Печать пожирателя 11

Глава 23 Операция «Захват». Часть 2

Мы двинулись вперёд, как единый организм. Наши тёмные, без опознавательных знаков тактические костюмы и шлемы с затемнёнными забралами скрывали лица, превращая в безликих солдат.

Я чувствовал, как рядом со мной зашевелилась магия Арса, готовясь к выбросу, как Каселёвы синхронизировали свои жезлы, создавая телекинетический частокол.

Трап уже спешно подгоняли к лайнеру. Пока мы шли, выход рядом с кабиной пилотов с шипением открыдся — и вышла она, Настасья Чернышёва.

Кажется, она не собиралась ждать формальностей… Плохой знак…

Статная, высокая женщина с собранными в пучок волосами, одетая в дорогой деловой костюм и тонкое пальто, ступила на верхнюю ступеньку трапа и принялась спускаться.

Оказавшись внизу, она осмотрелась, и её взгляд, острый и пронзительный, скользнул по приближающейся «группе сопровождения» — по нам. В её осанке не было растерянности или напряжения, но… Я чувствовал холодную, хищную готовность.

Она поняла. Поняла всё с первого взгляда!

Я не стал кричать «Стоять!» — это было бы смешно.

Правая рука в наруче-репульсоре уже была поднята, и сгусток чистой кинетической энергии, невидимый и беззвучный, сорвался с ладони, целясь ей в ноги, чтобы обездвижить.

Чернышёва среагировала с пугающей, нечеловеческой скоростью. Её рука в элегантной перчатке метнулась вперёд, не для контратаки, а словно отшвыривая невидимую помеху. Воздух перед женщиной дрогнул, и мой удар, встретив барьер искажённого пространства, с грохотом разошёлся в стороны, вздыбив плиты взлётной полосы в метре от неё.

И в тот же миг рассветная тишина взорвалась адом.

— Окружить! — прорычал в комм заместитель верховного инквизитора. Его фигура, окутанная мантией, уже метнулась вперёд, проявившись прямо из воздуха (хм, любопытный фокус…) и рассекая пространство посохом, из которого вырвался сноп багровых, подавляющих волю, молний.

Но Чернышёва была не из тех, кого можно взять в кольцо.

Она отпрыгнула назад — её движения были по-прежнему резкими, порывистыми, и из её распахнутого пальто вырвался вихрь лиловой статики. Он ударил по стоящему неподалёку служебному АВИ, и топливный бак лопнул с оглушительным грохотом.

Ослепительная вспышка, волна адского жара и клубы чёрного дыма обрушились на нас. Осколки заряженного лиловой магией раскалённого металла со свистом пронеслись над головами. Кто-то из магов Тайной канцелярии крикнул — коротко, обрывисто — и рухнул, пронзённый одним из этих обломков.

Воздух наполнился гарью, криками и рёвом огня. Арс, пригнувшись, вогнал посох в бетон, и два духа воздуха с воем ринулись на Чернышёву, пытаясь скрутить её вихрем. Но женщина, отступая к горящим обломкам своего транспорта, парировала их удар жестом, и духи отлетели, их полупрозрачные формы исказились от боли.

Каселёвы попытались создать над одержимой купол из спрессованного пространства, но она, словно предчувствуя это, метнула в их сторону сгусток лиловой энергии. Эммерих едва успел отразить его щитом, но сила удара отбросила его на несколько метров, и он тяжело рухнул на бетон.

Глава гвардейцев, не обращая внимания на огонь и дым, продолжал атаковать вместе со своими людьми. Их заклятья, острые и безжалостные, вынуждали Чернышёву постоянно отступать, парировать, но не могли пробить её защиту.

Она была сильна. Сильнее, чем Воронцов.

Сильнее, чем я ожидал.

И она знала, что «скрутить» её могу только я — потому и не подпускала близко, не давала того «окна», в которое я надеялся попасть…

Тактику нужно было срочно менять.

Пока гвардейцы и инквизиция отвлекал Чернышёву, я рванул вперёд, петляя между языками пламени и дымовыми завесами. Мой левый репульсор взвыл, выплескивая сложный, многослойный импульс, который я наскоро запрограммировал в него, изучая данные из Урочища.

Это была не магия в чистом виде, а гибрид — техномагнитный дисраптор, призванный не убить, а нарушить энергетические потоки, на которых держалась защита одержимой.

Она увидела мой манёвр. Глаза, полные лилового огня, встретились с моими даже сквозь забрало шлема. И во взгляде женщины не было страха — лишь презрение.

Чернышёва снова отбросила совместное заклятье инквизиторов и метнула в меня шквал острых, как бритва, осколков искажённой реальности.

Я не стал уворачиваться. Принял удар на поднятый правый наруч. Металл затрещал, по нему поползла паутина трещин, боль, острая и жгучая, пронзила руку до плеча.

Но я был уже в нужной точке.

— Лови, сука! — выкрикнул я и активировал максимум энергии левого репульсора.

Воздух между нами взорвался и завибрировал. Зашипел, будто миллионы насекомых заполнили собой пространство. Свет вокруг Чернышёвой померк, её лиловый барьер дрогнул, замигал, как неисправная лампа, и рассыпался на тысячи мерцающих частиц.

На её лице впервые мелькнуло нечто иное, кроме ярости — шок. Шок от того, что её защита, столь надёжная, пала перед чем-то, что она не могла распознать.

И этого мгновения мне хватило. Пока женщина была дезориентирована, я рванул вперёд, сокращая дистанцию, и оказался всего в паре метров от неё. И на этот раз применять обычную магию я не стал.

Просто с силой, которую мне давала переработанная энергия МР, я ударил её в висок левым репульсором, который в тот же миг окончательно развалился на моей руке.

Хруст был глухим. По телу Чернышёвой пробежала смешанная, лилово-золотистая волна, и глаза женщины закатились — лиловый свет в них погас, словно выключенный тумблером. Тело обмякло и рухнуло на горячий, залитый кровью и горючим бетон.

Тишина, нарушаемая лишь треском огня и стонами раненых, снова накрыла взлётную полосу. Вторая… Мы взяли вторую.

— Юсупов, приём, — прохрипел я в микрофон, — Дело сделано… Как там у вас дела?

Тот же день, позднее.

Транспортировка захваченных нами «одержимых» напоминала перевозку особо опасных радиоактивных отходов.

Хотя, по сути, так оно и было. Кроме того факта, что «одержимость» оказалась заразой куда страшнее любой радиации.

Воронцова, Чернышёву и остальных, кого удалось выдернуть из их привычной жизни по тому самому «кровавому» списку, доставили в три разных подземных комплекса «Маготеха», разбросанных по окраинам Москвы.

Я лично проконтролировал схему их перемещения — запутанный, псевдослучайный маршрут, который даже я с трудом мог бы восстановить в памяти. Никаких централизованных баз, никаких общих коммуникаций.

Каждый из заражённых был помещён в свой индивидуальный, герметичный ад.

Салтыков, бледный и сосредоточенный, координировал логистику из своего стерильного кабинета. Мы почти не разговаривали, общаясь краткими, шифрованными сообщениями.

А всё потому, что я… Я не доверял ему полностью.

Тень моего подозрения, зародившегося в Урочище, висела между нами незримой, но ощутимой преградой.

И он чувствовал это. Я чувствовал, что он чувствует.

И честно говоря, это было… Неприятно.

Лаборатория, куда доставили Воронцова, была вырублена в скальном основании на глубине, где давила не только толща земли, но и слои подавляющих магических полей.

Воздух пах озоном, стерильной сталью и… Страхом. В центре зала, опоясанный кольцом серверных стоек и голографических проекторов, стоял гибрид стоматологического кресла и серверной стойки, только теперь — усовершенствованный.

Моё последнее детище, мать его…

«МР-клетка».

Воронцов, уже пришедший в себя, был пристёган к нему ремнями из сплава, поглощающего магию. Его глаза — теперь обычные, человеческие — с расширенными от ужаса зрачками, метались по комнате. Он что-то бормотал, пытался что-то объяснить, умолял.

Я отвёл взгляд. Мне было всё равно, что там говорил этот человек.

Меня интересовало только то, что скрывалось у него внутри.

Я надел интерфейсный шлем — и в тот же миг мир сузился до багрового свечения за закрытыми веками и монотонного гула аппаратуры.

— Начинаю погружение, — мои слова прозвучали в микрофон хриплым эхом.

Первый рывок был как удар током. Я провалился в сознание «одержимого», как в мутную, бурлящую воду. Обрывки воспоминаний — детство, парады, доклады Императору — мелькали, как вспышки молнии.

Но я искал другое. Чужеродный код, лиловый отблеск в глубине человеческой души…

И я нашёл его почти сразу. Но…

Раньше, с Курташиным, это было похоже на взлом замка. Грубого, древнего, механического замка.

Однако здесь… Здесь я упёрся в глухую стену. Не просто барьер, а гладкую, отполированную до зеркального блеска поверхность, уходящую в бесконечность. Она не отражала атаки — она их поглощала. Бесшумно, без усилий. Любая попытка силой продавить её, любой ментальный таран просто утопал в этой бездонной, холодной пустоте.

Вирус одержимости, словно поняв, что я собираюсь сделать, закуклился, забаррикадировался и не собирался открывать мне свои секреты.

Я отступил, чувствуя, как пот стекает по вискам под шлемом. Сердце колотилось где-то в горле. Это была не защита — это был форт. Цифро-магическая крепость, выстроенная вокруг ядра заразы. И её архитектура была на порядки сложнее, изощрённее того, что я видел раньше.

Пришлось сменить тактику, и использовать вместо грубой силы тонкий щуп. Это был новый инструмент — игла разума, которую я разработал на основе данных из Урочища.

Я попытался найти шов, микротрещину, точку входа.

И снова — ничего. Стена была монолитной. Абсолютной!

Я сорвал с головы шлем, с силой швырнув его на пол. Металл звякнул о кафель, провода беспомощно затрепетали. Я стоял, опираясь руками о холодную консоль, и пытался перевести дыхание.

Перед глазами плясали багровые круги.

— Дерьмо космочервей… — это было даже не ругательство, а констатация факта.

Салтыков, наблюдавший за процессом с удалённого терминала, голосом, лишённым всяких эмоций, произнёс в динамик:

— Статус?

— Защита непробиваема, на первый взгляд, — я вытер рукавом пот со лба, — На порядок мощнее, чем раньше. Они… эволюционировали. Или изначально были такими, а Курташин был устаревшей моделью. Сложно сейчас сказать.

Я посмотрел на Воронцова. Он снова был в забытьи, его грудь равномерно поднималась и опускалась. Человек был здесь, но его разум, его тайна — находились за неприступной стеной.

Мысли лихорадочно метались.

Я ошибся в расчётах. Чтобы найти уязвимость, проанализировать структуру, подобрать ключ… В лучшем случае потребуются дни… А если остальные «образцы» защищены так же?

Недели. Целые недели кропотливой, изматывающей работы, в то время как заражение продолжит расползаться по Империи.

Я поднял с пола шлем, снова ощущая его холодный вес.

Что-то мне подсказывало, что у нас не было этого времени…

Но иного пути не было.

5 июля. Тайная лаборатория корпорации «Маготех». Где-то за пределами Москвы.

Последние… сколько там дней? Три? Четыре? А, неважно — всё равно они слились в один бесконечный, изматывающий кошмар.

Цикл, повторяющийся с пугающей регулярностью: несколько часов тяжёлого, беспокойного сна на койке в соседней со лабораторией каморке, а затем — пятнадцать часов в интерфейсном шлеме.

Пятнадцать часов ежедневного ментального боя. Пятнадцать часов, которые я тратил, пытаясь пробить ту самую зеркальную стену в сознании пленников. Воронцов, Чернышёва, другие из «списка» — все они пребывали в магическом стазисе, их тела холодные и недвижимые, но их разумы оставались неприступными крепостями.

Я пытался пробиться к каждому (потеряв на этом почти десять часов перемещений между лабораториями) — и всегда с одним и тем же результатом.

По итогу… Всё же пришлось перевезти всех «одержимых» в одну лабораторию, за пределами столицы, и теперь я имел доступ к каждому из «кровавого» списка, но…

Пока что это ни к чему не привело.

Воздух в основной лаборатории был густым от запаха перегретой электроники и пота. Мониторы показывали безумные каскады шифрованного кода, трёхмерные модели защитных барьеров, которые я безуспешно атаковал.

Я пробовал всё — от точечных кинетических импульсов, имитирующих удар кулаком, до сложных вирусных алгоритмов, которые должны были разъедать защиту изнутри. Всё разбивалось о тот же монолит.

Вынырнув из очередной сессии, я снова сорвав с головы шлем. В висках стучало, будто по ним били молотком. Я потянулся за кружкой с остывшим до состояния жижи кофе, когда дверь открылась.

Вошел Салтыков. Старый друг, чью жопу я спасал не раз, человек, которому я в своё время подарил вторую жизнь… Он был куратором всего этого безумия. Он выглядел таким же уставшим, как я, но в глазах горел тот самый неугасимый огонь учёного, нашедшего невероятную загадку.

— Очередной сбой? — спросил он, подходя к центральному терминалу. Его пальцы привычно заскользили по голографической клавиатуре, вызывая логи моей последней попытки.

— Не сбой, — я с силой поставил кружку на стол и кофе расплескался, — Поглощение. Полное и безоговорочное. Эта защита… она не просто сильнее. Она умнее. Она учится. С каждым провалом она становится на шаг впереди.

— Бесподобно! — прошептал Пётр, и в его голосе прозвучала неподдельная, жадная любознательность, — Смотри, — он вывел на экран сложную диаграмму, — Структура барьера не статична. Она адаптируется к типу атаки. Каждый, сука, раз! Твоя последняя попытка с резонансной частотой вызвала в ней перестройку, которую я раньше не наблюдал. Это гениально!

Он смотрел на данные, как художник на шедевр. Его восхищение было искренним.

И честно говоря, это бесило меня больше всего.

Я проверил его. Лично. В первый же день, прежде чем допустить к исследованиям. Обруч сканера опустился на его голову, и я впился взглядом в экран, в сотый раз ища подвох, малейший след лилового шума.

Затем погрузился в сознание друга настолько глубоко, насколько это в принципе было возможно — и повторял это каждый день!

«ЧИСТ».

Всегда «ЧИСТ».

Но сейчас, глядя, с какой жадностью он впитывает каждую деталь, каждую крупицу знания об этой чужеродной архитектуре, моё недоверие снова зашевелилось где-то внутри.

Это была не просто научная страсть… Это был голод. Голод человека, который потерял свою магическую мощь и теперь видел в расползающейся по миру чуме не только угрозу, но и… возможность. Новый фундамент, новый источник силы вместо утраченного Эфира, который мог бы вернуть ему всё и даже больше.

А что, если он не заражён в привычном смысле? Что если он просто… сотрудничает? Играет в свою игру, используя и меня, и «одержимых», как пешек? Его доступ к ресурсам «Маготеха», его глубочайшее понимание МР…

Быть может сейчас он просто делает вид, что бьётся о стену вместе со мной, а сам… Собирает данные? Выжидает удобного момента?

Ведь если подумать, он был идеальным кандидатом на роль «кукловода», о котором я всё время думал…

— Марк? — Пётр обернулся, заметив мой взгляд, — Что-то не так?

«Да, дерьмо космочервей, всё не так!» — хотелось закричать ему в лицо — «Мне не нравится, как ты на это смотришь! Мне не нравится, что ты видишь в этом апокалипсисе „бесподобность“! Мне не нравится, что я вообще вынужден об этом думать!»

Но я ничего не сказал. Лишь сгрёб со стола пачку стимуляторов, выдавил из блистера таблетку и сунул её в рот.

— Всё нормально, — вздохнул я, глядя ему прямо в глаза, — Просто устал. Продолжаю.

Я снова натянул на голову шлем, чувствуя, как холодные щупы впиваются в кожу. Но на этот раз помимо лицезрения вражеской крепости меня ждало ещё одно, отравляющее душу зрелище — тень моего бывшего друга, стоящего за моей спиной и с жадным интересом наблюдающего, как я разбиваюсь о стены, которые, возможно, он и построил.

И эта мысль была хуже любой лиловой скверны.