин. — Держите себя в руках. Светлана Михайловна, получив информацию мы пришли к выводу что вы перегибаете. Как вы это объясните?

— Перегибает, это мягко сказано, — ворчит злой Быстрицкий.

— Кхем…

— Сука, — шелестит стоящая за спиной Сталина бледная тень.

Вторая Тень, стоящая рядом со Сталиным улыбается и кивает.

— Давайте без оскорблений, — заложив руки за спину киваю. — Мои действия вызваны обстоятельствами. Безвыходными, подчёркиваю это слово. Так надо.

— Надо что? Спокойно стоять и смотреть как ребёнок мучается и медленно сходит с ума? — срывается Берия. — Вот это, Светлана Михайловна, уже не по-человечески.

— Ничего себе ребёнок, хрен двадцать два сантиметра.

— Светлана Михайловна, — грозит мне пальцем Сталин. — Это безусловно важная информация но давайте всё же перейдём к делу.

— Извините. Так значит к делу. Хорошо, я готова. Слушайте. Вы все и Тёмные Силы, сейчас не игроки. Ваше вмешательство крайне нежелательно, варианты будущего вы увидеть не можете. Это не ваша игра, вы можете лишь наблюдать. А вот я, в отличии от вас, сейчас работаю. Да, моё вмешательство так же нежелательно, но семнадцать лет назад, пока была возможность, я всё же вмешалась. Вам может показаться что мои методы жестоки. Тут я не спорю. Издеваться над человеком я не хочу. Мне противно от этого и жалко его. Но вы поймите, по-другому никак.

— Точно? — хмурится маршал Быстрицкий.

— Точнее некуда, Максим Иваныч. За шестнадцать лет, я рассмотрела одиннадцать миллионов семьсот пятьдесят семь тысяч вариантов. И только этот, который я сейчас использую приведёт нас к победе. Поймите, в этой начавшейся семнадцать лет назад партии мы всего лишь наблюдатели. Игроки не мы, а те кто там, в Лазаревске. И только от них зависит победим мы или падём. На кону не город, не страна, а вся жизнь на планете Земля. Ставки слишком высоки. Проиграть мы не имеем права. Никакого. Это будет означать конец. Поэтому я прошу вас, не вмешивайтесь и дайте мне спокойно работать. Иначе…

Сталин пыхтит трубкой, поворачивается и смотрит на свою Тень, которая выждав секунду уверенно кивает. Вторая, более бледная, подождав чуть дольше кивает не так уверенно. Сталин говорит что совещание закончилось и отключается. Берия извиняется и уходит. Быстрицкий молча кивает и отрубает связь.

— Я лечу в Лазаревск, — выдаёт Лариска. — Я должна быть там.

— Здесь тебе делать нечего. Пока нечего. Как у тебя тут появятся дела, я тебе сообщу. А сейчас ты, крысятина, сидишь на хвосте ровно. Иначе… Я конечно, люблю тебя, но если пустишь все мои труды коту под хвост, я тебя уничтожу. И я сейчас не шучу.

— Хорошо, — кивает Лариса. — Извини. Просто я очень переживаю. Как там Маша?

— У нашей Маруськи всё хорошо. А скоро будет ещё лучше. Я присматриваю за ней и помогаю. И это, Лариса, пожалуйста, не устраивай больше таких совещаний. Мне это мешает, а у меня работы выше крыши.

— Извини, Светик. Но я… Обещаю. Удачи тебе.

Экран гаснет, отхожу к окну, смотрю на огни города. Вздыхаю…

Вот ведь неугомонные. У меня дел невпроворот, я сутками кручусь как белка в колесе. Ношусь по городу, в ручную стираю людям память, отвожу внимание, слежу за вариантами будущего. А они…

— Они правы, — притянув со стола сигарету киваю. — Слишком сильно получилось. Слишком ему больно. Но снимать пока нельзя. Должна прийти она и сделать всё что надо. Однако, есть способ облегчить его боль. Тем более недолго осталось. Завтра помогу. А потом помогу всем.