Отец Пепла

Эпилог

Зиру сидела в тёмном каменном коробе, поджав колени к подбородку. Ей было холодно, голодно, хотелось пить, но ни одно из чувств не достигало высшей степени мучительности. Всё просто длилось, будто замерло на терпимой ступени. Блеклый зеленоватый свет шёл от иероглифов на стенах и полу, какая-то часть истории рассказывалась там, но Зиру не могла и не желала её читать. Единственное, чего она хотела, это вырваться из темницы, в которой не было решёток и замков. Зато был страж. Стоял в коридоре напротив, абсолютно неподвижный, статуя чёрного мрамора гигантского роста, с башенным щитом и копьём, шакальим шлемом на голове. От него веяло смертью, уж этот запах Зиру ни с чем не спутала бы. Неподвижность обманчива, любая попытка выйти без разрешения будет прервана ударом копья, выточенного… или отлитого из чёрного стекла. Оно длинное, дотянется до любого уголка камеры. Сколько времени прошло? В темноте казалось, что годы.

Последние воспоминания Зиру были сумбурными, сначала она прошла сквозь великую боль, растворялась в агонии, потом краткое прояснение и вспышка света. Все дети знают, что нельзя смотреть на солнце, но что делать, если само солнце смотрит внутрь тебя? Это было как летняя болезнь, когда ещё маленькая Зиру жила в Анх-Амаратхе и ей напекало голову до потери сознания. Потом она долго болела, мучилась мигренью и тошнотой, горела изнутри, а мерзкие жрицы презирали её ещё больше. Они-то могли входить в огонь как в воду, а от солнца только крепли… тупые шлюхи Элрога.

Зиру не помнила, как оказалась в этой каменной ячейке, лишь изредка здесь появлялись некроманты Чёрных Песков, обритые наголо, с татуировками на лбах, проверяли её и молча уходили, не обращая внимания на вопросы. Сколько времени прошло? В темноте казалось, что годы.

Стук костей по каменным плитам. Это не шаги обычных волшебников, что-то более крупное грядёт. Впервые за всё время страж пошевелился: чуть повернул голову, склонил её и сделал небольшой шаг назад. В проёме появилась высокая тощая фигура, окутанная чёрным шёлком, при драгоценном поясе с серебряным серпом; из глазниц полированного черепа светили крупные изумруды.

— Мир тебе, Зиру, пусть покой Зенреба снизойдёт…

— Джафар! — Госпожа убийц вскочила на ноги, но дальше двигаться побоялась, страж бдел.

— Выходи же. Наши старики желают видеть тебя.

Госпожа убийц набралась смелости и выступила из камеры.

— Следуй за мной, Зиру, не пытайся бежать, ты не выберешься из лабиринтов пирамиды и за десять лет.

Он уверенно пошёл вперёд по тёмным и узким коридорам, громко стукая о пол пяткой посоха.

— Мне пришлось спешно прибыть в Чёрные Пески, твоя выходка оторвала меня от многих важных дел в Ордене.

— Будь у тебя задница, я очень глубоко протолкнула бы в неё свои искренние извинения, — скрежетнула она.

— Не будь ты моей сестрой по Ордену и правящему совету, я преподал бы тебе болезненный урок о своевременности и несвоевременности дерзостных порывов. Кстати, один из твоих убийц попытался вести разведку среди пирамид, но без защиты Тьмы даже его скрытности оказалось недостаточно, а потом мы нашли и остальных. Очень интересно, моккахины ведь отчасти мертвы, не так ли? Сейчас наши корпускинетики разбирают их тела на части, чтобы лучше изучить, во что выродилась школа Василиска.

Весть о гибели слуг никак не отразилась на Зиру, моккахины существовали, чтобы исполнять её волю, и, если становились бесполезны, то переставали значить для госпожи хоть что-нибудь. С другой стороны, Эгидиус…

— Где мой спутник?

— Там же, где ты его оставила, — ответил лич. — Было весьма опрометчиво проникать в святая святых Аглар-Кудхум, это осквернение священных пределов и оскорбление для…

— Если хотите убить меня, то сделайте это без заунывных нотаций.

— У меня есть подозрения, что твоя судьба будет намного менее завидной, чем простая смерть, — пообещал Джафар отстранённым голосом.

— Ты уже второй, кто обещает мне это в последнее время, костями гремящий интриган.

— Уволь меня от гнусной клеветы, Зиру. Прочие могут думать, что следует опасаться твоих когтей, когда на самом деле язык — самая неприятная часть.

— Вы палец об палец не ударили, чтобы найти душу моего отца! — взорвалась ужасная женщина, отчего волна режущего звука едва не задела полированный череп лича, походивший на произведение искусства.

— Неправда, — спокойно ответил он, продолжая широко шагать, — мы искали и хорошо. Он не отзывался на призыв.

— Можно было сделать больше! — яростно проскрежетала она.

— Разумеется. Но с какой стати?

Зиру задохнулась от возмущения и злобы.

— Второй Учитель был великим магом и могущественным лидером, — рассуждал мертвец, — но ещё он был смертным мужем и позволил убить себя. Самонадеянность и алчба привели его к концу. С какой же стати мы, слуги Зенреба, должны рвать жилы, которых у нас нет, чтобы обшаривать Кромку в поисках одной единственной заблудшей души?

— Это душа человека, который спасёт мир!

Сухой шипящий звук, сопровождавшийся клацаньем зубов, инкрустированных бриллиантами, мало напоминал смех.

— Ты удивишься, Зиру, узнав, что у салиха нет единого взгляда на важность жизни. Многие древние личи перестали воспринимать её иначе как надоедливую суету перед вступлением в истинно праведное существование посмертия. В любом случае, ты совершила преступление против веры и создала нам колоссальные проблемы, я долгое время пытался смягчить старших демоличей, однако, мне не удалось.

Они вошли в помещение со стенами, сложенными из чёрных каменных блоков, мрачное, пустое, с порталом в каждой из четырёх стен. Только один из порталов имел двойные створки чёрного матового цвета, украшенные парой золотых глаз. А единственным ярким пятном в этом средоточии уныния был человек в радужной мантии, высокий красивый мужчина с каштановыми волосами, аккуратными усами и бородкой-клинышком. При виде Зиру он улыбнулся и непринуждённо помахал.

— Какая встреча! Я удивлён, что ты зашла так далеко, госпожа Зиру!

— Я удивлена видеть тебя живым, — процедила она, — и разочарована, не скрою.

Они не были представлены и никогда не общались прежде, однако, за время путешествия Эгидиус отзывался об этом маге… не то чтобы лестно. Колдун лишь констатировал, что верховный маг Ридена обладал огромным спектром редких познаний в Искусстве. В последний раз Зиру видела Фортуну во время её сорвавшегося триумфа, когда не удалось убить Арама Бритву Голодной Звездой. Судя по кольцу с красным камнем на пальце архимаг теперь был частью Ордена.

— Всех нас рано или поздно коснётся серп Зенреба, так что не стоит торопиться, — пожал плечами Фортуна.

— Истинно, — подтвердил Джафар. — Мой брат по Ордену и правящему совету Илиас Фортуна прибыл для того, чтобы забрать тебя и доставить к Араму Бритве, если салих примет решение осуществить выдачу.

— И я даже помогу вам обуздать колдунца, — пообещал тот. — Правду говорят, что его до сих пор сдерживает сам Исмаил?

— Это так, — ответил Джафар. — Нам повезло, что он именно в это время отрабатывал свой ежегодный дай’ан в Пирамиде Зенреба. Все остальные не заметили проникновения.

Дай’ан (хасс.) — буквально «задолженность»; служба, которую некромант ежегодно безвозмездно несёт в пользу Культа Шакала. Как правило, дай’ан выплачивают деньгами, но порой маг Смерти несёт службу в качестве жреца в той или иной пирамиде, либо исполняет поручения вышестоящих.

— Поразительно! Белый Лич! Я многое слышал от Геда Геднгейда, но думал, что это басня…

— Чёрные Пески полнятся живыми и неживыми легендами и баснями, мастер Фортуна, — сухо ответил древний повелитель мёртвых, — довольно болтовни. Салих ждёт.

Роскошная мантия чёрного илеасского шёлка, покрывавшая драгоценный костях, вздулась от фосфорного свечения как от порыва ветра и череп Джафара с хрустом отделился от шейных позвонков. Он медленно поплыл вперёд, сопровождаемый этим свечением, которое напоминало человеческую фигуру.

— Следуй за мной, Зиру, и постарайся не дерзить. Мои старшие братья по салиху очень раздражительны и легко причиняют боль. Я постараюсь выторговать тебе быструю и безболезненную смерть.

— Тебя ждёт провал.

— Не будь пессимисткой на пороге вхождения в великое упорядоченное бытие после жизни…

— А ты не перечь словам собственного бога.

Череп повернулся лицом к Зиру, в глазницах блеснули огромные изумруды, но вопроса задать Джафар не успел, потому что двери отворились и наружу выплеснулась волна холода. Это был не тот жгучий мороз, которым окружал себя Хельтрад Ледяное Сердце, а потусторонний холод разверзнутой могилы, уходящей глубоко в сырость, пахнувшую землёй и бальзамическими жидкостями.

Зал представлял собой полусферический купол, такой же мрачный и полутёмный, как и все прежние помещения, через которые лич вёл Зиру. В его стенах было сорок одинаковых выемок на равном расстоянии друг от друга, и во всех них кроме одной находились черепа, окутанные фосфорным свечением. Ближе к центру зала на полу сидело четыре каменных шакала, на головах которых лежали четыре самых старых черепа. Джафар поплыл в центр, Зиру вынужденно последовала за ним.

— Достославные мудрецы, склоняюсь перед вашим величием, да сияет оно над барханами ещё тысячи лет. Зиру, дочь Второго Учителя, по вашей воле прибыла на суд. Ещё раз прошу о снисхождении для этой неразумной.

Череп Джафара поплыл к пустой нише и угнездился там. Зиру медленно огляделась в ожидании, взгляд переходил с одного черепа на другой, но тишину нарушало лишь её собственное дыхание. Поблёскивали самоцветы в глазницах, могильный холод струился по коже, но больше ничего не происходило. Сорок и четыре разглядывали уродливую смертную женщину и нигде нельзя было спрятаться от их внимания.

Постепенно Зиру это надоело, холод в лёгких и вкус мертвечины на языке в конец вывели дочь Шивариуса из покорного настроения, и та стала расхаживать по залу салиха словно по пустому музею. Она внимательно изучила статуи шакалов и старые черепа, для которых они служили подставками; трогать кости не посмела, — почувствовала, что такую дерзость ей не простят. Те черепа, что находились в стенных нишах, выглядели более новыми, и на них было интереснее смотреть, хотя не всякий мог похвастаться таким количеством украшений, как тот же Джафар.

Зиру прищурилась, замечая, как, то у одного черепа, то у другого едва заметно посверкивали самоцветы. Ей показалось, что за спиной что-то пролетело, взъерошив непослушные соломенные волосы на затылке, Зиру обернулась в мгновение ока, по натянутому лицу пробежала череда ужасных спазмов, глаза завращались независимо друг от друга. Что-то мелькнуло в хладном воздухе, но лишь едва показалось прежде чем исчезнуть. Потом ещё раз, в другом месте. Что-то невнятное, не то, чтобы видимое, проявилось в воздухе и тут же пропало. Ещё Зиру была уверена, что услышала что-то. Вот, опять, в глазницах одного из личей мигнули большие рубины и в воздухе промелькнуло нечто, а до напряжённого слуха Зиру донеслось невнятное звучание. Она замерла и только глаза продолжали выслеживать всполохи, метавшиеся между черепами во всех направлениях.

— О чём вы переговариваетесь? — подозрительно заскрежетала ужасная женщина. — Я слышу вас…

— Ты ничего не можешь слышать, смертная, — ответил череп, бывший у Зиру за спиной. — Не отвлекай мудрых…

— Но я же слышу! Вот опять! Этот сказал вон тому… м-м-м… не разобрать…

— Она тянет время, это очевидно, — сказал другой лич, — довольно терпеть присутствие живой.

— За преступление, совершённое тобой, Зиру дочь Шивариуса, нет подходящих наказаний.

— Нет достаточно жестоких, — поправил ещё один череп. — Незаконное проникновение в Чёрные Пески и саму Пирамиду Зенреба.

— Осквернение, нарушение баланса.

— Попытка использовать Вечно Спящего Фараона в своих мелочных целях. Невыразимое святотатство.

— Ею двигала любовь к родителю, — подал голос Джафар, — и желание вернуть его в час великой нужды.

— Этот довод звучал не раз, — замигали камни в глазницах одного из четырёх старейших черепов, — и он не произвёл особого впечатления на салих.

— Вы не видите пустыни за барханами, — произнёс другой древний, — наша беда гораздо больше: колдун всё ещё внутри усыпальницы, а мы не можем даже войти туда, потому что Исмаил палит его Светом. Огромное возмущение в Астрале прямо подле нашего повелителя.

— Что мы будем с этим делать?

Раздался тихий кашель. Зиру резко, с хрустом повернула голову и увидела рядом с дверями Илиаса Фортуну. Как он проскользнул внутрь? Когда? Почему она не заметила?

— О достославные и мудрые вечные, с этим я почту за честь помочь.

Некоторое время царила тишина и всполохов не было тоже, потом кто-то из личей задал вопрос:

— А это что ещё за живой?

— Я говорил о нём, — произнёс Джафар, — архимаг из Ридена, что далеко на западе мира, за Драконьим Хребтом. Он мой брат в правящем совете Ордена Алого Дракона, прибыл, чтобы забрать изменницу Зиру и передать её в руки местоблюстителя Арама.

— И будьте уверены, мудрейшие, — с почтительностью заверил Фортуна, — она познает все казни земные, кроме смерти, дабы хорошо усвоила урок.

— Смерть — не наказание, глупец, смерть — шаг в просветлённое бытие.

— Разумеется, разумеется, — покладисто согласился архимаг, продолжая приятно улыбаться.

— А достоин ли он вступить в усыпальницу? — задался вопросом третий из четырёх древних личей. — Вправе ли мы ещё больше осквернять её?

И вновь самоцветы стали вспыхивать едва заметно, лишь чувствительные глаза Зиру отмечали это, а уши улавливали обрывки фраз на тарабарском языке, невнятные, чуждые, но и немного знакомые как будто. Всполохов было много, она пыталась ловить их как кошка — пылинки, парящие на летнем солнце, и с тем же результатом.

— Если мне будет позволено, мудрейшие, отмечу, что могу стать хорошим подспорьем сеиду Исмаилу. Когда-то он учил Геда Геднгейда искусству магии Света, а Гед Геднгейд передал знания мне в той части, в которой я был способен их усвоить. Не сомневайтесь, я помогу одолеть этого предателя…

— Он просто хочет завладеть посохом, — язвительно скрежетнула Зиру, коверкая своё и без того ужасающее лицо самой ехидной гримасой, — посохом Архестора, Опорой Сильных.

Её проницательность на миг заставила Фортуну потерять маску добродушия, но только на миг. Он не стал как-либо опровергать её слова, будто и не слышал их.

— Так пускай владеет, — безразлично высказался один из личей, — что нам за дело до наследия Архестора?

— Уверены? — елейным голоском запела Зиру. — Мой великий отец говорил, что вы обладаете множество богатств, которые не нужны вам. Так, может, и Опора Сильных найдёт место в коллекции?

Теперь она действительно тянула время, однако, личи решили обсудить, и вновь госпожа убийц напрягла уши, пытаясь услышать всполохи их мыслей. За последние месяцы она привыкла вслушиваться, потому что Эгидиус Малодушный говорил почти неслышно, порой едва ли не одними губами. Личи не торопились, они привыкли к своему вечному существованию и давно забыли о конечности бытия. Наконец Зиру стала различать отдельные звуки, приглушённые, невнятные, но со знакомыми интонациями, которых она никогда не слышала прежде… наяву.

— Решено, — возвестил последний из четырёх старейших, — живой Илиас Фортуна сможет забрать посох Архестора себе, если принесёт пользу в избавлении нас от полуживого Эгидиуса Малодушного. Исмаил не станет возражать. А теперь уберите отсюда это омерзительное искажённое существо.

— С величайшим удовольствием.

На открытой ладони архимага вспыхнуло плетение Воскового Узилища и воздух наполнил круговорот белых «снежинок», которые стали налипать на Зиру и твердеть, быстро формируя прочный панцирь. Ужасная женщина почти не заметила этого, убежать от заклинания было невозможно, защититься — тоже. Её разум занимало иное.

— Это… это же… я… — В голове прорвало плотину и слова сами хлынули потоком: — Жуосай-бад муглы труой, кнааши булойтж-беш! Исэрэй. Манхлиор муглы той ажи-беш!

Разумеется, она не могла запомнить эти слова, ведь полная белиберда без смысла! Но на этой белиберде обменивались мыслями владыки Чёрных Песков; очень непривычные, и оттого узнаваемые звукосочетания. Именно это послание из сна она всё никак не могла вспомнить до последнего момента.

Тонкая как нить зелёная молния протянулась к Фортуне и ужалила его в плечо, отчего рука повисла плетью и Восковое Узилище стало разрушаться. Риденец не утратил самообладания, не испугался и не запаниковал, только перестал улыбаться, проявив свою хладнокровную хищную суть.

— Джафар, сопроводи живую в усыпальницу Вечно Спящего Фараона немедленно, — приказал один из четырёх древнейших.

— Могу ли я рассчитывать на объяснения? — спросил Фортуна, одновременно пытаясь избавиться от поразившего конечность паралича.

— Никаких объяснений, живой. Возвращайся к Араму Бритве и передай, что сегодня Зенреб был не на его стороне.

Вскоре череп Джафара вернулся на родную шею и лич быстро повёл Зиру прочь, оставив позади архимага, хмуро растиравшего плечо.

— Что происходит? — скрежетала ужасная женщина. — Что я сказала?

— А ты не поняла?

— Да с какой стати⁈ — Удар её голоса оставил на каменной стене глубокую засечку.

— Важно не то, что ты сказала, а как. Язык бенду уже много тысяч лет мёртв, как и сам одноимённый народ. Сейчас его учат лишь в Чёрных Песках, ибо это — основной язык восточной некромантии, но для большинства адептов бенду остаётся непонятной тарабарщиной, из которой состоят заклинания. Осмысленно говорят на нём только члены салиха. И ты. Хотя «осмысленно» в твоём случае слишком громко сказано.

— Да что я сказала-то⁈

— Ты сказала, что баланс жизни и смерти в мире скоро опять будет сильно нарушен, однако, не в сторону жизни, как прежде, а в сторону смерти. Ты сказала позволить вам предпринять попытку и завершить начатое. Однако же повторюсь, важно не то, что ты сказала, а то, что ты сказала это на бенду.

Она всё ещё не понимала, и лич этого не упустил.

— Зиру, этот язык был родным для Зенреба Алого. Он родился среди пустынных кочевников бенду и думал на этом языке, а потом обучил ему своих первых адептов-некромантов. Твоё выступление было воспринято как божественное знамение.

— А-а-а…

— Закрой рот, — скарабей залетит.

Они не стали выходить из Пирамиды Нуптха под чёрные небеса, вместо этого лич остановился возле большого участка стены, покрытого иероглифами; костяные пальцы с инкрустированными самоцветами фалангами, совершили быстрый трескучий жест, и часть иероглифов засветилась, образовав арку, пространство внутри которой обратилось сплошной колышущейся темнотой. Толкнув Зиру, Джафар тоже сделал шаг. Вместе они оказались в широких и роскошных коридорах Пирамиды Зенреба. Ближайшие чёрные стражи подняли и опустили свои стеклянные копья, но звука от удара о пол не последовало — здешняя тишина почиталась священной.

Джафар без промедления повёл Зиру по дороге, которую та уже проделывала, корчась и извиваясь в агонии, пожиравшей разум и душу. Второе путешествие оказалось не в пример быстрее и легче, хотя и было весьма длинным: зал за залом, портал за порталом, спокойная мёртвая красота во всём. Ближе к цели собралось немало стражей, которые уступали дорогу личу, а перед входом в усыпальницу Джафар остановился, ибо внутри всё было залито ослепительным светом, губительным для нежити. Зиру зажмурилась и прикрыла глаза ладонями.

— Исмаил.

Не сразу, но из святая святых донеслось:

— Я здесь.

— Многое изменилось, Исмаил. Салих постановил позволить им довести дело до конца.

— Это вздор.

— Это воля Зенреба, Исмаил. Отпусти колдуна.

— Он немедленно разнесёт здесь всё.

— Не разнесёт.

Твёрдый костяной палец ткнул Зиру меж лопаток.

— Я… я здесь! Эгидиус! Они разрешат нам!

Некоторое время ничего не происходило.

— Вы об этом пожалеете, — заключил названный Исмаилом.

Свет начал слабеть. Не дожидаясь разрешения, Зиру вбежала в усыпальницу и, прикрывая глаза ладонью, ринулась к самому тёмному пятну. Жёсткая хватка сомкнулась на её плече, дёрнувшись, ужасная женщина взглянула на ослепительно белый череп Исмаила, гладкий, чистый, лишённый плоти и каких-либо украшений. Кости Белого Лича то и дело посверкивали словно были выточены из полированных алмазов.

— Поспешность могла убить тебя. Смотри, — велел он.

По мере того, как Свет отступал, Тьма набухала и расширялась; в центре её пульсирующего кома под стеной был Эгидиус, бесформенный чёрный силуэт с горящими глазами и пастями тут и там. Он сжимал посох Архестора, покачивался, почти неузнаваемый, и издавал нечеловеческие звуки, пробирающие душу до самой глубины.

— Посмотри, — велел Исмаил, — в этом несчастном существе не осталось даже крох человеческого. Я душил здесь Тьму многие сутки, а она, чтобы удержаться, полностью его поглотила. Приблизишься — умрёшь.

Зиру вырвалась из хватки и наградила Белого Лича симфонией ужасающих гримас, её лицо плясало от болезненных спазмов, зазубренные пластины, заменявшие зубы, угрожающе щёлкали.

— У него свои недостатки, как и у всех! Но то, что прощается другим, ему… таким как мы не прощает никто! Ты ничего не понимаешь и никогда не поймёшь, так что отстань!

Завершив отповедь, она решительно пошла к колдуну, однако, каждый следующий её шаг был более осторожным. Тьма вокруг Эгидиуса разлилась болтом, густым и колышущимся, инстинкты кричали, чтобы она побереглась, но разум заставлял протезы двигаться вперёд. Зиру ступила в Тьму и медленно, увязая, стала приближаться к обтекающей бесформенной фигуре. Она упрямо продолжала идти, каждый шаг давался со всё большим усилием, но ужасная женщина не сдавалась.

— Эгидиус, — тихо позвала она, — это я, твоя… твоя прекраснейшая…

Колдун, если он ещё где-то и существовал, никак не отзывался. Наконец, далеко зайдя в тёмное болото, Зиру поняла, что не в силах сделать новый шаг, — она просто не могла освободить ноги, и очень медленно проваливалась куда-то вне материума.

— Как я и предупреждал, — произнёс Исмаил. — Самым милосердным было бы отпустить это существо, вымарать его с ткани мироздания, дабы прекратить муки.

— Его муки прекратятся, когда ты закроешь пасть, безмозглый костяк! — взвизгнула Зиру с ненавистью, отчего Белому Личу пришлось блокировать удар режущего звука. — И если бы ты мог его убить, то давно сделал бы это! А значит, он тебе не по зубам!

Эта вспышка возбудила Тьму, которая питалась всеми эмоциями негативного спектра. Из неё поднялись щупальца, которые обвили руки Зиру и перехватили за тощую талию, осторожно, почти ласково стали проталкивать ужасную женщину вниз. Та не сопротивлялась, — только всматривалась в колдуна и тяжело дышала, пытаясь найти в своей изуродованной душе какие-то слова.

— Знаешь… Знаешь, наверное, мы не сможем достичь цели. Наверное, мы подвели его. Но сейчас… я ни о чём не жалею! Он ценил только результат и вряд ли согласился бы, но мне вдруг стало всё равно! Эгидиус, если тебя действительно больше нет, и ты растворился где-то там, то я с радостью пойду следом! Нас не станет, но то, чем мы были, навеки смешается и мы… всегда… мы всегда будет рядом!

Её голос подвёл ближе к концу, сорвался на острый как бритва визг, но Зиру почувствовала великое облегчение. Вечные спазмы, уродовавшие и без того страшное лицо, прекратились, она прикрыла глаза, предчувствуя покой небытия, когда внезапный удар подбросил её. Было очень больно, будто она спрыгнула с большой высоты, вытянувшись в струнку и так встретилась с землёй, импульс пронзил пятки, бёдра и позвоночник; взвизгнув, госпожа убийц упала на четвереньки и не сразу поняла, что коленями и ладонями упирается в плиты пола.

Тьма разошлась, образовав вокруг неё круг свободы. Не вполне понимающая, что случилось, Зиру, дрожа, превозмогая боль, поднялась и двинулась к Эгидиусу нетвёрдой походкой. Густой полог Темени Ползучей расступался перед ней словно в отвращении, и смыкался за спиной. Так Зиру достигла этой бесформенной фигуры, отдалённо напоминавшей нечто человеческое. Она протянула руки, — густая тёмная слизь стала расходиться прочь от них, как под порывом сильного ветра, пока не обнажилось лицо, наполовину закрытое вуалью. Правый глаз Эгидиуса всё ещё напоминал кратер, в глубине черепа тлел пламень и наружу тёк жирный дым, колдун выглядел неживым, не двигался, мертвенная кожа пульсировала разбухшими тёмными венами как во время приступа дурной крови. Не задумываясь, Зиру приблизила своё лицо к обескровленной вощаной маске и их губы соприкоснулись.

Тёмная слизь вздрогнула, стала скукоживаться и покрываться морщинистой плёнкой, а потом отваливаться пластами, превращаясь в чёрную пыль и просто растворяясь. Глаз Эгидиуса потух, приобретя прежнюю снулость, колдун скосил его на Зиру, отпустил посох и приобнял её.

В стороне два лича следили за происходящим, высокие тощие скелеты: затянутый в чёрный шёлк, украшенный драгоценностями Джафар и его противоположность, покрытый белизной, лишённый всего наносного Исмаил.

— Даже после смерти мир находит способы удивлять меня, — поделился Белый Лич.

— Воистину.

Поцелуй окончился, Зиру чуть отстранилась, вглядываясь в лицо Эгидиуса и впервые за всю жизнь улыбнулась так, как хотела.

— Они разрешили нам.

Колдун повернул голову к мертвецам, кивнул, призвал Опору Сильных и стал обновлять ритуал для творения заклинания. Пока Эгидиус читал из своего чёрного гримуару, госпожа убийц стояла рядом и держалась за отсохшую руку. Она чувствовала себя очень странно, потому что спазмы никак не возвращались, её треугольное лицо с кожей, слишком туго обтягивавшей череп, обрело нежданный покой и чуждый румянец.

Раскрылось серое окно Кромки, дух Эгидиуса утянуло в него, тело осталось в усыпальнице Зенреба, где шёпот отчего-то не доставлял теперь таких бед, а к Зиру приблизился Джафар.

— Остаётся только ждать, — заключил он, изучая плетение через горящие в глазницах изумруды.

— Сколько?

— Сколько угодно, — со стуком пожал плечами мертвец. — Кромка безразмерна, у неё нет чётких координат и направлений, ежемгновенно через неё проходят многие души, а те, что не смогли, копятся столетиями, и их там без счёта. Колдун пустился в тяжёлые поиски, но если у него и есть шанс преуспеть, то лишь благодаря оку Зенреба — всевидящему в посмертии. Можешь отпустить его, Зиру, в момент заклинания вы соединились должным образом, теперь через тебя колдуну будет гораздо легче искать Второго Учителя, физический контакт необязателен.

Ужасная женщина посмотрела на свой протез, сжимающий сухую костлявую ладонь.

— Нет, я ещё постою так.

Июль 22 — июнь 23

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/283878