Печать пожирателя 11

Глава 2 Ночная беседа с Инквизитором

«Ласточка» с пронзительным шепотом разрезала утреннюю дымку, застилавшую подмосковные поля. Я откинулся в кожаном кресле пилота, чувствуя, как вибрации корпуса через спинку передаются в уставшие мышцы.

Пилота на такую встречу я не взял. А вчерашний рейд в «Серый Зев» и бессонная ночь давали о себе знать тупой тяжестью за глазами и легким подрагиванием пальцев на рукоятках управления. За иллюминатором проплывали покрытые росой ковыли, а вдали темнел островок леса — та самая нейтральная полоса, где было решено встретиться с Юсуповым.

Посадка была мягкой, почти бесшумной. Шасси глухо уперлись в упругую землю, подняв запах влажной полыни и нагретого за ночь чернозема. Я заглушил двигатели, и наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь трелями жаворонков и шелестом ветра в траве.

АВИ Инквизитора, угловатый и без опознавательных знаков, уже стоял в сотне метров, похожий на хищную стрекозу. Дверь отъехала, и из нее вышел Руслан Юсупов. Граф, глава Инквизиции.

Он почти не изменился за прошедшие годы.

Всё тот же аристократический профиль, подтянутая фигура в строгом тёмно-сером костюме, не по-полевому безупречном. Но в глазах, когда-то пустых оболочках для чужого духа, теперь горел свой, острый и пронзительный, ум. Ум человека, который знает цену и долгу, и свободе. Он участвовал в той бойне, видел, во что может превратиться Москва. Это знание навсегда осталось в его взгляде — тень былого ужаса, приглушенная железной волей.

Хотя… Это же знание осталось в его взгляде с того момента, как я спас его от Распутина…

Я толкнул дверь АВИ и спрыгнул на землю. Пахучие стебли полыни зашуршали о голенища сапог.

— Руслан, — кивком головы поприветствовал я его, экономя время на церемониях, — Раненько ты решил переговорить. Что случилось?

— Барон, — его голос был ровным, без эмоций. Он не стал тратить время на светские любезности, на вопросы о семье или поместье. Это было мне только на руку, — Благодарю, что нашёл время. Проблема возникла… деликатная. И, полагаю, входящая в сферу твоих интересов.

Он обвел взглядом бескрайнее поле, будто проверяя, не спрятался ли кто в высокой траве. Инстинкты, вдолбленные парой десятилетий службы, никуда не делись.

— Я слушаю, — я скрестил руки на груди, чувствуя, как под курткой отзывается ноющей болью старый шрам.

И в тот же миг предчувствие, холодное и противное, заскреблось где-то под сердцем. Подобный вызов на тайную встречу посреди ночи редко сулит что-то хорошее…

Юсупов нахмурился, его тонкие пальцы сжали планшет с гибким, сворачивающимся экраном, который он достал из внутреннего кармана.

— В последние месяцы по глубинке, в основном в сельских районах, прокатилась волна… странных случаев. Необъяснимых. Какое-то непродолжительное время местные власти списывали это на бытовое сумасшествие или пьянство, но мои люди на местах почти сразу копнули глубже и…

Он сделал паузу, в его глазах мелькнуло что-то тяжёлое.

— И что же они нашли? — спросил я.

Странное начало разговора… Проблемы из глубинки редко доходили до стола главы Инквизиции. Если уж он лично здесь, то наверняка стряслось что-то серьёзное.

— Одержимость, — отчеканил Юсупов, — Но не та, что описана в старых манускриптах. Не демоническая, не духовная… А нечто иное.

— Одержимость? — переспросил я. Пальцы сами потянулись к тому месту на груди, где под курткой скрывался шрам от атаки хтонической твари, — Руслан, я видел одержимых. Это либо проклятые психи, либо артефактное влияние, либо вселение духи. Крики, пена у рта, простое изгнание во всех трёх случаях. Что в этом такого нового для Инквизиции? Сорок первый год на дворе, у вас сотни метод по «очищению» таких кадров.

— Новое то, Марк, что они не кричат, — голос Юсупова стал тише, но от этого лишь напряжённее, — Не пускают пену изо рта, не бросаются на прохожих с ножом. Они… молчат. И живут своей жизнью, пользуются нейрочатами, водят автомобили с магическими движками, ходят на работу.

— Ты серьёзно? Это что, нелегальная миграция… Духов?

— Смешного мало. Такие спокойные они до поры до времени. А потом что-то щёлкает и… Начинается жесть.

Юсупов активировал планшет. Голографические изображения замерцали в воздухе между нами. Картинка была отрывистой, зачастую смазанной, снятой на камеры наблюдения с ИИ-детекцией аномалий или на мобильники очевидцев. Но от этого всё выглядело не менее жутко.

— Вот, — Инквизитор ткнул пальцем в один из файлов, отметив его название «Орловская губ., имение 'Дубравка»«, — Мелкопоместный дворянин, отставной ротмистр гвардейских броне-кирасир. Участник сражения за Москву. Уважаемый человек, увлекался разведением лошадей. Две недели назад система 'Умный Дом» в его имении, в полночь, зафиксировала нештатное проникновение в конюшню. Странным образом, но камеры показали, что это был он сам — хоть и не признали его за своего. Он… он зарезал всех лошадей, своих любимцев, дорогих скакунов. Не просто зарезал — выложил их внутренности и сердца в сложный узор, напоминающий фрактальную антенну. Когда его попытались скрутить слуги и големы-охранники, он… раскидал всех, едва не поубивал людей, и языком, обмазывая его в крови, на стене написал несколько символов. Знаков, которых нет ни в одной известной нам базе данных, ни магической, ни лингвистической. Потом улыбнулся в камеру и попытался перерезать себе горло. Последний уцелевший голем чудом остановил его — мужика скрутили, и теперь держат… В нашем отделении.

Я смотрел на фото и видео: седой мужчина с благородными чертами лица, в дорогом кашемировом свитере, залитый кровью, с пустым, почти сонным выражением глаз.

В них не было ни безумия, ни ярости. Лишь холодная, нечеловеческая отрешённость.

— Другой случай, — Юсупов листал дальше, его лицо было каменной маской, — Вологодская глубинка, деревня Заречье. Простая женщина, оператор автоматизированных теплиц, мать пятерых детей. Никогда не была замечена в противозаконной деятельности — управляла агродронами, следила за показателями фотосинтеза на планшете, укладывала детей спать под колыбельные нейросети. А три дня назад отключила на складе химикатов камеры, заперлась там с младшим, трёхлетним сыном — и, судя по остаточным энергетическим следам, провела там какой-то ритуал. Когда соседи и местный участковый выбили дверь, они увидели, что… стерильным хирургическим скальпелем она вырезала сыну на спине сложную руну. А когда ритуал был завершён — попыталась сжечь склад, заблокировав все выходы и облив стены бензином. Ребёнка чудом откачали с помощью полевого регенератора. Сама женщина, уже будучи в наручниках с подавителем магии, в ответ на все вопросы лишь напевала искаженную, зацикленную колыбельную, которую её нейросеть сгенерировала неделю назад.

Воздух вокруг вдруг показался мне густым и спертым.

Я будто бы наяву ощутил запах крови, озона от сгоревшей электроники, едкой химической гари и сладковатого, приторного душка паленой плоти и пластика.

— И таких случаев десятки, — голос Юсупова, жесткий и ровный, вернул меня в реальность, — По всей Империи — но обязательно за пределами Москвы и Петербурга. Купец-логист в Казани, который десятилетиями вел честную торговлю с использованием блокчейн-сетей, вдруг ночью в своем офисе нарисовал кровью из порезанной ладони неизвестный никому символ и принес в жертву собственного кота, обложив его тело дорогими шелками. Девушка-инженер на ткацкой фабрике в Иваново, тихоня, ответственная за обслуживание станков ЧПУ, ночью заманила свою подругу в цех утопила её в резервуаре с охлаждающей жидкостью для лазерных резаков, бормоча что-то о «возвращении».

— Общее у этих случаев есть?

— Ничего. Ни социальное положение, ни образование, ни прошлое, ни цифровые следы в нейросетях! Никакой логики — это совершенное случайные люди.

— А допросы? — спросил я, чувствуя, как внутри закипает знакомая, холодная ярость. Бессилие перед необъяснимым врагом всегда злило меня больше всего, — Что говорят те, кого взяли живыми? Подвергали нейросенсорному сканированию? Анализу остаточной магии?

Юсупов тяжело вздохнул и выключил планшет, голограммы погасли.

— Болтать с ними бесполезно — либо молчат, либо несут бессвязный бред, либо высмеивают мастеров допроса.

— Но что-то же должно их объединять?

— Кое-какие мои размышления… Я плотно погрузился в изучение этого феномена, и установил некую закономерность. Сначала, когда эта волна одержимости только началась, «переключение» происходило быстро. Человек менял поведение — это фиксировали опросы родственников и близких — и через день-два после этого уже совершал нечто ужасное. Сейчас… Сейчас «инкубационный период» растянулся, и совершенно непонятно, когда меняется человек. Они могут жить неделями, месяцами, ничем не выдавая себя, их социальные рейтинги остаются в норме, нейрочаты — чисты.

Он посмотрел на меня, и в его глазах, обычно таких собранных, я увидел то же самое, что чувствовал сам — раздражение от собственного бессилия перед неизвестным. Тихая злость перед эпидемией, которая не оставляла следов вплоть до самого момента чудовищного взрыва.

— Мы не понимаем, откуда это берётся, Марк. Мы не понимаем, какая у них цель, кроме как акты бессмысленного, ритуализированного насилия. И мы не понимаем, что их объединяет. На первый, да и на второй взгляд — абсолютно ничего. Ни общей локации, ни контактов, ни потребляемого контента. Ничего…

Его слова повисли в воздухе.

Размышляя об услышанном, я отвел взгляд от Юсупова, уставившись на покачивающиеся под ветром стебли ковыля.

Ну прекрасно… Ещё одна проблема, ещё один хаос, грозящий выйти из-под контроля…

— Понимаешь, Руслан, — я произнёс медленно, подбирая слова, чувствуя, как усталость давит на плечи словно реальная тяжесть, — это всё, конечно, тревожно. Очень. Но Инквизиция — одна из самых мощных структур Империи. У вас есть сети, агенты, доступ ко всем архивам РАН и «Маготеха». Связь с Тайной Канцелярие, благословение нашего Отца-батюшки Императора… Зачем тебе я?

Юсупов не моргнув глазом выдержал мой взгляд. В его позе читалась не просто настойчивость, а решимость.

— Есть две причины.

— Любопытно будет услышать, только прошу — без театральных пауз. Мне ещё хочется поспать, а через пять часов меня ждёт Император.

Юсупов коротко кивнул.

— Первое — происходящее нельзя афишировать, — просто ответил он. Его голос стал тише, но твёрже, — Официальное расследование, бумаги, комиссии… Слухи утекут мгновенно и начнётся паника. Уже начинается, если честно — в тех регионах, где это произошло. Люди шепчутся о порче, о «проклятье Урочищ», об «обозлившихся мёртвых», представляешь? Сорок первый год на дворе, а они будто верят в бредни двухвековой давности…

— Боишься, что об этом узнают в верхах?

— Нас завалят отчётами и запросами, Марк, а не результатами, ты же понимаешь…

Он сделал шаг ближе, и запах его дорогого парфюма смешался с запахом полыни.

— Мне нужна твоя помощь, Марк. Твои… каналы. Твои связи с теми, кто никогда не пойдет на контакт с Империей, но кто, возможно, доверяет тебе. Пожиратели, оставшиеся в тени в Индии. Египетские и Нефритовые чернокнижники, которые копаются в запретных гримуарах, недоступных нашим оцифрованным библиотекам. Вампиры из клана Шу, с их древней, нечеловеческой памятью. Твой дед, в конце-концов, с его знаниями Варг'шада. Все они видят и знают то, что скрыто от нас. Они чуют подвох там, где наши детекторы молчат. Но они… Не будут общаться ни с кем, кроме тебя.

Я сдавленно вздохнул, смотря на свою «Ласточку», на идеально отполированный корпус, за которым лежал путь домой, к Илоне, к Диме, к горячему завтраку и груде ещё не разобранных вчерашних отчётов по Урочищам.

И ко встрече с Императором после этого.

А Юсупов предлагает мне ещё одну ношу…

— Руслан, я не могу разорваться, — мой голос прозвучал с неприкрытым раздражением, — У меня своя работа. Целая Империя Урочищ, которые не ждут, пока я буду рыскать по городам и весям в поисках призраков и слухов. У меня поместье, семья, обязанности перед Государем, в конце концов! Я не могу бросить всё и заняться частным сыском для Инквизиции.

— Это не частный сыск! — в голосе Юсупова впервые за наш разговор прорвалось раздражение. Но он тут же сдержал себя, понизив тон, — Это та же война, Марк — только фронт сместился. Сначала были Урочища, потом… Распутин… Потом Ур-Намму. Теперь это… Я не прошу тебя бросать всё. Я прошу хотя бы… Покопаться в своих архивах. В тех древних манускриптах, что ты привез из Нефритовой Империи. Позвонить своим… знакомым. Просто поинтересоваться. Не как барон Апостолов, а как Марка. Как человека, который однажды уже спас всех нас. Как человека, который спас лично меня. Как человека, который всегда находит выход.

Последние слова повисли в воздухе, и я закрыл глаза на секунду, чувствуя, как ветер остужает разгоряченную кожу.

— Хорошо, — выдохнул я, открыв глаза, — Я не стану обещать результата. И не стану тратить на это всё своё время — если так, то через год Урочища разрастутся как раковая опухоль. Но я… посмотрю. Покопаюсь в архивах. Пошлю пару запросов тем, кто, возможно, не пошлёт меня сразу куда подальше. Всё, что найду — передам тебе. Но это всё, Руслан, на что я сейчас способен.

— Занятно… — удивился Инквизитор, — Я… Кхм…

— Что?

— Видимо, я слишком рано перешёл к искренности, — скривился Юсупов, — И оставил кое-что неприятное напоследок… Подумал, что твой… энтузиазм резко возрастёт, когда ты узнаешь, кого из этих одержимых доставили в столицу для глубокого изучения последними. Буквально вчера вечером, почти одновременно с твоим возвращением из «Серого Зева».

Мне не понравились его слова. Что-то холодное и тяжелое медленно поползло по спине. Юсупов, зная, что обязан мне жизнью, не стал бы играть в такие игры, если бы это не было важно.

— Руслан, ты же знаешь, как я ненавижу недомолвки и экивоки. О ком идёт речь?

Юсупов снова молча активировал свой планшет.

На этот раз он не показывал мне архивные фото или сводки — вместо этого запустил прямую трансляцию. Качество было идеальным, без искажений — сигнал явно шёл по закрытому каналу Инквизиции.

Экран показал стандартную камеру наблюдения в каземате. Свет был холодным, люминесцентным. Стены — из усиленного бетона с вплетенными рунами подавления магии. В центре камеры стояли две знакомые мне фигуры.

Они были в простых тюремных робах, но я узнал бы их из миллионов.

Игорь и Иван.

Мои «братья».

Они не метались, не бились в судорогах — просто стояли спиной друг к другу, абсолютно неподвижно, как солдаты в карауле. Их лица, обычно такие оживлённые — Игоря с его вечной насмешливой ухмылкой, Ивана с простодушным, открытым выражением — были пустыми.

Совершенно пустыми! Глаза смотрели в никуда, зрачки расширены до предела, поглощающие свет. Но самое жуткое было не это.

Их губы шевелились. Бесшумно, в совершенной синхронности, они что-то повторяли, словно читая одну и ту же древнюю, забытую молитву. А их руки… их руки медленно, с неземной грацией, выводили в воздухе сложные, симметричные узоры.

Они не были магами — но от их пальцев исходило слабое лиловое свечение, которое тут же гасло в насыщенном магическими подавителями воздухе камеры.

— Охренеть… — ругательство сорвалось с моих губ шёпотом, полным неподдельного удивления.

— Да, — тихо сказал он, — Не хочется произносить этого вслух, но теперь это не просто чья-то чужая беда, Марк. Она, вроде как, твоя…