Ответ (СИ)

Глава 15

— Скажи, что для тебя главное в жизни?

Олег не ожидал от Ивана такого вопроса и растерялся.

— Мне трудно ответить, — помолчав, отозвался он. — Как может быть главным что‑то одно? У меня много интересов в жизни даже сейчас, когда мы с сестрой попали в этот дом. Когда‑то я стремился во всем быть первым. Зубрил учебники, очень много читал и не жалел себя на тренировках. Потом влюбился, и эта любовь ненадолго отодвинула в тень все остальное.

— Почему ненадолго? — спросил Зверев. — Разлюбил?

— Потому что жизнь не может все время сводиться к любви, как об этом пишут в книгах. Если из моей исчезнет Зоя, я буду страдать, но лиши меня многого другого и этим тоже вызовешь страдания. Мне странно объяснять это тебе. Я потерял родителей и страдал, оказался вырван из привычной жизни, и это тоже не добавило счастья. Но нет ничего глупее, чем зацикливаться на своих страданиях. Нужно помнить прошлое, но жить будущим, поэтому я буду искать интерес в своей новой жизни. Все проходит, а время делает боль потерь не такой острой, позволяя жить дальше. Ты ведь тоже не бросился с лоджии вниз головой. Страдал, но хватило ума понять, что жизнь важнее чувств. Другая любовь будет, а другую жизнь дают только в играх.

Олег замолчал, и Иван не стал продолжать так неожиданно начавшийся разговор. Это был первый случай, когда он обратился сам, а не просто отвечал на слова соседа.

«Лед тронулся, как говорил в таких случаях Бендер, — подумал Олег. — Пожалуй, можно уже не выпендриваться, он скоро дозреет сам. Сходить, что ли, в парк, пока хорошая погода? Заодно поговорю с Зоей. Слышать ее голос приятней, чем воспринимать мысленно».

Он встал с кровати, причесался и направился к выходу из корпуса. Пока шел к парку, вызвал свою любовь.

— Хорошо, что ты позвонил, — сказала она. — Я сама хотела с тобой соединиться. Я сегодня из‑за вас поругалась с отцом.

— И в чем причина ругани? — спросил Олег. — Тянет с нашими родителями?

— Вот как с тобой о чем‑то говорить, если ты обо всем догадываешься? — засмеялась девушка. — Я спросила, почему нет результатов, а он ответил, что еще вообще вами не занимался! Представляешь, как я разозлилась? У него проблемы с бизнесом, а вам не горит! Сказал, что не будет формального усыновления, а найти порядочных людей, которые сами захотели бы взять детей в вашем возрасте, не так просто. А если на кого‑то давить…

— Правильно сказал, — одобрил он. — Мы нормально устроены и можем подождать. Я сам не стал бы кого‑нибудь усыновлять формально. Если с детьми что‑нибудь случится, за них придется отвечать. Когда знакомились с директором, она сказала, что в ее практике еще не усыновляли таких, как мы. Так что пусть твой отец решает свои сложности, а наши подождут. Не нужно на него давить.

— Я скучаю, — пожаловалась Зоя, — а вот ты, похоже, не соскучился. Признавайся, много у вас красивых девчонок?

— Я редко выхожу из комнаты, а они почему‑то ко мне не бегают. Недавно встретил одну вместе с сестрой, когда вышел в парк. Мордашка и фигурка — все на пятерку, жаль, что слишком молодая. А вот ты меня разочаровала!

— Это чем же?

— Своей ревностью. Я еще не дал повода, а ты уже ревнуешь. Что же будет, когда появятся поводы? Надо будет хорошо подумать, прежде чем подавать заявление в загс!

Они еще немного пообщались, а когда Олег разорвал связь, увидел Баха, гулявшего с какой‑то девочкой. Догнав эту пару, он окрикнул мальчишку:

— Привет! Вот уж не ожидал тебя увидеть. Познакомь со своей подружкой.

— Олег! — обрадовался Аксель. — И вы здесь? Здорово! Познакомься, это Лена Никитина. Лена, это мой друг, с которым я летел из Бельгии в Россию.

Олег не рассмотрел из окна машины встреченную в Польше девчонку, поэтому не смог ее узнать, но вспомнил сказанные ею имя и фамилию.

— Отца посадили? — спросил он и сразу же понял, что угадал.

— Будет три года чистить пострадавшие города, — буркнула она. — Я с ним после этого поругалась и больше не разговаривала!

— Тебя никто ни в чем не обвиняет, — успокоил ее Олег и обратился к в недоумении уставившемуся на них Акселю: — Все еще не понял? Лена дочь того типа, который угнал у нас машину. Его осудили, а ее отправили в детский дом. Удивительное совпадение в том, что мы все здесь собрались.

— Ну и ладно, — сказал мальчишка. — Для меня это ничего не меняет. Мало ли что сделает чей‑то отец, главное — кто ты сам!

— Тебя еще не пристроили к делу? — спросила Нина, увидев стоявшего у поручней Калхоуна.

— Я предложил свои услуги, — ответил он. — Сказал, что готов выполнить любую работу. Наверное, позже что‑нибудь найдут. Ты тоже, как я вижу, гуляешь.

— Меня можно использовать или на койке или на кухне, — невесело пошутила она. — Для этого нужно быть уверенным в том, что я не болею какой‑нибудь гадостью. Судовой врач взял кровь для анализов, скоро скажет результат. Не знаешь, почему стоим?

Час назад сухогруз вышел из порта, после чего почему‑то выключили двигатели.

— Ждем российский военный корабль, — объяснил Джон. — Ваше правительство по требованию египтян закрывает свою базу, вот один из кораблей и хотят отправить вместе с нами. Это хорошо, потому что в здешних водах появились пираты.

— Сколько будем плыть? — спросила Нина. — Ты общаешься с экипажем…

— Пять дней. Неужели с тобой никто не общается?

— Я еще не видела никого из женщин, а мужики заняты своими делами. Одного окликнула, так он от меня отмахнулся, да еще посмотрел как на шлюху. Знаю, что прибудем в Новороссийск, а там будут с тобой разбираться.

— А что будем делать, когда разберутся?

— Сейчас вернусь в каюту и свяжусь с тетей. Это самый близкий для меня человек из всех родственников. Попрошу, чтобы она перебросила на мой комм немного денег. Нам с тобой нужно добраться до Владимира, а это не сделаешь автостопом. Сейчас и у нас мало ездят на колесах, больше летают. Колесные только грузовики. Мы с тобой поедем поездом.

— Где этот Владимир и почему обязательно в него?

— В полутора тысячах километров от Новороссийска, недалеко от Москвы. Там у меня много родни, в том числе и тетя, у которой я думаю остановиться. Смотри, это не тот военный корабль, который мы ждем?

С востока быстро приближался узкий, странного вида корабль с невысокими, обтекаемой формы надстройками. Какого‑либо оружия они на нем не увидели.

— Крейсер, — сказал Джон. — Сейчас их все делают такими. Так легче снизить радиолокационную заметность. Запустили машины. Не хочешь спуститься в мою каюту?

— Не сейчас, — отказалась Нина. — И так будут говорить, что я шлюха, не хочу давать лишних поводов для болтовни.

Повсюду, насколько хватало глаз, простиралось море. Час шел за часом, но картина за окнами не менялась.

«И слава богу, — подумал Исаак. — Утонуть — паршивая смерть. И в этом море полно акул. Летим уже шестнадцать часов, большая часть пути позади».

— Сядем в Испании, — сказал сидевший на месте пилота Жиль. — Она не должна была сильно пострадать от цунами. Подожду, пока во Франции наведут порядок, и подамся туда. Нечего мне делать в Англии. Машину возьмете себе, а я заберу золото. Никто не хочет присоединиться?

— Я с тобой, командир, — отозвался Люк. — Испания — это то, что надо. В ней мало низменных мест, и почти все должно сохраниться. И не будет много беженцев, поэтому и мы без труда устроимся, тем более с золотом.

— Мы полетим дальше, — сказал Марк. — Где думаешь сесть?

— Сядем в Саламанке, — ответил Жиль. — Я там уже был и остался доволен. Зря не хотите остаться, сейчас вам в Англии не обрадуются.

— А куда полетим мы? — спросил Исаак. — У меня недалеко от Лондона должны жить друзья.

— Я лечу в Ньютаун, — сказал Марк. — В нем живет семья брата, а город далеко от побережья, поэтому должен уцелеть. Не хочешь переждать со мной, Феликс?

— Если твой брат не выгонит, то останусь, — ответил наемник. — Мне вообще некуда податься.

Разговор увял, и все молчали до подлета к Испании, когда на связь вышел один из диспетчеров.

— Пассажирам «мерседеса» с бортовым номером два ноля триста пятьдесят пять, — раздался из динамика автопилота голос на английском. — Сообщите свои коды и цель прибытия.

Жиль включил звуковую связь с автопилотом и отчитался за всех, после чего каждому пришлось назвать свой номер.

— Господа Леметр и Дюпре, — после минутной паузы сказал диспетчер, — вы собираетесь остаться у нас, а это возможно только при наличии у вас вкладов в испанских банках.

— Вкладов нет, — ответил Жиль, — но есть золото. Его должно хватить на то время, которое мы планируем у вас задержаться. Место высадки — Саламанка.

— Принято, — подтвердил диспетчер. — Учтите, что вы обязаны сдать в любой банк все имеющееся у вас золото! Его оценят, и вам откроют счета. И не забудьте посетить полицейский участок. Приятного полета!

Вскоре показалось испанское побережье, изуродованное прошедшими цунами. Над лишенной жизни землей летели всего несколько минут, а потом внизу замелькали зеленые рощи, поля и деревни.

— Я же говорил, что они почти не пострадали! — обрадовался Люк. — Вот Англию должно сильно затопить. Зря вы не хотите остаться с нами.

Ему никто не ответил, и до приземления больше часа летели молча. Жиль посадил машину на одну из площадей Саламанки, быстро простился с оставшимися и поспешил выйти. Обнявшись с друзьями, следом за ним ушел Люк. На место водителя сел Марк, ввел в автопилот код Лондона и приказал продолжить полет.

— Здесь уже есть связь, — сообщил он и включил свой комм. — Или русские не сбивали спутники, или их заменили резервными. Сейчас попробую дозвониться до брата. Во всяком случае, навигатор работает, и им можно пользоваться, а не лететь по компасу и карте.

Оказалось, что связь работает только в Испании, поэтому они ни до кого не дозвонились. Мало того, через два часа перестал работать навигатор, и пришлось опять перейти на полет по карте.

Больше двух часов летели над Бискайским заливом и еще столько же — над Францией.

— Ни одного зеленого пятна! — пораженно сказал не отрывавшийся от окна Феликс. — Все залито грязью и мусором! И это Франция! Тяжело придется французам, тем более что у них полно беженцев!

— Меня сейчас больше интересуют не французы, а семья брата, — отозвался Марк. — Надеюсь, что у него все благополучно, иначе нам придется устраиваться самостоятельно. Связи нет?

— Пока нет, — ответил пробовавший позвонить Исаак. — Это Английский канал?

— Да, — подтвердил наемник. — Берег будет минут через сорок. Может, тогда появится и связь. Напрасно ты боялся лететь в машине. За все время погода так и не испортилась!

Связь появилась на несколько минут раньше английского берега.

— Заработал! — радостно воскликнул Липман, показывая свой комм. — Сейчас попробую созвониться с другом. Если его не будет в Англии, есть еще код жены.

— Исаак? — услышал он удивленный голос Джона. — Ты же должен быть в Африке.

— С Африкой ничего не вышло. Я тебе расскажу потом, а сейчас ответь, могу я у вас устроиться? Меня везут на чужой машине…

— Летите в Сток‑он‑Трент, — ответил друг. — Убежище сушим, а все, кто выжил из моей семьи, собрались в кампусе Стаффордширского университета. Найдешь Гранта, он поможет устроиться на пару дней, а потом переберетесь в Сеймур‑Хаус. Я пока в армии, но это ненадолго. Рад, что ты жив! Потом поговорим, сейчас у меня служба.

— Я уже внес в автопилот координаты Сток‑он‑Трента, — сказал Марк. — А сейчас помолчите, я поговорю с братом… Гарри! Рад тебя слышать, брат!

— Марк? Слава богу, что ты жив, бродяга! — пришел ответ брата. — Где ты сейчас?

— Везу одного приятеля в Сток‑он‑Трент, а потом думаю с другим нагрянуть к вам в гости. Не прогоните?

— У тебя есть совесть — задавать мне такие вопросы? Я приму тебя и с двумя приятелями! У нас все в порядке и даже почти нет беженцев. Сильно поднялись цены на продукты, но я успел сделать большой запас. Уже начали наводить порядок, так что скоро будем жить не хуже, чем жили до войны, по крайней мере, до тех пор, пока не вернутся те, кто улетел во Францию.

В большом гараже стояла новенькая «Волга 3000», на крыше которой была закреплена труба пускового устройства ПТРК «Штурм». Один из находившихся здесь мужчин сидел в салоне, а второй, высокий и худой, нетерпеливо мерил шагами гараж и время от времени смотрел на дисплей комма.

— Ты еще долго будешь возиться? — не выдержал он. — Не укладываемся в отведенное время!

— Не мешай, — отозвался работавший в машине. — Для заказчиков важно не время, а результат. Сказать, что с нами сделают, если не будет нужного? Знаешь, сколько все это стоит? И расплачиваться придется не деньгами, а своими жизнями. Лично меня это не устраивает. Лучше еще раз проверить программу, чем прятаться до конца жизни.

Худой плюнул себе под ноги и продолжил нервно ходить по гаражу, пока его напарник не закончил работу.

— Все! — сказал выбравшийся из машины программист и захлопнул дверцу. — Теперь я уверен в том, что эта птичка прилетит куда надо и выпустит наш гостинец. Как твоя совесть? Через полчаса мы с тобой угробим уйму народа.

— Все когда‑нибудь умирают, — отозвался худой. — Президент угробил стольких, что нам за ним не угнаться. Хватит болтать, начинаем! — Он с помощью дистанционного пульта открыл раздвижные ворота и дал команду автопилоту на старт.

«Волга» бесшумно выехала из гаража и включила турбины.

— Лишь бы не сбили! — крикнул программист, провожая взглядом взлетающую машину.

— Сбить могут на подлете, а ракета пойдет раньше, — сказал худой и опять сплюнул. — «Атаку» не собьют — кишка тонка! Хана Мурадову! А нам с тобой нужно уносить ноги. Сейчас такое начнется!

— Как это могло произойти? — спросил генерал армии Сергеев, махнув рукой в сторону еще дымящихся развалин, бывших полчаса назад элитным домом.

— Применили армейское вооружение, на которое не была рассчитана охрана, — ответил генерал‑лейтенант Скворцов. — По словам уцелевшего наблюдателя, это была сверхзвуковая ракета с лазерным наведением, которую выпустили с машины. Судя по пусковой установке сбитой «Волги», это управляемая ракета 9М120 «Атака». Они уже сняты с вооружения, но еще хранятся на складах. В машине не самоделка, а заводской пусковой комплект, видимо, снятый со списанной техники. Номера приборов сняты, но их восстановят по номерам блоков. Через несколько часов будем знать, откуда их украли.

— Кто управлял пуском? — спросил министр обороны.

— Управление было от автопилота, Валерий Алексеевич, — ответил Скворцов. — Кто‑то взломал защиту искусственного интеллекта и заставил его выполнять свою программу. На такое способны очень немногие, поэтому мы быстро вычислим наиболее вероятные кандидатуры.

Недалеко от них села машина, из которой вышел директор СБ России, генерал армии Андрей Валерьевич Сенчин. Приказав сопровождавшим его офицерам остаться, он направился к Сергееву. Поймав взгляд директора, Скворцов поспешил отойти в сторону.

— Мне уже доложили о результатах, — нетерпеливо сказал Сенчин. — Меня интересует, что будем делать?

— Армия задавит любое проявление недовольства, — ответил министр обороны, — но лучше до этого не доводить. А в остальном… Военное положение еще никто не отменял…

— Вот именно! — перебил его директор. — Выборов не будет, но остается Дума. По Конституции государство должен возглавить Карцев. Вас это устроит?

— Я думаю, что вы о нем позаботились, — усмехнулся Сергеев.

— Правильно думали. Наш Алексей Васильевич узнал о гибели президента раньше меня и развил такую деятельность, что если бы его не остановили, то Дума уже заседала бы в полном составе. Беседа не помогла, поэтому его отправили под домашний арест и лишили всех средств связи. Я думаю, что нам мало сохранить стабильность и покарать участников заговора. Нужно воспользоваться случаем и убрать всех, кто мешает! Я говорил с Романом Николаевичем, и он полностью со мной согласен.

— Может, Попову и поручим? У министерства внутренних дел больше возможностей, чем у вас, а привлекать к этому армию…

— Надо собраться и все обсудить. Я сейчас сам приглашу всех, кто будет нужен.

— И это пенсия, которую тебе дали? — удивилась сестра. — Дважды пострадал от радиации, потерял здоровье — и цена этому пятнадцать тысяч?

— Я не дослужил до конца, — ответил Дэвид. — И пятнадцать тысяч — это немало! Я рассчитывал на меньшее.

Когда прилетели в Штаты, всех быстро допросили и отправили на обследование. По его результатам даже Бенсон мог продолжать служить, не говоря уже о рядовых. Он вспомнил о галмугудском инциденте и закатил скандал. В результате председатель комиссии предложил написать рапорт на увольнение. Ему занесли в комм двадцать тысяч, и дали разрешение на бесплатный проезд. Позже узнал и размер пенсии, который так возмутил сестру. Дэвид приехал к ней, потому что нужно было куда‑то приткнуться, а она осталась единственным близким родственником. Учитывая обстановку в стране, к более дальним лучше было не соваться. Муж сестры работал инженером на фабрике чипсов в небольшом городке Салмон в штате Айдахо и уже должен был выплатить кредит на покупку их большого двухэтажного дома.

— Это было хорошо до войны! — мрачно возразила Холли. — Сейчас доллар обесценился в пять‑шесть раз, а по ценам на продукты — еще больше! Часть счетов заморозили, а по займам приходится платить! А в Конгрессе обсуждают предложение их индексировать! Мол, раз подешевел доллар, то и платить нужно больше! И говорят, что к тем, кто не пускает беженцев, их начнут селить насильно! Я вчера говорила с Атчесоном, так он сказал, что восстанавливать затопленные территории можно будет только лет через двадцать! Это наш профессор, ты его должен знать. Представляешь? Двадцать лет жить с совершенно чужими людьми! Сказали, что им будут строить жилье, но я уже никому не верю. Объясни, зачем мы полезли в эту Европу? Русские действительно нам угрожали, или это очередная ложь?

— Я не знаю, — ответил он. — Может быть, угрожали европейцам, а нам врезали, потому что видели нашу подготовку к войне. Не вижу я других причин для вражды. Им ведь тоже досталось.

— Ладно, — сказала Холли, — будем считать, что один беженец у меня уже есть. Как‑нибудь проживем на зарплату мужа и твою пенсию. Не вечно же будет длиться этот кошмар. Лишь бы не было беспорядков. Все недовольны, и у многих есть оружие. У нас пока тихо, а на юге уже были бунты. Пока бунтуют темнокожие и чиканос, и их удается разгонять, но уже пошли слухи об отделении штатов! Многие не хотят брать на содержание беженцев, а правительство может только печатать деньги. Мало того что много заводов разрушила волна, так теперь повсюду сокращают производство, а многие совсем закрываются. Тоби говорит, что и у них трудности из‑за того, что не получают какую‑то химию из Луисвилла, а больше ее нигде не купишь. Как бы и его не уволили!

Президент Франции Дайон Деларю обдумывал, что ответить на неожиданное предложение русского президента, когда в дверь постучал и, не дожидаясь разрешения, вошел его секретарь.

— Я извиняюсь, господин президент, — растерянно сказал он. — Вы отключили свой комм, а у нас срочное сообщение из России. Убит Мурадов…

— Как убит? — тоже растерялся Дайон. — Объясните толком, Робер!

— Было покушение… Вроде взорвали его дом. Достоверно известно только о смерти, все остальное — это слухи. Официального сообщения еще не было. Власть в руках силовиков, а Думу пока не собирали. Наш посол считает, что и не соберут. Русских сейчас больше устраивает диктатура.

— Идите! — расстроенно сказал президент.

Его печаль не была следствием теплых чувств к русскому коллеге, а объяснялась опасениями того, что отзовут предложение, которое вчера в личном разговоре передал Мурадов, ну и опасением диктатуры у такого сильного соседа, как Россия. Военные во всем мире предпочитают дипломатии язык силы.

Немного подумав, Дайон включил комм и связался с министром иностранных дел Камю:

— Фредерик, у меня для вас дело. Выйдите на русских и узнайте, что у них думают по вчерашнему предложению президента. Потом свяжетесь со мной по закрытому каналу.

Все шло так хорошо — и вот теперь это покушение! Вчера, незадолго до обеда, с ним связался Камю и передал приглашение Мурадова о приватном разговоре. Он велся через личные коммы по специальному межправительственному каналу связи. Оба прекрасно знали английский, поэтому обошлись без переводчиков.

— Приветствую вас, Ваше Превосходительство, — поздоровался русский президент. — У меня есть предложение, которое хотелось бы обсудить.

— И я вас приветствую, Ваше Превосходительство, — отозвался Делару. — Говорите, я внимательно слушаю!

— Давайте общаться без лишних формальностей, — предложил Мурадов. — Скажите, вам очень нужны поляки?

— Я вас не понял… — растерялся Дайон.

— Вы потеряли две трети своей территории, — продолжил русский, — и не сможете заняться восстановлением раньше чем через десять лет. При желании займете земли Германии и Польши, но для этого потребуется ждать еще дольше. Потеряны две трети пашен, больше половины промышленности и электростанций, а на уцелевших землях, помимо семидесяти пяти миллионов французов, собрались восемьдесят миллионов немцев, сорок — поляков и двадцать пять — англичан. Вы вынуждены покупать продовольствие в обмен на промышленное оборудование, которого и без того не хватает.

— Вы не сказали мне ничего такого, чего я не знал бы! — рассердился Дайон. — Могли бы добавить и то, кому мы всем этим обязаны!

— Не кипятитесь! — отбросив дипломатию, сказал Мурадов. — Я хочу помочь, а не поиздеваться, как вы, должно быть, подумали. Зная о неизбежности войны со США, мы приготовили большой жилой фонд и запасли продовольствие, чтобы было куда эвакуировать свое население из пострадавших районов. Планировалось, что таких переселенцев будет не меньше двадцати миллионов.

— А их оказалось меньше, — догадался француз. — И чего вы хотите? Неужели поделиться с нами продовольствием?

— В первом угадали, а во втором — нет, — улыбнулся Мурадов. — Мы не собираемся ничем с вами делиться, наоборот, я думаю, что вы поделитесь с нами беженцами. Скоро наступят холода, а у вас многие из них не устроены. Пусть улетят англичане, все равно вам не пережить зиму без серьезных потерь. Для этого у вас недостаточно жилья, продовольствия и энергии. Не хватит даже лекарств лечить больных. Думаете, французы будут долго терпеть? К тому же от немцев в будущем получите большую пользу, а какая польза от таких неуживчивых и спесивых соседей, как поляки?

— А для чего они вам? — спросил Дайон.

— Они не любили русских без существенных оснований, а теперь такие основания появились, — объяснил Мурадов. — Через несколько лет их численность сократится вдвое, а выжившие вернутся на свои не сильно загрязненные территории. Эта ненависть на много поколений. Мы были вынуждены поступить так, как поступили, но им бесполезно что‑либо объяснять. Зачем нас такие соседи?

— И вы хотите таких врагов привести на свою землю? — не понял Дайон. — Я это сделал бы с единственной целью — понемногу всех истребить.

— Никто не собирается истреблять целый народ, — возразил русский. — Если вы их выгоните, многие поляки сбегут на Украину и к вашим соседям или вернутся в Польшу. Но часть тех, в ком не так сильны страх и ненависть, уйдут к нам. Мы найдем им применение и запретим покидать место жительства. При длительной целенаправленной пропаганде можно изменить любого. Во всяком случае, их дети будут мало отличаться от русских.

— А число выживших и вернувшихся в Польшу сократится намного больше! — добавил Дайон. — Вряд ли поляки уживутся с украинцами, и эта свара тоже пойдет вам на пользу!

— Вы бросили Украину, а мы ее не подобрали, — возразил Мурадов. — Для нас нет выгоды в страданиях ее народа, но мы не собираемся вытягивать украинцев из того дерьма, в которое они влезли с вашей помощью. Не те у нас отношения, да и своих забот хватает.

— Одно дело отказать в помощи, когда ее нечем оказывать, — сказал француз, — и совсем другое — выгнать вон. Это неприятно и приведет к тому, что ненавидеть будут не только вас и американцев, но и нас. Вы на это рассчитываете?

— Вы окажетесь в хорошей компании. Вызовите ненависть поляков, но сэкономите продовольствие и лучше устроите оставшихся. Я даже готов вам помочь, но только лекарствами и теплой одеждой. В конце концов, мы с вами не вроевали.

— Господин президент! — вышел на связь Камю, оторвав Делару от воспоминаний. — Я говорил с министром иностранных дел. Господин Бершин подтвердил, что сделанное президентом предложение сохраняет силу.