Мы уже неделю находимся на острове. Корнеев три дня назад уехал обратно, пообещав вернуться не раньше чем через пару месяцев. Теперь группа в полном подчинении у командира отряда Быкова. Для проживания нам выделена отдельная палатка с буржуйкой, в которой мы проводим только часы сна. Все остальное время, так же как и на базе в Чирчике, посвящено учебе и занятиям. Ни в засады, ни в рейды пока не выходим. Еще не прошел процесс адаптации, и нам с острова хода нет. Но и без выходов в рейды тут никому не дают соскучиться. Группа с ходу влилась в учебный процесс, который проводит лично Быков, а это, по интенсивности, не идет ни какое сравнение с тем, что было у нас до сих пор. Здесь сейчас просто горный ад.
— Хороший разведчик как волк, он должен уметь отмотать по горам с полной боевой загрузкой 20 километров за ночь, а на следующий день быть способным сделать еще столько же. И это никакой не подвиг, а наша нормальная работа. — Говорит Быков, прохаживаясь мимо строя спецназовцев стоящих в полной экипировке и с добавочным мешком песка на плечах. — За вас никто боеприпасы в горы не потащит. Сколько взял с собой, столько у тебя и будет. А там наверху, если «духи» зажмут, то каждый патрон и каждая граната на вес золота будет. Всем понятно?
— Так точно, товарищ майор, — дружно горланим, преданно смотря на командира.
— А раз понятно, нале-во! На горный полигон бегом марш! — командует Быков.
Строй поворачивается налево, и мы неспешной трусцой бежим на специальный полигон для отработки передвижения в горах оборудованный здесь же на острове. Сейчас общий дополнительный вес у каждого из нас около 50 килограммов. И бежим мы не по ровной грунтовке, а по специально оборудованной тропе, с подъемами и спусками, на которой, в разной последовательности, разбросаны большие и малые валуны и бревна. Тут нужно глядеть в оба, чтобы не налететь на камень или не запнуться о бревно, а то так не долго и ногу сломать.
Гуп-гуп-гуп-гуп, ботинки мерно бьют в скалистый пыльный грунт. Тяжелый мешок давит плечи вниз, струйки пота стекают по лбу и затекают в глаза, а смахнуть их не получится, иначе можно потерять этот чертов мешок, и тогда мне точно конец. Ноги сейчас несут общий вес примерно в 130 килограмм, и чувствую себя никаким не спецназовцем, а навьюченным до отказа горным ишаком. Да каким там ишаком, даже к скотине хозяева относятся лучше, чем сейчас Быков относится к нам. Ишаков вовремя кормят, им дают отдохнуть и в них никто не швыряет камнями. А мы часто едим сухпай прямо на ходу, спим урывками, и в любой момент тебе может прилететь в спину камень, если командиру покажется, что ты пытаешься схалявить. Если бы не броник и не амуниция, навьюченная на каждом из нас, таким камнем можно было бы и ребро сломать. Но и так хорошего мало. Зато никто не сачкует.
— Тише, что вы топочете как стадо слонов! — Слышится злой окрик майора. — Вас же слышно за несколько километров. Не надо стараться идти очень быстро. Надо идти тихо и мягко, чтобы свалиться на «духов» как снег на голову.
Мы послушно стараемся не топать, а двигаться более плавно и мягко не производя шума. Попробуйте-ка это сделать с таким то добавочным весом. Темп передвижения падает, зато и такого топота уже нет. Мне даже кажется, что я двигаюсь бешумно как тень, но Быков все равно недоволен и напоминает.
— Шумно! Еще тише. Стопу ставим мягче. Скользим с носочка. Идем тихо, как ползем, и даже бежим, как ползем, никаких посторонних звуков. Постоянно слушаем обстановку, смотрим на все 360 градусов и двигаемся, двигаемся.
Дневные и ночные передвижения по «горной тропе», чередуются с работой на стрельбище и минно-взрывной подготовкой. Стреляем очень много, даже больше чем на базе в Азадбаше. Учимся стрелять навскидку без подготовки во внезапно возникающую мишень. Много работаем по ночам, обучаясь стрелять на вспышку, на звук, двигаясь в лабиринте по специально оборудованному полигону, для корректировки стрельбы используем трассеры. Во время передвижения по каменному лабиринту, над головой свистят пули, и хоть ты знаешь, что угол пулемета настроен так чтобы они пролетали поверх, но все равно это очень бодрит. Особое внимание уделяем стрельбе из автоматического гранатомета «АГС-17 — Пламя» и пулеметов ПКМ и «Утес», каждый спецназовец должен овладеть этим оружием в совершенстве.
Налететь внезапно, ошеломить и подавить противника плотностью огня — это основа тактики Быкова. Поэтому в рейды обязательно берутся тяжелые пулеметы, автоматические гранатометы, РПГ, «Мухи» и ПТУР «Конкурс». Все это нужно тянуть на себе по горам и мгновенно разворачивать для стрельбы. Именно поэтому, особое внимание при подготовке уделяется силовой выносливости. Спецназовец в горах — это прежде всего вьючное животное, а уже потом все остальное.
Есть еще один момент, который не обойти — это психологическая подготовка. Строй спецназовцев стоит на стрельбище. В руках у Быкова граната «РГД-5», он медленно прохаживается вдоль строя, подбрасывая гранату в руке. Потом, выдергивает кольцо и бросает ее метров на тридцать. Мы пытаемся было кинуться на землю.
— Стоять! — Бешено орет майор, выпучив глаза. — Головы наклонить, пах прикрыть!
Как будто получив удар током, замираем на месте, боясь сейчас своего командира больше чем гранаты, которая вот-вот рванет. Раздается взрыв, а мы все так же стоим, наклонив головы, так чтобы возможные осколки увязли в головных уборах, и прикрыв пах сумкой с противогазом.
— Запомните, убойная сила осколков гранаты не превышает семи — десяти метров, хотя лететь они могут до двухсот, но дальше пятнадцати метров осколки остановит даже шинель. На том расстоянии, на которое, я бросил гранату, она для вас совершенно безопасна. — Внушительно глядя на строй, говорит командир. — Сейчас каждый из вас по очереди бросит гранату на пятьдесят метров и сразу же пойдет в атаку. Задача, в момент взрыва оказаться на расстоянии около двадцати метров от места падения гранаты прикрыв тело и голову. Такая тактика позволит максимально сблизиться с противником, чтобы зачистить тех, кто остался в живых.
Звучит, конечно, хорошо, но теория теорией, а кидаться вперед, вслед за гранатой очень страшно, но каждый из нас должен преодолеть этот рубеж. Пройдено. Все оказалось не так уж и страшно, как казалось поначалу.
Стою перед связкой тротиловых шашек весом около килограмма. Моя задача поджечь зажигательную трубку, которая замедляет взрыв на минуту и отбежать на пять метров, чтобы спрыгнуть в отрытый в полный профиль окопчик. Плевое дело. По команде инструктора поджигаю трубку и не торопясь иду к окопчику, а чего торопиться то? За минуту, что есть до взрыва, я несколько раз успею пройти это расстояние. Небрежно спрыгиваю в окопчик, и присев на корточки, открываю рот и жду большой бабах.
— Сержант Отморозок, приказываю поправить взрыватель. — Слышу крик прапорщика Пилипчука — нашего инструктора по минно-взрывной подготовке.
У меня все внутри холодеет. Он что, совсем головой поехал что ли? Как это поправить? Оно же сейчас рванет! Но ноги уже сами выталкивают меня из окопчика, и я стремглав несусь к заряду. Время как будто останавливается и кажется, что я делаю все ужасно медленно. Подбегаю, поправляю на заряде горящую трубку и снова опрометью несусь назад. Быстрее! Прыгаю в окоп, сажусь, закрыв голову руками и открыв рот. Почти сразу раздается мощный взрыв, и меня сверху присыпает пыльной каменной крошкой. Бли-и-н! Что это было?
— А ты не ходи в следующий раз как барышня по Невскому, — раздается сверху насмешливый голос Пилипчука.
Вот же ж гад!
После тяжелого дня сидим у себя в палатке. Мы только что поужинали, слопав по банке говяжьей тушенки с перловой кашей. Живот полный как барабан и сладкая истома, как результат сытости и усталости туманит голову. Вяло перебрасываемся фразами, вспоминая самые яркие события прошедшего дня. У нас в гостях командир второй роты, мой тезка старший лейтенант Юра Козлов. Он, оказывается, хорошо знает Эдика, то есть Горца. Пересекались пару лет назад в служебной командировке. Наша маскировка внутри группы уже давно полетела к черту. Мы все уже знаем, как и кого зовут, где кто родился и еще тысячи мелочей, которые быстро узнаются, если ты многие месяцы проводишь с людьми бок о бок, проходя вместе то, что иным людям и за всю жизнь не пройти.
— Ой, Юрка, видел бы ты свои выпученные глаза, когда сегодня несся поправлять взрыватель. Мы сидели в окопе метрах в пятидесяти и то казалось, что они у тебя просто вывалятся из орбит. — Беззлобно подтрунивает надомной Бес.
— Я когда услышал, что нужно вернуться, то по началу ушам не поверил, — улыбаюсь, вспоминая впечатления сегодняшнего утра. — Потом понимаю, что это не шутка и реально надо бежать, ну и рванул как Усейн Болт на стометровку.
— А кто это такой? — Удивленно спрашивает Шерхан.
— Да один известный спринтер, спец по коротким дистанциям. — Отмахиваюсь я, ругая себя за прокол. Великий ямайский спринтер Усейн Болт, единственный спринтер выигравший стометровку и двухсотметровку на трех олимпиадах подряд, еще не родился, а до его рекордов так вообще еще больше двадцати лет.
— Не слышал, — пожимает плечами Шерхан, и уточняет — А откуда он, и что выигрывал? Я легкой атлетикой занимался в юности и мне близка эта тема.
— По моему он с Ямайки, но это не точно, — отвечаю товарищу, делано зевая и отворачиваясь в сторону. — А что выигрывал, точно не помню, Я где-то имя услышал вот и врезалось в память.
— Ваш Быков конечно зверь, — спасает меня Эдик, обращаясь к Козлову и переводя разговор. — Я еще никогда так не пахал как здесь. И злой он какой-то, ну прямо тиран. Я разное повидал, но здесь с жесткостью прямо перебор.
— Э-э, брат, не суди так поспешно, — качает головой Козлов. — Пока у нас Быков не появился, тут такие потери были… Сам прикинь, нас в отряде тут и полтысячи не наберется, а в зоне нашей ответственности — больше пяти тысяч «духов», если считать пакистанские лагеря у границы. После Мараварской бойни в прошлом году, когда мы потеряли больше тридцати бойцов, он на два месяца запретил все выходы и гонял на всех по полигону днем и ночью. Нам тогда небо с овчинку казалось. Но зато, с тех пор, потери в отряде резко упали несмотря на то, что количество рейдов значительно увеличилось. У нас каждый боец выдрессирован как следует, и хорошо знает, что и как делать в любой ситуации. Гриша командир жесткий и резкий, но справедливый. Просто так не накажет и за каждого бойца глотку готов порвать штабным. Опять же, при нем снабжение у нас резко улучшилось, умеет он выбивать из центра все, что нужно. У нас пацаны на него прямо молятся.
Ночь. Полная луна. Температура около минус десяти. Отряд в составе двадцати человек идет по крутой горной тропе. Ведет отряд сам Гриша Кунарский. Для нашей четверки это первый здесь боевой выход и у каждого из нас внутри легкий мандраж. По полученной информации завтра рано утром по одной из троп в дальнем ущелье пройдет караван с оружием. Ожидается более 50 духов, которые должны подобно вьючным животным тащить на себе целую гору оружия. В основном они тащат закупленное американцами через третьи страны оружие советского и китайского производства: автоматы АК-47 и АКМ, снайперские винтовки, РПГ, пулеметы ДШК и другое, но в последнее время, все больше появляется нового оружия и среди него есть одно, коренным образом изменившее ситуацию в афганской войне — это ЗРК «Стингер».
С появлением «Стингеров», резко возросли потери советских самолетов и вертолетов. В горной местности, где можно скрытно разместить операторов, это оружие позволяет эффективно ставить засады на путях движения наших птичек. Вычислить наводчиков «Стингеров» очень непросто. Районы, где они могут располагаться, весьма обширны, и все их не перекрыть, просто не хватит сил. Гораздо эффективней уничтожать караваны перевозящие оружие прямо на границе.
Именно поэтому, мы и идем сейчас растянувшись цепочкой по крутой горной тропе. Впереди основной группы двигается боевое охранение, задача которого обнаружить возможную засаду противника. Здесь все так. Охотимся мы, и охотятся на нас. Перехватить рейдовую группу «Асадабадских егерей» с самим Гришей Кунарским во главе — давняя мечта местных «духов».
Позади уже несколько часов перехода, я тащу на себе АГС-17. Машинка что надо для здешних мест. Прицельная дальность свыше 1700 метров, скорострельность 400 выстрелов в минуту, радиус поражения гранаты 7 метров. Вот только тяжелая зараза. Вес без станка — 18 килограмм. Станок весом в 12 килограмм и запас гранат тащит Бес, так что у него нагрузка поболее моей будет. У нас с ним боевой расчет, который в шутку кличут «нечистой силой». Ну, а что — Бес и Отморозок, чем не горная нечисть?
Горец вместе с Шерханом волокут на себе «Утес» с боезапасом. Эдик отличный пулеметчик и командир, это сразу заметил, скомпоновав его со снайпером Шерханом.
Мы уже где то рядом с целью. Группа останавливается и замирает на скалах. Передовой развед-дозор уже встретил наших дальних разведчиков, которые стерегут тропу и ожидают прибытие рейдовой группы. Наличие таких дальних развед-групп, уходящих на долгие дни в горы и наблюдающих за обстановкой фирменный стиль Быкова. Именно это позволяет избегать засад «духов» и вычислять караванные тропы противника. Дальние развед-группы — это элита отряда, в них попадают только самые опытные бойцы, способные выживать автономно в горах по несколько дней.
Тем временем Быков, выяснив обстановку раздает задачи. Добравшись до меня с Бесом, он определяет нашему расчету точку на скале, слева от основной тропы, с которой вся окружающая местность видна как на ладони. Мы должны вступить в дело по сигналу, в тот момент, когда весь караван «духов» втянется в долину. Очень важно оговорить основные и резервные условные сигналы для всего рейдового отряда. В засаде соблюдается абсолютное радиомолчание. Можно только слушать эфир. Но управляемость отрядом и своевременное отдание приказов — это насущная необходимость, поэтому у нас выработана система сигналов: щелчков, стуков и иных звуков, которыми идет общение в эфире вместо голоса. Для каждого расчета они свои, чтобы было сразу понятно, кто докладывает. В бою запрет на голос снимается, но все равно, общение идет не прямой речью, а кодовыми словами, чтобы противник не мог понять, наши переговоры в эфире. Перед выходом мы все заучили на карте наизусть описание ориентиров и контрольных точек предстоящего места боя, и теперь должны понимать друг друга с полуслова.
— Победа достигается кропотливой подготовкой операции, долгим ожиданием и быстрым штурмовым натиском. — Постоянно внушает нам командир. — Без предварительной подготовки нет понимания, без понимания нет взаимодействия, без взаимодействия все летит к черту.
Время ожидания, как всегда, тянется тягуче медленно. Мы с Бесом уже установили гранатомет, замаскировали позицию, прикинули точки и азимуты и теперь лежим на скале, молча слушая эфир. Каждый из нас сейчас занят сохранением тепла в теле, поочередно напрягая и расслабляя мышцы. Время от времени мы вращаем суставами и растираем пальцы. Кисти обязательно должны быть теплыми и подвижными. В решающий момент сведенный судорогой холода палец может все решить не в твою пользу.
В наушниках рации раздается щелчок. Готовность. Лежу, напряженно вглядываясь в серые в предрассветной мгле скалы, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но пока никакого движения. Бес смотрит на тропу через ПНВ и тоже ничего не видит. Но если сигнал был, значит, караван все же идет. Наконец вижу две серые тени в больших пакистанских беретах — паколях, осторожно крадущиеся по тропе. Это передовой дозор идущий налегке. Дозорные ступают мягко словно снежные барсы, осторожно оглядывая высоты. Мы, едва дыша, превращаемся в камни, такие же неподвижные и холодные, как и окружающие нас скалы. Дозор проходит вперед и в долину входит основной отряд моджахедов. Эти уже тащат на себе большие тюки. Среди носильщиков есть охрана без тюков. Ловкие и поджарые, словно горные волки, охранники сосредоточенно вышагивают с оружием в руках и цепко высматривают малейшее движение на окружающих долину скалах.
Тропа внизу уже полностью заполнена людьми с тяжелыми тюками и их охраной. Раздаются два тяжелых взрыва на входе и выходе из долины, а потом в наушниках слышится голос командира.
— Шторм!
По этому сигналу вся долина буквально взрывается огнем. Куски раскаленного металла от взрывов установленных заранее мин, вместе с пулями накрывшими долину словно ливнем, рвут серую людскую массу внизу. Бес работает по заранее определенной нам точке — узкому входу в долину, кладя гранаты очень кучно и буквально «выметая» свой квадрат. Внизу творится просто ад и бушует металлический шторм. Оставшиеся в живых «духи», попрятались за камнями и пытаются вести ожесточенный ответный огонь. Как минимум, половина их отряда была выбита в первые секунды боя, но даже сейчас, их все еще больше чем нас, и бойцы они тертые и опытные. Вон как быстро собрались и сумели организовать оборону. Вот только преимущество в огневой мощи сейчас на нашей стороне. В нашем отряде три АГС и несколько пулеметов «Утес», которые огневым шквалом сейчас успешно добивают очаги сопротивления внизу.
По скале, откуда мы работаем, выбивая каменную крошку, начинают прилетать пули. «Духи» вычислили нашу огневую точку, и теперь по нам стреляет не меньше десятка стволов снизу. Бес, громко ругаясь матом, садит по ним в ответ. Я работаю короткими очередями из автомата. Наша позиция удобней, чем у тех, кто внизу и к тому же, она удачно защищена козырьком скалы, поэтому мы последовательно давим огневые точки. Да и расчет АГС с левого фланга помогает нам своим огнем. Постепенно сопротивление «духов» ослабевает, а через некоторое время и полностью прекращается.
— Зачистка! Внимательно! Страхуем!— Слышится в наушниках спокойный голос командира.
По этому сигналу, половина группы осторожно спускается вниз, чтобы зачистить оставшихся в живых, а вторая половина, страхует сверху. Я в группе зачистки, Бес страхует. Осторожно ступаю по камням. Вокруг только раскиданные трупы. Краем глаза вижу движение слева. Чужой! Доворачиваю ствол и даю очередь в три патрона в серую фигуру в берете, и неосмотрительно потянувшийся к своему автомату раненный «дух», замирает теперь уже навсегда. По всей долине слышны короткие очереди или одиночные выстрелы. Группа зачистки не оставляет никого после себя. Жестоко? Да, но необходимо. Уйти отсюда нельзя дать никому, а тащить за собой пленных по горам, рискуя нарваться на засаду, нет возможности.
Следующий этап после зачистки — уничтожение груза. Что-то из особо ценных трофеев можно забрать с собой, но много не унесешь и основная масса оружия должна быть подорвана. Стаскиваем все в большую кучу, и как следует обложив взрывчаткой, подрываем. Наконец, все сделано и теперь задача рейдовой группы быстро уйти с места огневого контакта.
— Уходим! — Поднимает руку Быков и коротко бросает Эдику — Горец, на твоей группе ночная уборка. Все подчистить. Тридцать минут вам максимум и догоняйте. Ждать никого не будем. Все.
Основная группа, навьючившись как ишаки, уходит с места бойни. Задача оставшихся убрать все, что могло бы демаскировать нас как спецназовцев, заминировать трупы и проходы, в общем всячески осложнить «духам» понимание того, что здесь произошло и затруднить преследование уходящей с грузом основной группы. «Ночная уборка» — это визитная карточка Гриши Кунарского, его так сказать фирменный почерк. После разгрома противника, он всегда оставляет троих-четверых бойцов, которые убирают следы боя. Если погибших «духов» мало, их тела сбрасываются в расщелины или маскируются камнями. Если их больше полусотни, как сейчас, то тела выборочно минируются. Делается это просто. Под труп кладется лимонка с выдернутым кольцом, так чтобы весом тела застопорить рычаг. При попытке поднять, или перевернуть труп, рычаг освобождается и раздается взрыв.
Еще один смысл «ночной уборки» в том, что «уборщики» уходят последними и идут налегке позади основной группы двигающейся с грузом, и если что, они возьмут преследователей на себя, давая основной группе уйти.
Разбив местность на квадраты, быстро убираем каждый свой и маскируем следы. Ощущение угрозы со стороны скал, ощутимо давит в затылок, спускаясь холодком по спине. Но работаю быстро, слушая во все уши и кидая по сторонам оценивающие взгляды. «Страх это нормально и даже хорошо, он держит тебя в тонусе, чтобы ты не оказался в анусе. Ты бойся, но все равно свое дело делай — тогда ты молодец» — не раз говорил нам Быков на занятиях. Вспоминаю его слова, особенно часть про анус, улыбаюсь и продолжаю осмотр.
Наконец уборка выполнена, все что можно заминировано и мы, растянувшись на двадцать метров, быстрым шагом уходим из долины наполненной трупами. До меня только сейчас доходит комичность ситуации. Я здесь снова выполняю работу дворника, как и последние полгода на гражданке. Вот так, стоило пройти столько сложностей, попасть в спецуру, чтобы здесь снова стать дворником.
— Сержант Отморозок, на два шага выйти из строя. — Холодный, не обещающий ничего хорошего взгляд Быкова устремлен прямо на меня.
Не понимаю в чем дело. Делаю два шага вперед и разворачиваюсь лицом к строю. Смотрю на лица своих товарищей. Те тоже не понимают, что произошло, но вида не подают. Быков громко и четко объявляет причину такого особого внимания к моей персоне.
— За шум во время перехода к месту организации засады, который мог демаскировать рейдовую группу и тем самым сорвать выполнение задания, сержант Отморозок назначается в одиночный развед-дозор. Приказываю произвести обследование троп в районе перевала Асадабад–Бара-Кот. Задача обнаружить караваны противника и нанести на карту место и время прохождения караванов. Время на выполнение задачи 48 часов. В бой не вступать. Только наблюдение и фиксация. Первоочередная задача обнаружение и нанесение на карту троп и схронов противника. Костров не разводить. При обнаружении противником, отступать с минированием пути отхода. Рейд на волне «Омега-4». Сеансы — по четным часам. Не выйдешь на связь дважды — ищем в точке Крест. Все понятно?
— Так точно, товарищ майор! — Отвечаю громко и отчетливо.
— Час на подготовку к выходу. Это не наказание, это шанс стать лучше и не подвести своих товарищей в следующий раз. Либо погибнешь как герой, либо вернешься новым человеком. Выполнять!
Наказание, или точнее экстремальное обучение одиночным разведдозором, практикуется в отряде. За шум во время перехода, не выполнение приказа и прочие нарушения, спецназовец может быть отправлен в горы с задачей в одиночку выслеживать караваны противника и наносить на карту караванные тропы и места схронов. С собой бойцу выдаются: автомат АКС-74У, к нему два полных рожка и порядка 90 патронов россыпью, не бликующий нож, две гранаты «Ф-1», две мины «МОН-50», шашка ТГ- 40, плюс два электродетонатора и моток провода длиной 50 метров. Для связи радиостанция Р-394 «Кёма», дальность на равнине до 20 километров, в горах 5–6 километров. В случае, если боец уходит дальше дистанции уверенной связи, спасает эстафета, организованная через станцию: Р-392 «Акведук» на стационарном посту, расположенном на высоте 2910 метров под названием «Орлиная». В этом случае дистанция уверенной связи до 40 километров. Запаса еды и воды не положено. Флягу с водой могут выдать только при температуре свыше +30. Боец спецназа должен суметь обойтись 48 часов на подножном корму. Аптечки одиночке тоже не положено. Не будь дураком и не позволь себя ранить. А лучше, вообще не попадись духам на глаза, но дело сделай. По статистике приблизительно половина бойцов успешно проходила это испытание, и действительно становились другими людьми. Те, кто не прошел, просто бесследно исчезали. Это война, и на ней свои законы.
Осторожно двигаюсь по горной тропе, внимательно прислушиваюсь к ночным звукам. Ночью в горах чуткие уши могут дать больше информации, чем зоркие глаза. Одиночка в этих горах может выжить только оставаясь абсолютно невидимым и неслышимым. В одиночку здесь никто кроме таких как я бедолаг не передвигается. Прекрасно понимаю, почему Быков меня наказал. По неосторожности, я действительно мог демаскировать группу на марше, и это могло бы иметь самые печальные последствия для всего отряда. Во время перехода я оступился на тропе и чуть не загремел вниз вместе с переносимым АГС-17. Если бы не Бес, ухвативший свободной рукой меня за шиворот, то я бы точно улетел бы на десяток метров вниз по склону. Убиться бы не убился, но запросто мог бы поломаться и тем самым сорвать выход. Вместо меня вниз посыпались камни создавая демаскирующий группу шум. Быков, там на маршруте, мне ничего не сказал, просто показал кулак и я думал, что обошлось, тем более, что рейд-то был удачным. А вот и не обошлось.
Для меня тот крайний ночной рейд был далеко уже не первый, уже казалось, что я ни в чем не уступаю лучшим спецам отряда. Оказалось, что это только казалось. Опыт, вот чего мне еще сильно не хватает. За два месяца в Асадабаде, я многому уже научился, побывав примерно в десятке выходов. Не все они заканчивались огневым контактом, но больше половины это точно. Нашей группе везло, отряд за это время потерял пятерых бойцов, а у нас, в группе кандидатов не было даже раненых. Все же наша группа, в которой большинство составляют опытные офицеры, изначально была хорошо подготовлена. Здесь мы, можно сказать, добираем нужные кондиции.
Перед глазами отпечаталась карта района патрулирования. По сравнению с обычными выходами, иду, можно сказать, налегке. Вместо сорока килограмм дополнительного веса, на мне сейчас не больше тридцати. Это позволяет передвигаться более свободно и выйти в назначенный квадрат до рассвета. Там нужно выбрать место и замаскировавшись ожидать прохождения каравана, чтобы прицепится ему на хвост. Сказать это проще чем сделать. «Духи» то тоже не лыком шиты. Многие из них здесь выросли и, можно сказать знают, каждую тропку.
В этих местах орудует Чохатлор или «Черные аисты» — эдакий душманский спецназ, по слухам набранный либо из преступников, либо что вернее —это регулярный пакистанский спецназ SSG. Ребята очень серьезные. Именно они ответственны за Мараварскую бойню в прошлом году, когда погиб 31 спецназовец из 1-й роты нашего отряда. «Черные аисты» одеваются в черные рубахи, черные шаровары, а на голове у них черные чалмы. Кроме того, они носят ромбические нашивки в цветах монархического афганского флага — черный-красный-зеленый. Это конечно не супермены. Наш отряд неоднократно бивал этих пакистанских «Рэмбо», но недооценивать их тоже не стоит.
За этими размышлениями, не забывая следить за окружающей обстановкой, я вышел в нужный квадрат, опознав его по ориентирам. Отослал по рации кодовый сигнал «Гроза 1», о том, что прибыл на точку. Присев за большим валуном долго осматривал долину, напряженно вслушиваясь в тишину и пытаясь вычленить подозрительные звуки. Снега здесь почти нет, но мороз градусов пять чувствуется. Проведя, таким образом, около часа и ничего подозрительного не заметив, я очень медленно и осторожно стал подниматься по склону в поисках удобного места для лежки.
Самым подходящим местом мне показалась небольшая ниша в скале, откуда открывался хороший обзор на долину и противоположный склон. Ниша была неглубокой и полностью не скрывала меня от наблюдателя, который мог бы передвигаться по этому склону. Немного потрудившись, я дополнительно замаскировал ее большими камнями, расставив их в хаотичном порядке, а потом прошелся по склону, пытаясь определить место выбранной лежки. Если бы я точно не знал где находится моя ниша, то на сто процентов прошел бы мимо нее в трех шагах и не заметил.
Удовлетворенный результатом, достал из рюкзака серое шерстяное одеяло и свернув в двое положил его на холодные камни готовя, таким образом, подстилку. Потом положил рядом нож и автомат, так чтобы было удобно до них дотянуться. Улегшись на подстилку так, чтобы было хорошо видно в щель между камнями долину, я сосредоточился на дыхании, стараясь дышать глубоко и очень медленно. Несмотря на подстилку и послойную теплую одежду, холод ледяной скалы все равно проникал внутрь. Пока я был разогрет дорогой сюда и перетаскиванием камней, этого не ощущалось, но как только полежал полчасика, то стал постепенно подмерзать. Пришлось применять технику поочередного напряжения мышц тела с одновременным внушением себе ощущения тепла внутри тела.
Привычно представляю себе большой теплый ком, который с каждым вдохом растет у меня в животе. Когда ком стал большим и пульсирующим, направляю теплые струйки из живота в ступни ног и кисти рук, которые мерзнут сильнее и требуют больше внимания. Постепенно тело стало согреваться, но это требовало от меня постоянных усилий и концентрации. А ведь еще нужно наблюдать за долиной, я ведь здесь именно для этого, а не для того чтобы просто поваляться денек на боку и уйти восвояси.
Интересно, как там Вика в Москве? Последнее письмо от нее я получил неделю назад. Она писала, что успешно сдала зимнюю сессию и собирается съездить в Ленинград вместе с родителями. Наверное, она уже съездила и вернулась. Я бы тоже сейчас был не прочь пройтись по Питеру. Хотя Питер зимой не так хорош как летом, в период белых ночей, но все же пройтись с Викой под ручку по Невскому, а потом зайти в кафе-мороженное, чтобы съесть грамм по двести пломбира с шоколадной крошкой и орешками и потом запить все это большой теплой чашкой кофе. Черт! Какое мороженное, какое кофе? Убаюканный мыслями о Вике и о Питере, я стал незаметно проваливаться в забытье. Изо всех сил напрягаю все мышцы тела, держу напряжение десять секунд, а потом расслабляюсь и так несколько раз. Потом усиленно моргаю и растираю глаза предусмотрительно положенным в нишу снегом. Фух! Чуть не уснул. Это был бы провал. Надо взбодриться.
Солнце уже давно взошло, время идет к обеду, а у меня в животе пусто как в кошельке у нищего. Интересно, а у нищих вообще есть кошельки? Наверное, нет. Ведь если нет денег, то зачем нужен кошелек? Какие только глупости не лезут в голову, пока ты лежишь неподвижно в горах, ожидая очередной караван «духов». Протираю глаза снегом и снова сосредотачиваюсь на дыхании. Вд-о-о-ох — вы-ы-дох.
Вечереет и сумерки упали на долину. Есть уже не хочется. Начинает подмораживать. Днем, наверное, было плюс 5, а ночью температура может упасть до минус 15. Мне придется снова бороться с холодом и накатывающим сном. Не спать!
Слышу, как хрустнул камешек под чьей-то неосторожной ногой. Сон как рукой сняло. «Духи»! Больше здесь быть не кому. Скорее всего, это по склону идет развед-группа каравана. Стиснув руками автомат, замираю, едва дыша, и сливаюсь с уже ставшей такой родной скалой.
Так и есть, мимо, буквально метрах в трех, проходят двое худосочных бородатых мужчин в чалмах с автоматами в руках. Их глаза рыщут по скалам, внимательно осматривая все вокруг на предмет чего-то подозрительного. На момент паническая мысль затапливает мозг и мне кажется, что там снаружи, я что-то забыл и мое убежище сейчас откроют. Сосредотачиваюсь на дыхании, и паника отступает. Дозорные проходят мимо. Все так же лежу не двигаясь. Через некоторое время вижу, как по тропе внизу двигаются еще трое вооруженных людей в халатах. Следом за ними идут груженные большими тюками ослы. Между ними еще вооруженные люди. Караван растянулся почти на сотню метров. Я насчитал двенадцать ослов и всего около тридцати вооруженных моджахедов. Они шли размеренно, не торопясь, время от времени тихо переговаривались между собой, но из-за расстояния, о чем именно говорили, не было понятно, а может быть дело не в расстоянии, а просто мое слабое знание пушту не позволяло понять речь.
После прохождения каравана я еще какое-то время выжидал, разогревая напряжением мышц тело и не решаясь сразу покинуть свое убежище, и как оказалось не зря. Спустя минуты четыре, после того как последний охранник скрылся из вида, мимо меня по склону мягко прошли еще двое «духов». Замыкающее охранение, призванное снимать с хвоста каравана слишком поторопившихся разведчиков. Теперь уже точно все. Дождавшись, пока их шаги замрут вдалеке, растер ладонями локтевые и коленные суставы, восстанавливая кровообращение, потом свернув свою лежку и дав по рации кодовый сигнал «Гроза-2» об обнаружении противника, осторожно двинулся следом.
Я висел на хвосте у каравана, весь превратившись в одно большое ухо и двигаясь следом, словно бесплотная тень. Примерно через четыре километра караван разделился. Обнаружил это фактически случайно, продолжая двигаться вслед за замыкающим по тропе, я увидел замешкавшихся носильщиков из первой части, на которых прикрикнул дух за которым я шел. Большая часть людей и животных, пошла по тропе вниз, в горный кишлак, расположенный неподалеку, а вторая, меньшая часть, двинулась дальше в горы. Поразмыслив, я двинулся за теми кто, ушел дальше по тропе в горы. Именно их и сопровождал арьегард, значит эти важнее. Тропа шла то вниз, то вверх, я примечал ориентиры, чтобы найти обратный путь и понять примерно где нахожусь. По сути, я следил не за караваном, а за замыкающим охранником двигающимся метрах в двухстах за ним. Примерно через полтора часа пути, охранник остановился, и я тоже замер. Скорее всего, мы добрались до схрона, вот только как понять, где находится сам схрон, если пройти вперед я не могу из-за вставшего на тропе моджахеда.
Подобравшись как можно ближе, я увидел, что охранник не один. За большим валуном сидело трое бородатых «духов». Точно! Схрон рядом, а это охрана. Дальше идти нельзя. По округе могут быть разбросаны мины ловушки.
Моджахеды тихо переговариваются между собой на пушту, демаскируя свою позицию. Да, с дисциплиной у них тут слабовато. Я понимаю отдельные слова, но суть разговора от меня ускользает. Наконец я понял, что караван, выгрузившись, скоро уйдет в кишлак, туда, куда ушла основная часть моджахедов. Нужно поскорее убираться с пути, чтобы меня не застали. Но уходить отсюда совсем нельзя. Я пока не знаю, где точно находится схрон. Нужно вернуться немного назад, подняться повыше, найти укромное место и организовать себе там новую лежку для наблюдения за этим участком. Скоро очередной сеанс связи, нужно дать на базу условный сигнал об обнаружении схрона.
Затаился на новой лежке. Мне удалось выбрать хорошее место, откуда видно и тропу, и валун за которым прячется передовой пост охраны. Караван уже давно ушел, и на посту остался один «дух». Караван уходил еще ночью в почти полной темноте. Мне с помощью ПНВ удалось засечь место откуда на тропе появлялись люди и животные. Теперь, при свете солнца, я не отрываю взгляда от высокой скалы. Что там за ней? Пока не узнаю где точно находится схрон, задача не выполнена. Как это сделать? На тропе пост и там не пройти, если попытаться подобраться поближе по склону, можно нарваться на мину.
Я разглядел в бинокль духа который сидит в засаде. Он одет вовсе черное, а на рукаве у него нашит характерный шеврон. И главное, он носит кожаные подсумки для магазинов немецкой винтовки Heckler Koch G3. В каждый такой входит по два магазина. Подсумок из толстой бычьей кожи, штука дорогая и очень редкая. Это точно SSG, именно они любят так экипироваться, у обычных духов подобных подсумков не бывает, те носят только тряпичные. По всем признакам, здесь находится логово «Черных аистов», а это значит, что мины сто процентов есть — эти ребята профессионалы.
Придется ждать ночи и что-то придумывать на ходу. На базе уже знают, что я нашел схрон, но не знают что это «Черные аисты» и не знают координат. Я передал только код подтверждающий находку. Засекаю азимут 215 градусов на пик «Клык», приблизительно определяю дистанцию 1200 метров, без этого авиацию не навести. Придется рисковать и выходить в эфир, чтобы дать координаты этой точки, тогда наши смогут прислать вертушки и раздолбать все к чертовой матери. Вот только мне нужно навести вертушки очень точно, чтобы они били по самому логову, а не по голым скалам.
Снова стемнело. Я пролежал почти без движения все светлое время суток ведя наблюдение за постом и скалой. За это время часовые несколько раз менялись. График смены через каждые три часа. Днем я выходил в эфир на резервной частоте и кодом передал координаты местонахождения, дополнительно попросив держать «Сапоги» наготове. «Сапоги»— кодовое обозначение вертолетов Ми-24. Теперь настало время действовать. Смена часового произошла только что. Есть время, чтобы расправиться с ним и разведать, что там за высокой скалой.
Путь к валуну у меня занял больше часа. Двигался очень медленно, опасаясь произвести малейший шум. Со стороны, наверное, это было похоже на ленивца, который вальяжно переползает с одного места кормежки на другое. Вот только я полз не по джунглям, а по скалам и впереди меня, к сожалению, ждала не кормежка, а боевой контакт. Подобравшись буквально к самому валуну, долго лежал держа нож в руке и напряжено вслушиваясь в издаваемые часовым звуки. Он время от времени вздыхал, что-то поправлял, но в целом вел себя тихо. Мне нужно было как то определить его местоположение, но валун скрывал его от меня. Выскочить наобум, чревато, что он меня обнаружит и успеет поднять шум. А это срыв операции. Значит, буду ползти буквально по сантиметру. Теперь я уже не ленивец, а улитка, мягкая скользкая улитка, которая еле ползет по скале и не производит никакого шума. Я улитка, я мягкая улитка — внушаю себе и ползу, ползу. Добираюсь к краю валуна. Осторожно выглядываю и вижу буквально в метре темную тень, сидящую прислонившись к скале. Часовой такое впечатление, просто смотрит в небо, рассматривая звезды. Успею? Да! Ведь теперь я уже не улитка, а снежный барс.
Делаю рывок, и прежде чем мой противник успевает понять, что к чему, жестко запечатываю ладонью ему рот и вбиваю нож в верх в мягкие ткани подбородка, так чтобы лезвие проникло прямо в мозг. Меня обдает горячей кровью, слышу бульканье, сжимаю ладонью рот и изо-всех сил держу в объятиях бьющееся агонизирующее тело. Все. Готов.
Осторожно укладываю тело рядом и сорвав с него чалму, вытираю руки и лицо от резко пахнущей железом крови убитого. Осторожно передвигаюсь к скале за которой должна быть моя цель. Вжимаюсь в камни, медленно поднимая бинокль. В сумерках «Б-8» дает плюс 8, но ночь съедает детали. Вижу метрах в ста от скалы провал пещеры. Продолжаю осмотр, вижу еще один скрытый пост левей метрах в пятидесяти от входа в пещеру. Оно! Ближе уже нельзя, могут быть сигнальные ловушки. Даю сигнал на выезд «Сапогам»—Град-217.
Уважаемый читатель, если Вам интересно мое творчество, то ожидании новой главы Отморозка Вы можете прочесть мой полностью законченный цикл Каратила: https://author.today/work/232258