Отморозок 6

Глава 15

Две неполные команды, по семь человек в каждой, увлеченно гоняют потертый, видавший виды кожаный мяч по серому, пересохшему от жары футбольному полю. Ну как футбольному. О том, что открытая площадка, с растрескавшейся от жары землей, является футбольным полем, говорят только стоящие друг напротив друга рассохшиеся от времени деревянные футбольные ворота. Земля под ногами твердая как бетон, но только это бетон с хорошей примесью пыли, которая поднимается легким серым облачком вверх, как только чья-то нога посильнее топнет по поверхности. Поэтому, вся площадка сейчас в легкой пыльной дымке, которую гоняет туда сюда легкий ветерок, немного облегчающий вечернюю жару. Обе команды играют голыми по пояс в перетянутых веревкой драных штанах и старых ботинках, или остроносых туфлях, некоторым из которых, что называется «хочется поесть каши», поэтому подошва такой обувки, притянута к верхней части проволокой или веревкой. Разгоряченные тела густо покрыты все той же серой пылью, по которой чертят замысловатые дорожки многочисленные струйки пота.

— Серега, на меня! — Громко кричит лейтенанту Самурову, которого блокирует двое защитников, Коля Дудкин, ловко вышедший прямо к воротам. — Давай! Я пустой.

Самуров, показав рывок в сторону, ловко перекидывает мяч через голову защитников и Дудкин, видя спешащего к нему Абдулло, через себя, в эффектном падении, забивает мяч прямо в девятку, несмотря на отчаянный бросок вратаря Равиля Гайфутдинова.

— Г-о-о-л! — Несется крик над футбольным полем и невысокий, но жилистый Дудкин, пружинисто вскочив с земли, победно вскидывает руки вверх.

Охрана и несколько десятков вооруженных «духов» увлеченно смотрят за игрой. Все-таки, какое никакое развлечение. Некоторые радуются вместе с Колей. Большинство зрителей поставили деньги на одну из команд, и теперь шансы тех, кто поставил на выигрыш команды Дудкина возрастают. Счет три-два в пользу забившей команды. На время здесь забыто кто является охранником, а кто заключенным. Сейчас, здесь на поле есть только игроки и болельщики. А так как обе команды состоят из заключенных, то «духам», по большому счету, все равно за кого болеть.

Я играю за проигрывающую сторону и нам как раз самое время отыграться. Но, если честно, сейчас меня совсем не волнует выигрыш или проигрыш, впрочем как и сама игра. Тренировки я использую только для того, чтобы наладить связи между советскими военнопленными из разных подвалов. Когда парни из моей камеры только узнали о задумке с футбольным матчем, то поначалу не оценили цели замысла.

— Игра с «духами» ни к чему хорошему не приведет. — Как от зубной боли скривился Самуров. — Судья и арбитр по любому будут подсуживать своим. А если ты поставил еду против принятия ислама, они из кожи вон вылезут чтобы нас засудить, а потом заставить ходить к мулле.

— Ты не понял, — с досадой качаю головой я. — Наша задача не выиграть, а получить возможность свободно общаться и готовить побег. Если мы даже и проиграем, ну будут нас организованно водить к мулле, а тот будет вести с нами беседы, ну и что? Мы просто потянем время, якобы чтобы получше узнать учение, а сами будем делать все, чтобы поскорее смыться отсюда. Не нужно открыто противостоять Абдурахмону и нарываться на репрессии. Сделаем вид, что поддаемся, а сами, усыпив бдительность, ударим когда настанет нужный момент.

— Ну ладно, — пожал плечами Сергей, — Давай пробовать, все равно по-другому не получится. Только, мне по любому не хочется проигрывать этим сволочам.

— Так и не надо специально «духам» проигрывать, — удивляюсь его упрямству в такой мелочи. Вроде взрослый человек и офицер десантник, а заводится по поводу игры как ребенок. — Давай напряжемся, выиграем, и этим утрем им нос. По большому счету: что сову о пенек, что пеньком о сову, все равно сове не жить.

Для нас это уже третья тренировка и через пару дней должен состояться «матч века», как в шутку говорят все советские военнопленные, которым очень хочется именно выиграть. Мне удалось переговорить с теми, на кого указал Сергей и я получил их согласие на участие. Всего сейчас о предстоящем восстании знает восемь человек, чуть больше половины. Это те, кого Самуров посчитал абсолютно надежными. Остальные, не то чтобы ненадежные, но есть определенные сомнения на их счет. В основном это ребята «азиаты», на счет которых у лейтенанта есть определенный пунктик. Надеюсь, что когда дойдет до дела, они к нам присоединятся. Главное набрать критическую массу для побега, а там глядишь, мы еще и афганских военнопленных к себе подтянем.

Самые большие сомнения вызывают два человека: таджик Абдулло, который имеет почти свободный ход по территории лагеря и запанибрата со многими «духами» и узбек Исломутдин, настроение которого очень неровное. Исломутдин, то молчит уставившись в стену, то начинает плакать и жаловаться на свою несчастную судьбу. Кроме того, он постоянно скандалит в остальными сокамерниками, и его сторонятся даже свои. Вообще, он с нашими общается мало, и в последнее время стал очень набожным. Может готовится в воины джихада? Все наши военнопленные азиаты — мусульмане. Как, кстати, и татарин Равиль, но Абдулло и Исломутдин уж очень ярые. Хотя, из них двоих, мне больше симпатичен Абдулло, он хоть и вхож к духам, с нашими тоже всегда приветлив, и делится тем, что ему перепадает за оказанные услуги и не стучит надзирателям.

Тем временем на поле назревает новая атака наших ворот. Нападающие из противоположной команды ловко распасовывают мяч, а наши игроки пока только беспомощно бегают туда сюда, пытаясь перехватить его у юркого и быстрого Дудкина и длинноногого Самурова. Хотя, пока игра идет ближе к центру и непосредственной опасности нашим воротам нет. Снова уношусь мыслями вдаль.

Меня еще немного волнует интерес американцев к моей скромной персоне. В нашу встречу дома у Смита, немного увлекшись спором, я болтанул лишнего, выйдя за рамки своей легенды и показав, что могу быть кем-то большим, чем простой солдат-срочник. Там, в горах у Рахима, мне нужно было по любому заинтересовать Джона, чтобы он вытащил меня из ямы. Там все получилось, но теперь интерес американцев может уже сыграть против меня и сорвать операцию. Хотя шансов, что они как-то вычислят, что я подсадной не много. Ведь наши споры о геополитике как раз выдают то, что я не профи. Тот бы не стал так раскрываться, и вообще вести политические дебаты сос воими тюремщиками. Скорее, они примут меня за какого-то скрытого диссидента и будут продолжать вербовать на свою сторону. Свои знания, я удачно объяснил хорошей школой и мамой с папой советскими интеллигентами. Возможности амеров добыть на меня настоящее досье очень сильно ограничены. Это вам не времена Горбачевской перестройки и не «демократическая Россия», когда любая информация, даже секретная, течет на «ту сторону» изо всех дыр. Значит, здесь как и с Абдурахмоном, нужно тянуть время и готовить восстание. Оно должно произойти раньше, чем моя игра будет раскрыта.

— Г-о-о-л! — Снова радостно кричит неутомимый Дудкин, только что забивший четвертый мяч.

Зараза! Я задумался и проморгал его прорыв со своей стороны, и теперь на меня укоризненно смотрит вся команда. Виновато развожу руками. Вообще-то, Дудкин несколько лет серьезно занимался футболом и даже играл за свой университет, теперь именно он выполняет обязанности тренера, натаскивая нашу разношерстную команду к предстоящему матчу. Хотя, моей вины в прорыве это не снимает, ушел в свои мысли и проморгал рывок Николая. М-да, судя по времени, оставшемуся до конца, эту игру мы точно продуем.

— Да будет благословлен Аллахом твой дом Махмуд, — во двор под хлипким навесом которого стоят два стареньких фордовских грузовика, входит пожилой мужчина в старом местами зашитом, но чистом халате.

— Благодарю Нияз, пусть и твой дом не оставит милость Аллаха. — Степенно отвечает ему крепкий мужчина лет пятидесяти на вид. Он сидит под навесом и наблюдает как двое молодых парней увлеченно копаются в двигателе одного из его грузовиков. Еще двое мужчин возятся с подвеской под кузовом второго грузовичка.— Проходи, садись, я сейчас крикну Зейнаб, чтобы она принесла чаю.

По местным меркам, это весьма зажиточное домовладение. Здесь есть выложенный из глиняных кирпичей дом из нескольких комнат, для теплоты в холодные зимы и сохранения прохлады жарким летом обмазанный дополнительно толстым слоем кизяка вперемешку с той же самой глиной и соломой. По двору сосредоточенно ходят тощие голенастые куры, выискивая чтобы склевать. В деревянной загородке стоит коза с раздутым выменем. Вошедший некоторое время внимательно смотрит на работающих молодых людей, а потом с завистью говорит.

— Хорошо иметь большую семью и когда в ней много молодых мужчин. У моих дочерей одни девочки. Молодые красивые, а что толку. Мужчины — это кормильцы, а девчонки только лишние рты, а их еще замуж удачно пристроить нужно. А у тебя есть сын и еще племянники приехали. Теперь твои дела точно пойдут в гору.

— Не сглазь Нияз, прошу тебя. Сам знаешь, как тяжело поначалу я тут устраивался. У меня еще за эти грузовики не выплачено. Надо много работать, чтобы их у нас не отняли за долги. — Скривившись качает головой хозяин двора. — Хорошо, что мои родичи понимают в ремонте машин и не надо платить механикам со стороны.

— Что ты Махмуд, — словно защищаясь поднимает руки гость. — Я желаю твоему дому только процветания и достатка. Вот увидишь, пройдет немного времени и ты выплатишь все долги. А твои племянники уже сейчас завидные женихи.

Хозяин дома только вздыхает, понимая, что скоро эта спокойная жизнь для него закончится, а впереди неизвестность. Он — этнический пуштун, родившийся и проживший почти всю жизнь в Афганистане в далеком горном кишлаке. Новую власть в стране Махмуд принял без восторга, но и ее противником он так же не был. Жители его горного кишлака в основном поддержали изменения в стране, надеясь, что и к ним вскоре придут изменения к лучшему, как это случилось во многих населенных пунктах в долине, где новые власти начали строить дороги, школы и больницы. Люди там получили работу и жизнь их стала намного легче.

Когда у них в кишлаке Царандой образовал комитет самообороны, получилось так, что сельчане выбрали главой комитета именно Махмуда, которого уважали за основательность и рассудительность. Ему не хотелось занимать эту должность, но и отказаться от доверия сельчан, он тоже не смог. Махмуд даже побывал на обучении в Кандагаре, где ему и еще нескольким сотням крестьян в течении двух недель рассказывали о новой жизни и о том, что еще предстоит сделать чтобы построить новое общество равенства и процветания. По началу и у них в кишлаке все складывалось вполне неплохо, они получили новую технику и готовились к посевной, но на деле, все оказалось не так просто.

В один из дней на кишлак напали сидящие в горах шайтаны, чтобы их покарал Аллах. Они убили почти всех, кто был в комитете самообороны. Уйти удалось только заранее предупрежденному Махмуду вместе с женой, дочерью и сыном. Сначала их приютили на своей базе шурави, которые рассчитались с горными шайтанами за убитых комитетчиков. Но Махмуд уже не вернулся к себе в кишлак. Несмотря на уничтожение одной банды, в горах бродили другие, а большинство поддержавших перемены были уже мертвы и Махмуду с семьей грозила та же участь. А потом, на базу шурави приехал большой человек из Союза и имел очень долгий и обстоятельный разговор с главой семьи. Махмуд, которому было некуда деваться, принял предложение этого человека и в результате, пройдя специальную подготовку, два года назад оказался в лагере Бадабер.

По началу ему и его семье было очень не просто освоиться на новом месте, среди тысяч незнакомых людей, как сухие листья сорванных с мест проживания ветром войны. Потом, с помощью тех самых шурави, а точнее их денег, он поднялся на ноги и купил этот дом и старенький грузовичок, занявшись местными перевозками грузов. Сын Махмуда Джамиль — семнадцатилетний подросток, стал работать в лагере, где обучаются боевики, выполняя подсобные работы и имея туда свободный проход. Именно он приносит важные сведения, которые Махмуд передает далеким шурави через тайник. В последнее время Джамиль снимает информацию, которую с помощью внешне безобидных рисунков, передает кто-то из советских военнопленных. Смысла рисунков не понимает ни Джамиль, ни его отец. Им нужно только воссоздать рисунок в точности и положить бумажку в тайник.

Две недели назад у Махмуда в доме появилось четверо молодых парней. Знал бы сосед, как трудно было устроить этих «племянников» в лагерь. Махмуд заплатил пройдохе коменданту лагеря кругленькую сумму, за то, чтобы тот побыстрее оформил нужные документы и не задавал не лишних вопросов. Хорошо, что его легенда о зажиточном владельце двух грузовиков объясняла откуда у него такие деньги.

Соседям он представил гостей как дальних родственников, убежавших от Советов, благо пришедшие парни не отличаются внешне от афганцев. Трое из них говорят на пушту и фарси, как будто они всю жизнь прожили в Афганистане, но они точно не афганцы, четвертый изъясняется только на пушту, причем гораздо хуже остальных поэтому, он играет роль немого и сидит в основном во дворе помогая по хозяйству, в то время как остальные активно изучают окрестности и занимаются развозом грузов.

За месяц до появления гостей Махмуд, по приказанию из центра купил еще один грузовик. Приехавшие быстро влились в нехитрый местный быт, помогая Махмуду с перевозками и работой по дому. Сейчас гости с той стороны тщательно приводят обе машины в порядок, значит скоро случится то, ради чего они пришли, а Махмуду придется еще раз сменить место жительства. Деньги, которые позволят его семье больше ни в чем не нуждаться, он получит перебравшись на новое место жительства в другой стране. Возможно, он и там будет выполнять поручения шурави, но они уже никогда не будут такими опасными как то, которое над которым он работает прямо сейчас. В этом ему поклялся именем Аллаха доверенный человек, который изредка посещает Махмуда.

В том, что Махмуду с семьей скоро придется уходить из лагеря, никакого сомнения нет. Оружие, которое принесли с собой гости, спрятав его в заранее устроенный тайник, их жесткие глаза и четкие уверенные движения, явно говорят о том, что скоро здесь станет очень жарко.

Эдик, которого теперь зовут Инал, вместе с Фарухом перебирает подвеску на грузовичке, в то время как Немруд и Рафат возятся с двигателем другой машины. Оба грузовичка в преддверии предстоящей операции должны быть в полном порядке. Техника не должна подвести, от этого зависит слишком много жизней. Возня с машинами позволяет скоротать время и отвлечься от лишних мыслей. Эдик сам рвался сюда и когда попал в группу, которая должна была работать по эту сторону границы испытал законную гордость.

Больше чем полгода жесткой подготовки, которую прошла их группа кандидатов не пройдут даром. Отморозку выпала еще более сложная доля. Он сейчас где-то в подвалах крепости, с одной стороны, вроде бы совсем рядом, а с другой — безмерно далеко. Как он там? Эдик верит, что Юра сможет выжить и выполнить свою задачу. За время их знакомства и завязавшейся дружбы, он убедился, что это уникальный парень, находящий выход из любой, казалось бы самой сложной ситуации и умеющий повести людей за собой. А еще Юра хороший друг и вообще классный парень, Эдик всей душой желает ему удачи и надеется на скорую встречу.

При другом стечении обстоятельств, на месте Юры легко мог бы оказаться именно он, и тогда уже ему пришлось бы готовить восстание в крепости, а Отморозок возился бы сейчас с подвеской старенького «форда», думая от том, каково там Горцу. Но судьба распорядилась по другому и это, наверное, справедливо, если в этом мире вообще есть справедливость.

В заброшенной центром в Пакистан группе обеспечения и поддержки, Эдик самый молодой. Остальные — этнические таджики, великолепно знающие пушту и фарси и разбирающиеся в местных обычаях. Это офицеры из «мусульманского батальона» спецназа ГРУ, они на несколько лет старше и имеют куда более богатый боевой и жизненный опыт. После пары недель совместной подготовки на острове в Асадабаде, группа совершила недельный переход до Бадабера. Их аккуратно провели тайными тропами и вывели к «окну», на границе, а потом, оттуда тайно доставили в лагерь беженцев. В приграничных с Афганистаном районах Пакистана у ГРУ есть своя агентура, обосновавшаяся здесь за время афганской войны. Не все прошло совершенно гладко и по дороге, на афганской стороне у них даже был огневой контакт с группой «душманов» в горах, но, в конце концов, группа в полном составе и без потерь оказалась в лагере.

При устройстве в лагерь тоже пришлось поволноваться. По легенде Эдик немой и может только угукать и изъяснятся знаками. Хорошо, что он достаточно хорошо знает язык, чтобы понимать смысл вопросов, которые ему задавали толстый комендант лагеря и его помощник, когда оформляли документы на проживание. Остальные члены группы прошли собеседование без проблем. Что возможно еще объясняется и толстой пачкой денег, которую их хозяин Махмуд, ловко сунул в безразмерный карман халата коменданта.

За время дороги и пребывания в лагере, Эдик крепко сдружился со своими молчаливыми, но надежными товарищами. Но все же ему сильно не хватает именно Юрки. Сейчас он каким-то особым чутьем ощущает, что скоро, очень скоро, их тягучее ожидание сменится бешеной активностью и тогда, только успевай поворачиваться.

Сегодня на поле все совсем по другому. Это уже не тренировка, а сам «матч века». Две команды выстроились друг напротив друга. Перед нами, голыми по пояс, в оборванных штанах и в видавшей виды латанной-перелатанной обуви, стоят крепкие бородатые ребята хоть и в разносортных, но в хороших спортивных костюмах и кроссовках. На лицах наших соперников, которые скорее противники, большими буквами написано презрение к кучке жалких оборванцев, которыми мы сейчас объективно и являемся. Глядя на это, у наших ребят проступает на лицах злая решимость дать настоящий бой.

По большому счету, нам нет нужды выигрывать этот матч. Нет даже нужды вообще его играть, все это было затеяно только для того, чтобы получить возможность свободного общения и подготовки к восстанию. Все это так, и все, что необходимо было сделать, уже сделано, но играть по любому нужно, чтобы не вызвать подозрений. Мои товарищи, хотят не просто играть, они хотят выиграть, чтобы хоть так сбить спесь с этих самодовольных рож. Значит, я тоже буду биться вместе с ними за победу до конца, чтобы она предварила собой следующую, гораздо более важную.

Вокруг поля рядами расставлены скамейки на которых сидят особо уважаемые люди лагеря. Почетное место под сооруженном наскоро навесом с мягкими удобными стульями стоящими на деревянном помосте отведено для полутора десятка иностранных инструкторов, среди которых я вижу Бена и Джона. Они мне даже помахали, улыбаясь своими великолепными белыми зубами. Под отдельным навесом, на специально принесенном откуда-то большом мягком кресле сидит улыбаясь начальник лагеря Абдурахмон. Наверное, предвкушает как его люди сейчас будут вбивать нас в пыль стадиона. Основная масса пришедших поглазеть на необычное развлечение курсантов и местной обслуги, будет стоять, или сидеть прямо на земле, что, впрочем, для крестьян, которыми большинство «духов» и являются, вполне привычное дело.

Всего, по моим прикидкам, здесь собралось не менее полутысячи человек, и их симпатии, явно не на нашей стороне. Сейчас зрители оживленно переговариваются, кричат что-то своим землякам оказавшимся в команде моджахедов и у всех приподнятое настроение в ожидании победы над кяфирами. Главный судья игры сам Абдурахмон, роль полевого судьи будет выполнять один из американских инструкторов, который сам вызвался на эту роль. Не думаю, что судейство будет честным, а значит, чтобы выиграть, нам нужно забивать и забивать.

Абдурахмон внимательно рассматривает нашу команду и подзывает к себе адъютанта, шустрого молодого парня который вечно крутится рядом с ним. Он что-то шепчет ему на ухо и тот, почтительно кивнув, выбегает на поле чтобы громко объявить.

— Русские одеты неправильно для игры. У них на ногах тяжелая обувь и они могут травмировать своими ботинками наших славных воинов Аллаха. Абдурахмон-ага приказывает русской команде снять обувь и играть босиком.

Вот жеж гад ползучий! Конечно, у нас на ногах драные ботинки и туфли. И да, это может быть проблемой для ног противоположной команды. В тренировочных матчах несмотря на то, что мы щадили друг друга, по ногам моментами прилетало не слабо. Но ведь другой обуви у нас нет, а играть босиком на этом поле и против таких противников, это реальная жесть.

Что тут поделаешь, развожу руками и киваю Дудкину, нашему капитану. Тот только морщится и делает знак. Вся команда идет на край поля, чтобы скинуть с ног свою плохонькую обувку. Из общего числа пятнадцать военнопленных, в игре будет участвовать только тринадцать человек. Одиннадцать основных игроков и двое запасных. Рустамов Нияз играть в футбол совсем не умеет, а Исломутдин просто отказался без объяснения причин. Даже Абдулло сегодня в основной команде, и сейчас он послушно скидывает с себя свои довольно неплохие туфли вместе с остальными. Ну и хрен с ним, с этим Исломутдином, который даже на игру не пришел, но заметочку о нем, я в голове все же держу.

Наконец, все формальности улажены, команды снова выстраиваются друг напротив друга. Сначала жеребьевка. Арбитр подкидывает монету. Решка. Противники выбирают вводить мяч в игру. Мы выбираем ворота, так чтобы яркое солнце слепило наших соперников.

— Пацаны работаем в пас, смотрим на меня и не держим мяч подолгу, — В который раз наставляет команду Дудкин, который как самый опытный игрок, у нас и за тренера и за капитана, — В атаке я, Самуров, Шевченко и Абдулло. На средней линии Карлаков и Васюков, остальные в защите.

Все понимают о чем идет речь, недаром Коля на тренировках вдалбливал нам в голову различные тактические схемы. Никто из нас, кроме Дудкина, футболом нормально не занимался, ограничиваясь игрой на уроках физкультуры и у себя во дворах. На воротах стоит Гайфутдинов, которого выбрали по нехитрому принципу — «потому, что у него получается лучше всех». Двое наших запасных сели прямо на землю за воротами рядом с Рустамовым. Это, наверное, единственные люди, которые сегодня будут болеть здесь за нас.

Хотя, по всему видно, что наши противники тоже те еще футболисты. Гонору много, а толку чуть. Их, скорее всего, в команду отбирали по принципу чем здоровее, тем лучше. Но нам это только на руку, больше шансов вытянуть этот матч на морально-волевых.

Звучит трель свистка. «Духи» неторопливо распасовывают мяч в центре поля. Часть их полузащитников по флангам вытягивается по направлению к нашим воротам, и в этот момент, Коля Дудкин, как торпеда, резким рывком устремляется вперед и умудряется перехватить мяч у дородного бородача с необъятным пузом, который слишком вальяжно принимал пас. Ловко проскользнув змейкой между двумя замешкавшимися «духами», Дудкин совершает быстрый рывок вперед к воротам противника. Вслед за ним по левому краю несется Самуров, чуть дальше Абдулло, преследуемый по пятам полузащитником. Оттянувшиеся в надежде на развитие атаки к нашим воротам игроки соперников, топоча как слоны, во весь опор, несутся обратно. Но куда там, Дудкин, наткнувшись на двух оставшихся у ворот защитников, сразу передает мяч на Самурова. Защитники кидаются вслед. Самуров принимает мяч на грудь и четко обработав, идет с ним по левому краю, уходя от защитников.

— Серега, назад! Я пустой! — Кричит ему Дудкин.

Ловко оттормозившись, Сергей перекидывает мяч через неловкого здоровяка, возвращая его обратно Дудкину, который ножницами в прыжке всаживает мяч точно в девятку. Гол! Супер! Не прошло и минуты с начала матча, как мы открыли счет. Дудкин тут же подхватывается с пыльной земли, и отряхнувшись, дает нам знак оттягиваться назад.

Шум за пределами поля как по команде стихает, а потом переходит в возмущенный ропот. Местной публике явно не нравится, что «грязные гяуры» так легко забили мяч в ворота их команды. Абдурахмон зло морщится на своем кресле и, нетерпеливым движением руки, подзывает своего адъютанта, что-то шепча ему на ухо. Американцы весело переговариваются, а Бэн и Джон показывают мне большой палец, кивая на нашу звезду Дудкина. Я и сам знаю, что Коля у нас красавчик.

Продолжаем игру. Бегать босиком по твердой как бетон, и горячей как раскаленная плита, земле не очень приятно, но никто не жалуется и все наши играют в полную силу. «Духи» снова разыгрывают мяч, и теперь идут вперед более собрано, плотной группой. Все мощные и плечистые, они несутся на нас словно стадо буйволов, буквально вытаптывая и сметая все на своем пути. Кинувшегося наперерез игроку с мячом Самурова, сшиб подсечкой здоровенный «дух», так, что Серега, как подкошенный, рухнул на землю схватившись за отбитую мощным пинком голень. Другой «дух» толкнул в спину Абдулло, тоже сбивая его вниз. «Да это уже не футбол, а какое то рэгби получается», — мелькает у меня мысль, когда я перехватываю нападающего с мячом, от души всаживая ему по ногам, так что он кубарем летит по пыльной площадке для игры.

Дудкин подхватывает потерянный мяч и идет вперед, к воротам противника, а на меня сразу налетают двое взбешенных товарищей сбитого с ног «духа». Один бьет сходу прямой в голову от которого ухожу качнув маятник, второй пытается пробить ногой в живот, ухожу и от этого удара сместившись влево и убрав корпус. Отвечать не рискую. Вскидывая руки и апеллирую к главному судье и арбитру. Типа пора бы и вмешаться. Свисток арбитра! Игра останавливается. К нам уже несутся остальные игроки из обеих команд. Черт! Только драки здесь не хватало. Нам сейчас никак нельзя злить этих ублюдков, потому что — просто затопчут. На импровизированных трибунах стоит бешеный ор. Что орут не разобрать, но явно ничего хорошего, того и гляди местная публика тоже кинется нас бить.

Наконец пиндос-арбитр реагирует на драку. Размахивая руками и отчаянно дуя в свисток он кидается между нами показывая мне желтую карточку.

— Нельзя пацаны! Назад! — Кричу своим, и поднимаю руки. Демонстрируя, что драться не буду.

Те двое продолжают попытки меня ударить, преследуя меня буквально по пятам. Даю себя пару раз зацепить, чтобы потрафить их самолюбию, пока наконец арбитр не приводит агрессоров в чувство.

— Я тебя на кол посажу сын шакала! — Брызжет слюной сшибленный мной игрок, который уже поднялся с земли и сейчас кидается на меня сбоку.

Гады! То, что они били по ногам нашим пацанам, когда те вообще не владели мячом, это нормально, а когда я немного сгрубил против нападающего с мячом, им не понравилось. А с другой стороны, чего еще можно было ожидать, ведь для этих бородатых, мы вообще не люди. Нас бить и толкать это в порядке вещей, а получить небольшую ответочку, тут же начинается визг и ор про «грязных гяуров».

— Успокойся Рахмат, он больше так не будет делать, — На поле вышел Абдурахмон своей властью останавливая готовую начаться расправу. Он поворачивается ко мне. — Ты ведь сожалеешь о том, что сделал?

— Прошу прощения, уважаемый Рахмат-ага, — тут же склоняю голову, хотя внутри все вибрирует от злобы. — Я плохо играю в футбол и у меня это случайно получилось.

Абдурахмон кивает удовлетворенный моими извинениями и с ожиданием смотрит на моего врага.

— Ты сначала играть научись, а потом выходи на поле. — Сплевывает тот, и отвернувшись идет по полю прочь. Противоречить всемогущему Абдурахмону он не решился.

Вовремя, однако, вмешался начальник лагеря, а то дело могло бы принять скверный оборот. Отхожу назад к своим. Тихо говорю.

— Парни ну его на фиг, не затеваемся с ними и уходим от столкновений, не на последние трусы ведь играем.

— Херня, Коля. Мы их пидаров, чисто на классе сделаем, — весело подмигивает мне Дудкин, и повернувшись к остальным игрокам подбадривает — Ну, че приуныли парни? Мы ведем в счете и сейчас им еще в ворота полную сетку насуем.

На трибуне, на которой сидят американские инструктора, Бэн наклоняется к Смиту и говорит ему.

— Ты обратил внимание как действовал парень, которого ты приглашал в гости?

— Ты имеешь в виду, как ловко он сшиб того здоровяка?

— Да, и не только это. Он очень легко уходил от ударов тех двух громил, которые хотели ему отомстить за товарища. Такое впечатление, что он мог свободно положить их, но предпочел сыграть испуг и отказаться от драки. Это показывает, что он прекрасно подготовлен физически и, что самое главное, он мыслил в этот момент стратегически, не поддавшись эмоциям. Парень не давал себя ударить, но, в то же время, не отвечал сам, постоянно при этом взывая к третьей силе — Абдурахмону, который ему обязан. Этот интересный русский очень непрост, он может на лету прогнозировать развитие событий и не поддается на эмоции, что очень несвойственно тому кому нет еще и двадцати. Еще раз повторяю, он на голову превосходит обычного солдата.

— Да, это так, — задумчиво кивает Джон — Ты еще не получил ответ на запрос по нему?

— Нет, это не так просто. Наши возможности в СССР сильно ограниченны. На это потребуется больше времени.

Дальше вся игра идет в том же ключе. Духи сильно грубят, толкаются, отбивают нам ноги и всячески провоцируют. Наши стараются больше двигаться, не держать по долгу мяч, играя в пас и вывозить за счет более высокой техники. Нам сильно повезло, что у нас есть Дудкин. Он один забил два мяча, и еще один закатил в ворота соперника Абдулло. Духи забили пока два мяча. Причем, последний, они просто затолкали в ворота вместе с вратарем. Как ни странно, им этот гол зачли. А с другой стороны, что тут странного, мы ведь сами знали на, что подписывались. Всю оставшуюся игру на меня идет форменная охота. Духи атакуют меня и с мячом и без мяча. Приходится быть постоянно настороже и всячески уклоняться от контакта. Несмотря на это, у меня уже отбиты все ноги, но жить можно. Доиграю и вечером себя полечу. Это еще хорошо, мои голени и все тело закалены многолетними тренировками и набивкой, иначе меня бы давно уже вывели из игры.

Последние минуты матча проходят в вязкой толкотне на нашей стороне. Духи атакуют, пацаны мужественно кидаются им наперерез, жертвуя собой. Досталось уже всем нашим, но никто не собирается сдаваться. Если бы не наш вратарь, самоотверженно кидающийся буквально под ноги бородачам, мы бы уже понапропускали, как минимум, пару мячей.

Наконец Равиль мощным движением руки выбрасывает мяч за пределы штрафной и неутомимый Коля Дудкин вместе с Самуровым и Каралаковым несутся вперед, преследуемые по пятам ревущими от злости «духами». Самуров обводит защитника, передает пас на Карлакова, а тот пробрасывает через поле Дудкину, который забивает в ворота противника четвертый победный мяч. Свисток арбитра. Победа!

Начальник лагеря кривится, но признает наш выигрыш. Он ходит вдоль строя пленных и злобно скалится.

— Вам сегодня случайно повезло, дети шакалов, но мое слово нерушимо. Сегодня вас всех накормят до отвала, — цедит он, мерно похлопывая плетью о ботинок. — Но это будет только сегодня. С завтрашнего дня, я урежу вам пайку. Если вы так бодро бегаете по полю, значит мы слишком хорошо вас тут кормим и слишком мало даем работы. Но ничего, я это быстро исправлю.

Строй запыленных и чумазых от пыли военнопленных стоит опустив головы, но в душе у всех нас ликование. Мы все таки сделали это! Победа сильно поднимает дух у всех без исключения. Я был неправ считая, что проигрыш или выигрыш абсолютно неважен. Теперь я вижу, что нам была очень нужна эта победа. Она дала заряд уверенности, который уже скоро нам очень понадобится. Поэтому пряча довольную улыбку стою и думаю. — Болтай, гнида, болтай. Недолго нам тут осталось.