Папа ищет работу

Папа ищет работу

Обычно по субботам мама варила папину любимую манную кашу. Перламутровая, словно ракушка из моря, она переливалась в тарелке, и, как цветные жемчужины, в ней сияли капли варенья.

Мама варила манную кашу без комочков, очень сладкую, густую, но не обжигающую язык и губы. Папа обводил взглядом кухню, посылал маме воздушный поцелуй и отправлял первую ложку каши в рот. Папе было так вкусно, он был так счастлив, что даже я, любительница гречневой, совсем не манной каши, нет-нет да и съедала полчашки.

Наутро после войны с молчащими телефонами и хрустальной музыкой папа отказался есть даже манную кашу. Волосы его взъерошились, усы распушились, глаза покраснели, а руки дрожали, как на морозе. За окном снегом и ветром хрустела зима. Мама спросила, не заболел ли папа. Он отрицательно качал головой: «Пишу». И действительно: словно снег, вокруг кровати, кресла и по всей гостиной валялись нотные тетради, листы, клочки бумаги — все в значках, иероглифах и нотах. Папа всю ночь сочинял музыку.

Кашу есть не хотелось и мне. Мама расстроилась, что никто в доме не ценит её заботу, и ушла к сестре, тёте Тане, пересаживать на балконе цветы. Мы с папой забились в разные углы квартиры: папа черкал карандашом по бумаге, я придумывала план, как ему помочь.

В голове крутились газеты, телефоны, поиск адресов киностудии и военного училища. Я пару раз вставала и безрезультатно набирала номера из объявлений. «Как им не стыдно, — думала я. — Зачем давать объявление и не брать трубку?»

А папа всё сочинял.

Вдруг, как молния или школьный звонок, в моей голове мелькнула, зазвенела идея.

Объявления! Там перепутали номера! Сейчас я пойду в редакцию газеты и найду настоящие номера киностудии и училища.

Схватив со стола газету, натянув ботинки и пальто, я выбежала на улицу и полетела в сторону Центрального телеграфа. У массивных дубовых дверей развернула последнюю страницу, чтобы убедиться, туда ли пришла. Адрес был верный.

Тётенька в будке у входа ласково спросила меня, как зовут мою маму. Я попросила подсказать, где отдел объявлений. Тётенька проводила меня по узким серым коридорам в маленькую комнату на третьем этаже.

В квадратной комнате с крашеными стенами, очень неуютной, пахло кофе, женскими духами, горячими батареями и корвалолом. За столами с телефонами и блокнотами сидели абсолютно одинаковые женщины с пышными причёсками и широкими плечами пиджаков.

«Тебе кого?» — спросила одна из них. От смущения я смогла лишь положить на стол газету и ткнуть пальцем в объявления, обведённые карандашом: «Номер неверный».

Тётеньки обступили меня и начали сверять что-то в своих книгах, блокнотах, записях и других газетах. Я рассказывала им долгую историю папы: как он работал водителем на съёмках кино, потом — на другой киностудии (про русалку говорить было нельзя); что он немного был военным, как чуть не уехал от нас, а потом выполнял секретное задание и помог найти пропажу четырём пожилым людям…

Мой рассказ всех очень растрогал и взволновал. Одна дама сказала, что «мои» объявления прислали по почте, другая — что авторы звонили по телефону и диктовали текст, а третья — что руководитель училища пришёл к ним сам, прямо как я сейчас, а директор киностудии прислал помощника.

Номера путались, цифры прыгали одна на другую, словно ноты в папиных тетрадях, моя голова закружилась, перед глазами всё завертелось. Вдруг женщины затихли и заулыбались:

— Милая, а если папа хочет стать учителем музыки или композитором, почему бы ему самому не дать объявление в газету?