Переписать сюжет. Книга 1

Глава 16

— Так что же случилось? — спросил Линьсюань у Сяо Ми. — Почему вы перелезли через стену и отправились к реке?

Они сидели в той же харчевне, в которой обедали всего лишь две-три стражи назад. Чан Сюэ под присмотром остальных парней был отправлен в орден на мечах, чтобы как можно скорее показать его целителям, а Линьсюань остался, оставив при себе и Сяо Ми — чтобы проверить свою догадку и принять меры, если понадобиться.

— Мы встретили девушку… — начала ученица.

— Совсем молоденькую, в коричневом платье?

— Да, учитель. Она заговорила с нами, и Чан Сюэ спросил её, не было ли здесь ещё каких-то происшествий, кроме ходячих мертвецов. Девушка пожаловалась, что на реке творится что-то странное — у неё на глазах человек ступил в воду у самого берега и исчез, словно в яму провалился. Мы подумали, что это, возможно, бродячий омут, и решили сходить проверить.

Линьсюань задумчиво кивнул. Бродячие омуты представляли собой весьма опасный вид нечисти, который трудно было обнаружить и ещё труднее уничтожить. Его коварство состояло в том, что он, в полном соответствии со своим названием, действительно мог бродить, перемещаясь вдоль всей реки и всех её притоков. Предсказать, где он появится в следующий раз, было невозможно, и в один прекрасный день какой-нибудь человек, ступая на знакомое мелководье, вдруг проваливался в бездонную пропасть, выбраться из которой оказывалось под силу разве что очень умелому заклинателю. А на следующий день омут мог, исчезнув тут, вынырнуть в каком-то другом месте, иногда расположенном за сотни ли. И тогда близким погибшего оставалось лишь гадать: их родственник или друг пропал, потому что утонул, или потому что его съели в лесу волки.

Но даже если становилось доподлинно известно, что омут сейчас находится здесь, отловить его можно было лишь полностью отрезав от реки. А дальше имелось два пути: или так его и оставить, следя, чтобы омут больше никогда не соприкоснулся с другой водой — и тогда он рано или поздно сдохнет от бескормицы. Вот только уйти на это могло несколько десятков лет. Или полностью осушить, вычерпав воду либо отведя её не в речное русло, а в место, где она быстро впитается или высохнет. Тоже та ещё докука. А потому многие заклинатели, даже вполне могущественные и влиятельные, обнаружив бродячий омут, предпочитали просто спугнуть его и предоставить разбираться с этой напастью кому-нибудь другому.

В общем, хорошо, что бродячие омуты были не только опасным, но и редким видом нечисти.

— И вы перелезли через стену.

— Да, учитель, та девушка стояла снаружи, и… Ой. Учитель, она не человек? Раз не могла пересечь…

— Да, нет, девушка, скорее всего, самая обыкновенная. А вот зачем она решила скормить вас речному духу, это вопрос. Продолжай. Она отвела вас к берегу, и…

— И сразу же ушла, — послушно продолжила Сяо Ми. — Мы сначала не увидели ничего подозрительного. Я решила пройти немного вниз по течению, а Чан Сюэ решил пройти вверх. А когда я вернулась, то увидела… увидела…

— Что?

— Чан Сюэ, он… целовался, — выдавила мучительно покрасневшая ученица. — И она… та женщина… была совсем без одежды!

— Дальше, — подбодрил мысленно умилившийся её смущению Линьсюань.

— А потом Чан Сюэ упал, и я увидела, что у этой женщины нет ног. Она вырастала прямо из воды!

— Почему ты не позвала на помощь?

— Я кричала, но никто не отозвался. Должно быть, было слишком далеко.

— Почему не запустила сигнальный огонь?

— А у меня не было…

Линьсюань досадливо щёлкнул языком. Вот ведь лошара, не догадался проверить перед вылетом. Но ведь они готовились к пустяковому делу! Что могло пойти не так?

— И тогда ты полезла в воду сама.

— Да. А оно превратилось в змею. Я боюсь змей… — если слышно закончила Сяо Ми и потупилась с несчастным видом.

Линьсюань вздохнул. Благоразумный учитель сейчас должен был бы отругать девушку, а может даже и наказать. Лезть на заведомо превосходящего противника — и другого не спасти, и себя погубить. Вот только сам Линьсюань на месте Сяо Ми послал бы благоразумных инструкторов к чёрту. Счёт шёл на минуты, если не на секунды, не вмешайся она, и демон утащил бы Чан Сюэ на дно, и тогда не сберёгшему ученика учителю осталось бы лишь бессильно рвать на себе волосы. Да и вообще, бросать товарища, даже не попытавшись его спасти… Может и разумно. Может и правильно. Но не по-людски.

— Ты молодец, — сказал он. — Ты храбрая девушка. Только в следующий раз не разделяйтесь. Если ты идёшь на разведку не одна, твои товарищи всегда должны знать где ты. И иметь возможность быстро прийти тебе на помощь. Так же, как и ты им.

Сяо Ми закивала. Линьсюань не удержался и погладил её по голове, как ребёнка.

— А теперь пойдём к градоначальнику, — сказал он. — Пусть отыщут нам эту девицу, любящую заманивать заклинателей в ловушки.

Правда, это оказалось легче сказать, чем сделать. Нет, градоначальник отнёсся к его словам вполне серьёзно, трудность заключалась в том, что Линьсюаню было трудно описать предполагаемую преступницу. Мельком виденная им девушка была молоденькой, не красавицей и не уродкой, в коричневом платье, и это всё, что он мог сказать. Никаких родинок или шрамов, либо каких-то ещё бросающихся в глаза примет, он не заметил. Сяо Ми немного смогла добавить к его описанию. Она заметила, что у девушки была взрослая шпилька, то есть пятнадцать лет ей уже точно исполнилось, и что у неё округлые щёки, хотя сама полной не выглядит. Но всё равно под такие приметы попадала половина девушек Сана. А спросить имя никто из них не догадался.

Насколько удобнее описывать европейцев, с досадой думал Линьсюань. Скажешь «русая», и вот уже все брюнетки, блондинки и рыжие отпадают. Нет, местные уже давно не казались ему все на одно лицо, но, чтобы описать их различия, надо быть художником. Ну или там антропологом, с их намётанным глазом на формы носов и губ. А цветовой колер тут у всех примерно одинаков.

— Что ж, — хлопнул себя по колену градоначальник, когда стало ясно, что больше ничего заклинатели из себя не выжмут, — прикажу созвать квартальных старост. Пусть сгонят сюда всех подходящих девиц из своих кварталов. Тогда господин бессмертный сможет опознать нужную.

Если она из города, а не из какой-нибудь окрестной деревни, вдруг подумалось Линьсюаню. Правда, шла в сторону Сана, но это ещё не гарантия, вдруг хотела там что-то купить, например. Если не отыщется среди городских, придётся обшаривать поселения вокруг.

— Мы доставили господину хлопот, — сказал он вслух.

— Что вы, бессмертный мастер, какие же это хлопоты. Зло должно быть наказано, дабы люди жили в спокойствии, таков долг благородного мужа.

— Этот мастер непременно расскажет главе Линшаня о вашем усердии.

Разумеется, такой необычный приказ не мог не привлечь внимания, и вскоре у городской управы собралась целая толпа, не то, чтоб враждебная, но насторожённая. Повода для враждебности не было, ведь девицам и молодым женщинам от пятнадцати до восемнадцати лет, которых приводили квартальные старосты в сопровождении родителей, а то и мужей, никаких обид не чинили, а, оглядев, тут же отпускали домой. Девушки смущались, иные пробовали прикрываться рукавами и, кажется, оставались чуть ли не разочарованными, когда выяснялось, что от них ничего не требуется и вообще ищут не их. И вместо того, чтобы разойтись, большая часть с родичами оставалась тут же, отчего толпа только росла, основательно перегородив улицу.

Линьсюань потёр лицо ладонями. Перед ним прошёл уже не один десяток девиц, а нужной всё не было. Хотя некоторые оказывались похожи, и он довольно долго всматривался в их лица, но потом всё-таки качал головой, давая понять, что это не те. Сан и правда был довольно большим городом, пара десятков тысяч жителей тут точно наберётся, а солнце уже клонилось к закату, и он вообще начал сомневаться, что сумеет опознать ту, нужную, даже окажись она прямо перед ним.

— Учитель, вот она!

Линьсюань вздрогнул и обернулся к Сяо Ми, которая уверенно указывала на одну из подошедших девушек. Та стояла, скромно потупив глазки, рядом с пожилой парой, видимо, родителями. Точно, и коричневое платье, и деревянная шпилька со стеклянным шариком на конце в узле волос… Кажется, и впрямь она.

— Ты уверена? — на всякий случай спросил он у ученицы, и та энергично кивнула. — Господин градоначальник, кажется, мы нашли, кого искали.

— Очень хорошо, — градоначальник неторопливо спустился с крыльца управы и обратился к родителям девушки. — Как зовут, где живёте?

— Фамилия этих ничтожных — Лан, — представился отец семейства с поклоном. — Живём в квартале Истинной Справедливости.

— Это — ваша дочь?

— Истинно так, это наша Ду-эр, — отец помедлил. — Осмелюсь я спросить господина градоначальника… моя глупая дочь в чём-то провинилась?

— А вот именно это мы и хотели бы узнать, — градоначальник повернулся к Линьсюаню. — Господин бессмертный?

Линьсюань подошёл к девушке вплотную. Та вскинула было взгляд, но тут же снова потупилась.

— Лан Ду, — мягко спросил заклинатель, — зачем ты мне сегодня соврала?

Девушка что-то пробормотала себе под нос.

— Что?

— Ничтожная Ду никому не врала, — чуть громче повторила та, по-прежнему глядя себе под ноги. — Господин бессмертный что-то путает.

— В самом деле? Зачем же ты мне сказала, будто видела моих учеников в лесу, когда их там не было?

— Бессмертный мастер! Эта Ду вам ничего не говорила, и с вами не встречалась.

— Да как же не встречалась? — вмешалась Сяо Ми. — Может, скажешь, что и со мной не встречалась?

— В первый раз госпожу вижу!

— Да как ты смеешь врать мне и учителю в лицо! — возмутилась ученица.

— Эта Лан Ду не врёт! — девушка упала на колени. — Должно быть, господа бессмертные видели оборотня… или… Ничтожная не была сегодня в лесу!

— И у кладбища не была? — поинтересовался Линьсюань.

— Вообще из города не выходила!

Линьсюань устало потёр ладонью на это раз шею, чувствуя направленные на себя взгляды. Глупо, конечно, было рассчитывать, будто девчонка сразу же возьмёт, и во всём признается… Но всё же предательское сомнение с самого начала шевелилось в душе. А вдруг это всё же не она, и они действительно напутали? Но даже если и она… Вдруг она и правда ничего плохого не хотела? Водяной дух действительно мог утащить кого-то под воду, о чём она честно сообщила ученикам, а Линьсюаню… Могла и напутать, в конце концов. Показалось ей, что ученики в лес идут. А теперь отпирается из страха.

Люди вокруг смотрели без враждебности, но и без сочувствия. Скорее выжидательно, ещё не определившись, на чьей стороне правда, и с таким же вопросительным выражением на него смотрели Сяо Ми, и даже градоначальник. Конечно, слова заклинателя хватит, чтобы обвинить простолюдинку в чём угодно. Потащить на допрос, выбить из неё признание — но как раз этого Линьсюань и не хотел. Слишком уж это отдавало бы самоуправством и самодурством. Да и выбитое признание вовсе не всегда оказывается истинным.

— Господин бессмертный, — словно уловив его колебания, сказал отец девушки, — этот ничтожный заслуживает смерти, но наша Ду-эр и правда не была сегодня ни в лесу, ни на кладбище. Она весь день сегодня пряла и из дома вообще не выходила.

— Да как же не выходила, — вдруг вмешалась стоящая рядом пожилая женщина, — когда я сегодня её пополудни у городских ворот встретила?

— Лжёшь всё! — вскинулась мать девушки, и именно торопливость и нервный тон выдали её с головой.

— С чего это мне врать? — в свою очередь подбоченилась женщина. — Я как раз с пастбища шла, а она мне навстречу. Небось, опять к старухе Яо бегала!

— Тебе нет дела, куда бегает наша дочь!

— Мне-то, может, и нет, а вот господину бессмертному есть, — и пожилая довольно бесцеремонно кивнула на Линьсюаня.

— Что за старуха Яо? — спросил тот. Судя по взгляду матери Лан Ду на добровольную свидетельницу, только присутствие толпы удержало её от попытки убийства. Её муж двигал челюстью, но молчал.

— Ведьма у нас недалеко от города живёт, — вместо Ланов объяснил градоначальник. — Пришла откуда-то несколько лет назад, откуда, не знаем, как зовут, тоже. Прозвали старухой Яо. Этот чиновник докладывал главе Ши, но вреда от неё не случалось, потому было велено её не трогать. Девки к ней частенько бегают гадать, а то и взрослые. Ну там, тараканов вывести, сглаз снять, заговор какой — мелочь, в общем, всякая, с которой к бессмертным мастерам не обратишься. Может, она и приворотами какими приторговывала, но тут уж ваш слуга не знает.

— И зачем же ваша дочь бегала к ведьме? — Линьсюань снова повернулся к Ланам. — Да ещё и не один раз?

— Мы не знаем! — тут же заявила мать. — Клевета это всё!

— Так вы не знаете, или знаете, но это клевета?

— Ерунда всякая, господин бессмертный, — торопливо сказал отец, дергая жену за рукав. — Тоже гадала на жениха. Девушки, они такие, только о замужестве и думают.

— А ты что скажешь? — Линьсюань посмотрел на Лан Ду.

— Гадала, господин бессмертный, — послушно кивнула та. — Богатого жениха нагадала.

— А, может, — вмешалась Сяо Ми, — гадала на водяного духа? Кого бы ему скормить?

Лан Ду моргнула.

— А не у вас ли, почтенные, в прошлом году сын погиб? — вдруг спросил градоначальник. — Когда Цзиншуй по весне разлился, и было наводнение?

— У нас, господин градоначальник, — закивал папа-Лан. — Ду-эр у нас теперь одна осталась…

— Так, может, он не просто так погиб, его дух утащил?

— А? — теперь моргнул папа. И перевёл глаза на дочь, сверлившую взглядом землю у носков соломенных туфель.

— Я-то удивлялся, — градоначальник повернулся к Линьсюаню, — тогда добрый десяток человек ушли в большие ворота нового мира. А ведь наводнение не таким уж и злым было. Так, пару хибарок у самой реки снесло, остальные дома подтопило, несколько могил размыло, и только. Но если погибших утащил водяной дух…

— И остался здесь, рядом с кладбищем, набравшись тёмной ци от смертей, — продолжил его мысль Линьсюань. — Потому-то похороненные и стали подниматься. Вот только… Другие люди у вас тут в реке и рядом с рекой не погибали?

— Мальчишка утонул несколько дней назад, — вспомнил градоначальник. — А так, с прошлого года — никого.

Линьсюань прикусил губу. Тёмная ци, конечно, стойкая, но и она имеет обыкновение рассеиваться. Тем более, что не в болоте стоячем утонули люди, а в реке, масса воды уносит всё, в том числе боль и смерть. Утопленник мог задержаться на месте гибели, как и любая обиженная душа, мог переродиться в водного гуля, но на призраков и гулей жалоб-то не поступало. Да и не хватило бы их, чтоб так воздействовать на хорошо защищённое кладбище. Для этого нужен концентрированный такой сгусток иньской ци, а водяной дух, даже злой, всё-таки не демон, сам по себе такой эманации не выдаст. Если только…

— Лан Ду, старуха Яо сказала тебе, что души умерших всё ещё находятся здесь? В плену у духа? И твоего брата тоже?

Лан Ду дёрнулась и уставилась на заклинателя расширившимися глазами.

— И освободить его можно, отдав духу ещё одну жертву, — Линьсюань кивнул. — Тогда его душа заместит ту, что томится в посмертном рабстве, и твой брат сможет уйти на новое перерождение. Вот зачем ты заманила моих учеников к реке.

Кто-то присвистнул, и стало тихо. Глаза Лан Ду наполнились слезами, она отчаянно замотала головой, отступая от заклинателя. Правда, пятиться ей было особо некуда, толпа стояла вокруг сплошной стеной. Мать девушки выступила вперёд и заслонила дочь собой, глядя на Линьсюаня так, словно он был тигром-людоедом.

— Господин бессмертный, наша дочь на такое не способна! — Лан-старший встал рядом с женой.

— А вот и посмотрим, способна или нет, — градоначальник хлопнул в ладоши и повернулся к стоявшей позади него городской страже. — Взять её и в колодки, допросим. И пошлите арестовать ведьму, посмотрим, что та скажет.

— Нет! Нет! Не трогайте её! — мать метнулась к градоначальнику и упала на колени, цепляясь за пояс чиновника. — Моя Ду-эр хорошая девочка! Она бы никогда!.. Смилуйтесь, она наша единственная дочь!

— Мой Цай тоже был у меня единственным сыном, — из толпы, раздвигая людей широкими плечами, вышел мужчина в грубой одежде из некрашеного полотна — траурной, как сообразил Линьсюань. — Моя жена сейчас над его гробом рыдает. Уж не твоя ли девка его утопила?

— Да что ты несёшь?! — взвизгнула женщина. Тем временем стражники приостановились было, вопросительно глядя на градоначальника, но получили в ответ властный кивок и решительно вытащили вперёд Лан Ду, оттолкнув её отца.

— Я несу? Ты б свою Ду порола чаще. Мой Цай часто плескался, и всё хорошо было, с чего б ему вдруг тонуть?!

— Ах ты!.. — мать вскочила с явным намерением вцепиться бочару в глаза. Тот легко перехватил её запястья, назвав черепашей дочерью, женщина полила его ответной бранью. К ним подскочил отец семейства Лан, но назревающая драка оказалась пресечена в зародыше — стража всё-таки стояла тут не просто так, и людей растащили. Впрочем, женщина сразу же потеряла интерес к обидчику, с душераздирающим криком «Ду-эр!» кинувшись за уводимой дочерью.

— Хватит! — рявкнул градоначальник. — Всех арестую, если не уймётесь.

— Уважаемые, будет суд и следствие, — громко поддержал его Линьсюань. — Орден Линшань никого не карает без доказательств. Почтенный Лан, если твоя дочь невиновна, её отпустят. Если виновна — осудят по закону, — он выразительно посмотрел на бочара. Тот ответил хмурым взглядом, но промолчал. Толпа вокруг волновалась и перешёптывалась, кто-то качал головой, не то недоверчиво, не то осуждающе, кто-то смотрел с любопытством.

— Бессмертный мастер, желаете присутствовать при допросе преступницы? — спросил градоначальник. Линьсюань задержал дыхание и резко выдохнул. Как бы там ни было, а крики матери производили тягостное впечатление.

— Я доложу обо всём главе, он пришлёт кого-нибудь в помощь следствию. Я мог бы попросить отложить… допрос до его прибытия? К тому же тогда доставят ведьму, можно будет сэкономить время и допросить обеих сразу.

— Это разумно, господин бессмертный, — кивнул градоначальник. — Я так и поступлю.

Они раскланялись, ещё раз заверив друг друга в своём неизменном расположении. Потом Линьсюань окинул последним взглядом начавшую редеть толпу и повернулся к Сяо Ми:

— Что ж, пошли. То есть, полетели.

— Господин бессмертный…

Линьсюань обернулся. Перед ним стоял отец Лан Ду.

— Господин бессмертный, смилуйтесь, — мужчина опустился на колени и поклонился, уткнувшись лбом в пыльную землю. — Наша Ду наш последний ребёнок. Если её казнят, некому будет приносить жертвы предкам! Умоляю о милосердии!

— Встаньте, — вздохнул Линьсюань, чувствуя себя очень неловко.

— Смилуйтесь! — снова всхлипнул Лан-старший, чуть приподняв голову.

— Вашу дочь буду судить не я, — глядя на него сверху вниз, объяснил Линьсюань. — Вы можете принести прошение главе ордена. Возможно, он примет во внимание ваше положение и сочтёт возможным смягчить приговор.

Вполне реальная перспектива, кстати, бывало, единственных детей миловали именно из этих соображений — чтобы не прервались жертвоприношения предкам. Больше добавить было нечего, и Линьсюань решительно отвернулся от коленопреклонённого человека. Весь обратный путь они с Сяо Ми проделали в молчании.

* * *

— Чан Сюэ, а ты видел Мост Безысходности?

— А тётушку Мэн-по? Она тебя своим супчиком не угощала?

— Да не видел я ничего! — в который раз отбивался от любопытных соучеников Чан Сюэ. — Ни моста, ни тётушки.

— А что видел?

— Ничего. Темноту. А потом какой-то свет, и всё, я очнулся.

— Эх… — с досадой сказал кто-то, и И Гусунь фыркнул про себя, орудуя метлой. Дорожки и дворики нужно было мести круглый год, но внутренние ученики таким не занимались. И теперь просто толпились у дома своего наставника, хотя давно должны были заняться делом.

— Должно быть, ты всё-таки хлебнул супа забвения, вот и не помнишь ничего.

— Дурень, тогда бы он вообще всю свою жизнь забыл…

Весть о том, что один из учеников мастера Хэна побывал у самых Жёлтых ключей, а потом стараниями своего учителя вернулся обратно, облетела весь орден как пожар. Другие ученики, оказавшиеся свидетелями происшествия, не скупились на краски, расписывая всем, желающим слушать, как было дело, и Гусунь сперва решил, что они врут, прославляя учителя. Ну, или, по крайней мере, преувеличивают. Но где там, если уж сама мастер Шэ Ванъюэ оказалась впечатлена! Нет, само по себе спасение после утопления не было чем-то особо чудесным, с этим порой справлялись даже обычные люди. Вот только мастер Хэн сумел сделать это каким-то новым, прежде невиданным способом.

Так получилось, что именно Гусуню выпало принести чай и вино на собрание главы и мастеров, где обсуждалось происшедшее, а потом прислуживать им за столом. Шэ Ванъюэ сперва казалась обычной: спокойно сообщила, что у Чан Сюэ всего лишь небольшое отравление тёмной ци, неделька-другая, и будет в порядке. Даже уединённой медитации не потребуется. И только когда все уже начали расходиться, она вдруг, презрев запрет на прикосновения между мужчинами и женщинами, поймала мастера Хэна за запястье, усадила напротив себя и потребовала:

— Так, рассказывай. Что именно ты сделал, и как?

Рассказ Хэна Линьсюаня Гусунь уже не услышал, так как ему пришлось уйти вместе со всеми. Сам мастер Хэн, кстати, об этом случае больше не распространялся, скромный какой. Только на следующий день во время урока вдруг сделал объявление:

— Я хочу, чтобы отныне вы всегда, отправляясь на ночную охоту, брали с собой сигнальные огни. Не один на всех, а чтобы был у каждого. Даже если на групповую охоту, даже если с наставником. Запомнили?

Внутренние ученики закивали. Гусунь тогда опустил глаза на свои руки. Уж его-то на ночную охоту точно не возьмут. Разве что столы и кубки таскать, когда Линшань устраивает специальную большую охоту, приглашая на неё другие кланы.

— Эй ты!

Гусунь обернулся на вырвавший его из воспоминаний окрик. К нему направлялся Бай Цяо.

— Ты что всё возишься? — недовольно спросил старший ученик. — Когда уже закончишь наконец?

— Уже закончил, Хэй Цяо.

— Что?

— Прошу прощения у старшего ученика, оговорился.

Бай Цяо побагровел, видимо, намёк на его некрасиво черномазую физиономию оказался достаточно болезненным*.

— Ты, ублюдок…

Он осёкся, потому что дверь дома мастера Хэна распахнулась, и хозяин вышел наружу, да не один, а в сопровождении самого главы. Ученики тут же замолкли и поклонились, Гусунь отдал поклон со всеми, не выпуская метлы. Глава Ши оглядел бездельничающих парней, но никак не прокомментировал, а повернулся к мастеру Хэну:

— Значит, мы обо всём договорились?

— Разумеется, глава.

— Тогда откланиваюсь.

— Берегите себя.

Ши Чжаньцюн направился было к воротам, но тут его взгляд скользнул по Гусуню, и глава приостановился. Повинуясь его кивку, юноша подошёл ближе, ещё раз согнувшись в поклоне.

— Когда закончишь мести, будь добр, отнеси это в город судье Кану.

— Слушаюсь, глава, — Гусунь принял извлечённый из рукава запечатанный свиток.

Около лестницы Тёмной Черепахи Гусуня окликнул один из соучеников. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, парень наклонился к уху Гусуня и прошептал:

— С этой лавкой Се точно что-то нечисто.

Гусунь молча кивнул, подбадривая. Кажется, их расследование начало давать результаты. Вроде бы лавка как лавка, в не самом богатом квартале, торгует всякой мелочью: немного скобяными изделиями, немного деревянными, вроде гребней и шкатулок, немного посудой. Торговля шла не сказать чтобы бойко, но на жизнь должно хватать: в детстве Гусунь дружил с сыном лавочника примерно той же руки и потому знал, какой образ жизни эта братия может себе позволить.

А вот нефритовый браслет, подаренный дочери на свадьбу, из этого образа жизни резко выпадал. Ну, ладно, может, лавочник Се годами себе и своей семье во всём отказывал, чтобы потом вырядить дочь-невесту всем на зависть. Но вот откуда у него средства, чтобы ссужать деньгами среднего сына градоначальника? Второй молодой господин Жун был азартным игроком, но признаваться строгому батюшке в своём пороке опасался. Тем не менее деньги, чтобы расплачиваться с долгами, у него не переводились. Гусунь бы и не узнал ни о чём, вот только второй молодой господин частенько играл в доме Матушки Гу. Ну а ученик Дэн мог и лютого мертвеца разговорить, не то что прислужницу парчового домика.

В общем, возглавляемая Гусунем группа учеников проследила за молодым Жуном и выяснила, что, прежде чем выплатить проигрыш, он бывает в лавке Се у Ивового моста, хотя делать там юноше из богатой семьи совершенно нечего.

— Я тут разговорился с нищим мальчишкой, который под Ивовым мостом ночует, — горячо шептал добровольный помощник Гусуня, близко наклоняясь к нему, хотя рядом никого не было. — Он рассказал, как прошлой ночью его разбудил шум, когда по мосту какие-то тележки катили. И, представь себе, прямо в ту лавку! Ночью!

— Контрабанда?

— А гуй его знает.

Гусунь покивал. Ворота квартала на ночь запираются. Либо есть какой-то лаз, либо квартальный староста в доле. Знать бы ещё, связано ли это как-то с мастером Хэном и кланом Мэй…

— Тот мальчик пообещал рассказать, если ещё что-то заметит. Только надо ему денег дать. Или еды принести.

— Принесём, — пообещал Гусунь. С деньгами было туго, хотя пару монет можно наскрести. А вот достать на кухне лепёшек, булочек, а то и кусок мяса труда не составит. Нищий попрошайка, возможно, мяса в жизни не ел, за такое угощение что угодно сделает. Многие не замечают шныряющих туда-сюда мальчишек, но ведь верно говорят: хочешь знать, что творится в лесу, спроси у лесоруба.

А ведь его, Гусуня, тоже не воспринимают всерьёз. Никто не думает, что один из внешних учеников прямо сейчас спасает орден от затаившейся змеи. Пусть ему никогда не стать заклинателем, но никто не скажет, что И Гусунь не умеет быть верным и благодарным!

Снова невольно вспомнился Бай Цяо с его «ублюдок!» Интересно, как он запоёт, когда его дорогого учителя разоблачат? Когда хозяин в силе, и собака наглеет, но скоро ей придётся поджать хвост. Мысли приняли иной оборот, и Гусунь поморщился. В глубине души он подозревал, что старший ученик Бай прав. Матушка никогда не рассказывала об отце, а когда Гусунь пытался расспрашивать, отвечала туманно, или вовсе сразу же вспоминала, что у неё есть срочное дело. Сама она называлась вдовой, вот только никто в том доме, где они жили, её мужа не знал. Так что, может, и правы злые языки…

Иногда Гусунь, особенно в детстве, мечтал о том, что найдёт отца. Или отец найдёт его. И окажется прославленным заклинателем или хотя бы благородным господином, который… что? Ну, которого, например, разлучила с бедной возлюбленной злая семья, присмотревшая ему невесту побогаче. Но теперь неуступчивые родители умерли, и он решил разыскать любовь всей своей жизни. Или он провёл ночь с матерью, а после отправился в странствия, не зная, что оставил ей плод своей любви. А потом как-нибудь вернётся в Линьань на их улицу, вспомнит всё, и окажется, что жены он за это время не завёл, и других детей, кроме Гусуня, у него нет. И тогда отец его признает, назовёт матушку своей законной супругой, и…

С возрастом мечты выцветали, как нестойкая краска на дешёвой ткани. Здравый смысл подсказывал, что если кто и сделал ребёнка кухарке, то это был такой же, как она, слуга. А потом, как это нередко бывает, знать не захотел ни любовницу, ни младенца. Вот и пришлось бедной женщине искать работу в другом доме и называться вдовой, чтобы спастись от позора. Был, впрочем, ещё один вариант — матушка действительно была замужем, вот только её муж был казнён, а она скрылась, чтобы спасти себя и сына.

Гусунь невольно тронул висящий под одеждой медальон из белого нефрита — единственная ценность (драгоценность!), которую он нашёл среди матушкиных вещей после её смерти. Откуда она у неё, спросить было уже невозможно. И ещё — матушка, сама неграмотная, нашла для Гусуня учителя. Бывший дворцовый писарь, спившийся и опустившийся, учил плохо, мог заснуть прямо на уроке, хватался за палку по делу и без дела и часто сам забывал, что они уже изучили, но всё-таки «Тысячесловие» под его руководством Гусунь почти одолел и явился в Линшань не совсем уж неучем. А ведь они с матушкой жили совсем не богато, так зачем ей было отрывать от себя и платить учителю, если слуги вполне обходятся без знания иероглифов?

В общем, всё же хотелось верить, что отец у Гусуня был, и, может, даже не из простых. В тот год, когда Гусунь родился, как раз свергли императора, и тогда заклинатели казнили многих. Вот только ждать от мёртвого отца возвращения и признания не приходилось.

Каны жили в квартале Радости Процветания, совсем рядом с главной улицей. На стук сразу же выглянул слуга и тут же провёл Гусуня внутрь. Судья Кан принял его в домашнем саду, где сидел с книгой и приветливо поблагодарил за услугу.

— Глава Ши ждёт ответа?

— Про это глава ничего не сказал, господин Кан.

— Но я всё же напишу, подожди немного. Эй, кто там! Принесите бумагу и тушечницу.

Все необходимое, вопреки ожиданию, принесла не служанка, а сама хозяйка дома. Гусунь с интересом посмотрел на ещё довольно красивую женщину лет тридцати с позвякивающими подвесками в причёске и с подносом в руках. На подносе стоял письменный прибор и лежал лист бумаги.

— Вы опять изнуряете себя делами, мой господин, — мелодичным голосом произнесла она, и Гусунь спохватился, что надо поклониться.

— Да какое же это изнурение, — отмахнулся судья. — Глава Ши прислал письмо, как же я могу не ответить?

— Что-то новое о той девушке, что попыталась отправить людей к водному духу?

— К сожалению, ничего. Ведьма-сообщница скрылась, и её до сих пор не могут найти. Видать, когда они с этой Лан сговаривались о жертве, ведьма никак не ожидала, что это окажется кто-то из заклинателей. Но быстро поняла, что к чему, и испугалась последствий. Хитрая бестия и предусмотрительная.

— Признаться, мне жаль эту девушку, — вздохнула госпожа Кан, присаживаясь за садовый столик напротив супруга. — Конечно, она поступила неправильно, но я по себе знаю, что это такое — терять родных.

— Неправильно? — муж на мгновение оторвался от письма, которое начал писать, и посмотрел на жену. — Многие теряют родных, но не считают это причиной губить невинных людей. Она могла бы обратиться в орден и попросить помощи для души своего брата, но нет — предпочла связаться с ведьмой! Если бы не мастерство бессмертного Хэна и самоотверженность других его учеников, случилось бы непоправимое. Нет, наказание будет заслуженным.

Показалось — или госпожа Кан действительно поджала губы при упоминании мастера Хэна?

— Вы правы, супруг мой, — чопорно произнесла она. Потом повернулась к Гусуню и посмотрела на него с подобием интереса:

— Ты — ученик из Линшаня, не так ли?

— Госпожа Кан права.

— И у какого же мастера ты учишься?

— Этот недостойный — внешний ученик. У него нет наставника, которому он принёс бы ученические обеты.

— Ах, вот как… Но, может, тебе ещё повезёт.

— Многие мечтают стать заклинателями, но не у всех это получается, — не поднимая головы, сказал господин Кан. — Боюсь, юноша уже слишком взрослый для обучения основам. Хотя… нет правил без исключений. Мастер Хэн Линьсюань вошёл в орден в шестнадцать лет и почти сразу стал учеником тогдашнего главы.

— Давайте больше не будем о Хэн Линьсюане, — неожиданно резко бросила госпожа Кан, и муж удивлённо посмотрел на неё:

— Как скажешь, душа моя.

В саду повисло молчание. Пригревало солнце, ласкавшее только-только проклюнувшиеся листья на раскидистом каштане и молодой шелковице рядом со столиком. Чирикали пичуги, господин Кан писал, госпожа Кан думала о чём-то своём, судя по пролегшей между бровей морщинке — не особенно приятном. Гусунь ждал, тоже напряжённо обдумывая неожиданно пришедшую в голову идею.

— Ну, вот и всё, молодой человек, — судья свернул написанное послание и запечатал его. — Отнеси это главе Ши и передай ему моё почтение.

И тогда Гусунь решился.

— Господин Кан, я… этот ученик должен вам кое-что сказать. Не от главы Ши, от себя.

— Что такое? — удивился господин Кан.

— У меня есть подозрение, что лавочник Се, который держит лавку у Ивового моста, занимается чем-то незаконным.

В конце концов, ему не помешает союзник из числа уважаемых людей. Ученики, обвиняющие одного из учителей — это и в самом деле выглядит как-то… не очень. А вот прославившийся своей честностью судья… И госпожа Кан, кажется, тоже не слишком любит Хэн Линьсюаня, она может повлиять на своего супруга, если тот не отнесётся к словам Гусуня всерьёз. Но, подумав как следует, решение сразу обвинить мастера Хэна Гусунь всё же отбросил. Для начала хватит поделиться своими соображениями насчёт контрабанды. А в процессе расследования, глядишь, потянется ниточка и к любимчику главы. Ну а если нет, тогда и обвинить Гусуня будет не в чем. Он просто, как положено законопослушному человеку, рассказал представителю власти о замеченных им странностях.

— Почему ты так решил? — голос судьи Кана звучал вполне благожелательно.

— Этот недостойный ученик однажды посетил парчовый домик Матушки Гу, — Гусунь покосился на женщину. — Прошу прощения у госпожи.

— Что ж, дело молодое, — благодушно кивнул судья.

— В главном зале этот ученик видел второго молодого господина Жуна, игравшего в кости. Служанки сплетничали, что господин Жун часто проигрывает, а ещё, что он часто ходит в лавку Се. Ученик удивился, он знает эту лавку, там нет ничего ценного…

Гусунь излагал, судья Кан поощрительно кивал. О том, что в расследовании участвовало несколько человек, Гусунь умолчал, по его словам выходило, что с уличным попрошайкой разговорился он сам. Госпожа Кан явно заскучала, и когда Гусунь замолчал, извинившись, ушла. Супруг проводил её пожеланием напомнить на кухне, чтобы курицу сегодня к ужину приготовили с перцем поострее, после чего повернулся к юноше:

— Ты правильно сделал, молодой человек, что рассказал мне. Я займусь этим делом.

— Я могу помочь. У меня есть друзья, мы можем…

— О, не стоит, — с усмешкой прервал его господин Кан. — Предоставь всё мне. У учеников Линшаня достаточно забот с обучением, поиск преступников в их обязанности не входит.

Гусунь закусил губу. Этого следовало ожидать. Ох уж эти взрослые! Что ж, значит, они будут искать параллельно.

— Но если господину судье в чём-то понадобится помощь недостойного ученика…

— То я сразу обращусь к тебе, не сомневайся.

После этого оставалось только откланяться. Что Гусунь и сделал.

*Бай — «белый», хэй — «чёрный».