Глава 3

Веер в доме Линьсюаня нашёлся, и даже не один — в ящике одного из шкафов их лежала добрых полдюжины, бумажных и шёлковых. Вернувшись от Чжаньцюна, Андрей решил устроить ревизию теперь уже своих вещей, так что принёсший обед Бай Цяо застал его за методичным просматриванием шкафов, сундуков и стеллажей. Однако едва ли мальчик счёл это подозрительным — мало ли зачем учителю понадобилось рыться в шкафу. Так что он поставил поднос с высокими бортиками на стол, поклонился, пожелал учителю приятного аппетита и удалился. Отведав сладковатого супа непонятно из каких овощей, чего-то вроде долмы и жареных пирожков, Андрей пришёл к выводу, что и в этом мире жизнь хороша.

К вечеру, впрочем, эйфория рассеялась. Солнце клонилось к горизонту, и Андрей, понадеявшись, что жара начнёт спадать, решил прогуляться ещё раз, на этот раз без какой-либо цели, просто чтобы оглядеться. Выйдя из ворот, он свернул в сторону, противоположную той, в которую шёл сегодня утром. Дорожка провела его через буйные заросли бамбука, потом он миновал аккуратный не то огородик, не то цветник, в котором трудились несколько учеников под присмотром взрослого заклинателя. Они с Андреем раскланялись издалека, но заговаривать не стали. Вскоре мощёная дорожка превратилась в тропинку, нырнувшую в редкий дубовый лес, что стекал по пологому склону. Посвистывали какие-то птицы, но людей видно не было. Между дубовых стволов проступали отвесные скалы, такие высокие, что приходилось запрокидывать голову, чтобы разглядеть их вершины.

Тропинка виляла, то опускаясь, то поднимаясь. Впереди раздался шум воды, и когда дубняк кончился, Андрей увидел настоящий водопад. Неширокий, но стремительный поток катился по склону, чтобы совершить головокружительный прыжок в крошечное озерцо внизу. Андрею захотелось подойти поближе, и он, оставив тропинку, двинулся напрямик, стараясь ощупывать ногами склон и прикидывая, за что при случае можно будет схватиться. Громоздящиеся друг на друга камни образовывали подобие огромной лестницы, по которой можно было вскарабкаться к самой кромке водопада. Спрятавшееся было за скалы рыжее солнце снова брызнуло лучами на падающую воду, зажгло множество искр в белой пене. Андрей не был скалолазом, но подъём не казался особо трудным, мешал только длинный подол, который приходилось придерживать то одной, то другой рукой, а однажды и вовсе зажать в зубах. Мелькнула мысль, стоит ли рисковать ради красивого пейзажа, но он всё же добрался до верха и сел на серый, испещрённый чёрными точками выступ, покрытый зелёным мхом и сероватым лишайником.

Отсюда открывался очередной потрясающий вид на расходящиеся склоны. Из озерца внизу вытекал ещё один поток с тонкой аркой мостика над ним, а с другой его стороны стала видна обширная ровная площадка, домики на её краю, какие-то конструкции. Гадать, что чего предназначено это поле размером с футбольное, не пришлось: там как раз шло занятие. Группа казавшихся крошечными фигурок, выстроившись в несколько рядов, синхронно выполняла похожие на танцевальные па движения, размахивая не то палками, не то мечами. Между ними прохаживался взрослый, то и дело что-то поправляя то одному, то другому. Некоторое время Андрей с интересом наблюдал за ними, потом перевёл взгляд на текущую рядом воду. Если лечь на камень и потянуться, можно было до неё дотронуться, но он не стал.

Неужели всё вокруг него реально? Честно говоря, до сих пор верилось с трудом. Могут ли галлюцинации быть такими… вещественными? Может ли быть так, что он впал в кому или до сих пор лежит под наркозом, и его мозг порождает все эти видения? Или он просто спит? Ему и раньше снились сны, связанные с сюжетами книг или фильмов. Но он не помнил ни одного случая, чтобы во сне получилось усомниться в реальности происходящего, разве что перед самым пробуждением. Впрочем, большая часть снов стиралась из памяти бесследно, так что всё может быть.

Солнце скользнуло ещё ниже, практически скрывшись за склоном горы. Ещё немного и начнёт темнеть. Андрей ковырнул ногтем камень, на котором сидел, потом с силой черкнул пальцем по каменной поверхности — стало больно. Сон или галлюцинация это или нет, но всё воспринималось как совершенно реальное. Так что, если подумать, разницы для него никакой. Пока он не проснулся, он вынужден существовать здесь: общаться со здешними людьми, есть здешнюю еду, ходить по здешним камням, откликаться на новое имя. Так зачем множить сущности и мучиться сомнениями, которые всё равно ничему не помогут и ни к чему не приведут? Будем исходить из того, что он действительно оказался в другом мире. Из-за книги. Или это совпадение. Хотя в такое совпадение плохо верилось. Если всё-таки удастся очнутся в своём мире, будет приятный сюрприз, если же нет… Что ж, примем как данность, что он умер на операционном столе. И, если это правда, не всё так плохо. Ему дан второй шанс продолжить жить в другом теле.

Андрей подтянул ногу к груди и положил подбородок на колено, обхватив его руками. А ведь если на матушке-Земле время идёт так же… Да, завтра будет как раз девять дней с его смерти. Его уже похоронили. Собирались друзья, родственники, поминали. Интересно, приезжал ли отец? А мачеха? С тех пор, как родитель уехал из страны и завёл другую семью, они не виделись ни разу, и даже созванивались, дай бог памяти, раза четыре. Мать о бывшем муже и слышать не хотела…

Для неё смерть сына должна была стать ударом. Ведь Андрей скрывал от неё, насколько всё серьёзно, и Саньку просил не говорить, пребывая в святой уверенности: он вылечится, после операции всё пойдёт на лад, так что незачем её волновать. Из всех стадий принятия он так и застрял на первой, стадии отрицания. И вот к чему это привело. Страшно представить, каково было сестре сообщать матери такую новость. Но если бы они рассказали раньше, она начала бы нервничать, стала бы накручивать себя, заранее придумывая всякие ужасы, и эти последние месяцы превратились бы в кошмар для всех троих.

Что лучше — когда ты мучаешься в ожидании страшного, или когда это страшное обрушивается на тебя, как снег на голову? Помог он матери своим молчанием, или наоборот?

Хорошо, что у неё осталась хотя бы Санька.

Глаза повлажнели, и Андрей торопливо вытер их, словно кто-то мог его увидеть. Обидно было до боли в горле. Вот почему получилось, что он умер так рано? Почему этот чёртов рак к нему вообще привязался? Да, он продолжает жить, но никто из близких этого не узнает. Для них он умер, так же как и они для него. А хотелось, так хотелось, увидеть мать, сестру, друзей, даже отца. Познакомиться, наконец, с женщиной, на которой отец женился. Узнать, выйдет ли всё-таки Александра замуж за своего нынешнего кавалера или они опять разбегутся. Мать уже несколько раз намекала, что хотела бы внуков — теперь вся надежда только на Саньку. Хотелось собраться с друзьями, сто лет не виделись из-за его болезни, расспросить о новостях, погудеть, как в былые времена. Хотелось узнать, закончили ли проект на работе, в котором он не смог принять участие. Хотелось… да много чего хотелось.

Сколько он уже не узнает, не побывает, не испытает! Никогда уже не выберется в Исландию полюбоваться на ледники и вулканы, как мечтал в последние годы, да всё не хватало либо денег, либо времени. Не съездит на любимый с юности музыкальный фестиваль, не купит машину, которую начал присматривать. А уж сколько песен не услышит, сколько фильмов не увидит, сколько книг не прочтёт!

Мелочи, но из мелочей складывается повседневная жизнь, которая оборвалась так внезапно. А вместо неё пришло что-то другое, с чем теперь и предстоит иметь дело. Одно хорошо — если его перемещение связано с прочитанной книгой, то Хэн Линьсюань перед смертью никаких книг о жизни Андрея Ефимова и его окружения точно не читал. А значит, вероятнее всего, никакого обмена не произошло, и душа мастера Хэна отправилась на новое перерождение. Или куда там положено отправляться местным душам. Не получат родные Андрея отморозка с больным самолюбием в качестве сына и брата.

Солнце уже исчезло, вокруг сгущались сумерки, и Андрей сообразил, что ещё немного, и слезать придётся в полной темноте. Пожалеть себя можно и дома в постели. Спускаться в юбке оказалось не удобней, чем подниматься, счастье, что подол нигде ни разу не зацепился. Несколько раз съехав на животе по каменным бокам выступов, Андрей махнул рукой и просто спрыгнул примерно с высоты своего роста на траву внизу. Приземление вышло жестковатым, но благополучным, и он быстро зашагал обратно, высматривая тропинку. Та нашлась не сразу, но, к счастью, дубняк был не настолько большим и густым, чтобы в нём можно было заблудиться. К тому же вдалеке зажглись огни. Подойдя поближе, он увидел, что это горят фонари под крышей и на воротах ближайшего домика.

— Стойте! Да прекратите вы! А-Пэй! А-Сунь! Перестаньте! Шисюн!..

Звонкий девчачий голос разбил вечернюю тишину. Андрей прищурился, вглядываясь в темноту. За огородиком, теперь совершенно пустым, виднелась какая-то возня. Похоже, там дрались — в сгустившейся темноте мелькали два белых пятна. Нет, три — одно, видимо, принадлежало суетившейся вокруг девчонке. В другое время, возможно, Андрей прошёл бы мимо, представив парням разбираться между собой самостоятельно. Без драк ещё не один мальчишка не вырос, говаривал отец, и Андрей в целом разделял его убеждение. Но девчонка рядом наводила на мысль, что здесь замешаны дела сердечные, а вот в них он кулаков не одобрял: какой смысл, если выберет всё равно девушка? Вздохнув, Андрей сошёл с дорожки и зашагал в обход огородика к дерущимся.

— Хватит, хватит, не бейте его!

Так, подумал подошедший ближе Андрей. Теперь стало видно, что обладатели белых шэньи не дерутся между собой, а сообща лупят третьего, в тёмной одежде, а потому менее заметного в почти наступившей ночи. Тот, впрочем, держался стойко, и повалить его двоим драчунам пока ещё не удалось.

— Учитель! — взвизгнула заметившая его приближение девчонка. — Прекращайте, учитель идёт!

Один из учеников действительно тут же отскочил, но двое других были слишком заняты, и то ли не услышали, то ли довыяснить отношения оказалось важнее. В два шага преодолев оставшееся расстояние, Андрей схватил их за шивороты и легко оторвал друг от друга. И не просто оторвал, а приподнял над землёй, удерживая обоих на вытянутых руках. И сам слегка офигел. Ну да, здешние мальчишки выглядели довольно мелкими и худыми. И всё равно было впечатление, что в каждой руке он держит килограммов по пять, не больше.

Они действительно такие лёгкие, или… Нет, лучше побыстрее поставить их на землю.

— Воюем, значит, — ласковым голосом произнёс Андрей. — После отбоя. Позорим доброе имя ордена и наставника. Ну, воины, есть что сказать в своё оправдание?

За время его речи сопящие мальчишки пришли в себя достаточно, чтобы не только утереться рукавами, но и сообразить поклониться:

— Учитель…

— Наставник Хэн…

— Учитель, я пыталась их остановить, но… — тоненько произнесла из-за их спин девушка.

— Да, я видел. Ну?

— Докладываю учителю, — мальчишка в белом халате поклонился, и Андрей по голосу опознал Бай Цяо. — Этот внешний ученик начал драку первым!

— В самом деле? Для начала объясните, почему вы все сейчас находитесь здесь, а не в постелях?

— Учитель, этот негодный ученик набросился на меня и ударил. Я должен был научить его хорошим манерам. Моя вина, учитель, я должен был доложить наставникам, но я решил сделать это сам. Ваш ученик готов принять наказание.

— Вы сговорились сюда прийти и выяснить отношения, или вы вдвоём его здесь подкараулили?

Бай Цяо с товарищем переглянулись. Ученик в сером шэньи молча стоял в стороне, не пытаясь вставить слово. Девушка тоже молчала.

— Учитель, мы сговорились. Тогда рядом был наставник Доу, мы не могли…

— Ясно, — кивнул Андрей. Да, при Доу Сюе не забалуешь, но при этом тот, сам будучи драчуном со стажем, отличался редкой терпимостью к дракам учеников. Увидев потасовку, он просто растащил участников, но, в отличие от любого другого, накладывать взыскания не стал. И мальчишки, кипевшие невыплеснутым пылом, условились продолжить.

— Итак, этот внешний ученик набросился на тебя и ударил. А что было перед этим?

— Перед этим, учитель?

— Да. Ты что, просто мирно цветочки на лугу собирал, а он шёл мимо и ни с того ни с сего двинул тебя кулаком?

Бай Цяо молчал. Его лицо скрывала темнота, но Андрей кожей чувствовал его недоумение. Ну да, причина привязанности некоторых учеников к учителю Хэну была проста и незамысловата: Хэн Линьсюань выбирал себе любимчиков. И этим любимчикам он разрешал (чтоб не сказать поощрял) делать практически всё что угодно. Если б сейчас на месте Андрея стоял он, то он не стал бы разбираться: раз старший ученик сказал, что во всём виноват его противник, значит, так оно и есть. Подробности мастера Хэна не интересуют, он не снисходит до таких мелочей, как разбирательства причин мальчишеских конфликтов. Бай Цао с товарищем получили б символическое наказание за нарушение режима, а все шишки посыпались на третьего участника драки. Тем более, что ученик внешний, а значит, ни с кем из наставников по его поводу объясняться не придётся.

Все ученики ордена делились на внешних и внутренних. Каждый внутренний ученик был приписан к одному из наставников, внешние занимались коллективно то у одного, то у другого, как в обычных школах на Земле. Сначала, когда Андрей только начинал читать роман, он думал, что основное отличие этих двух категорий состояло в том, что внешние также выполняли обязанности слуг. Но на самом деле в услужении тут находились все учащиеся — внутренние обслуживали только своего учителя, внешние выполняли работы для всего ордена. Главное отличие состояло в другом. Целью индивидуальных занятий наставника со своими учениками было формирование у них золотого ядра — и дальнейшее их развитие как заклинателей. Формирование золотого ядра у внешних учеников отдавалось на откуп самим ученикам. Им (как и внутренним, разумеется), преподавали все необходимые основы, а также все шесть искусств благородного человека, дальнейшее же зависело от упорства и везения самого подростка. Все учащиеся могли посещать одни и те же занятия по классической литературе или фехтованию, после чего внутренние шли постигать духовные практики, а внешние кололи дрова, носили воду, мели дворы и дорожки, бегали с поручениями и между делом пытались выплавить из своей ци золотое ядро. Немногие счастливчики, которым удавались хотя бы начальные стадии процесса, переходили в разряд внутренних учеников, остальным оставалось утешаться тем, что они получили действительно хорошее образование и по завершении обучения могут начать карьеру воина или чиновника.

Ну и, наверное, не приходится удивляться, что внешние и внутренние ученики изрядно друг друга недолюбливали. Так что сцена, которую застал Андрей, была совершенно обыденна и естественна — и столь же недопустима. Одно дело, когда мальчишки выясняют отношения как равные. И совсем другое — когда тут, можно сказать, классовая вражда. Да ещё вдвоём на одного. Хорошо хоть заклинаниями не пользовались. Впрочем, должно быть, на этой стадии обучения работа с ци ещё легко не даётся, а противник явно не промах и не будет ждать, пока враги станут в позу и как следует сосредоточатся.

— Ну? — подбавив в голос металла напомнил Андрей, прерывая затянувшееся молчание. — Я жду.

— Учитель…

— Я слышала, — вдруг подала голос девушка. — Когда А-Сунь шёл мимо, Пэй Лин сказал, что ему как слуге самое место на кухне, а не среди благородных заклинателей…

— Шимэй*! — возмутился Бай Цяо.

— Ну я же правду говорю! А ты тогда сказал, что для него и кухня большая честь, ведь он всё врёт, и его мать наверняка… — девушка запнулась, но всё же выговорила, — шлюха.

Внешний ученик со свистом втянул воздух.

— Это правда? — скорее для проформы, чем действительно сомневаясь, спросил Андрей.

— Но учитель, этот внешний ученик дерёт нос как будто…

— Молчать! — процедил Андрей, и Бай Цяо смолк. — Значит, оскорбил его ты… вернее, оскорбили оба, но твоё оскорбление было тяжелее, ты и получил. А драться втроём, а не один на один, было чьей идеей? Решил, что в одиночку не выстоишь?

— Это я решил с ним пойти, учитель, — с вызовом произнёс ученик, которого девушка назвала Пэй Лином. — Даже если дашисюн** оскорбил этого ученика, тот всё равно не имел права его бить. Никто не имеет права переступать различие между высшими и низшими!

Андрей поморщился. Как бы ему это не претило, но в словах ученика было здравое зерно — на здешний лад, разумеется. Этот мир был до отвращения иерархичен, и поскольку внутренние ученики в иерархии ордена стояли выше внешних, они априори считались более правыми в любом конфликте. И сколько бы Андрей ни думал, что Бай Цяо сам напросился, оставить внешнего ученика без наказания будет уже не просто ООСом, а вызовом всему здешнему порядку. Пусть даже дальше учеников это не пойдёт. С волками жить — по-волчьи выть, раз уж Андрей застрял здесь, придётся учиться играть по здешним правилам. Иначе в следующий раз можно проколоться в ситуации посерьёзнее, чем мальчишеская драка.

— Утром вместо завтрака три круга вокруг школы бегом, — такое наказание в романе то и дело налагали на кого-нибудь провинившегося, так что мальчишки должны сами знать, где им предстоит бегать. — Все трое. Ты, — он ткнул пальцем в Бай Цяо, — за провокацию. Ты — за вмешательство в драку один на один. А ты, — палец указал на внешнего ученика, — за неумение держать себя в руках. Тебя в жизни, вероятно, ещё не раз будут оскорблять, учить переносить с достоинством. А теперь — марш по постелям!

Парни молча поклонились и зашагали прочь. Что там думал внешний ученик, Андрей бы сказать не взялся, но в молчании его личных учеников явно слышалось потрясение. Да, шаблон он им сегодня порвал знатно. Хэн Линьсюань, воспитатель хренов, навоспитывал беспредельщиков… А Андрею разбираться.

— Бай Цяо, — мягко окликнул он, и мальчишка живо обернулся, — ты — первый из моих учеников. Ты должен подавать остальным пример и следить за их поведением, а не злоупотреблять своим положением. Если я ещё раз узнаю, что ты оскорбляешь других, пользуясь тем, что они не могут ответить тебе как старшему, я уже не буду столь снисходителен. Ты понял?

— Д-да, учитель.

Андрей махнул рукой и повернулся к оставшейся на месте девушке.

— А ты как здесь оказалась?

— Я проследила за ними, — несчастным голосом ответила та. — Я боялась за А-Суня и… Учитель, ваша ученица нарушила правила и просит о наказании.

А-Сунь… Что-то шевельнулось в памяти Андрея, но он вдруг почувствовал себя слишком усталым, чтобы рыться в воспоминаниях. Вот ведь, вроде ничего сегодня не делал, а хочется только добраться до постели и уснуть.

— Перепишешь правила ордена, — решил он.

— Сколько раз, учитель?

— Одного хватит. Всё, иди.

Интересно, лениво подумал он, провожая взглядом исчезающее в темноте белое пятно, есть ли девушки среди внешних учеников, и если да, то куда они деваются со своим образованием, если им не удаётся стать заклинательницами? Здешнее общество не только иерархично, но и весьма патриархально. Впрочем, в романе внешние ученицы не упоминались ни разу. Что логично, в общем — девочек начинали духовно развивать в двух случаях: когда они были выходцами из семей заклинателей и просто продолжали семейную традицию, или если в них вдруг видели действительно выдающийся талант. Но в обоих этих случаях учитель был им обеспечен в самого начала, в то время как внешние ученики как правило приходили и просились в обучение сами. И кто же в здешнем махровом средневековье отпустит девочку пытать удачи в заклинательском клане или ордене?

Ладно, всё это можно будет выяснить и позже, всё равно все ученики, сколько бы их ни было, рано или поздно пройдут перед его глазами. А пока — домой и спать, спать, спать.


*Шимэй — младшая соученица.

**Дашисюн — самый старший из соучеников.

* * *

Андрей не был таким уж жаворонком и иногда любил поспать, особенно если поздно лёг накануне. Но всё же есть какая-то особенная прелесть в том, чтобы встать пораньше летним утром. А уж если ты не в мегаполисе, а где-нибудь в дачном посёлке или небольшом городке, где полно зелени, через которую пробивается едва поднявшееся солнце, слышны крики петухов, утренняя прохлада бодрит и всё обещает великолепный долгий день…

У дома Линьсюаня петухов слышно не было, зато всего остального оказалось в избытке. И ярких солнечных лучей, и безоблачного голубого неба, что ещё не успело выцвести от жары, и утренняя прохлада ещё чувствовалась, а уж зелень и вовсе ласкала взор, куда бы он не упал. В крошечной заводи под водопадиком у дома едва заметно покачивались два полураскрывшихся розоватых бутона водяных лилий. С другой стороны двора стоял навес, с которого сплошной бахромой свисали лиловые соцветия глицинии. Хотелось сделать что-нибудь мальчишеское, например, забраться на этот самый навес. Или на крышу. Андрей усмехнулся про себя. Он солидный человек, заклинатель и учитель. Не к лицу как-то.

Вообще-то весёлого в его нынешнем положении было немного. Вчера он был слишком поглощён своими переживаниями, но сегодня, когда начал вспоминать вчерашнее происшествие, его как обухом ударило осознание: теперь он действительно учитель. И отвечает за полтора десятка оболтусов, со всеми прилагающимися к ним подростковыми тараканами. А ведь быть учителем — это не просто время от времени произносить банальные наставления и раздавать наказания, насколько фантазии и чувства справедливости хватит. Он действительно должен их воспитать. Ну и научить тоже. Особенно если учесть, что все ученики здесь живут в отрыве от своих семей, а значит, он своим подопечным заменяет отца во всех смыслах этого слова.

Но ведь у него даже педагогического образования нет! Никогда он не чувствовал ни желания, ни призвания возиться с детьми. И сообразив в полной мере, во что вляпался, Андрей испытал малодушное желание прямо сейчас пойти к Чжаньцюну, объявить, что выходит из ордена и сбежать в странствующие заклинатели. Или просто сбежать, никому ничего не объявляя. А что, странствующие заклинатели здесь водятся, у одного из них Хэн Линьсюань, прежде чем поступить в орден, даже учился, к сожалению, преимущественно плохому.

Однако, прежде чем сбегать в заклинатели, не худо было бы как минимум заклинателем стать. Сейчас от Андрея толку немного, он и простейшего талисмана сотворить не в состоянии, не то что прогнать нечисть или кого-нибудь вылечить. Стоит остаться хотя бы на время восстановления навыков, пользуясь тем, что выполнения обязанностей учителя от него немедленно никто не ждёт. А дальше… дальше поглядим. В конце концов, ему должно быть легче, чем земным учителям так называемых развитых стран, где торжествуют индивидуализм и равноправие, и подростки частенько взрослых ни в грош не ставят. Здешнее общество патриархально, и гипертрофированное почтение к старшим и высшим, частенько вызывавшее отторжение при чтении, сейчас играет ему на руку.

И уж точно он будет лучшим учителем, чем Хэн Линьсюань. Кстати, не пора ли привыкать звать себя этим именем?

Задумавшись, он лишь краем глаза уловил движение, и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как во двор входит высокий красивый заклинатель. Андрей ждал его — ещё вчера днём Чжаньцюн прислал с одним из учеников записку, что с Доу Сюем всё улажено и тот завтра с утра придёт для первого урока. Для того Андрей и вышел с утра пораньше, чтобы его встретить. И теперь с интересом смотрел на одного из самых колоритных, хоть и второстепенных героев романа, в который волей судьбы угодил. Тот заметил его взгляд, остановился и поклонился с явно преувеличенным почтением:

— Шисюн…

— Шиди, — кивнул Андрей. Ну да, Доу Сюй был одним из немногих, кто поступил в учение их общему учителю позже Линьсюаня, и это добавляло нюансов их и без того непростым взаимоотношениям. Первый мечник ордена Линьшань, признанный красавец — занятно, Андрей представлял его себе куда брутальнее. Но красота Доу Сюя оказалась утончённой настолько, что ещё чуть-чуть, и его можно было бы назвать женоподобным. Окинув Андрея с головы до ног насмешливым взглядом, он поднял бровь и кивнул на Ханьшуй в его руках:

— Ты же не думаешь сражаться со мной этим?

— А чем?

— Вот, — Доу Сюй бросил, а Андрей машинально поймал то, что оказалось деревянным мечом, такой же длины и ширины, как Ханьшуй, но заметно тяжелее. — Хватит с тебя пока и этого. А то, если мы обнажим настоящие клинки, — с тонкой улыбкой добавил он, — я могу тебя зарубить, чего доброго.

Пожав плечами, Андрей отложил Ханьшуй на столик под навесом с глициниями, а обернувшись, увидел промелькнувшее и тут же исчезнувшее на лице соученика удивление. Ах да, Хэн Линьсюаню сейчас полагалось бы взвиться, как кобре, которой наступили на хвост, от столь явного намёка на его несостоятельность как воина. Ведь их вражда когда-то именно с этого и началась — Хэн Линьсюань проиграл Доу Сюю учебный поединок и вместо того, чтобы с достоинством признать поражение, попытался свести с ним счёты исподтишка. Таким вот человеком был мастер Хэн — любой проигрыш воспринимал как личное унижение, не принимая во внимание никаких обстоятельств. Например то, что ему, впервые взявшему в руки меч год или два назад, было бы глупо рассчитывать на победу над отпрыском аристократической семьи, который, наверное, начал тренироваться, едва научившись ходить. Даже если тот на три года младше.

Справедливости ради, сам Доу Сюй тоже никогда не пытался принять во внимание обстоятельства и войти в положение Линьсюаня — как, впрочем, и другие ученики. Быть перестарком в группе подростков вовсе не легко и не весело, особенно если ты начисто лишён лидерских качеств и чувства юмора, зато болезненно обидчив, злопамятен и к тому же отстаёшь от них, младших годами, практически по всем предметам. И плевать хотели юные оболтусы, что они-то с самого начала развивались правильно, под руководством опытных наставников, а вот у Линьсюаня учитель хоть и был, но такой, что лучше бы его вообще не было. Фактически ему приходилось не учиться, а переучиваться. Слишком явное покровительство первого ученика Ши Чжаньцюна, частенько становившегося на сторону новоявленного шиди даже в ущерб объективной справедливости, тоже симпатий Линьсюаню не добавляло. Со временем разница в умениях и навыках сгладилась, во многом Линьсюань даже вырвался вперёд, он действительно был талантливым заклинателем. Сделали своё дело и уроки хороших манер, вдалбливаемые всем ученикам буквально палками. Конфликт утих, превратившись в вооружённый мир, особенно когда вчерашние ученики сами стали учителями и столкнулись с необходимостью поддерживать корпоративный авторитет. И только Доу Сюй, гордившийся прямотой своего нрава, продолжал резать правду-матку в лицо шисюну Хэну, нарываясь на ссоры и приводя в отчаяние главу Ши, искренне желавшего мира в ордене и счастья всем, чтоб никто не ушёл обиженным. Особенно Линьсюань. У Андрея при чтении даже закралась мысль, а не ревнует ли мастер Доу своего главу.

Впрочем, поводов для вражды хватало и без ревности. Аристократ, гордившийся историей своего рода и сам родившийся, как сказали бы на Земле, с серебряной ложкой во рту, и беглый раб, вообще не знавший своих родителей, зато с детских лет изрядно хлебнувший лиха — что у них могло быть общего? Жизнь одного была как прямая светлая дорога, проложенная стараниями других, и он привык принимать как должное все возможности, которые давали ему сперва деньги и положение его семьи, а потом принадлежность к могущественному ордену. Другой прогрызал себе путь своими силами, не брезгуя ничем в святой уверенности, что весь мир ему должен. По крайней мере, так это виделось Хэн Линьсюаню, как-то позабывшему, что звание первого мечника досталось Доу Сюю отнюдь не за красивые глаза и не за заслуги предков, а он сам, Линьсюань, беззастенчиво пользуется расположением сперва первого ученика, а потом главы ордена.

— Ну, давай, — Доу Сюй, не догадывавшийся, что за мысли занимают занявшего тело его шисюна пришельца, взмахнул деревяным мечом, точно таким же, как тот, который бросил Линьсюаню. — Показывай.

— Что показывать?

— Первый канон хотя бы. Должен же я понять, на что ты теперь способен.

— А я его не помню, — сообщил Андрей.

— То есть? — Доу Сюй моргнул.

— То и есть. Глава Ши не рассказал, в чём моя главная потеря?

— Рассказал, но… Ты что, не помнишь вообще ничего?

— Ничего, — подтвердил Андрей, решив не вдаваться в подробности.

Мастер Доу смерил его нечитаемым взглядом. Потом вздохнул.

— Ну, ладно, — сказал он. — Тогда повторяй.

Это действительно походило на танец — плавные движения с мечом перетекали одно в другое, мало напоминая то, что Андрей привык считать фехтованием. Но, возможно, это и не боевые приёмы, а просто для тренировки, типа гимнастических упражнений? Он довольно быстро подстроился, краем глаза кося на Доу Сюя и послушно повторяя за ним, благо тот не особо торопился. Меч, оттягивавший руку, пока он стоял неподвижно, в движении почти не чувствовался. Сделать шаг левой ногой, оставив правую выпрямленной, развернуться, описав мечом в поднятой руке полукруг и перенеся вес на правую ногу. Ещё один шаг вперёд, меч описывает круг, теперь уже в вертикальной плоскости. Шаг, взмах, шаг, меч вращается в руке в разные стороны, сверху, снизу, разворот, имитация удара, вторая рука тоже не висит без дела, поднимается, опускается, словно служит противовесом…

— А говорил, что ничего не помнишь.

Андрей запнулся, сообразив, что Доу Сюй уже не танцует рядом, а стоит неподвижно, сложив руки на груди, так что меч торчит почти под мышкой. Когда Андрей выпрямился, он поднял бровь:

— Ну, что ты остановился? Продолжай.

— Не могу, ты меня сбил, — Андрей посмотрел на свой меч и нахмурился, потом качнул головой. — Видимо, что-то вспоминается по ходу, но стоит остановится… Вот что, давай ты покажешь мне до конца, а потом я повторю сам. А ты скажешь, верно или нет.

— Ну… давай, — согласился шиди, глядевший на Андрея с некоторым подозрением. Похоже, засомневался, не дурит ли тот ему голову, но высказываться вслух не стал. Они действительно бок о бок протанцевали ещё с четверть часа, и Андрей прислушивался к себе, пытаясь понять, как это работает. Чем-то это походило на попытки печатать вслепую — его пальцы достаточно хорошо знали клавиатуру, чтобы набирать целые фразы без взгляда на клавиши, но вздумай он вообще на них не глядеть, рано или поздно обязательно бы ошибся. Чжаньцюн был прав, тело помнило все приёмы этой гимнастики с мечом, и порой Андрей довольно долго воспроизводил последовательность движений, вообще не глядя на соседа, особенно если удавалось изгнать из мозга все мысли, как при вчерашней медитации. Но стоило предательскому вопросу «а что дальше» всё же мелькнуть на краю сознания, как он сбивался.

— А теперь сам, — сказал Доу Сюй, когда зарядка с мечом завершилась. Андрей кивнул и секунду постоял, восстанавливая в памяти последовательность движений. Потом поднял меч. Шаг, взмах, разворот, шаг…

— Неплохо, — с ноткой снисходительности признал Доу Сюй, когда он закончил.

— Я не сделал ошибок?

— Грубых — нет, — Доу Сюй кинул взгляд на небо. — Пятая стража… А попробуем-ка мы вот что…

Его движение Андрей заметил, а вот отреагировать уже не успел. Деревянный меч со всей дури врезался ему в плечо, заставив перекоситься, схватиться за пострадавшее место и зашипеть.

— Сдурел?!

— А ты не стой столбом, — невозмутимо посоветовал шиди. — Если мы будем идти по всем канонам по порядку, мы так через полгода закончим. Так что давай — отражай.

На этот раз Андрей успел подставить меч для блока, да, видимо, как-то не так. Деревянная рукоять дёрнулась в ладони, почти вывернувшись из хватки и довольно болезненно отдавшись в запястье, а в следующий миг он получил удар по локтю. Пальцы таки разжались, Андрей, кривясь, наклонился за упавшим мечом, и тут же получил плашмя по заду.

Кровь вскипела, и он кинулся вперёд не думая, просто сжигаемый желанием достать эту наглую рожу. Наглая рожа довольно ухмыльнулась, без труда отразив удар, атаковала сама, ещё, ещё, в стремительном темпе, но на этот раз Андрей всё отбил. Локоть ныл, внутри клокотала злость, и потому понимание происходящего пришло не сразу. Зато когда пришло, он тут же промедлил, за что был наказан ещё одним болезненным тычком.

— Не отвлекайся, — недовольно бросил Доу Сюй.

Андрей сделал глубокий вдох и встал в прежнюю стойку, прогнав предательскую мысль, что он, оказывается, и стойки знает. Мысли только мешали. Отбил новую атаку и через пару движений сообразил, что Доу Сюй раз за разом делает одно и то же, вынуждая и его самого повторять одни и те же парирования: сверху, слева, наискось, и снова, и снова.

— Что ж, защитный круг ты вспомнил, — констатировал Доу Сюй, останавливаясь. — И даже прямой удар. Странный ты.

— Что, думаешь, вру?

— Нет, не думаю, — Доу Сюй качнул головой. — Ты бы не стал так подставляться. То у тебя всё хорошо, всё делаешь правильно, то вдруг на ровном месте совершаешь глупейшую ошибку.

— Знаешь притчу о сороконожке?

— Какую притчу?

— Сороконожка бегала себе и горя не знала, пока кто-то не спросил её, в каком порядке она переставляет ноги. Она задумалась, начала спотыкаться и в конце концов разучилась ходить вовсе. Вот и я, как та сороконожка — пока не думаю, всё в порядке. А стоит начать соображать, что я делаю…

— А ты соображай поменьше, — серьёзно посоветовал Доу Сюй. — Сознание в бою должно быть в острие меча, а не вот тут! — он ткнул пальцем Андрею в лоб, и тот недовольно отшатнулся. — Ладно, теперь попробуем тринадцать положений.

Андрею захотелось рассказать ему ещё одну притчу, на этот раз о белой обезьяне, о которой ни в коем случае нельзя думать, но он промолчал. Доу Сюй тоже был прав — пока он действовал на рефлексах Линьсюаня, всё получалось. Значит, надо развивать в себе эту полезную способность. Андрей поправил завернувшийся край чаошэна и вспомнил, как опасался, что длинный подол будет мешать. Но оказалось, что нет — широкая юбка давала достаточную свободу движений, так что он, увлёкшись, вообще о ней забыл.

Солнце поднималось, припекая всё сильнее, к концу занятия Андрей взмок, получил ещё несколько обидных ударов, зато и прогресс был налицо. Последние минут пять они согласно протанцевали, уже не пытаясь достать друг друга или защититься, а просто повторяя освоенные Андреем приёмы и связки, и в конце концов одновременно замерли один напротив другого, одинаковым движением перехватив мечи так, чтобы яблоко рукояти уставилось в землю, а клинок прижался к локтю сзади. Конечно, это нельзя было назвать полноценным поединком, но со стороны должно было выглядеть неплохо. Пожалуй, мелькнула мысль, от случайного разбойника в случае нужды можно отбиться уже сейчас, если тот вдруг не окажется мастером меча — того, что Андрей усвоил, на это хватит.

Читер, вздохнул мысленный голос. Другие годы тратят на то, чтобы освоить искусство боя, а ты пришёл на всё готовенькое. Остальные попаданцы, небось, либо честно учились, либо использовали вместо мечей мозги. А ты…

— Жду тебя завтра к восьмой страже на тренировочном поле, — прервал его мысли голос Доу Сюя. — Там как раз никого не будет.

— Хорошо, — кивнул Андрей, сложил руки перед грудью в здешнем традиционном жесте почтения, держа меч так, чтобы деревянное остриё на этот раз было направлено в землю. Забытый локоть тут же радостно прострелило болью, но он решил не обращать на это внимания и поклонился:

— Спасибо за урок, шиди.

Доу Сюй дёрнул бровью, но вернул поклон, держа меч точно так же. Значит, Андрей и в этот раз сделал всё правильно.

Загрузка...