День 20 месяца дженавя ( I ) года 1651 Этой Эпохи, Кхазунгор.
Пройдя по плато Богденсфаттенмер, более-менее ровному и открытому, караван выбрался к поросшим лесом берегам горной реки. Проводник назвал её Смортанэльв, и сообщил, что они достигли границы владений великого города-крепости Охсфольдгарн. Вся земля дальше находилась под властью Улдина эаб Зэльгафивара, могущественного, и очень жадного рекса, повелителя Гор Полумесяца. На дальнем берегу Смортанэльв, более высоком, скалистом, можно было видеть каменные башни, расставленные через каждые четыре лиги друг от друга; на вершинах башен горели большие костры. Туман ранних сумерек приглушал их свет, но цепь тускнеющих огоньков уходила далеко вверх и вниз по течению. Границы владений Охсфольдгарна были на замке, между башнями в хорошую погоду передавались световые сигналы и о любых замеченных нарушителях быстро становилось известно в крепостях с верховыми отрядами.
Караван пересёк Смортанэльв под покровом ночи, в одном, строго определённом месте, и только когда Таргон решил, что туман достаточно густ. Он спешил и старался заметать следы за санями, надеясь, что это на время отложит погоню. Путь продолжился меж скал по тропкам контрабандистов, которые перемежались со звериными, в постоянно крепчавшем холоде. Бог указывал направление, а гном с трудом прокладывал маршрут сквозь беспощадную горную зиму. Люди и невысоклики убывали, не перенося тягот пути, и Доргон-Ругалор давился гневом от их ненадёжности. Он чувствовал источник зова всё ближе, и терял последнее терпение.
///
Однажды, когда караван едва-едва полз вверх по склону скальной гряды, после череды хмурых дней выглянуло солнце. Снег заиграл мириадами бликов, а несколько часов спустя с вершины горы донеслось рокочущее эхо. Люди остановились и следили, задрав головы, как свыше стало медленно сползать белоснежное облако. Вскоре их накрыл поток ледяного ветра, лавина следовала за ним, обволакивая выступы, поглощала леса. Она клубилась и росла, слизывая бесконечные снежные толщи, набирала скорость, гудела.
Туарэй продолжал идти вверх по склону, когда смертные замерли в ужасе перед наступлением гибели. Бог вытянул вперёд руку с зажатым Драконьим Языком и крутанул им, формируя стену испепеляющего жара. Катящееся снежное облако с гудением напоролось на преграду и ураганные ветра от столкновения разных температур с воем устремились ввысь, лавина разошлась в стороны, остатки её опустились к изножью склона двумя разными путями, миновав караван. Ещё долго слышался отдалённый рокот, однако, никто не обращал на него внимание — все взгляды были прикованы к радуге, игравшей в свете солнечного дня. Такой большой и чистой радуги ещё никогда не видели горы.
Туарэю эта красота оказалась безразлична, огненный бог продолжил восхождение, а смертные потянулись следом, боясь отстать от покровителя. Никто из них не знал, какой ценой были спасены жизни, никто не мог слышать, как громко Туарэй дышал, никто не замечал, как трещины на его коже расширились, истекая чёрным дымом вместо крови, а сердце, видневшееся сквозь дыру в груди, потускнело.
Он поднялся на скалистый гребень первым и, обернувшись, окинул взглядом бескрайнюю равнину. Там, далеко внизу лежал Вестеррайх, западная половина континента, почти плоская от предгорий до самой Дикой Земли. Глаза бога преодолели пространство на сотни лиг, увидели древние города на заснеженных землях, и Туарэй удивился тому, насколько умиротворённым и красивым казался тот терзаемый бедами край. Ни война, ни мор, ни ползучее вторжение древних сил не могли испортить его облик этой зимой.
— Дом…
— Мой бог? — Самшит вместе с телохранителями только что поравнялась с Доргон-Ругалором, её ресницы стали ещё белее от инея, дыхание облачками вырывалось изо рта, утеплённая одежда скрадывала очертания тела.
— Мой дом. Я исходил его почти вдоль и поперёк, не был только в южных землях, за озером. Ты пересекала их по пути в Эстрэ.
— Да, мой бог, — сказала она, хотя он и не задавал вопросов. — Взгляните в мою память, тот край поистине чуден.
— Нет. Южные земли ничего не значат для меня, пускай они сгорят.
Глаза бога слабо мерцали.
— Я дерзну сказать, — прошептала Самшит бледными губами, — мой бог, нам следует помолиться для вас…
— Не сейчас. Люди слишком вымотаны, пусть лучше отдохнут, чтобы двигаться хоть немного быстрее.
— Цель близка, мой бог?
Подул северный ветер и над склоном пошёл чёрный снег. Зазвучали возгласы удивления, ибо сочетание сияющей радуги и чёрных хлопьев, падающих с неба, являлось чем-то невероятным. Туарэй высунул дымящийся раздвоенный язык, поймал кусочек пепла и ощутил горечь.
— Там. — Доргонмаур указал вдаль, туда, где меж гор поднимались столбы чёрного дыма. — Зов исходит оттуда,. Передай проводнику, чтобы проложил для нас путь.
Дорога отняла ещё несколько тяжёлых дней, и с каждым часом вокруг становилось меньше снега, и в горячем воздухе прибавлялось гари. На подступах к долине, истекавшей дымом, смертные громко кашляли и слабели на глазах, так что в один момент Туарэй принял решение:
— Дальше пойдём только мы с тобой, жрица. Остальным лучше отойти на безопасное расстояние и ждать.
— Это величайшая честь, мой бог, ваше милосердие не знает границ.
Он перевёл взгляд на двух Пламерождённых, которые подступили ближе.
— Не вы. И не Огненные Змейки. И не братья Звездопада. Только я и моя жрица.
Гиганты, закованные в красную бронзу, повернули головы к Самшит, в этом мире они не повиновались никому среди смертных и бессмертных, — только той, которую поклялись защищать.
— Н’фирия, Р’ухул, останьтесь, — улыбнулась она, — в мире нет места безопаснее, чем рядом с моим богом.
Туарэй двинулся вперёд, заметно опираясь на копьё, Верховная мать покорно и без тени сомнений пошла за ним к входу в долину. Пепел устилал их путь, горячий воздух жёг лёгкие и наполнял рот горечью, а под землёй что-то глухо рокотало. У Самшит слезились глаза и горело в глотке, она смочила платок талой водой из фляги, и кое-как обвязала лицо. Вместе они шли по дороге, которая давно одичала, но на которой всё равно виднелись чудовищных размеров колеи. Вскоре их глазам открылся мир камня: обугленного чёрного и расплавленного алого. Туарэй и его жрица вступили в страшное место, — долину, стиснутую множеством чёрных гор с дымящимися вершинами. По их склонам медленно текли огненные реки, образовавшие внизу целое озеро лавы; воздух извивался от жара, нося пепел как мириады мух и гоняя горький ядовитый дым. Самшит ощущала растущую слабость.
Это не укрылось от Туарэя, он повёл левой, когтистой рукой, — воздух вокруг жрицы очистился.
— Мой бог?
— Ты нужна мне в полном рассудке и твёрдой памяти.
Он вышагивал рядом, огромный, ужасающий, перековерканный, с горящими янтарным пламенем глазами. Самшит осмеливалась смотреть на своего бога лишь украдкой, и постоянно вздрагивала, когда по его лицу пробегала судорога.
— Я жажду служить, мой бог. Какова ваша воля?
— Пусть твои глаза будут открыты, уши навострены, а память — цепка. Позже, когда придёт время, ты перескажешь то, что видела и слышала. Не только сегодня, но и прочее. После нашей победы придёт время восстановления и строительства, народам возрождённой империи понадобится история, легенда, миф, закон свыше и священное наставление. Им понадобится эпос.
Она обдумала услышанное и зацепилась за одно слово:
— Победим, мой бог?
— Что тебе неясно?
— Мой бог, — осторожно ответила Верховная мать, — в основе нашей вере стоит упование на вашу защиту. Основательницы культа Драконьих Матерей пообещали спасение в Последние Времена. Мы ждали вас, дабы вручить вам наши судьбы, и быть проведёнными в безопасное убежище на время ужасных невзгод.
Доргон-Ругалор оскалил рот в грозной улыбке:
— Убежище. Хм, да, я укажу вам на убежище, несомненно.
Бог ступил на лаву и пошёл, не проваливаясь в озера. Самшит последовала за ним без раздумий и сомнений, жар никогда не волновал её меньше, чем сейчас, даже такой беспощадный и смертельный. Доргон-Ругалор постоянно осматривался, искажённый рот приоткрывался, та его часть, которая походила на человеческую, шевелила чёрными растрескавшимися губами, сквозь острые зубы просачивался дым. Самшит тоже смотрела по сторонам и обратила внимание на остов громадной металлической конструкции, покрытой копотью, что стояла на одном из вулканических склонов. Верховная мать не сразу смогла узнать гномский гусеничный вагон, — медлительный, но вместительный транспорт, порождённый паровой наукой.
— Мой бог, можно ли мне спросить, что произошло в этом месте?
— Война, — ответил Доргон-Ругалор. — Духи рассказывают мне историю сейчас. Вот, взгляни на отблески имматериума.
Протянутая рука была очень горячей и шершавой на ощупь, Самшит ощутила боль, коснувшись её, а потом на неё накатила волна, преобразившая мир. Тут и там на озёрной глади появились смутные силуэты, широкие и низкорослые, они бродили вокруг и беспрестанно кричали. В воздухе раздавалось эхо отдалённого грома, что-то взрывалось, но Верховная мать не могла найти источник; озираясь, однако, она увидела, что из жерл вулканов поднимались великанские фигуры, они ревели и раздирали свои огненные тела когтями, а из ран валил чёрный дым. Кроме них вокруг вместе с пеплом витали обрывки… Самшит не понимала их природы, но, когда один задел её самым краем, тело пронзил импульс мучительной боли, сильное страдание, тоска по дому, семье, ненависть, страх перед невидимым врагом, жестоким и подлым.
Доргон-Ругалор прекратил связь.
— Мой бог, — дрожащим голосом произнесла она, — вы всегда видите мир… таким?
— Да. Здесь шла война, из-за неё проснулись вулканы, они разъярены и ещё долго не уснут вновь. Души погибших, не смогшие пересечь Кромку, лоскутья предсмертных страданий — вот, что ты ощутила.
— Они не мучают вас? — спросила Самшит с волнением. — Даже одно прикосновение заставило меня…
— Мне немного щекотно.
Над озером лавы шёл пепельный снег и ядовитый дым не раз застилал всё вокруг. Наконец, они ступили на твёрдую почву, к тому времени стал виден дальний конец долины. Та сужалась в тесную горловину, над которой горы вырастали и больше не дымили. Высокими острыми шпилями они сходились к очень узкой трещине. По сторонам от ущелья порода сильно пострадала от множества взрывов, её куски устилали землю, почти полностью скрывая громадные металлические створки.
Бог вошёл во тьму, стиснутую двумя каменными стенами, Самшит готовилась увидеть там более ужасные следы войны, однако, даже когда Доргонмаур засветился, не обнаружила ничего. Лишь позже под ногами стали попадаться фрагменты костей, потом — целые кости, все какие-то неправильные, искажённые.
Вместе они достигли конца ущелья, где кости лежали целыми кучами, они устилали землю под ногами, а воздух был тяжёл от праха. Свет извне уже не проникал в это место, его зловещий дух оседал на коже плёнкой мёртвой пыли. Бог поднял копьё выше, и оно засветилось ярче; Самшит увидела, что каменные стены были испещрены тысячами надписей, выбитых тут и там; владея старым гроганским языком, она смогла распознать множество мужских имён. Зачем всё это пряталось во тьме?
Но интерес испарился, когда свет лёг на тысячи плоских камней, сложенных в форме четырёхугольной пирамиды. Её подножье скрывали кости, в центре виднелась пустая арка, а вели к ней огромные, грубо вытесанные ступени. Пылающие глаза бога не сводили взгляд с тёмного зева; Самшит ощутила лёгкий озноб.
— Это оно? Мы достигли цели, мой бог?
Доргон-Ругалор молчал, как молчала и пирамида в этом тёмном, сокрытом месте; молчали кости и прах под ногами, но отчего-то Верховной матери казалось, что за тишиной кто-то искусно прятался, выжидая подходящего момента. Наконец он низко зарычал и взмахнул копьём, отчего Драконий Язык издал тонкую злую ноту.
— Духи этого места очень надоедливы. Идём.
Подхватив Самшит, бог одним прыжком переместился к проёму, ведшему внутрь пирамиды. Они вошли в просторный зал со скошёнными стенами, уходившими в высшую точку потолка. Каменная порода под ногами сильно отличалась от стен, это был сплошной монолит, белый как слоновая кость и покрытый замысловатым узором из бесконечных борозд. В центре залы имелась небольшая выпуклость, встав у неё Доргон-Ругалор надолго замер; копьё мягко освещало это тихое место, а Самшит боялась дышать, чтобы не нарушить задумчивость господина.
— Не здесь, — наконец тихо произнёс он.
— Мой бог?
— Ответ на вопрос: мы не достигли цели, зов идёт не отсюда, хотя источник уже очень близко.
— Мы готовы продолжать путь сколько угодно, пока вы ведёте нас…
— Однако же мы с тобой не зря пришли.
Бог полуобернулся, его горящий взгляд обратился на единственный вход, Самшит тоже повернула голову и потянулась к рукояти ритуального криса, но одёрнула себя, — что мог и для чего нужен был её нож под опекой истинного бога?
Фигуры были почти неразличимы в полумраке, и двигались они совершенно бесшумно, словно не дыша. Их было множество, все — в плащах тёмной ткани, вооружённые мечами, топорами и копьями. Они расходились широким полукругом, держа наготове оружие, и походили друг на друга словно были созданы по единому лекалу. Лишь один сильно выделялся, огромный, невероятно широкий силуэт, более крупный даже, чем белый орк Маргу. Он нёс в руках громадный молот. Однако же не гигант выступил вперёд, а один из заурядных силуэтов, сжимавший в руке клинок. Бог прищурился, заметив нечто странное в этой фигуре, аура не представляла особого интереса, — мало ли в мире было сильных людей? А вот искажение в потоках имматериума, отдалённо похожее на нимб, вызывало интерес. Точно такой же, как у белого орка.
— С некоторых пор в нашей долине уже не чтятся законы гостеприимства, — раздался тихий, холодный голос, — назовите свои имена.
— Я не нуждаюсь в приглашении, ибо всё вокруг — моё, и везде я — дома, — пророкотал Доргон-Ругалор.
— Дерзкие слова, но слишком длинные. Счастье, что мне не придётся их запоминать. Убить.
— Жрица, стой здесь и не вмешивайся.
— Да, мой бог.
Самшит зажмурилась, ожидая, что последовавшая вспышка обратит богохульников пеплом, но к её удивлению, кара не воспоследовала. Зато тихий смех Доргон-Ругалора испугал Верховную мать сильнее чего-угодно иного. Самшит привыкла видеть своего бога грозным, свирепым и нелюдимым, скорым на расправу, но он никогда прежде не веселился.
Бог ступил навстречу противникам с улыбкой, похожей на огненную трещину, в тот же миг он исчез в облаке дыма и искр, возник рядом с одним их врагов. Тот не растерялся замахнулся топором, но бронзовый кулак расколол ему голову словно гнилую дыню и тело упало ничком, подёргивая конечностями. Замешательство было кратким, они попытались напасть на Доргон-Ругалора с нескольких направлений, он изящно уклонился от всех и каждого, после чего совершил выпад. Драконий Язык вошёл в живот одному из врагов, тот выгнулся, истошно крича, а через долю мгновения из его рта и глаз хлынули огненные струи, тело почернело, растрескалось и распалось углём за один короткий вздох. Такая же участь настигла ещё нескольких, которые безуспешно пытались дотронутся до бога своим оружием; в воздухе растекался сильный запах гари.
— Маг! — Голос лидера прозвучал громко, но без страха.
Бог стоял среди смертных, которые по скудоумию сочли его каким-то жалким чародеем; теперь враги проявляли намного больше осторожности. Один из них метнул копьё, оружие достигло цели, но древко превратилось в пепел, а расплавленный наконечник скользнул каплей по лицу Доргон-Ругалора; удар Драконьего Языка поразил святотатца в грудь и обратил углём через миг.
— Цепи!
В темноте раздался звон и гудение, три длинных тонких цепочки оплели тело бога и натянулись.
— Керберит. — Доргон-Ругалор поддел звенья когтем левой руки, разглядывая их в свете копья. — Какая роскошь, и раньше это создало бы много проблем.
Цепи лопнули, бог совершил несколько резких движений Доргонмауром и трое погибли, вместе с предсмертным воплем изрыгая пламя и дым.
Самшит почувствовала укол в правом боку и в полумраке разнеслось грозное:
— Я взрежу ей печень!
Не то, чтобы она упустила стремительного противника, который метнулся к ней, — просто бог приказал стоять и не вмешиваться, так что она полностью подчинилась. Теперь враг обхватил её шею левой рукой, а правой вдавливал кинжал в бок. Было неудобно, однако, Самшит ничего не боялась.
Доргон-Ругалор же утратил весёлый настрой в тот же миг, ужасное лицо бога пошло огненными трещинами, он пристально взглянул на Самшит, её пленителя, и вместе с искрами выдохнул:
— Больше ты не человек, проклинаю.
Кинжал выпал из дрогнувшей руки, хватка на шее Верховной матери ослабла, и враг отступил, плащ на нём затлел, во все стороны повалил чёрный дым, он хрипел и дёргался, а когда одежда сгорела, взглядам предстал человеческий скелет, обтянутый почерневшей, смолистой, сухой кожей; с точащими из натянутого рта зубами, тлеющими искорками в тёмных глазницах и огромным, вздутым словно у беременной женщины животом. Внутри живота что-то мягко светилось сквозь толщу жидкого сала.
— Ниц.
Страшное давление опустилось на плечи врагов, заставляя пасть на колени.
— Согнуть выю.
Их спины и шеи скрутило так, что все оказались на четвереньках, но двое остались на дрожащих ногах. Это стоило им очень многого, Самшит слышала зубовный скрежет и тяжёлое предсмертное дыхание.
— Легат, понимаешь ли ты, за что наказан?
Бог обращался к одному из стоявших, и тот долго набирался сил, чтобы ответить:
— Убей меня сейчас, колдун, или я найду способ убить тебя, клянусь пламенем Элрога.
Услышав имя бога, Самшит вздрогнула и прикрыла рот ладонью.
— Сначала меня это даже позабавило, — продолжил Доргон-Ругалор, — столько веков ожидания, столько надежд, страхов, и новых надежд, но, когда пришёл миг, вы просто не узнали своего бога. Должно быть, я не совпадаю с тем образом, который сплели и хранили твои предки, передавая из поколения в поколение, легат. Это можно понять, и даже простить. Однако же я могу быть и иным.
Свет Драконьего Языка усилился, дымное одеяние развеялось, открыв тело бога во всём его ужасном величии, песнь копья набирала силу, огненные язычки вырывались из трещин в чёрной коже, правое, развитое крыло, расправилось, и Самшит удивилась тому, какое же оно было огромное. Доргон-Ругалор сделался больше себя прежнего, чувство его присутствия захватило каждый разум и каждую душу, наполняя бесконечным благоговением и страхом. Воля двух стойких рухнула, как и сами они перед богом. Самшит ощутила покой, как в объятьях пламени, там, дома, в Анх-Амаратхе.
— ФУРИУС БРАХИЛ, Я ТВОЙ БОГ! И Я ПРИШЁЛ ВЗВЕШИВАТЬ СУДЬБЫ ТВОЕГО НАРОДА!!!
Драконий Язык угас и возвышенная песнь стихла, силы стали возвращаться к людям, ничто больше не давило на их плечи, но бывшие враги оставались на коленях. Человек, которого бог называл по имени, стянул с головы капюшон дрожащей рукой и посмотрел на него снизу-вверх.
— Время… пришло?
— Латум. Я здесь, чтобы провести смотр войск и решить, отправится ли мой последний легион на войну, либо погибнет, будучи недостойным, выродившимся в ничтожество. Пошли весть в поселение, пусть будут готовы. Остальные могут убираться, но ты останься.
Воины обождали мгновение, ожидая подтверждение от своего предводителя, и в ярости Доргон-Ругалор испепелил пятерых одним взмахом копья.
— ВОЛЯ БОГА ИСПОЛНЯЕТСЯ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЙ!!!
Они бросились прочь из пирамиды и растворились в темноте.
— Жрица, приди.
Самшит оказалась рядом, теперь она видела лицо Фуриуса Брахила достаточно хорошо: вытянутое, с твёрдыми чертами, несколькими шрамами; крупный нос, утолщённый ниже переносицы, густые брови и пронзительные бледно-голубые глаза, похожие на зимние звёзды. В этом человеке чувствовалась сила, но и смятение тоже.
— Перед тобой Фуриус Брахил, легат Девятого легиона, — Ильдии. Некоторые историки считали этот легион четвёртым потерянным вслед за Сепреттой, Талитой и Радаттари, но истина в ином: Ильдия не пропала, Ильдия ушла. Вскоре я решу, принять ли их на службу, или истребить за предательство.
Фуриус Брахил опустил взгляд.
— Пока же есть дела более насущные. Поднимись, легат.
Человек повиновался.
— Веди нас к нему.
— Слушаюсь.
— «Слушаюсь, мой бог», — твёрдо поправила Самшит.
— Слушаюсь, мой бог, — покорно повторил Брахил.
Он развернулся и быстро зашагал прочь.
— Путь не самый близкий, жрица, поспешим.
Они покинули пирамиду вслед за легатом. Он обошёл её, и в том месте, где мрачная постройка прилегала к стене этого каменного мешка, в самой непроглядной тьме, прикрытая кучами костей, обнаружилась трещина, — вход в тоннель. Брахил скользнул внутрь и уверенно двинулся вперёд, не отрывая правой руки от стены; скоро обнаружилась ниша, в которой лежало несколько факелов и огниво. Задержавшись на миг, он продолжил путь без факела.
Верховная мать следовала за своим богом, она спешила и не чувствовала усталости, но, шагая сквозь почти полную тьму, боролась с целым ураганом мыслей. Доргон-Ругалор привёл её в это потерянное мрачное место, и здесь живут настоящие элрогиане; почему бог упорно скрывал от неё такую невероятную истину? Доверял ли он своей жрице? Принимал ли искренность её веры? Какие могли быть сомнения, когда её распахнутая настежь душа легко читалась… До сих пор в ней страшным эхом отдавались его слова: «Ты не готова». Но ведь она готовилась к встрече с ним всю жизнь, через столькое прошла, и всё равно оказалась… Самшит с ужасом осознала, что проявляет сомнения, перечит в мыслях, почти что придаёт своего бога! И для него её душа воистину — открытая книга!
Она почувствовала лёгкое тепло, которое стало быстро расти в груди и голове, по мере того, как увеличивалось присутствие Доргон-Ругалора. Он обратился к ней без слов:
«Я шёл на зов, который будоражил меня многие годы, жрица. Явление новых последователей стало неожиданностью. Пока мы стремились к пирамиде, духи рассказывали мне историю. Ты хочешь узнать, что случилось в Пепельном доле?»
— Если мой бог сочтёт меня достойной, — прошептала Самшит.
«Что ж…»