Переписать сюжет. Книга 1

Глава 17

Храм Благодарности и Долголетия действительно производил впечатление. Жулань нельзя было назвать провинциальной простушкой, как-никак, она выросла в роскошном Фэнчене, но и она, вчера впервые попав под эти своды, то и дело приостанавливалась, чтобы рассмотреть расписные потолки с золочёными балками и золочёную резьбу на стенах, красные колонны, пятиярусную пагоду над храмом и огромную, сияющую золотом фигуру Будды в главном зале.

Звучал колокол, внутри и снаружи плавал сизый дым благовоний. Жулань преклонила колени перед изображением дарующего детей Чжан Сяня под шёлковым балдахином. Сколько ей ещё придётся молиться, чтобы Небо наконец обратило на неё свой благосклонный взгляд? Матушка писала, чтобы она не отчаивалась, ведь полтора года замужества — не срок. Кайсинь, старшая сестра Жулань, зачала первого ребёнка через два года, и ничего, сейчас носит уже третьего. Иные и через десять лет, случается, рожают. Зачем изнурять себя печалями, когда счастье, может быть, уже совсем близко?

Но муж пил всё чаще и становился всё грубее, громогласно вопрошая наедине и при соседях, зачем он женился на бесплодной уродине. Соседки шушукались, что не иначе эта кара Будды за пролитую им в сражениях кровь, но громко говорить не решались. Е Цзиньчэна в их квартале невзлюбили и уже начали побаиваться. Нет, он ещё ни разу не совершил ничего такого, но был неприветлив, его взгляд порой придавливал не хуже камня, а дружба градоначальника и милость обласкавшего супругов Е главы Линшаня свидетельствовали, что в его силах устроить неугодившим «весёлую» жизнь. Жулань старалась поддерживать хорошие отношения если не с соседями, то с их жёнами за них двоих, и пока у неё получалось. Но она боялась, что дальше станет ещё хуже, и способ предотвратить это был только один — зачать ребёнка.

Супружеского счастья у неё не случилось, так неужели Небо откажет ей и в этой радости? Жулань уже молилась и Гуаньинь Чадоподательнице, и Сун-цзы нян-нян, Матушке, дарующей сыновей. Изображающая мальчика куколка, принесённая из храма Матушки, бесполезно пылилась на полке. Эту куколку нужно было вернуть обратно в храм после родов, но ясно было, что случится это не скоро.

Неделю назад, в день рождения Будды, когда она пришла в гаотайский храм с коробом засахаренных ягод и бобовой пастилы и с двумя лянами* серебра (можно было и больше, но муж не дал), то разговорилась с монахом, дававшим наставления прихожанам. Тот был так участлив, что Жулань, сама от себя не ожидая, пожаловалась ему на семейные неурядицы и свою беду. Монах внимательно выслушал и рассказал, что в городе Чэнлине, что лежит в излучине Бэйхэ, есть храм, славящийся своими чудесами, в том числе и помощью бесплодным женщинам. Почему бы госпоже Е не съездить туда? Не так уж и далеко, всего в нескольких днях пути, дорога наезженная, между орденом Линшань и кланом Чжун, хозяйничающем в Чэнлине, мир. Небольшое приношение, искренняя молитва — глядишь, и смилуются Будда и боги, подарят младенца.

Оставалось только получить разрешение мужа, но Е Цзиньчэн разрешил неожиданно легко и даже не возражал, чтобы жена увезла в качестве вклада несколько штук отборного шёлка, связку благовонных свеч и серебряный слиток в пять лян весом. То ли был в хорошем настроении, то ли и сам надеялся в глубине души. И Жулань, окрылённая даже не столько ожиданием чуда, сколько возможностью побыть вдали от него, сразу же взялась за сборы.

Живот глухо заурчал, отвлекая от молитвы. Что поделаешь, в последний раз она ела прошлым вечером, а принятый на себя пост продлится до завтрашнего рассвета. Жулань снова поклонилась статуе, стараясь не обращать внимание на сосущее чувство внутри. Плохая же она верующая, если не сможет ради благой цели выдержать даже суточный пост.

Наконец сопровождавшая её Хун Пао помогла своей госпоже подняться с несколько затёкших колен. К счастью, им не нужно было идти в город, храм был достаточно велик, чтобы предоставить ночлег паломникам. Конечно, кто хотел, тот останавливался в гостиницах, но Жулань показалось правильным остаться здесь и провести вчерашний и сегодняшний вечера в молитвах и благочестивых размышлениях, от которых не будут отвлекать другие постояльцы.

Правда, вчера оказалось, что и в святой обители найдётся место мирской суете. Вечером, когда ещё только собиравшиеся с рассветом принять пост паломницы сидели за немудрёной трапезой из соевой лапши и салата из бамбуковых побегов, редиса и сельдерея, между ними завязались разговоры, достаточно далёкие от молитв и бдений. В первый и, вероятно, последний раз видевшие друг друга женщины откровенно делились между собой наболевшим, жалуясь на мужей, свекровей, соседей, и даже на власти — в общем, говорили то, что едва ли б решились сказать в кругу семьи и знакомых. Жулань такая степень откровенности изрядно удивила, она точно не собиралась рассказывать интимные подробности своей жизни незнакомым людям. А потому, когда к ней обращались, отвечала односложно, и её быстро оставили в покое, благо, тут и без неё было кому почесать языки. И только в самом конце вечера сидевшая недалеко от неё бедно одетая женщина, которая тоже промолчала почти весь вечер, робко спросила, не едет ли кто на север или северо-восток и не возьмётся ли передать весточку. Но оказалось, что почти все здесь из более южных мест.

— А куда вы хотите передать? — спросила Жулань, которой стало её жаль. Оказалось, что дальше по Цзиншую есть селение рядом с горой Тяньму, ещё во владениях Чжунов, но у самой границы с Линшанем. Не совсем по пути, но… можно же сделать крюк. Там рядом есть брод, путь удлинится дня на два-три, не больше.

— Если госпожу не затруднит, премного благодарна госпоже! — женщина поклонилась. — Скажите старосте, что недостойная третья дочь Ма кланяется отцу и матушке, и что вся её семья жива и здорова. Был хороший урожай, мы не голодаем. У старшего брата мужа родился сын, и, если Небо будет милостиво, недостойная надеется тоже скоро зачать.

— А вы не хотите написать им письмо?

Женщина растеряно моргнула, и стало ясно, что писать она не умеет. Жулань вздохнула и спросила, умеет ли староста читать.

— Да, — закивала богомолка. — Он изучал счёт и «Сто фамилий»**.

Жулань вздохнула ещё раз, отказываясь от мысли написать письмо самой под чужую диктовку. Вот так и получилось, что вместо дома она оказалась в деревне Даньлю, бедном, невзрачном селении, словно бы забытом и людьми, и богами. Ещё на подъезде, на едва видневшейся сквозь буйную зелёную траву колее, ей встретилась повозка, судя по всему, принадлежавшая торговцу. Жулань велела своему вознице окликнуть путника, чтобы убедиться, едут ли они куда надо.

— Даньлю? — переспросил тот. — Да туда, туда. Только там вы не проедете.

— Почему?

— Брод у них там перекрыт. Я тоже думал дорогу срезать, товар в Сан побыстрей привезти, — торговец досадливо сплюнул. — Только время зря потерял.

— А что случилось?

— Злобный призрак шалит. Да так, что трупы до сих пор валяются. Не ездите туда, гиблое это теперь место.

— Что, деревню вырезал? — ахнул возница.

— Да нет, в саму деревню он не суётся…

После этого возница и Хун Пяо в два голоса попытались отговорить Жулань от продолжения поездки, но женщина сочла, что раз они почти приехали, а в самой деревне не опасно, то надо всё-таки добраться до старосты, раз уж обещала. Слуги ворчали, что с этими духами никогда не знаешь, вчера было не опасно, а сегодня сожрут, так что и пластинки от лат не останется, но всё же подчинились. Решающим аргументом стало то, что в деревне можно всё-таки переночевать под крышей, а если прямо сейчас развернуться, то до ночи найти жильё они точно не успеют.

Староста Даньлю принял гостей не очень приветливо, хотя за весточку от дочери вежливо поблагодарил. Перспектива приютит на ночь троих человек в восторг его явно не привела, но звякнувшая в руках у Хун Пяо связка монет помогла смириться с неизбежным.

— Только не обессудьте, госпожа — живём мы тут убого, питаемся впроголодь, принять вас как должно не можем…

Слова старосты явно не были только данью вежливости: Жулань и сама видела, что деревня бедна, и впроголодь — не впроголодь, а разносолов на обед явно не предвидится. Но выбирать не приходилось. Присев на низкую скамейку у ничем не затянутого окна, пока хозяйка, видимо, невестка старосты, накрывала на стол, Жулань с тоской подумала, что задержка в пути теперь растягивается на добрую неделю. Что скажет муж, и представлять не хотелось.

— Мама!!! — крыша домика чуть не подпрыгнула от детского вопля, и внутрь влетела девочка лет пяти, с совершенно круглыми глазами на грязном личике. — Там заклинатели! Бессмертные!

— Какие ещё заклинатели?

— Настоящие, мама! С волосами! В шелках! — девочка взмахнула руками, изображая что-то в воздухе. — На мечах летели, их много!

Женщина торопливо вытерла руки и поспешила наружу, на её лице мешались недоверие и надежда. Девочка выбежала следом. Когда экипаж Жулань только въехал в деревню, за ним сразу же пристроилась страйка ребятни, и потом любопытные глазёнки таращились из-за ограды, но по сравнению с настоящими заклинателями простые путники, конечно, меркли. Жулань и сама почувствовала желание выйти наружу и посмотреть, но пересилила себя: что она, заклинателей не видела? Тем более, что те и сами шли сюда, о чём свидетельствовал приближающийся шум. Жулань вздохнула, поправила волосы и поднялась, готовясь приветствовать гостей. Сквозь окно было видно, как староста с детьми и женой, непрерывно кланяясь, распахнули ворота, и во двор их дома вошли четверо. Трое, судя по белым одеждам, были учениками, а вот четвёртым…

Четвёртым, к изумлению Жулань, оказался мастер Хэн Линьсюань.

К тому времени, когда они вошли в дом, она успела взять себя в руки и поклонилась спокойно, со всем доступным ей достоинством. Для мастера Хэна встреча тоже стала сюрпризом — увидев Жулань, он застыл как вкопанный. Потом заулыбался и поклонился в ответ. Ученики последовали его примеру.

— Путники тут у нас, гости, господин бессмертный, — суетливо объяснил хозяин. — Приехали, чтобы весточку этому ничтожному Ма передать от дочки…

— Мы знакомы, уважаемый Ма, — кивнул заклинатель. — Госпожа Е, рад видеть вас в добром здравии.

— Взаимно, бессмертный мастер.

— Ну, зачем же такие церемонии? Это мои ученики, — Хэн Линьсюань обвёл рукой толпившихся чуть позади него двоих парней — и девушку, как теперь разглядела Жулань. Она кивала, пока молодых людей представляли ей одного за другим, а потом хозяйка дома с откровенно вымученной улыбкой позвала дорогих гостей к столу отведать её жалкую стряпню. Жулань мысленно от души ей посочувствовала. Должно быть, местные надеялись, что к ним пожаловали заклинатели от клана Чжун помочь справиться с их бедой, а казалось, что это невесть как забредшие сюда соседи. Им жалобу не принесёшь, а накормить пять лишних ртов надо по высшему разряду. И денег с этих не попросишь.

Линьсюань в ответ на приглашение кивнул, попросив воды, чтобы можно было привести себя в порядок. Это явно не мешало: вид у всех заклинателей был усталый, немного помятый и действительно не очень чистый. Даже мастер Хэн выглядел далеко не так безупречно, как всегда: спадающие на спину волосы спутались, одна прядь выбилась из-под гуаня, на светло-зелёном рукаве виднелось грязно-рыжее пятно. Белые шэньи учеников тоже утратили чистоту, у кого-то и на лице красовались пятна, похожие на засохшую глину.

— Просо… — с отвращением пробормотал один из учеников, когда все наконец уселись за стол, и Хэн Линьсюань кивнул своим спутникам, давая знак приступать к трапезе. Хозяева, накрыв им, ушли куда-то на улицу и увели изнывающих от любопытства детей.

— А ты ожидал риса? — другой ученик, смуглый, как южный варвар, кивнул куда-то в сторону. — Ты посмотри, как они живут.

— Да уж могли бы расстараться, не каждый день у них такие гости…

— Прекрати, — оборвал мастер Хэн. — Для этих людей просо дороже, чем для тебя рис и мясо. Ты просто приходишь в трапезную и ешь, а они от себя отрывают. Прояви уважение.

Ученики сконфуженно замолчали. Жулань зачерпнула ложку просяной каши, которая, на её вкус, была ничуть не хуже рисовой. Девушка-заклинательница рядом с ней уже молча ела, не показывая никакого неудовольствия.

— Госпожа Е, — сказал мастер Хэн, когда первый голод был утолён, — надеюсь, вы простите мне любопытство. Мы никак не ожидали встретить госпожу в таком месте.

— Эта Сун ездила в Чэнлин, в храм Благодарности и Долголетия, — чопорно отозвалась Жулань. — Завернула сюда по просьбе одной из паломниц к её родным. А что привело сюда господ бессмертных, если мне позволено просить?

— Этот учитель по просьбе главы Ши повёл своих учеников разобраться, почему в окрестностях пещеры Духов глаз стал пропадать скот. Оказалось, что в пещере свили гнездо ежи-оборотни.

— Ежи?

— Да, представьте себе. Ёж — милая зверушка, но не тогда, когда уже почти досовершенствуется до принятия человеческого облика. Они научились изменять размеры, и червей с мышами для добычи им стало мало. К счастью, разум от человеческого был ещё далёк, так что мы с ними справились, но, увлёкшись погоней, к моему стыду, заблудились. Пещеры оказались больше, чем я думал, так что мы вышли на поверхность совсем в другом месте.

— Надеюсь, вы справились с напастью и перебили всех, — вежливо сказала Жулань.

— Даже если и не всех, уцелевшие едва ли представляют опасность и наверняка уйдут куда-нибудь подальше. И не надо смотреть на меня с таким осуждением, Пэй Лин. На твой век чудовищ ещё хватит.

— Да, учитель, — юноша уткнулся в тарелку и едва слышно пробурчал: — Но ту змею вы всё равно зря отпустили.

— Та змея явно давненько не поднималась на поверхность, так что в воровстве овец и прочих безобразиях неповинна. И нас тоже атаковать не пыталась, а просто хотела уползти подальше. Ну что за манера — чуть что, сразу рубить мечом? Дай безвредной твари пожить спокойно.

Юноша скорчил гримасу, но больше возражать не стал. Повисло молчание, однако вежливость требовала поддержать разговор, и Жулань спросила:

— Господин Хэн, я не была дома несколько дней. Есть ли у вас новости из Гаотая?

— Да нет, никаких особых новостей не было, вы ничего не пропустили. Кроме, разве что, похорон старого горшечника, жившего у Северных ворот. Ну а вы, госпожа Е? Говорят, в храм Благодарности и Долголетия стекаются паломники со всей Великой равнины. Быть может, вам довелось услышать от них что-то интересное о том, что творится в Поднебесной?

— Боюсь, что нет… — ну не пересказывать же женские сплетни. — Разве что о Большом собрании кланов Цзинхуая и даже Цзяннани, который устроил клан Инь. Говорят, для того, чтобы отпраздновать заключение мира с кланом Лян.

— Да, мы слышали об этом, хотя и без подробностей. Клан Инь усилился и стремиться продемонстрировать свою силу всем остальным.

— Должно быть, так и есть, — согласилась Жулань. — Я всего лишь женщина, и не понимаю в таких делах.

Мастер Хэн хмыкнул.

— Быть может, вам рассказали что-то занятное? Мне известны лишь официальные донесения.

— Ну… Говорят, на состязании лучников для молодого поколения возник спор, кому отдавать первое место. Хотя победителем признали второго молодого господина Инь, ходят слухи, что молодой господин из клана Не заслуживал победы больше. Но Не — клан, вассальный Лян…

Хэн Линьсюань покивал, ученики смотрели на Жулань с интересом. Подняпрягшись, она вспомнила ещё несколько слухов, достойных светского разговора: брачный сговор двух известных семей в Чэнлине, лютый мертвец, которого в одиночку сразил глава клана Жуань, чьи владения находятся в нижнем течении реки Бэйхэ. Огромный вклад, который молодой глава клана Чжун сделал в обитель Мэньсюй…

— Вот как? — удивился её собеседник. — Никогда не слышал о рвении главы Чжун в служении Будде.

— Говорят, он молил о возвращении своей пропавшей сестры. Вы ведь слышали эту историю?

— А она уже… хм… Да, слышал.

— По слухам, глава Чжун пообещал поставить в самые прославленные храмы по отлитой из золота статуе и дать разрешение основать в своих землях ещё один монастырь, если госпожа Чжун Чжайсинь вернётся. Любой, кто принесёт какие-либо сведения о ней, получит сотню цзиней*** золота.

— Должно быть, правдивы слухи о привязанности между братом и сестрой и о горе, которое охватило нынешнего главу Чжун и его отца, когда любимая сестра и дочь пропала вместе с мужем вскоре после свадьбы, — задумчиво проговорил Линьсюань.

— Я помню эту свадьбу, — тихо сказала Жулань. — Я ведь тогда ещё жила в Фэнчэне… Она казалась сказкой со счастливым концом. Кто же знал, что с ними вдруг случится несчастье…

Молодой человек из простой семьи, за свои заслуги и таланты удостоившийся чести стать приглашённым заклинателем клана Мэй, и единственная дочь знатного, прославленного клана Чжун нашли друг друга и обрели счастье. Говорят, глава Мэй лично стал сватом, прося руки барышни Чжун у её отца для своего подчинённого. Но все знали, что это просто глава Чжун не смог отказать любимой дочери, когда она сама выбрала себе жениха. Брак по большой любви, казавшийся невозможным, но всё же состоявшийся — он окрылял, давал возможность поверить, что мечты могут сбыться. А потом супруги Бэй… просто исчезли. Поехали навестить родню жены и не доехали, пропали по дороге. Отец Чжун Чжайсинь тогда слёг и уже не поднялся, и никакое самосовершенствование не помогло. Говорят, на смертном одре он взял с сына клятву найти сестру, живую или мёртвую, во что бы то ни стало.

А вскоре Жулань тоже вышла замуж, и её семейная жизнь оказалась мало похожей на сказку.

— Может быть, они ещё найдутся? — сказала молчавшая до сих пор ученица.

— Да, как же, — хмыкнул смуглый ученик. — Их уже второй год, как ищут. И Мэи искали, и Чжуны. Должно быть, попались какой-то нечисти, вот она их и съела.

— Вообще-то, Мэи кого попало не стали бы приглашать в клан, — заметил мастер Хэн, накладывая себе тушёных овощей из плошки. — Да и сама урождённая Чжун, может, и слабее брата, но училась с детства и была не из отстающих. Их бы не всякая нечисть одолела, даже будь они вдвоём, а они ещё и ехали не в одиночку. И души их пытались призвать, уверен, уже неоднократно. Если это и нечисть, то не меньше демона.

— Быть может, они сбежали сами? — предположила Жулань. Все посмотрели на неё, и женщина смутилась. Знала же, что нужно беречь слова, как золото, мужчины не любят, когда их прерывают женскими суждениями…

— Если бы у них для этого была хоть одна причина, это было бы самое правдоподобное объяснение, — вдруг согласился мастер Хэн. — Нет тел, нет неупокоенных духов — либо они действительно ещё живы, либо кто-то их души всё-таки упокоил. А для этого нужны люди.

— Учитель, но зачем людям упокаивать души и не отдавать родным тела? — возразил смуглый.

— Хороший вопрос. Гадать можно до бесконечности, но пока их не найдут, правды всё равно не узнаем.

Разговор увял. Ученик, названный Пэй Лином, болтал ложкой в полусъеденной каше, остальные приканчивали свои порции и один за другим отодвигали пиалы. Жулань уже подыскивала слова, чтобы поблагодарить за приятное общество, как вдруг мастер Хэн спросил:

— Госпожа Е, быть может, вас проводить? Пусть здесь места в основном тихие, но сами видите — иногда всё же что-то случается.

— О, не стоит. Эта недостойная благодарна мастеру Хэну за заботу, но, боюсь, провожать выйдет слишком долго.

— Всего-то дня два — это разве долго?

— А, вы, должно быть, не знаете? Брод через Цзиншуй закрыт. Говорят, там злобный призрак.

Мастер Хэн тут же возжаждал узнать подробности, и Жулань была вынуждена сознаться, что подробностей она не знает. Впрочем, заклинатель тут же нашёл другой источник сведений: в дом как раз заглянула хозяйка с кувшином в руках и вопросом, не желают ли господа бессмертные вместо простой воды напиток из чернослива, что как раз нашёлся в деревне. Господа бессмертные желали, а попутно Хэн Линьсюань забросал женщину вопросами. Оказалось, что проблема возникла около месяца назад, и да, в клан Чжун с челобитной обращались. Прилетали два заклинателя, брезгливо оглядели Даньлю и её обителей, покрутились у берега, оставили там какие-то знаки и улетели. Призрак никуда не делся, однако за знаки не заходит, так что самой деревне и на полях безопасно. А вот на берегу…

— Как жить-то теперь, не знаю, — женщина горестно качала головой. — Ни рыбы наловить, ни бельё прополоскать, ни на прибрежных лугах овец выпасти. Канал для полива у реки засорился, а как чистить? И раньше тут люди нет-нет, да и проезжали. Шерсть могли купить, травы кой-какие, ещё кой-чего по мелочи… А теперь…

— Что ты там застряла, женщина? — в дом заглянул сам староста. — Не серчайте, господа бессмертные, моя глупая жена отвлекает вас своими разговорами лишь по скудоумию. Иди отсюда, быстро, работы полно!

— Не ругайте её, почтенный, это я её задержал, — улыбнулся мастер Хэн. — И, раз уж вы здесь, не расскажете, как этот призрак вообще у вас появился? Вы знали его при жизни?

Староста помялся, говорить ему явно не хотелось, но отпираться не посмел. Оказалось, что знал, хотя тот был не из деревенских, переселенец. Ссыльный, как объяснили отправившие его сюда власти. Старосте это с самого начала не понравилось, но с начальством не спорят. За что его сослали, староста не знал, чужак и приехавшая с ним женщина молчали, сопровождавший же их пристав на прямой вопрос просто велел не болтать. Правда, потом, отведав домашнего вина и немного смягчившись, пояснил, что переселенца не судили, а скорее спасали от односельчан. Старосте это не понравилось ещё больше, однако красть в деревне особо было нечего, на разбойника довольно хрупкий на вид чужак не походил, так что, скрепя сердце, новичкам выделили хибарку и шмат земли. И пару месяцев всё было тихо.

А потом среди бела дня вдруг сгорела овчарня. Овцы, к счастью, находились на пастбище и не пострадали, но всё равно — ущерб… Чужак вёл себя безупречно, активно помогал тушить, и поначалу никто ничего не заподозрил. Но в начале зимы загорелся уже жилой дом. Выскочить успели все, кроме лежачего старика. Деревенские заговорили об огненном духе, или о том, что оборотень озорует, послали сообщение в клан Чжун, но там лишь отмахнулись — какой вам огненный дух, да и оборотни ведут себя иначе. Воля Неба, или предков прогневили чем, их о милости и молите. Крестьяне даже подумывали не скинуться ли на бродячего заклинателя, но в их захолустье те забредали раз в несколько лет по большому обещанию, а ехать в город никому особо не хотелось, да и тратить деньги или продукты, которых и так в обрез — тоже. Остаток зимы и начало весны прошли спокойно, так что большинство решило, что напасть и впрямь миновала. Однако у старосты сердце было не на месте. Почему-то же прошлые односельчане не захотели жить вместе с чужаком, да так не захотели, что были готовы устроить самосуд. И он тайком подговорил родню присматривать за подозрительным переселенцем.

Подозрительность оправдалась в полной мере — на третий раз чужака удалось поймать за руку. Правда, удалось благодаря скорее случайности: чужак был осторожен и слежку обманул, зато одна из деревенских девок, тайком бегавшая на свидание к молодцу на другой край деревни, возвращаясь, заметила у своего дома подозрительное шевеление. Разобравшись, в чём дело, подняла крик, и поджигателя схватили. Теперь нужно было передать его властям для справедливого суда, ведь доказательства были неоспоримы, вот только деревенские, когда ловили прыткого чужака, несколько… перестарались. Он успел добежать до брода, там его и притопили. Чисто случайно, вы не подумайте! Староста сначала особо не обеспокоился. Он был уверен, что взыскание если и наложат, то мягкое: ну несчастный случай, с кем не бывает, сопротивлялся преступник, и кто ж знал, что он такой малохольный окажется. У ближайшего судьи, человека пожилого и не очень здорового, наверняка не будет желания вникать в детали.

Чего староста не учёл, так это женщины, что пришла вместе с чужаком. Она была нелюдима, почти ни с кем не общалась, целыми днями сидела дома, и о ней почти забыли. Но мужа своего она, видать, любила крепко. А как иначе объяснить, что она не пожалела собственной жизни, чтобы провести кровавый обряд, да и поднять покойника в виде пусть не лютого мертвеца, но злобного кровожадного духа? К счастью, духи, в отличие от лютых, привязаны к месту своей смерти, и далеко от берега покойник отходить не мог. Но это расстояние с каждой новой смертью всё увеличивалось, дух явно питался своими жертвами и копил силы. И теперь староста в глубине души опасался, что защита однажды может и не выдержать.

— Не беспокойтесь, почтенный Ма, — утешил его мастер Хэн. — Коль скоро новых жертв не было, то и новых сил ему набраться неоткуда. Со временем он начнёт слабеть.

Староста покивал, хотя не похоже было, чтоб слова заклинателя его успокоили.

*Лян — 37,5 г.

**Сто фамилий — рифмованный список китайских фамилий, служил учебным текстом по заучиванию иероглифов для начинающих.

***Цзинь — 16 лян — 600 г.

* * *

Вечером Жулань вышла прогуляться по деревне. Хун Пяо опять было начала зудеть об опасности от призрака, но Жулань оборвала её, напомнив, что в деревню призрак не суётся. Ей отчаянно хотелось размять ноги, подышать свежим воздухом и подумать. Теперь служанка с осуждающим молчанием тащилась сзади, но Жулань почти забыла о ней, погрузившись в свои мысли. А потом предмет её раздумий сам вышел ей навстречу.

— Госпожа Е!

— Мастер Хэн.

— Я как раз ходил посмотреть на те знаки, что оставили Чжуны. Ставили на совесть, надо отдать им должное. Но всё равно халтурщики. Проблему надо решать, а не отгораживаться от неё.

Жулань в глубине души была с ним согласна, но критиковать уважаемый клан вслух возможным не считала. А потому промолчала. Они сделали несколько шагов бок о бок, женщина машинально подстроилась так, чтобы держаться рядом, хотя говорить сначала не собиралась. Разве что спросить тоном базарной торговки: «Я что тебе, ваза фарфоровая, что ты на меня постоянно пялишься?» Но это было бы слишком вызывающе, и потому она сказала другое:

— Я понять не могу, зачем этот… утонувший поджигал дома.

— Скорее всего, удовольствия ради, — пожал плечами мастер Хэн.

— Удовольствия?

— Да, бывает такое, когда человек находится во власти какой-нибудь… преступной страсти, скажем так. Эти люди, конечно, не совсем здоровы душевно, хотя назвать их сумасшедшими в обычном смысле всё же нельзя — они вполне отдают себе отчёт, что делают. Но и противостоять своей страсти не могут, или не хотят. Кто-то животных мучает, женщин насилует, убивает первых попавшихся, кого может поймать. Кто-то ворует не для выгоды, а ради процесса. А кто-то поджигает.

— Никогда о таком не слышала.

— Это редкость, к счастью. Подавляющим большинством преступников руководят куда более понятные мотивы.

Жулань поёжилась.

— А та женщина… его жена… Я думала, что призраки поднимаются сами по себе, когда хотят отомстить.

— Если очень хотят отомстить, если человек умирает переполненный яростью и жаждой жизни, то да. Но мы не знаем, что это был за человек. Возможно, он струсил или просто был слишком слаб духом. Такой сам, без воздействия извне, не встанет.

— Благодарю вас за объяснения глупой женщине. Я много о вас слышала, и теперь сама убедилась, что встреча с вами — благословение в трёх жизнях.

— В самом деле? — почему-то мастер Хэн изрядно развеселился, услышав довольно стандартный комплимент. — И что же вы обо мне слышали?

— Исключительно хорошее, — твёрдо сказала Жулань.

— И вас не просветили, что я — позор ордена Линшань, распутник и мерзавец, словом, мышь в чашке риса, что неизвестно как втёрлась в доверие главы Ши?

— Я не прислушиваюсь к сплетням.

— Мне всегда было интересно, чем почтенные слухи, на основании которых складывается репутации, отличаются от сплетен, к которым прислушиваться вроде как не положено, но всё равно их все знают, — мастер Хэн помолчал, искоса поглядывая на спутницу. — Я вас смутил?

Жулань опустила глаза. Да, смутил, поставил в тупик, и она не знала, что отвечать. Никогда ещё мужчины не говорили с ней так. Некстати вспомнилось, что муж запретил ей даже приближаться к мастеру Хэну. Хорошо, что на Хун Пао можно положиться.

— На самом деле не могу сказать, что у сплетен нет никаких оснований. Об иных своих поступках я сейчас сожалею, и, будь в моей власти вернуться назад, я поступил бы иначе. И да, я распутник, — мастер Хэн пожал плечами. — Если это можно так назвать. Методы совершенствования нашего ордена не требуют плотского воздержания, а с кем я сплетаю рукава — моё личное дело.

— Мастер Хэн, — со всей доступной ей твёрдостью сказала Жулань, — можно вас попросить не говорить на эту тему?

— Как скажете.

Они замолчали, продолжая зачем-то идти бок о бок. Показалась околица деревни, за которой поднимался в высоту поросший зеленью бок Тяньму.

— Выход, через который мы выбрались из пещер, вон там, — мастер Хэн показал рукой. — Если так прикинуть, мы десять ли прошли под землёй, не меньше. Признаться, этот учитель уже начал паниковать: повёл учеников на тренировку, называется. Конечно, не вернись мы к завтрашнему утру, нас бы начали искать, но всё равно, провести несколько дней в каменном мешке — удовольствие пониже среднего.

Жулань удивлённо поглядела на него — на её памяти это был первый мужчина, добровольно признавшийся в слабости. Мастер Хэн улыбался, как будто сказал хорошую шутку: быть может, он не в серьёз?

— Я никогда не была в пещере.

— И не надо — по крайней мере, в данной конкретной. Поверьте, ничего хорошего там нет.

— Говорят, некоторые пещеры похожи на дворцы.

— Некоторые — да. Но эта — просто каменные коридоры с неровным полом и стенами, сырые и со спёртым воздухом, иногда такие низкие, что приходится идти внаклонку. Драться там очень неудобно, а иногда трудно даже просто ходить. Спасибо, хоть ползти ни разу не пришлось.

— Вы меня уговорили, — с деланой серьёзностью сказала Жулань, и мастер Хэн улыбнулся, показав ровные белые зубы.

Дорога плавно пошла в гору, давая возможность разглядеть за крышами домов простирающиеся вдаль поля и металлически поблёскивающую ленту Цзиншуя. С этой стороны росла небольшая сливовая роща, должно быть, и ставшая источником преподнесённого им к обеду напитка. Наверно, мастер Хэн подумал о том же, потому что вдруг без всякой связи с предыдущим сказал:

— Надо всё же завести привычку носить с собой деньги. А то вот так вваливаешься к людям, и даже оплатить еду и ночлег нечем. Конечно, я потом пришлю, но всё равно неудобно.

Жулань едва не ляпнула, что уже заплатила. Той связки монет вполне хватило бы, чтоб накормить всю компанию кашей, даже если б они остановились в трактире. За рощей со склона стекал небольшой ручеёк, из почвы выступили неровные камни, Жулань опустила голову, не желая споткнуться, и заметила, что её спутник остановился, только когда он придержал её за локоть.

— Что?..

— Что-то, — мастер Хэн, прищурившись, вглядывался в заросли цветущего кизила. — Там что-то двигалось.

— Зверь?

— Если да, то очень большой.

Они застыли на месте, напряжённо вслушиваясь в тишину. Глаза Жулань шарили по веткам, покрытым жёлтыми шариками соцветий. Заходящее солнце уже нырнуло за гору, в зарослях царил полумрак, и женщина не сразу сообразила, что то, что виднеется между листьями и цветами — это не изогнутый толстый ствол. И не покрытый лишайником бок скалы.

— Змея! — взвизгнула она, отшатываясь назад, и тут же закрыла рот рукой. Лязгнул металл — мастер Хэн стремительно выхватил меч и сделал шаг вперёд, загораживая Жулань собой. Люди застыли, готовые в любой момент кто атаковать, а кто бежать, но змея не двигалась.

— Ха, — спустя несколько томительных мгновений тихо произнёс мастер Хэн, — а змеюка-то, похоже, знакомая.

— Та, о которой говорил ваш ученик?

— Угу. Кажется, я погорячился, когда сказал, что она не поднимается на поверхность.

Теперь, зная куда смотреть, Жулань увидела и голову, величиной почти с её собственную. Мутные глаза с вертикальными зрачками неподвижно смотрели на них. Змея действительно выглядела так, словно уже много лет пролежала где-то под землёй: чешуя не лоснилась, напротив, казалась тусклой, выщербленной, во многих местах её покрывали пятна, упорно напоминавшие лишайник на скалах или даже мох. И она по-прежнему была совершенно неподвижна. Если бы не раздвоённый язык, показавшийся из-под змеиного носа, Жулань могла бы подумать, что та и вовсе сдохла. Змея словно бы нерешительно лизнула воздух перед собой и вновь застыла.

— Отступайте, — тихо приказал мастер Хэн. Потом прочистил горло и громко обратился к змее: — Уважаемая… вы что-то хотели?

Жулань сделала шаг назад, потом ещё, нащупывая почву позади себя. Змеиная голова дрогнула, и женщина едва не сорвалась с места, но тварь двигалась медленно, даже нарочито медленно. Голова опустилась к самой земле, и из приоткрывшейся пасти выкатился тускло светящийся шарик величиной с мячик для игры в поло. Потом голова так же медленно поднялась на высоту человеческого роста, повернулась, и змея с тихим шорохом заскользила куда-то вглубь зарослей. Люди молча смотрели на текущее мимо них длинное тело, и лишь когда хвост скрылся за кустами, перевели взгляд на шарик, так и оставшийся лежать среди травы.

— Змеиный жемчуг! — прошептала Жулань.

Очень редко встречающийся, почти легендарный артефакт, помогающий в совершенствовании, исцеляющий болезни, разрушающий порчу и яды, дарующий здоровье и долголетие… Ценнее был бы только драконий жемчуг, но драконов люди не видели уже давным-давно.

— Отблагодарила! — мастер Хэн недоверчиво рассмеялся и покачал головой. — Надо же! Она меня отблагодарила!

Они подошли и присели на корточки над идеальной сферой, сиявшей в траве, как маленькая луна. Люди медлили, лишь рассматривая подарок, словно не решаясь прикоснуться к чуду, но наконец мастер Хэн сунул меч в ножны, поднял жемчужину, бросившую едва заметные отблески на его ладонь, и выпрямился.

— Благодарю за бесценный дар, уважаемая! — громко сказал он в ту сторону, куда уползла змея. — Этот заклинатель не достоин его, но не смеет отказаться!

— Воистину, вы благословлены Небесами, мастер Хэн, — Жулань никак не могла заставить себя оторвать взгляд от драгоценности. — Такое сокровище…

— Честно говоря, не думаю, что эта жемчужина сильная. Будь та змея сильна, могла бы постоять за себя и без моего заступничества, — заклинатель покатал жемчужину на ладони. — Но всё равно, от сердца оторвала, можно сказать… Надо же, иные змеи благодарнее иных людей.

Жулань лишь качнула головой, не понимая подобной привередливости. Даже просто стать свидетелем такого, и то дорогого стоит. Как бы Хун Пао не принялась болтать… А, кстати, где она?

Служанки рядом не было. Жулань огляделась по сторонам, осознав, что не может сказать, в какой момент та исчезла. По спине мгновенно продрало холодом.

— Хун Пао! — закричала она, бросаясь назад. А что, если та змея всё-таки… — Хун Пао!

— Бегу, бегу, госпожа! — донеслось из-за сливовых стволов, и у Жулань сразу отлегло от сердца. Служанка уже спешила навстречу, поправляя юбку. Похоже, присела где-то по естественной надобности, рассудив, что никуда хозяйка с господином заклинателем не денутся, да так всё и пропустила. Оно и к лучшему.

На ночлег вся компания осталась в доме старосты, который хозяева уступили им целиком, уйдя на ночь к соседям. Жулань со служанкой и ученица легли за занавеской, и некоторое время женщина прислушивалась, как парни о чём-то шепчутся, пока сонный голос учителя не посоветовал им угомониться, потому что завтра рано вставать. Встали заклинатели действительно рано, потому что, проснувшись, Жулань не увидела ученицу рядом с собой. Мечи так же отсутствовали, и Жулань подавила разочарование. Хотелось бы встретиться с мастером Хэном ещё хотя бы за завтраком перед неизбежным расставанием.

— Какое сегодня солнечное утро! — щебетала Хун Пао, помогая Жулань причесаться перед небольшим зеркалом. — Наконец-то мы уберёмся из этой дыры. Даже нашей лошади, должно быть, не по вкусу здешнее высохшее сено. Вот и господа бессмертные даже нас ждать не стали…

Жулань молчала, разглядывая себя в полированной бронзе. Всё же хотелось бы ей разгадать, что скрывается за этим вечно устремлённым на неё взглядом Хэн Линсюаня. Не отвращение, не жалость, не насмешка… Ему словно было трудно отвести от неё глаза.

Вдруг вспомнилось то злополучное гуляние на праздник Фонарей, и то, как мастер Хэн с Цзиньчэном обсуждали красавиц. Линьсюаню не нравятся ни низкорослые, ни полные, ни тонкоголосые, ни… Может ли бы так… что Жулань ему не неприятна?

Это не должно было иметь никакого значения, но почему-то имело.

Снаружи послышался шум, похожий на тот, что сопровождал вчерашнее появление гостей. Выглянув наружу, женщины с изумлением увидели возвращающихся заклинателей. Только теперь один из учеников поддерживал другого, и красные пятна, выступившие на белой ткани, не оставляли сомнений в причинах слабости юноши. Девушка спешила позади, сжимая в руках все три ученических меча.

— Бинты и чистую воду, быстро! — командовал широко шагавший впереди Хэн Линьсюань. — И да, уважаемый староста, о вашем призраке можете забыть. Мы его уничтожили.

Дом наполнился суетой, голосами, жена старосты неразборчиво причитала, разводя очаг, её невестка принесла воду и ворох тряпок, заклинатели хлопотали вокруг пострадавшего товарища, внуки старосты вертелись под ногами, и их все дружно гнали прочь. Раненный — теперь Жулань видела, что это был Пэй Лин — болезненно шипел, когда с него снимали верхнюю одежду и промывали рану, но умирающим не выглядел, несмотря на впечатляющее количество крови.

— Говорил тебе учитель — не суйся под руку! — выговаривал ему смуглый. — Терпи теперь.

— Что ж, поздравляю с первой боевой раной, — мастер Хэн прилепил поверх распоротой кожи талисман, покопался в мешочке на поясе и сунул ученику какую-то пилюлю и плошку с водой. — Вот, проглоти-ка. Что вам, уважаемый?

Последнее относилось к топтавшемуся рядом старосте.

— Гос… Господа бессмертные… У этих ничтожных крестьян нет денег…

— Денег? — мастер Хэн недоумённо моргнул.

— Им нечем заплатить бессметным мастерам…

Хэн Линьсюань нахмурился, словно не мог понять, о чём тот вообще говорит. Потом отвернулся и махнул рукой. Жулань разглядела, что левый рукав его чаошэна почти оторван от проймы.

— Ну, будем считать, что мы помогли вам бесплатно. В обмен на обед — мы голодны. И, боюсь, нам придётся остаться у вас как минимум ещё на день.

Теперь заморгал староста. Между тем ученица довольно сноровисто перевязала раненого, и учитель помог ему лечь. Жулань тихонько подошла к ним и остановилась рядом.

— Мастер Хэн…

— Да?

— Я могла бы зашить вам рукав.

— А… — мастер Хэн глянул на своё плечо. — Вы очень добры, госпожа Е.

Он улыбнулся, и Жулань невольно улыбнулась в ответ. И кто придумал, что у Хэн Линьсюаня дурной характер?