Папа теряет музу

Папа рассказывал мне, что в детстве его очень расстраивала несправедливость. Когда в саду папу наказывали вместе с каким-нибудь хулиганом, в знак протеста он брал «обед молчания». Молчал весь обед и ничего не ел.

Если кого-то во время тихого часа ставили в угол, папа выбирался из своей кровати и подползал к несчастному, чтобы его поддержать. Он брал малыша за руку и лежал под столом, чтобы воспитательница его не видела. И иногда он засыпал. Но весь детский сад — рассказывал мне папа — знал о его любви к справедливости, и поэтому на него никогда не ругались.

«Мне казалось, что я делаю что-то важное…» — говорил папа.

Итак, папу вызывали на работу в дирекцию фестиваля. Обычно присылали курьера за папкой свежих фото, а тут — позвонили и попросили приехать в парк «для важного разговора».

Папа взял фотоаппарат и пару объективов. В папках лежали последние снимки засохшей, старой ёлки, которую вместе с гирляндой кто-то выкинул в конце мая, и целой горы цветных сухих макарон.

Оказалось, папины фотографии вызвали такую бурю эмоций и вдохновения, что теперь его хотели просить снимать ещё и для автора стихов в открытках и модельера.

Папе выдали новые папки — к красной, для кондитера, и синей, для композитора, добавились зелёная для поэта и чёрная для модельера.

И вот, проходя по длинному коридору с мягким красным ковром, словно по арене цирка, папа вдруг услышал… Вы не поверите, человеческие стоны и плач!

Оказалось, что за одной из дверей, на которой висела табличка «Для персонала», кто-то хныкал, плакал и рычал. Папа подошёл поближе, подёргал дверную ручку, потом спросил, кто плачет за дверью и можно ли ему помочь. Услышав голоса, он сильно толкнул дверь и зашёл в тёмный кабинет.

А там, за столами, под лампами, сидели мужчины и женщины. Их ноги были прикованы наручниками к ножкам стола! В конце кабинета, на длинной цепи, у плиты стоял кондитер. В густую, ароматную карамель падали солёные, горькие слёзы.



Среди пленников были те, для кого папа фотографировал вдохновение. Композитор оказался похож на старого уставшего пса, у него обвисли щёки (кажется, он давно не улыбался), торчали в разные стороны волосы, а «бабочка» давила на шею. Кондитер был совсем невысокий и очень худой, похожий на воробья. Модельер, лёгкая, хрупкая девушка, носила часики на запястье и огромные очки на кончике носа. Поэт был больше похож на учителя физкультуры, чем на поэта. Эти и другие «узники» фестиваля теперь смотрели на папу внимательно и со страхом. Когда они узнали, что папа — новый охотник за их «музами», они сперва обиженно отвернулись, а после рассказали, что их на самом деле вдохновляет.



Оказалось, кондитер любил скрип качелей, раскрошившийся кирпич и тоненькие линии фонарей на тёмной аллее. Композитор радовался лунной корочке остывшей овсянки, горам книг в кабинете, медленно плывущим потокам машин и кружащимся на каруселях детям. А вот модельер нуждалась в идеальных линиях плиток шоколада, паркета, тетрадок в клеточку и бегущих теней от прутьев забора.

Что любил автор стихов для открыток? Вообще, он был поэт. И его вдохновляла любовь.

Выговорившись, каждый из пленников фестиваля признался, что попал в «рабство» по собственной глупости, наивности или от слепой веры в дело. Заманивали творческих работников большими зарплатами, обещаниями командировок и поездок за границу, выставками, печатью книг и даже открытием кафе. А в итоге приковывали к столу наручниками, требовали, обманывали и кричали.

«Они жили прямо в здании дирекции фестиваля, — с полными непонимания глазами говорил нам папа. — И даже не могли позвонить родным или в милицию. Достав плоскогубцы из набора для починки фотоаппарата, я быстро перекусил все наручники — отпустил композитора, модельера, поэта и других заключенных. А вот с кондитером пришлось повозиться… В итоге мы отломали ножку стола, и он убежал домой, стуча цепью по ковру коридора…»

Эта история поразила нас с мамой: мы слушали с открытым ртом и не могли поверить, что это — правда. Но папа грустно опустил глаза и сказал, что искусство иногда требует жертв. Он пообещал нам сообщить об ужасном поведении организаторов фестиваля в милицию и своему однокласснику — настоящему следователю. А ещё — что больше не будет фотографировать для этого фестиваля.

Решительным движением руки отложив в сторону фотоаппарат, папа дал им и нам слово, что не проявит больше ни одного снимка:

«Золота у нас ещё много: не нужны мне их деньги. Напишу им на последней фотографии, что музу я потерял».

Знаете, что это была за фотография? Это был рыночный прилавок, на котором лежала свиная голова, а изо рта у неё торчала записка:

«Ушол на обет».


Загрузка...