Отморозок 6

Глава 1

Одиночная камера, площадью не более четырех квадратных метров. Маленькое густо зарешеченное окошко вверху, серые покрытые грубой цементной шубой стены, прикрученные болтами к стене деревянные нары. Из мебели в камере только грубо сколоченная табуретка. На оправку выводят два раза в сутки утром и вечером, но если очень припрет, то могут вывести и во внеурочное время. В отличии от батальонной нелегальной «губы», здесь на Астраханской гарнизонной гауптвахте, меня никто не трогает. Караульные строги, но подчеркнуто вежливы, никакого хамства. Кормят тоже на удивление прилично. Никаких разносолов, обычная еда из солдатской столовки. Еще одна странность, в отличие от остальных арестованных, строевой подготовкой и штрафными работами меня тоже никто не запаривает. Я тут на особом положении, получается. Просто сижу в камере уже третьи сутки, как будто в ожидании чего-то, или, может быть, кого-то…

На утро после пожара к нам в часть приехала целая кавалькада военных автомобилей. По всему было видно, что это не просто обычная комиссия, а какое-то очень большое начальство. Ну да, смерть в части не рядовое событие. А тут еще и ночной пожар с трупами, который получился славным. Полыхало так, что зарево стояло на всю округу. Я успел вернуться в казарму и залезть обратно в окно еще до того, как все как следует разгорелось.

Выйдя из туалета, старательно изображал слабость и, специально загребая ногами, понуро поплелся обратно в спальню. На вопросительные взгляды дневального и часовых, только страдальчески скривившись потер живот. Кое как доковылял до места, и стянув сапоги, рухнул на свою койку. Потом, когда уже начался шум, так и лежал, усиленно делая вид, что мне плохо и совсем нет сил. Нас на тушение пожара никто не выводил, видать там и так хватало народа. А уже утром началось.

Первым в казарму, раньше чем обычно, примчался возбужденный ротный. Он объявил, что в связи с произошедшим ночью ЧП, сегодня работ и занятий не будет. Следом появился взъерошенный Алкснис, на котором лица не было. Он заперся с ротным в кабинете, а потом туда стали таскать по одному личный состав. Первым в кабинет потащили дневального, следом наших часовых. Четвертым был я. Ну что же, весьма ожидаемо.

Войдя в кабинет, я четко доложил.

— Младший сержант Костылев по вашему приказанию прибыл.

Ротный, с опухшим от пьянки лицом землистого цвета, сидевший за своим столом, только равнодушно кивнул, а мной сразу же занялся Алкснис, нервно меряющий кабинет шагами.

— Ты зачем сегодня ночью выходил из спальни? — С ходу накинулся на меня он.

— В туалет, товарищ капитан, — пожал плечами я. — У меня после ареста расстройство желудка случилось, так я полночи с толчка не слазил.

— Не было никакого ареста Костылев, — тут же разъярился Алкснис. — Ты понял? Никакого ареста не было. Попробуй только сказать на допросе что-то другое, и тебе тут конец настанет. Прокурор как приехал, так и уедет, а тебе здесь еще полтора года служить. И то, как ты будешь служить, будет зависеть от того, как ты себя поведешь в этой ситуации. Понял меня?

— Так точно, товарищ капитан. Вас понял. — У меня после ужина случилось расстройство желудка, вследствие чего, я несколько раз в течение ночи бегал в туалет.

— Ну, так-то лучше, — злобно процедил Алкснис, меряя меня взглядом с ног до головы — Так значит, ты на улицу этой ночью не выходил?

— Никак нет, товарищ капитан. Не выходил. Всю ночь находился в расположении, можете хоть у дневального, хоть у кого спросить, — подтверждаю, спокойно глядя в глаза этому долговязому мудаку.

— И что случилось этой ночью, ты не знаешь? — Остановившись вкрадчиво спрашивает меня особист.

— Только в общих чертах, — пожимаю плечами. — Знаю, что был пожар, и что вроде кто-то погиб при пожаре.

— А откуда знаешь? — Ухватывается за последнюю фразу Алкснис.

— Услышал из разговоров. К нам кто-то из первой роты заскакивал и потом пошли разговоры, что бытовка сгорела.

— Кто заглядывал?

— Не помню. Меня до сих пор немного мутит, после ночи на толчке, поэтому я мало присматриваюсь к тому, что вокруг делается. Так, что услышал, то и знаю.

— Ладно, иди. Потом, когда я разрешу, зайдешь в БМП, пусть тебя там посмотрят. — Устало кивает капитан, добавляя. — Да, и вызови сюда Ханикаева.

Выхожу из кабинета и подхожу к Эдику, с которым мы еще толком не поговорили после моего выхода из под ареста. Эдик как будто чувствует себя виноватым, но я-то понимаю, что он не виноват в том, что случилось с Бергманом. Эти твари мстили через Ромку мне, и это моя вина, что не смог предугадать подобное развитие событий. А Эдик молодец, быстро сориентировался, нашел Рамазана и смог организовать оборону спальни. Если бы не он, то все могло быть еще хуже, хотя, куда уж хуже. Хотя нет, все же хуже всегда есть куда.

— Иди, там тебя зовут, — киваю ему, и ободряюще хлопаю его по плечу. — Давай потом посекретничаем, а то, за всеми событиями, мы с тобой не пообщались нормально.

Эдик только кивнул и пошел в кабинет к ротному. А я направился к Рамазану, который так и лежал на своей койке, безучастно смотря вверх.

Рамазана я немного приободрил, а вот пообщаться с Эдиком так и не удалось. Вскоре к нам в казарму явился незнакомый лейтенант, в сопровождении двух комендачей из Астрахани, и меня под конвоем отвели в штаб, где оставили в пустой комнате на втором этаже совершенно одного, выставив у двери вооруженного часового. Там мне пришлось дожидаться часа три, прежде чем в комнату зашли два офицера со знаками военной юстиции — щит с перекрещенными мечами на малиновых петлицах и с малиновыми околышами на фуражках. Первый в звании капитана, второй майор.

Все время ожидания, я провел в медитации. Гадать, зачем меня здесь заперли было глупо. Все и так понятно. Скорее всего, уже выявлено, что пожар случился в результате поджога, и я являюсь основным подозреваемым. Вот только почему? Жорж со своими приятелями перешел дорогу много кому, и подозреваемых должно быть как минимум половин батальона.

Мои сомнения быстро развеяли. Оказалось, что следственная группа поработала довольно серьезно. Накануне пожара в части случилось самоубийство, следователи не удовольствовались медицинским заключением нашего начмеда, и тщательно с привлечением медэксперта осмотрели тело Ромки. Было установлено, что перед самоубийством погибший подвергся насилию. Дальше опросили солдат из нашего взвода и узнали, что Бергман был моим другом. Ну а потом, следователи пошли по цепочке. Кто-то из опрашиваемых выложил следователям про мое противостояние с Жоржем. Следователи логично предположили, что следы побоев у меня и у Рамазана, и изнасилование Бергмана стали выпадом Жоржа в нашу сторону, после которого я, в порыве мести, совершил поджог, в результате которого погибли военнослужащие Засеев, Гаглоев и братья Резвановы.

Почему именно я? Потому, что Рамазан был настолько сильно избит, что передвигаться сейчас может с огромным трудом. К тому же он не выходил из спальни, а я отлучался в туалет, где провел довольно длительное время. Теоретически, я мог вылезти в окно и успеть поджечь бытовку, после чего вернуться обратно в казарму. И самое главное — у меня был мотив!

Я мысленно аплодирую следователям, как они быстро докопались до истины, но в лицо заявляю им, что ничего подобного не делал, и повторил рассказ про расстройство желудка. Следы побоев на лице, я как водится, объяснил падением с лестницы. В общем, они крутили и вертели меня пару часов, так ничего толком и не добившись. После так и не состоявшегося для меня обеда, меня вывели и посадили в зеленый уазик. Уже из окна автомобиля, я увидел как комендачи с автоматами ведут куда-то враз поникших, и как будто даже ставших меньше Кабоева, Алксниса и начмеда. Ну вот и все для них, сразу понял я.

Не знаю почему так быстро, но огромные и обычно неповоротливые шестеренки государственной машины на этот раз провернулись достаточно быстро и походя зажевали проворовавшееся руководство батальона. Из своей прошлой жизни я приблизительно понимаю, что сейчас происходит. В часть вместе с военной прокуратурой прибыла подмена, которая сейчас принимает дела. Комбата, начмеда и особиста уже приняли, возможно примут так же и замполита и еще кого то, то что творилось в батальоне не могло делаться без его ведома.

Участь руководства батальона незавидна. Кабоев, по совокупности, учитывая масштаб хищений, может пойти под «вышку», тут никакого снисхождения не будет. С Алкснисом, скорее всего, система поступит по другому. Он комитетский, а те очень не любят предателей и рвачей в своей среде, но так же не любят выносить сор из избы. Спецслужбы во всем мире служат не Закону, а Государству. Государство прежде всего! Если, во имя государственных интересов, нужно нарушить Закон, то так тому и быть. Но нарушение Закона в личных интересах порочит контору. Алксниса просто выжмут досуха, а потом он скоропостижно скончается от сердечного приступа где-нибудь в Лефортово. Начмеда тоже могут посадить за попытку сокрытия истинной причины гибели Ромки, не мог он не осмотреть тело, при написании протокола осмотра, а там на него еще что-нибудь накопают. Советская военная прокуратура умеет работать и сейчас судя по всему они взялись за дело очень серьезно.

Интересно, а что будет со мной? На фоне громкого дела, которое будет раскручено в этой части, какой-то младший сержант вроде меня, не особо привлекательная и весьма хлопотная цель. У следаков против меня есть только логические построения. Свидетелей нет, доказательств тоже никаких нет и не будет. Чистосердечное я им точно не напишу, пусть даже не раскатывают губы, так что, перспективы возиться со мной, особой нет. Жизнь они мне, конечно, могут испортить, но тут уж как повезет.

Эти бесконечные дни в камере я заполняю бесчисленными физическими упражнениями и попытками медитировать. И если с упражнениями все в порядке, они отвлекают меня от грустных размышлений, то медитировать или работать с энергетикой, я сейчас просто не могу. Не получается сосредоточиться, потому что бесконечно мучаю себя вопросом, что было сделано не так? Как получилось, что я, человек с большим и весьма специфическим жизненным опытом, не смог уберечь своего товарища и проиграл эту схватку злобному и подлому врагу? Или не проиграл? Это как посмотреть.

Вроде бы делал все правильно. В стройбате я столкнулся не конкретно с Жоржем, или с Кабоевым, а с выстроенной ими жесткой системой подавления и эксплуатации военнослужащих. Один человек, каким бы он ни был умным и сильным, не может противостоять целой системе. Тут нужна другая система, с которой первая была бы вынуждена считаться и как-то договариваться.

Попав в часть, я увлеченно стал строить свою команду, и поначалу казалось, что все благоприятствует тому, чтобы создать противовес землячеству Жоржа. То, что Приходько после драки на зарядке убрал нас из части на пару месяцев, дало возможность подготовиться и сплотить объединившуюся вокруг меня команду. Нам удалось взять под контроль старослужащих на объекте, удалось отбить первый накат команды Жоржа. В результате ему пришлось самому лично явиться к нам и попробовать договориться, чем он показал, что отнюдь не является тупым громилой, и мы столкнулись сильным и умным противником. Он не стал повторять карательную экспедицию, а попробовал перетащить меня на свою сторону посулами и обещаниями. И тут я, вроде, тоже все сделал правильно, не оттолкнув Жоржа, а сделав попытку потянуть время. Время, в данном случае, работало на нашу команду, позволяя усилиться и дождаться ухода Жоржа и основного костяка его землячества на дембель.

Уже в части, у меня было еще два разговора с Жоржем и разговор с комбатом. И там, и там, я снова тянул время, не давая окончательного ответа на предложение встать под начало Жоржа и его приемника Дато. На тот момент, я считал, что делаю все правильно и даже сейчас, анализируя произошедшее, считаю, что это было разумной тактикой. Все это время нас никто не трогал. Как оказалось, мне готовили ловушку, в которую я благополучно вскочил прямо с разгона. Устроить драку, в которой единственным виноватым буду я — хорошая идея. Хотя, если бы я даже не стал драться с тем ефрейтором и его двумя приятелями, а, предположим, убежал бы, то повод посадить меня под арест все равно нашелся бы. Алкснис и Кабоев в этой схватке явно играли на стороне Жоржа, и могли подыграть ему как угодно в любой нужный момент.

Может мне, ради сохранения команды и своих людей, стоило показать ложное смирение и временно пойти под Жоржа? Не думаю, что это был бы хороший шаг. Во-первых: предложение касалось только меня и пары-тройки моих людей, остальные для Жоржа были бы просто балластом, который нужно сбросить. А это означало бы предать людей, которые мне доверились. Жорж, сто процентов, предложил бы мне и людям, пришедшим со мной, пройти некую инициацию и расправиться над кем-нибудь, или поучаствовать в актах унижения «духов». Это был бы опрометчивый поступок, после которого произошло бы полное разложение моей команды. Так что, соглашаться на подобное точно было нельзя.

Вот и получается, что если отбросить в сторону эмоции, то как командир подразделения, я действовал оптимально, пытаясь затянуть время, чтобы усилить свою команду и ослабить противника. Я и на бой с братьями Резвановыми вышел, чтобы максимально ослабить Жоржа. Уже с самого начала, я знал, что буду их калечить, что и сделал в конце поединка. Возможно вот тут и есть моя ошибка. Мне надо было ломать их сильнее, так, чтобы они ходить вообще не могли до самого дембеля. Но это уже было рискованно, можно было загреметь по полной. По итогу, именно эти два озлобленных, как подраненные звери, ублюдка и поломали Ромку. Поломали больше не физически, а морально. Бергман не смог перенести высшего для мужчины унижения и наложил на себя руки.

Акт изнасилования — это символическое выражение высшего превосходства одной мужской особи над другой. Это присутствует в дикой природе, когда например, в собачьей, или волчьей стае, вожак может демонстративно выразить так свое доминирование над остальными самцами.

В закрытом мужском сообществе, например тюремном, или армейском, это унижение опускает подвергшегося ему на самый низ иерархии. При чем, на какой бы высокой ступеньке иерархии на находилась жертва, она падает на самое дно. То есть, по сути, это самый жесткий инструмент подавления, призванный запугать остальных и заставить подчиниться из страха стать отверженным парией. Те, кто силой совершает подобные поступки, в тюрьме считаются беспредельщиками, и за это, рано или поздно, с них могут спросить, что, впрочем, не улучшает доли тех, кто пострадал от подобного беспредела.

Как жаль, что я не смог предотвратить такой исход. Ведя свое подразделение в бой, любой командир знает, что будут потери. Как бы не было больно за каждого своего бойца, командир не может оградить их от всех опасностей. Если парень выбрал быть бойцом, он принимает на себя все риски такого решения.

Рома очень хотел был бойцом, и он действительно стал им. У него был выбор, благодаря своему каллиграфическому почерку и умению рисовать, он мог стать писарем при штабе и отслужить всю службу на лайте. Штабного писаря никто в здравом уме и пальцем не тронет. Наряду с секретчиком и водителем командира, писарь — это армейская элита, которую задеть себе дороже. Но Рома сам не захотел так.

Когда мы уезжали в командировку в поселок при заводе, я предложил Бергману остаться. Я бы договорился с Приходько, с талантами Ромы, его бы взяли писарем с распростертыми объятиями. Но Ромка захотел поехать с нами и разделить нашу судьбу. Он ни разу здесь в армии не струсил, неизменно становясь у меня за спиной и участвуя во всех стычках. Бергман стал настоящим бойцом и настоящим другом, и тем тяжелей мне смириться с его потерей.

Если только я смог бы поговорить с ним до его окончательного решения, я бы его убедил, что то, что с ним произошло, на самом деле ничего не значит. Это не сделало его хуже, и он остался таким же классным парнем, как и был. Два грязных ублюдка надругались над ним, пользуясь своим превосходством в силе. Нужно было наказать их, и переступив через произошедшее, жить дальше, любя жизнь и радуясь каждому прожитому дню.

Я лично наказал этих тварей. Они больше не будут отравлять воздух своим дыханием, но почему-то мне сейчас не легче от этого. Хотя, кому я вру? Мне реально легче от того, что четыре подонка сдохли в той бытовке. Надеюсь, их смерть не была легкой, и, они, прежде чем сдохнуть, хорошенько помучились, понимая, что им не выбраться из огненной ловушки, и что это конец. Уверен, что прервав жизненный путь этих тварей, я сохранил много жизней, которые бы они обязательно отняли в предстоящем хаосе девяностых. Вспоминая известные слова одного очень влиятельного политика из моей реальности — Ромка погиб как воин, и его душа попала в рай, а те четверо — они просто сдохли…

Слышу шаги в коридоре. Интересно, как сильно обостряются чувства в одиночном заточении. Я откуда то точно знаю, что идет два человека и что они идут именно ко мне. Громко клацнул отпираемый дверной замок, тяжелая дверь открылась, и в камеру зашел никто иной как Виктор Петрович собственной персоной, в генеральском мундире и с невзрачной серой папочкой на завязках в руках.

— Здравия желаю, товарищ генерал майор! — Мигом подлетел я с табуретки, вытягиваясь в струну.

— Здравствуй Юра. Вольно, не тянись ты так, — махнул мне рукой дед Вики, и повернувшись к караульному стоявшему сзади с табуреткой в руках, кивнул ему. — Поставьте табуретку и оставьте нас.

Тот, молча, поставил табуретку на пол и сразу же вышел из камеры. Дверь закрылась, отчетливо клацнул запираемый замок, потом послышались удаляющиеся шаги караульного. Дождавшись пока шаги затихнут, Виктор Петрович сел на свою табуретку и кивнул мне на мою

— Садись Юра, разговор у нас с тобой будет долгим, — тяжело вздохнул Виктор Петрович.

Я сел на табуретку с ровной спиной и спокойно уставился на гостя. В голове у меня сейчас была мешанина мыслей, но показывать это было нельзя, поэтому я ждал, что скажет дед Вики.

— Я не буду ходить вокруг да около Юра, ты заслужил мою откровенность, — после небольшой паузы начал Виктор Петрович. — Я знаю все, что с тобой произошло за последние несколько месяцев. У нас на тебя есть кое какие планы. То, что ты оказался в стройбате и прошел через некоторые трудности, было частью проверки на твою пригодность к выполнению особо важного государственного задания. Могу тебе сразу сказать, что проверку ты прошел. Именно поэтому я сейчас здесь и говорю с тобой.

Виктор Петрович замолчал, ожидая моей реакции на сказанное. Я все так же молча сидел на табуретке ничем не выражая бурю бушевавшую в этот момент внутри. Мне нельзя сейчас сорваться и высказать этому человеку то, что мне очень хочется выкрикнуть ему прямо в лицо. Большие дяди играют в большие игры, а пешками в этих играх служат маленькие люди, вроде меня и Ромы Бергмана. Только я сейчас сижу в камере, Ромка лежит где-то в морге, а большой дядя пришел ко мне сделать предложение, от которого просто нельзя будет отказаться. А если попробовать? Что они могут мне сделать? Посадят за убийство Жоржа и его подельников? Ну, это еще надо доказать. Свидетелей никаких не было. Мотив мог быть не только у меня, а чистосердечного признания вы от меня хрен добьетесь. Хорошо, что я не раскололся о своем попаданчестве, мне бы тогда точно из их рук не выскользнуть было, а сейчас еще можно потрепыхаться.

— Может у тебя есть какие-то вопросы Юра? — Доброжелательно спросил меня дед Вики, прерывая сумбурный поток моих мыслей.

— А что бы было, если бы я не справился? — Криво ухмыльнулся я — Лежал бы в морге рядом с Бергманом?

— Гибель Ромы Бергмана — это трагическая случайность, — сразу помрачнел Виктор Петрович. — Тебя, по нашей просьбе, прикрывал ваш взводный — прапорщик Приходько. Ты и сам знаешь, как он тебе помог на первом этапе нахождения в части. Открою тебе еще один секрет: рядом с тобой постоянно находился наш сотрудник, который должен был вмешаться и подать сигнал, если бы твоей жизни что-то угрожало. К сожалению, события начали разворачиваться так стремительно, что ни он, ни Приходько не успели помочь твоему товарищу. Но наш сотрудник подал сигнал, и уже утром после известного тебе события, в батальоне работала следственная группа, а ты был экстренно эвакуирован и временно помещен на гауптвахту под охрану.

И тут меня осенило — Эдик! Их человеком рядом со мной был Эдик. Взрослый, рассудительный парень, с великолепной спортивной и бойцовской подготовкой. Он во всех ситуациях действовал очень грамотно и взвешенно, а когда меня заперли именно Эдик взял командование группой на себя и отлично организовал оборону. Я еще удивлялся, почему он сам, до моего приезда, не организовал команду на подобии той, что создал я, чтобы дать отпор «дедушкам» и Жоржу. Ну да, логично, помимо нашего взводного, который работает на ГРУ и может прикрывать меня перед руководством батальона, им нужен был человек рядом, который бы лично все видел и оценивал решения принятые мной. Ни один офицер не находится рядом с солдатами двадцать четыре часа в сутки, а внедренный как обычный солдат офицер ГРУ будет находится непосредственно в гуще событий и держать руку на пульсе. Умно. Кстати, интересна последняя фраза генерала, о том что я помещен на «губу» только временно. Надо бы уточнить.

— Временно? — Переспрашиваю, подчеркнуто недоверчиво глядя на собеседника.

— Да, временно, — кивая подтвердил Виктор Петрович. — Независимо от результата нашего с тобой разговора, ты сегодня же выйдешь отсюда и получишь недельный отпуск, который можешь использовать по своему усмотрению. А уже в зависимости от твоего ответа, после окончания отпуска ты: либо будешь отправлен на нашу базу для подготовки к выполнению особо важного государственного задания, либо будешь переведен дослуживать срок службы в приличную воинскую часть.

— А что будет с батальоном и с остальными ребятами? — Поинтересовался я, и с ухмылкой добавил, — ну кроме Эдика конечно, про него то вы мне точно не расскажете.

— Вычислил нашего сотрудника? Молодец, соображаешь. Во многом именно поэтому, выбор и пал на тебя. Умение думать и анализировать, для кандидата на выполнение задания, стоит на первом месте. — Усмехнулся дед Вики — Про нашего сотрудника я тебе действительно рассказывать не стану. А в батальоне в настоящий момент работает следственная бригада Министерства Обороны. Командование части отстранено на время следственных действий и находится под арестом, вместо них часть приняли другие, проверенные люди. Могу тебя заверить, что твои знакомцы Кабоев и Алкснис, не уйдут от справедливого наказания. На них собрано достаточно материала, в том числе и с твоей помощью.

— Так я вроде никак не помогал собирать материал, — пожал плечами я.

— Твое присутствие в батальоне и наблюдение офицера ГРУ, позволило сфокусировать внимание на происходящих там безобразиях, и теперь следствие продвигается довольно быстро, потому, что знают где искать. — Горько усмехнулся Виктор Петрович. — Знакомые тебе ребята, будут дослуживать там же, но поверь мне, что это будет уже совсем другое подразделение, и у них все будет в порядке. Твоя бывшая часть станет образцовой, и там больше не повторятся те ужасы, что происходили при потворстве командования батальона. Так что, можно считать, что ты не зря попал в этот стройбат. Жизнь очень многих людей изменится к лучшему, а зло в лице майора Кабоева и его подельников будет очень жестко наказано.

— Но Ромку то это не вернет. — Покачал головой я.

— Не вернет, — спокойно согласился со мной дед Вики — Как и не вернет жизней других людей погибших в разное время и по разным причинам. Я не циник, просто пожил уже не мало, чтобы понять что не бывает победы без потерь. Иногда мы теряем самых близких нам людей, и я тоже не один раз проходил через это, и до сих пор себя корю, что не сделал достаточно, чтобы мои боевые товарищи остались живы. Жизнь она тем и сложна и одновременно прекрасна, что в любой момент может оборваться и надо ценить каждый ее миг. Твой товарищ выбрал свой путь и прошел его достойно. Никто не хотел такого исхода. Кому как не тебе знать, что реальность порой ломает самые продуманные планы. Те, кто приложил руку к его смерти, тоже уже мертвы. Я думаю, ты и сам прекрасно знаешь, что с ними случилось и как это произошло.

— Я не причастен к пожару. — Тут же вставил я.

— А разве я утверждал обратное? — Тонко улыбнулся мой собеседник. — Следствие установило, что пожар произошел в результате неосторожного обращения с огнем в процессе распития спиртных напитков. Результаты проверки по пожару уже зафиксированы, доложены наверх и являются официальными. Так что, к тебе по известным событиям никаких вопросов нет и быть не может.

— Можно вопрос? — Я пытливо смотрю на генерала.

— Давай.

— В какой момент Эдик подал сигнал? — Спрашиваю я, потому что мне это важно знать.

— Как только узнал, что тебя посадили на не уставную гауптвахту и пропал Роман. От подачи сигнала, до принятия мер прошло некоторое время.

— Спасибо за ответ.

Я задумался. Как мягко стелет, однако. Но, если задуматься, дед Вики мне все правильно сейчас разложил. Возлагать на него вину за смерть Ромки несправедливо и даже как-то по детски. Мне ли, с моим жизненным опытом, не понимать, что случившееся было так называемым «эксцессом исполнителя». Не стань Рома моим товарищем, и не поддержи он меня, братья Резвановы не обратили бы на него никакого внимания. Хотя, судя по тому, что я о них слышал, и тому как они повели себя при нашей встрече, им не нужно было особого повода. Просто дурная прихоть и желание покуражиться, помноженные на зашкаливающее самомнение и отсутствие эмпатии к окружающим, могли привести к сходному результату. Есть непреодолимый ход событий, и его никак не изменить. Задним числом можно винить себя или других, типа нужно было сделать так или эдак, и этого всего не случилось бы. Но как говорится — знал бы прикуп — жил бы в Сочи.

Не хочу ломаться и изображать из себя обиженного подростка, которому все вокруг должны. Эти три дня в одиночке дали мне время немного прийти в себя и обдумать ситуацию, посмотрев на все со стороны. Я попал в переплет, в который мог бы попасть абсолютно любой призывник, которому не повезло оказаться в подобной части. Только в отличии от большинства восемнадцатилетних пацанов, у меня есть подготовка и определенные знания, которые помогли не прогнуться и не сломаться. Те кто направил меня в эту часть, знали о том, что я не мальчик для битья, и смогу постоять за себя самым кардинальным способом, что я в итоге и сделал. И к тому же, в отличие от простых пацанов, ко мне прикрепили аж двух офицеров, которые присматривали за мной и собрали материал на командование батальона.

Ну попал я в эту часть не просто так, и что это меняет? Обижаться на проверку глупо. Такие проверки не делаются просто от кровожадности, или желания кому то насолить. Людям подобным Виктору Петровичу, есть чем заняться в жизни, помимо того как доставлять неприятности юным дворникам и поклонникам своих внучек. Любые спец службы радеют прежде всего за свою работу, и кровно заинтересованы в успехе проводимых операций, а операциях участвуют люди. Выбрать правильного человека, от которого будет зависеть исход важной оперативной комбинации очень непросто. И тут нужно даже не семь раз проверить, прежде чем отрезать.

В прошлой жизни, мне приходилось самому осуществлять некие опасные действия, и привлекать для этого людей со стороны. И проверка тех, кто должен был прикрывать мне спину, всегда была обязательной. Виктор Петрович и его служба — это игроки высшей лиги, уровень которых неизмеримо выше чем у того, кем я являюсь сейчас, и даже того, кем я был раньше. Я никогда еще не общался с игроками такого высокого уровня и не попадал в круг их интересов. Так что, умом я все понимаю, но эмоции все же немного давят.

— А почему вам нужен именно я? — Задаю давно интересовавший меня вопрос. Уже внутренне делая выбор. — Ведь у вас полно подготовленных ребят, которые выполнят любой приказ. Тот же Эдик, или как там его, например. Что вам от простого советского дворника, без образования и специальности?

— Для каждой работы нужен свой инструмент. Так сложилось, что ты идеально подходишь по большей части параметров для выполнения нужной задачи, а по тем параметрам по каким пока не подходишь, мы тебя сможем относительно быстро подтянуть, — улыбнулся Виктор Петрович и протянул мне серую папку, с которой зашел в камеру. — Это я тебе оставлю ознакомиться, посиди почитай. Зайду через пару часов, тогда и продолжим наш разговор.

Виктор Петрович встал с табуретки и, подойдя к двери, громко крикнул.

— Дежурный!

Рано утром советский часовой заметил пять джутовых мешков на краю взлетно-посадочной полосы авиабазы Баграм в окрестностях Кабула. Сначала он не придал этому большого значения, но потом ткнул стволом автомата в ближайший мешок и увидел выступившую на поверхности кровь. Часовой немедленно вызвал начальника караула, а уже потом вызвали экспертов по взрывотехнике. После проверки на наличие мин-ловушек в мешках было обнаружено нечто гораздо более ужасное. В каждом мешке находился молодой советский солдат, завернутый в собственную кожу. Этих пленных солдат подвергли зверской казни под названием «красный тюльпан». Сначала пленным вводили большую дозу наркотика, затем подвешивали за руки, надрезали кожу вокруг всего тела и заворачивали вверх. Когда действие наркотика заканчивалось, приговоренный испытывал сильнейший болевой шок. Как правило, люди сначала теряли рассудок, а потом умирали медленной смертью…

Пленникам живьем отпиливали конечности, отрезали гениталии, отрубали уши, носы, выкалывали глаза, выпускали кишки, спускали на них собак… Одну группу пленных, с которых содрали кожу, повесили на крюках в лавке мясника. Другой советский пленный стал центральной игрушкой аттракциона под названием «бузкаши» — жестокого и дикарского поло афганцев, скачущих на лошадях, выхватывая друг у друга вместо мяча обезглавленную овцу. Взамен нее они использовали пленника. Живого! И он был разодран буквально на куски.

Значительная часть лагерей моджахедов, в которых содержат советских военнопленных, находится на территории соседнего с Афганистаном Пакистана — в его Северо-западной пограничной провинции, которую исторически населяют пуштунские племена, родственные пуштунам Афганистана. О помощи Пакистана, который во время афганской войны оказывает организационную, финансовую поддержку афганским моджахедам, широко известно.

На момент афганской войны Пакистан является главным стратегическим партнером США в регионе. Руками пакистанских спецслужб и пакистанских спецподразделений действует ЦРУ и спецназ США. Операция «Циклон» разработанная Центральным Разведывательным Управлением США, предусматривает щедрое финансирование военных программ Пакистана, оказание ему экономической помощи, выделение средств и предоставление организационных возможностей для вербовки моджахедов в исламских странах. Если в 1980 году финансирование по этой программе составило 20 миллионов долларов, то уже к 1985 году только США выделило 250 миллионов долларов, плюс 250 миллионов долларов выделила Саудовская Аравия. Это огромные по тем временам деньги.

Пакистанская межведомственная разведка ISI играет главную роль в вербовке и обучении моджахедов из различных исламских государств, которые затем переправляются в Афганистан — в состав отрядов, сражающихся против правительственных войск и советской армии. Но если военная помощь моджахедам вполне укладывается в противостояние «двух миров» — капиталистического и социалистического (аналогичная помощь оказывалась США и их союзниками антикоммунистическим силам в Индокитае, в африканских государствах), то размещение советских военнопленных в лагерях моджахедов на территории Пакистана уже выходит за грани дозволенного и всячески отрицается властями Пакистана.

В 1983 году, в селении Бадабер, что на территории Пакистана, в 10 км к югу от города Пешавар, был оборудован лагерь афганских беженцев. Такие лагеря часто используются для организации на их базе других лагерей — учебно-тренировочных, для боевиков и террористов. В Бадабере обосновался «Центр подготовки боевиков имени Халида ибн Валида», в котором моджахедов тренируют инструкторы американского, пакистанского и египетского спецназа. Лагерь размещается на огромной территории в 500 гектаров. Боевики, как всегда в таких случаях, прикрываются беженцами. Официально, там сейчас живут старики, женщины и дети, бежавшие от «ужасов советской оккупации». На самом деле, в лагере регулярно тренируются бойцы формирований Исламского общества Афганистана, которое возглавляет Бурхануддин Раббани (будущий президент Афганистана прим. автора). Инструкторами и военными советниками в лагере служат американские, египетские и саудовские военные. Официально тренерами моджахедов выступают пакистанские офицеры, но на деле все обучение курируют американцы. Моджахеды учатся работе со стрелковым оружием, минно-взрывному делу, радиосвязи, организации засад и тактике партизанской войны. Оружие в лагеря поставляется через третьи страны: Египет, Саудовскую Аравию, Китай и другие.

С 1983 года лагерь в Бадабере стали так же использовать и для содержания попавших в плен военнослужащих Вооруженных сил Демократической Республики Афганистан, Царандоя (афганской милиции), а также советских солдат, офицеров и гражданских служащих, оказавшихся в плену у моджахедов. На протяжении с 1983 по 1985 год, в лагерь свозили пленных, которых помещали в выкопанные в земле в зинданы. Всего там содержится не менее 40 афганских и 14 советских военнопленных. Эти цифры, весьма приблизительны и могут быть куда большими. В Бадабере, как и в других подобных лагерях, военнопленных подвергают жестоким пыткам и издевательствам. Одновременно моджахеды предлагают советским военнопленным принять ислам, обещая, что тогда издевательства прекратятся и их освободят.

*** (В этом отрывке приведены реальные свидетельства событий времен афганской войны, взятые из различных источников).

Сижу, просматриваю материалы отпечатанные на сероватых листках А4 и черно-белые фотографии из папки переданной Виктором Петровичем. При прочтении некоторых, до боли сжимаются кулаки. Я вспоминаю подобные зинданы, которые возникнут менее чем через десять лет на территории современной Чечено-Ингушской АССР, которая превратится в свободную Ичкерию. Наша поисковая группа, во время первой Чеченской, не раз натыкалась на подобные объекты. Вызволенные оттуда пленники представляли собой ужасающее зрелище. Черно белые фотографии из генеральской папки не передают и сотой доли того ужаса, который я видел своими глазами.

Зараза, заботливо выпестованная щеголеватыми дэнди из ЦРУ и Ми-6, уже скоро придет и в мою страну. Наши «заклятые друзья англосаксы», гвоздь им в печенку, сильно постараются. Сейчас в Афганистане и Пакистане именно эти сволочи планируют операции и готовят моджахедов к войне с неверными. Многие унесенные жизни наших парней, на их совести. И потом именно они будут готовить боевиков уже на Северном Кавказе, надеясь вслед за Союзом, разорвать на куски и подчинить уже и Россию.

Генерал, скорее всего, хочет предложить мне что-то связанное с Афганистаном. Не даром же он дал мне эту папку. Ванька Карабанов воевал в Афгане, и много мне рассказывал о той войне. Не думал я, однако, что это может коснуться и меня. А вот может, как оказывается. Вот только, что мне можно предложить, что не могли бы сделать подготовленные офицеры спецназа, которые уже несколько лет воюют на месте? Думай голова, думай — я тебе шапку куплю. Что же во мне такого интересного? На ум приходит только юный возраст, в сочетании с необычными для такого возраста физическими кондициями, и умением убивать. Уже теплее, кандидат не должен выглядеть как опытный боец, но таковым являться на самом деле. Что еще?

Виктор Петрович дал понять, что я успешно прошел проверку. А в чем она состояла? То, что я хорошо умею драться и убивать, они знали и раньше. В стройбате это не особо бы спасло меня против толпы Жоржа. Тут: либо меня убили бы, либо я бы поубивал кучу народа, и присел всерьез и надолго, если бы Эдик, подав сигнал, не остановил проверку. Я вышел из положения сплотив вокруг себя команду из разнородных, случайно оказавшихся в казарме людей. Умение сплотить и подготовить чужеродный коллектив, в условиях максимального внешнего давления, вот что являлось проверкой! Тогда, может быть Бадабер? Не зря же в папке находятся материалы именно об этом лагере. Как жаль, что в своей реальности, я так мало интересовался афганской войной, и знаю только то, о чем мне рассказывал Ваня Карабанов, а это не так много. Но слово Бадабер откуда-то мне явно знакомо. Вот только не помню откуда.