Папа ищет работу

Папа даёт бой страху

Когда вокруг много волшебства и подарков, даже приятно подумать — об ужасном…

Я очень боюсь пауков. Если в углу комнаты есть паутина, я как минимум отойду в другой угол, а лучше — вообще выйду из комнаты. Или даже из квартиры.

Ещё я боюсь сломать ребро, боюсь проглотить рыбью кость, боюсь, что моя стопа станет совсем большой, больше, чем у папы, и я не смогу носить туфли.

Боюсь скрипящих лифтов, горячего супа: в детстве я так обожгла им нёбо и язык, что теперь долго дую на тарелку, прежде чем его есть.

Боюсь рассказывать наизусть стихи в школе перед старшеклассниками, боюсь даже подумать о прыжке с парашютом и о том, что упаду с балкона, если он вдруг обвалится от старости, как случилось полгода назад в соседнем доме: зимой вместе с сосульками рухнули лыжи, чемоданы, кирпичи, вёдра и банки с помидорами.

Я боюсь взрослеть и остаться такой же маленькой, боюсь проснуться в пустой квартире и что родители вдруг исчезнут.

Я знаю, чего боится мой сосед по парте, Коля, — стоматолога и нашей классной руководительницы, потому что однажды она зашла в мужской туалет.

Но чего боятся взрослые?

Я не знаю.

Хотя нет, знаю.

Папа боится бабушку.

Сегодня утром, когда новогодние каникулы закончились и папа больше не ходил на детские ёлки и концерты, он собрался изучить новую порцию объявлений о работе. И тут вдруг раздался громкий, уверенный звонок в дверь. Мы переглянулись: гостей во вторник, в семь тридцать утра, никто не ждал. Папа пошёл открывать и, подойдя к дверному глазку, вдруг ойкнул.

«Татьяна Карловна…» — растерянно объявил он, открывая. К нам приехала бабушка.

Обычно мы сами ездили к ней в гости — за город, в уютный синий домик с садом и верандой, бесконечным чаем, вареньем, пледами, старыми детскими книжками, которые читала ещё мама, хрустальными вазочками, вязаными тапочками и разговорами о том, как нужно себя вести, есть, спать, учиться, причёсываться и… много ещё чего делать.

В прошлый раз бабушка появилась у нас в гостях, когда я заболела воспалением лёгких: она решила, что без неё маме никак не справиться и меня не вылечить. Небольшого роста, сдобная, словно булочка, с тугой высокой причёской, в очках на цепочке и вечном платье в мелкий цветок — рядом с высоким, худым папой бабушка всегда казалась девочкой, которую одели для школьного спектакля. И неважно, какое было время года: лето, осень, март — платье в цветок у бабушки было всегда.

В это утро вместе с бабушкой на кухне появились две огромные сумки орехов, варенья, творожного сыра, зефира, яблок, пастилы, малины, котлет и квашеной капусты. «И пуховые носки», — добавила бабушка.

Папина газета осталась нетронутой: мама показала бабушке свой белый халат, мы сели завтракать во второй раз, «по-настоящему», а потом мама убежала на работу.

«Татьяна Карловна» похвалила папину стрижку и взялась за мои волосы: решила заплести мне косы. Делала она это очень красиво и ловко, прижимая меня к своей груди, потом поцеловала в макушку и буквально вытолкала в школу: «Хватит опаздывать!» И пока она закрывала за мной дверь, мне показалось, что за её спиной мелькали испуганные папины глаза. Как если бы он поднимал табличку «СПАСИТЕ!».

В школе я поделилась с соседом Колей выданными мне на обед пирожками — он очень любил слойки с вишней. Обещала принести ещё и захватить пару котлет (они были огромные, с мою ладонь). Коля мне не поверил. Сказал, что я заболела «болезнью рыбака», потому что всё преувеличиваю, и таких котлет, какими бы вкусными ни были пирожки, не бывает.

Эх, Коля, это ты ещё про сокровища пиратов в парке и завод облаков ничего не знаешь!

Дома я готовилась увидеть папу в новых шерстяных носках, с заплетёнными на лысине косичками и так откормленного пирожками и котлетами, будто он объелся арбузом. Примерно так он обычно выглядел, если проводил с бабушкой хотя бы пару часов на даче. Но только я подошла к двери, как почувствовала запах сгоревшего пирога и услышала музыку: папа играл на фортепиано.

Оказалось, в то утро папа взял себя в руки. Пять раз отказался от третьего завтрака, не пустил бабушку наводить порядок на балконе и не сел разбирать с ней старые фотографии.

«Я вам сыграю», — сказал он.

И вот теперь в гостиной сидела передо мной улыбающаяся бабушка в кресле, а по комнате вальсировал этюд «К Элизе». Как потом признался папа, в одиннадцатый раз. Когда мелодия стихла, бабушка захлопала в ладоши и закричала: «Ещё!» Папа сыграл ещё.

На кухне висел, словно облако, густой дым, от пирога остались одни угольки, но это никого не расстроило. «Аркаша так хорошо владеет роялем. Аркаша такой молодец. Аркаше нужно в ансамбль и на телевизор. Я напеку Аркаше блинов», — охала и вздыхала бабушка. Она выбрасывала в мусор погибшую шарлотку, с любовью и восхищением глядя на папу. Папа стирал со лба пот и растерянно мне улыбался.

Я жутко гордилась: он встретил свой страх лицом к лицу и победил!

Теперь и мне срочно нужно было найти паука! Или хотя бы горячее какао.