Великий город гномов Охсфольдгарн был вторым по красоте и богатству в гномской империи Кхазунгор, он перекрывал своей каменной тушей одноимённый перевал, а власть в городе принадлежала колену Зэльгафову, — династии Зэльгафиваров.
Ко дню нынешнему на престоле Охсфольдгарна восседал рекс Улдин Кромах эаб Зэльгафивар по прозвищу Необъятный, гном множества достоинств и неисчислимых недостатков. Из своей твердыни он декадами правил обширной державой, постоянно укрепляя власть и обогащаясь. Даже Горный Государь, — верховный правитель всех гномов, — поражался умению двоюродного брата копить золото.
По коридорам и залам твердыни разносился басовитый рёв труб, — рекс приказывал наследнику крови прибыть и склониться перед троном; Оредин Улдин эаб Зэльгафивар отложил дневные дела и отправился. Чернобородый и темноглазый гном в самом расцвете сил, облачённый в синие одежды с злотыми и серебряными украшениями, шагал по твердыне, гордо держа руку на эфесе меча, один, без свиты и собственной охраны. В преддверии тронного зала он передал оружие страже и прошёл в приоткрывшиеся двери.
Тронный зал рекса Улдина был запрятан в самом сердце твердыни, под охраной грозных Собственных. Обширную залу составляли стены полированного чёрного мрамора с серыми прожилками; восьмигранные колонны поддерживали сводчатый потолок, с которого свисали родовые стяги; пламя гигантских очагов, играло на камне и платиновых капителях.
Сам Улдин расплылся на золотом троне, который был столь широк, что почти превратился в ложе. Перед ним на большом столе громоздились яства со всего света, рекс ел и пил безмерно, однако, никогда не бывал полностью сыт либо совершенно пьян. Его кормили и поили молодые красивые гномки, потому что самостоятельно правитель мог только жевать. При каждом движении на шеях кормилиц позвякивали усыпанные самоцветами ошейники.
Наследуя престол, этот гном подавал надежды великого правителя, и первые десять лет у всех вызывал восхищение мудростью, основательностью, храбростью. Но власть выявляет изъяны в каждой душе, а безмерная власть ещё и питает их. К своему двести двадцать девятому году жизни рекс Охсфольдгарна подошёл непомерно раздутым бурдюком жира, который уже более ста лет не держал в руках оружия и не носил брони. Некогда густая борода цвета воронова крыла поседела и стала казаться редкой на четырёх подбородках, карие глаза скрылись в наплывах жира, из оттопыренных ушей торчали пучки волос, а все зубы во рту заменяли протезы рунного золота. Улдин покрывал необъятное тело своё лишь самым дорогим чёрным шёлком и носил мантию лишь из самой дорогой чёрной парчи, отделанной бриллиантовым мехом кайлудан-зверя; где-то в шейных складках потерялась толстая золотая цепь, а ещё он любил короны. Последние несколько месяцев рекс отдавал предпочтение венцу с четырьмя широкими тупыми зубцами, в которых сидело по громадному ромбическому изумруду.
Улдин вяло шевелил руками, открывая рот, когда одна или другая наложница подносила к жирным губам ложку, медленно с наслаждением пережёвывал пищу, смакуя каждую порцию, громогласно отрыгивал и повторял всё сызнова. Его глаза-щёлочки были совсем закрыты, казалось, рекс насыщался во сне, но, когда дверные створки раскрылись, он приподнял веки.
— Государь, — старший наследник приблизился на предусмотренное расстояние и поклонился, — ты звал меня?
Оредин ненавидел тронный зал. Это огромное место казалось ему сотканным из твёрдой тьмы, расчерченной серыми молниями тлена; как бы жарко ни горел огонь в очагах, морозец всё равно пробирал до костей. Во времена деда Кромаха, как говорили, это место было шумным и душным от пировавших гномов, стены покрывали тёплые деревянные панели с развешанными трофеями, мёд и пиво текли рекой, а в середине пылал длинный очаг, над которым шипели разделанные туши. Очага того больше не было, вместо него рекс Улдин заказал во всю длину зала громадную карту Хребта, выложенную самоцветами, по которым теперь шагал его сын. Никогда и нигде Оредин не чувствовал себя более скованным, чем здесь.
Необъятный шумно втянул воздух, облизнулся и заговорил сиплым, придушенным голосом:
— У меня есть для тебя задание… сын.
— Приказывай, — ответил Оредин, стараясь смотреть чуть левее или правее, но только не в расплывшееся родительское лицо.
— М-м-м, недавно в наши руки попал человек… дикарь, один из тех бесчисленных паразитов, которые забились в складки нашего прекрасного Хребта. Мастерам заплечного ремесла пришлось поработать, он был крепок и хорошо терпел боль… но недостаточно хорошо.
Рекс надолго замолчал, словно уснул посреди разговора, и Оредин перевёл взгляд намного правее, туда, где подле одной из колонн, в тенях стояла его семья. Мать Тайнара, законная жена Улдина; брат Груориг и две сестры. Они всегда стояли там, когда рекс призывал наследника. Негласные заложники. Отец пристально следил за тем, чтобы Оредин проявлял покорность, и чтобы не пришлось поступать с ним также, как с первенцем, пожалей его Мать-Гора.
— Оказывается, в наших владениях есть одна непримечательная долина, — продолжил рекс, — А вход в неё закрыт воротами, откованными из бронзы. Ты слышал о таком?
— В горах сотни тысяч ущелий и долин, многие перекрыты воротами, это не диковина, государь.
— Не диковина… Хм. Человек показал, что в долине живёт народ… давно живёт, полторы тысячи лет. И у этого народа есть… дракон.
Оредин ждал, что сейчас отец исправится, скажет то, что хотел сказать, а не то, что получилось. Но нет, Улдин следил за наследником сквозь узкие щёлочки, и глаза его поблескивали.
— Дракон, государь?
— Дракон, — сипло выдохнул рекс. — Нам стало известно, что за прошедшие сотни лет эти… людишки… доставляли много бед окружным племенам. Да. Якобы они очень воинственные, грабили золото и воровали женщин поколениями… заслужили дурную славу. И у них есть дракон.
— Не повредился ли пленник умом от боли, государь? Невозможно жить рядом с драконом.
— Невозможно… нет. Странно, однако, я склонен верить ему… Уж слишком подробными вышли показания. Старый дракон… они поклоняются ему как богу, и веками стаскивают сокровища в его пещеру, чтобы твари слаще спалось, думаю… Я уже сказал, что дракон очень стар?
— Да, государь.
— Хм…
Наследник молчал, когда рекс опять впал в оцепенение, только сиплое дыхание выдавало в нём жизнь.
— Экспедиционный корпус…
— Государь?
— Пять тысяч ратников и три сотни моих Собственных, отборных… Артиллерия… Немного гулгомов и рунных мастеров для острастки, большие вагоны для перемещения… Ты поведёшь их… сын.
Оредин сказал бы, что рекс мог присовокупить ко всему этому и другого полководца ему на замену, однако, не посмел дерзить. Наследник видел в отце чудовище, средоточие великого зла на теле мира, и, возможно, возглавил бы мятеж, если бы не память о старшем брате. Вот, кто был отважен и умел вести за собой, вот, кто истреблял зло везде, где находил его, вот… кого предали все самые близкие друзья, когда Улдин понял, что наследник непреклонен в своей решительности. Оредин содрогался всякий раз, когда в памяти всплывала картина: изрубленные останки Трорина, заливающие кровью самоцветную карту Хребта, вот здесь, на этом самом месте, где ему самому теперь предписывалось стоять.
Почему все повиновались воле алчного рекса? Да потому, что у него была власть. Истинная, не привязанная к золоту, стали, чистой крови, власть. Враги рекса страшились роптать, они верили, что он всё знает, и что лишь ждёт, когда они ошибутся, чтобы нанести удар. Ожирелое сердце Улдина ещё билось только благодаря бесконечной алчбе, острый ум сплетал интриги даже в грёзах, а вялые бессильные пальцы насмерть вцепились в власть. Все подданные Охсфольдгарна были у него в заложниках, даже если сами не понимали этого, и прежде остальных — собственная семья.
— Отправляйся в долину… уничтожь этих людишек… убей дракона… принеси мне… всё! Я хочу… всё! Золото, и тело! Всё…
«Какой безумный бред!» — воскликнул Оредин про себя. — «Я должен убить целый народ лишь ради твоей ненасытной жадности⁈»
И, тем не менее, наследник не имел права отказать собственному родителю, а переубеждать рекса было бессмысленно. Слишком явно поблёскивали золотые искры в заплывших глазах.
— Будет содеяно, государь.
— Собирайся немедленно, приказы отданы, корпус будет ждать тебя… под стенами Сондрома…
Оредину оставалось только поклониться.
///
Слуги закончили складывать всё в походные сундуки и понесли их из покоев. Наследник остался один, и теперь, когда суета стихла, шумело только в его голове, да ещё за глазами поселилась боль. Виски пульсировали, тяжёлые кулаки сжимались и разжимались, Оредину хотелось кричать и швырять дубовую мебель об стены, однако, он презирал несдержанность. Следовало приберечь силы для дороги.
Кто-то крался за распахнутой дверью, достаточно тихо, но Оредин всегда обладал тонким слухом.
— Опять прошёлся над пропастью, глупец? Клянусь бородой Туландара, один раз ты оступишься и украсишь мозгами плиты внизу.
— И хорошо! Тогда у него останется лишь один законный наследник! А из-за того, что этот бурдюк с жиром неспособен больше зачинать детей, ему придётся начать тобой дорожить!
— Не смей так отзываться о нашем родителе, иначе я своими руками поучу тебя уму-разуму.
— Ладно-ладно, не сердись только!
На пороге появился Груориг, третий из сынов рекса. Оредин осмотрел брата, в который раз удивляясь тому, как сильно он отличался от старших: русоволосый, светлоглазый и слишком худощавый для гнома, но зато невероятно ловкий и быстрый, да и силы ему было не занимать на самом деле. Пожалуй, из всех детей мать любила младшего сына больше прочих именно потому, что он удался таким непохожим на отца. Луч света в кромешной тьме.
— Как они?
— Волнуются, — ответил Груориг, прикрыв двери, — скучают. Он всё никак не соглашается выпускать нас из внутренних покоев. Боится тебя.
— Рекс никого не боится, — процедил Оредин, скрестив мускулистые руки на груди, — страх подразумевает неожиданность, а он слишком хорошо всё знает.
— Не всё.
— Всё. Уверен, он знает, как ты сбегаешь из-под присмотра, знает, что ты сейчас здесь, а скоро узнает, и о чём мы говорим. Так или иначе.
Груориг по-мальчишески скривил лицо и достал курительную трубку. Порой Оредин забывал, как молод был этот гном, о Мать-Гора, всего шестьдесят лет! Он ещё не потерял детских иллюзий… и хорошо.
— Его жадность с годами всё растёт. Подумать только, теперь я должен истребить целое племя. Целый народ…
— Людей, — уточнил молодой гном.
— И что? Люди — не наши подданные?
— Ну, эти люди — нет. Не уверен, чтобы они когда-либо присягали Охсфольдгарну или платили гельт.
— И за это их нужно убить? — спросил наследник.
— Не за это, а за золото и драконью тушу, которой, скорее всего, не существует.
Чёрные брови Оредина зашевелились сердитыми гусеницами, он засопел, медленно опустил голову, словно намереваясь боднуть младшего брата.
— Знаю, бред! — расхохотался Груориг, набивая трубку табаком. — Кровожадный бред!
Оредин шумно выдохнул, сбрасывая с себя объятья злости. Он прошёлся по дорогим коврам и упал в кресло у белокаменного очага, череп тяжело лёг на подставленный кулак, боль за глазами не утихала.
— Если тебя это утешит, я видел того пленника. В нём мало что напоминало человека. То есть, это был один из дылд, несомненно, однако, ещё до того, как за него взялись палачи, бедолагу изрядно мучали.
Оредин приоткрыл один глаз.
— Да-да! Почти вся его кожа была покрыта шрамами, знаешь, такими бугорками, похожими на чешую. Лицо — нет, там она была нарисована иглой и тушью, а ещё его язык был разрезан вдоль как у змея, зубы подпилены для остроты. Люди и так не особо красивы, но этот урод был совсем из ряда вон! — Младший брат затянулся, и продолжил вместе с дымом: — Я вот, что подумал, если они такое друг с другом творят, может быть, и не жалко их?
Оредин закрыл глаз, собрался с силами, заговорил:
— Если это племя обитает рядом с драконом, то нет ничего странного в том, что его члены желают быть похожими на драконов. Хотя всё ещё звучит слишком безумно. Откуда вообще взялся этот проклятый дылда⁈
— Его красная стража доставила, — тихо ответил Груориг, и глубже затянулся. — Я видел их краем глаза.
Головная боль усилилась, Оредин чуть не застонал. Красная стража, чтоб ей провалиться во тьму глубин! Главная отцова тайна, в которую он не посвящал никого, — гномы в красных плащах с глубокими капюшонами, которые то и дело появлялись в твердыне и могли входить в тронный зал без обыска, без доклада. Невероятное доверие. Всегда, когда они появлялись при дворе Улдина, тот начинал суетиться, плести интриги внутри интриг, а потом становился богаче прежнего. И всегда это стоило кому-то большой крови.
— И вот, опять, они предложили ему кровавого золота, а он и не подумал отказываться. Как вообще можно отказаться от золота, верно?
Вопрос не требовал ответа и Груориг молча попыхивал трубкой. Какое-то время Оредин сидел неподвижно, словно пытался убаюкать боль и отстраниться от мира, но, всё же, поднялся. Братья обнялись.
— Передай матери и сёстрам, что я их люблю.
— Они знают, и передают, чтобы ты себя берёг.
— Пусть не волнуются, отец посылает меня творить беззаконие в компании пяти тысяч рубак. Пострадает моя честь, но не тело.
Красивые черты младшего наследника заострились, крупный нос с горбинкой и складки у переносицы сделали его немного похожим на покойного Трорина. Груориг спросил:
— Сколько нам ещё терпеть всё это? Сколько нам страдать в неволе?
Голова раскалывалась и глаза немного подводили, но Оредин держался.
— Столько, сколько отведено судьбой. Он наш родитель, не забывай никогда. Ты можешь ненавидеть его всем сердцем, но почитать и слушаться обязан, таков закон гор, так писано в Укладе. Иначе ты не гном. Иначе ты никто. И я тоже.
С этим напутствием Оредин выставил младшего брата за дверь и добрался до ложа. Хоть бы немного сна перед дорогой, в поезде он не отдохнёт.
Гномы Кхазунгора знали твёрдо, что вены, по которым течёт кровь их империи — это дороги. Потому Царство Гор было оплетено самой большой и совершенной системой путей на, в и под Хребтом. Артериями этой системы служил Великий Железноколёсный Трек, — грандиозная сеть тоннелей, по которым были проложены колеи паровых поездов. Благодаря ему Горный Государь мог отправить свои войска в любую часть страны вместе с законом и порядком на остриях копий, что держало Кхазунгор единым уже много тысяч лет. Гномы почитали благословенные железноколёсные пути так сильно, что строили вокзалы по красоте и величию не уступавшие дворцам их царей.
Оредин Зэльгафивар прибыл к охсфольдгарнскому вокзалу в прекрасной колеснице, запряжённой белоснежными козерогами. Он был облачён в свой рунный доспех синей эмали, украшенный традиционным орнаментом, с позолоченным зерцалом на животе и тяжёлым плащом за плечами. Наследника сопровождали три сотни рексовых телохранителей — Собственных, лучших воинов города; впереди процессии шагали напыщенные знаменосцы, а герольд трубил в закрученный рог и призывал народ расступиться. Жители города приветствовали будущего правителя возгласами, образовывали гудящую толпу.
Поезд состоял из громадного, пышущего паром тягача, углярки, роскошного вагона-дворца, и пяти вагонов-казарм для телохранителей. Основные войска ждали наследника крови в Сондроме, откуда корпус выдвинется к месту будущей войны.
Будь на то воля Оредина, он покинул бы Охсфольдгарн тихо, но положение обязывало соблюдать приличия. У рекса было много врагов, даже Горный Государь приглядывал за двоюродным братом вполглаза, и начни Необъятный тайно рассылать полководцев, тихо готовить войска, кто-то мог бы неправильно понять. А так, всё происходило открыто, громко, чин по чину. Разве что народу не сообщали, ради чего по-настоящему наметилась эта короткая победоносная кампания.
Оредин поднялся по ступеням и вошёл в роскошно обставленную гостиную на первом из трёх этажей своего вагона. Инженеры проектировали его когда-то для путешествий рекса вместе с небольшой свитой, однако, наследник свиты не имел, — после смерти старшего брата он отдалил от себя всех, кого считал близкими, подозревая в каждом отцовского наушника. Но в гостиной его ждал гном, бывший приятными исключением.
— Поторапливайся, мальчик, уважай труд железноколёсников, поезд обязан убыть по расписанию.
В глубоком кресле с резными ножками, попивая грибной суп, перед камином сидел старик с очень длинным носом и седой бородой до пола. Он носил синие с золотом одежды рунного мастера и глядел сквозь очень толстые кристаллические линзы; ужасно морщинистое лицо, как и руки, было синеватым от наползавших одна на другую рунных татуировок.
— Озрик? — не поверил наследник. — Что ты здесь потерял старый гриб⁈
— Направлен приглядывать за тобой, давать советы и упреждать от глупостей.
— Правда ли? А я думал, ты где-то тихо помер! — Оредин швырнул плащ слугам и приблизился к креслу.
— Нет-нет, я должен пережить ещё, хотя бы, твоего отца. — Старик безмятежно хлебнул супа. — Так мне сказала одна ведьма: «послужишь трём царям и двух переживёшь». Я успею пригодиться и тебе, когда станешь…
— Слышал эту историю тысячу раз.
Оредин сгрёб бывшего наставника в объятья, и тот захрипел.
— Что б у тебя борода вылезла, гоблинолюб! Ты хоть понимаешь, насколько хрупки эти кости⁈
— Твои с годами только прочнеют, уж я-то знаю, — ответил наследник, отпуская старца.
///
Позже, когда он избавился от доспехов, и слуги накрыли стол в трапезном зале, Оредин вместе с рунным мастером долго перебирал воспоминания под стук железных колёс. Озрик, по своему обыкновению, пил только грибные напитки, заедал только грибными блюдами, и утверждал, что лишь на грибах продержался четыреста с лишним лет. Он начинал службу рунным мастером ещё у Орединова деда Кромаха, дорос до канцлерского чина, перешёл к Улдину по наследству, но был понижен, когда чин упразднили. Зато Озрику выпало исполнять почётные обязанности наставника рексовых детей, а также много прочих.
— Где ты пропадал эти шесть лет? — спросил наследник. — Я ведь действительно думал, что ты, помер, а отец не пожелал раскошелиться на достойные похороны.
— От него дождёшься. Слуги для рекса — как вещи, должны быть полезными и радовать взгляд. Либо одно из двух. Если полезность исчерпана и смотреть больше неприятно, хоронить «вещь» с почестями незачем. Нет, Оредин, мой мальчик, нет, я, как видишь, ещё посыпаю мир песочком, хотя… за эти шесть лет настолько устал, что, думаю, лучше бы уже отправиться в чертоги предков поскорее.
Старик покривился, будто перебарывая желание плюнуть на паркет из драгоценного кадоракара. Даже свет хрустальных люстр больше не разгонял тени, притаившиеся вокруг его глаз. А Оредин обратился к памяти:
— В то время только и говорили, что о чудовищах странной природы, появившихся в Кхазунгоре. Якобы сами горы начали гнить, в них открывались дыры словно дупла в зубах, а оттуда выползали твари, более омерзительные и опасные чем всё, что мы видели прежде. Потом отец взял тебя с собой в столицу, а вернулся один.
— М-м-м, ну, да.
— Это всё? Не желаешь рассказать, что произошло? Где ты был эти шесть лет?
Рунный мастер собрал все свои морщины, губы причудливо скукожились.
— Горный Государь велел укрыть это дело завесой тайны, мой мальчик.
— Вот оно как? Тайны, значит? Послушай, старче, после твоего исчезновения мне пришлось дважды водить армию к дырам. Я видел зловонную жижу, вытекавшую из них, и видел, что она творила с живыми существами, на которых попадала. Я выжигал всю эту мерзость царским уксусом и посылал вперёд сотни огнеметателей. Думаешь, от меня надо что-то скрывать?
Внутри вагона было светло и тепло, ароматы вкусной пищи и выпивки наполняли атмосферу чувством уюта под стук железных колёс. Но вот, разом будто стало холоднее, и тени обрели густоту везде. Два гнома хранили молчание, слушая голос ветра снаружи, пока, наконец, рунный мастер не мотнул головой. Его колпак съехал на оттопыренные уши, пришлось поправлять.
— Горный Государь, да будет славно имя его в веках, создал совет мудрецов, которые пытались решить проблему. Нами руководил канцлер Ги, но это несильно помогло…
— Ги? Это про него говорят, будто он бессмертный?
— Про него, разумеется, но ты не бессмертный, так что не перебивай меня больше! Я тоже был возле дыр, поучаствовал в нескольких экспедициях, выяснял, как биться с новыми чудовищами.
— И что же, мудрецы придумали оружие лучше огня и кислоты?
— Нет, — коротко ответил старик, — не придумали. Твари не боятся ни стали, ни пороха, ни силы рун, никакие металлы и кристаллы их не заботят. Огонь помогает, но кислота всё же, лучше. Мы даже использовали наёмных магиков из числа дылд, однако, эти оказались очень ограниченно полезны.
— Ограниченно полезны?
— Они… как бы… они теряли рассудок, Оредин.
— С магиками такое случается.
— Да, — Озрик стянул с носа очки, протёр кристаллические линзы краем рукава, — но не в расцвете лет, и не так стремительно. Чем ближе экспедиции подбирались к дырам, тем хуже делалось нашим магикам, они докладывали о ночных кошмарах и постоянном чувстве тревоги. Видимо, оттого, что их умы были намного более открыты миру нематериального, чем наши.
— Защити Мать-Гора, — тихо пробормотал наследник. — И что же?
— Что? Ты о дырах или о магиках?
— О дырах, но теперь мне и о магиках интересно.
— Любопытство крота сгубило. Магиков мы удалили, после того как один из них впал в буйство, а другие чуть не погибли, пока усмиряли его. Стало понятно, что рядом с дырами они опаснее для нас, чем для чудовищ. Этих, кстати, мы положили без счёта, а дыры закрывали сплавом серебра и ртути, массу ресурсов извели. Скорее всего, бесполезно, новые будут открываться и впредь.
— Скорее всего.
На лице Озрика все морщины разом углубились, глаза погасли в провалившихся глазницах. Наследник отставил кружку, покрутил меж пальцев золотую вилку, с лязгом отбросил и её.
— Скажи только, это связано с колоссальной стройкой, что отец ведёт в толще камня вокруг Охсфольдгарна?
Старец молчал, но Оредина это не удовлетворяло.
— Год за годом неимоверные суммы растворяются в этой стройке, инженеры и рабочие крошат пласты-ровесники мира, возводят механизмы, и, я слышал, не только здесь, но и во всех великих городах. Даже в столице.
— Не лезь в это, мальчик. Что запрещено знать, того знать не следует.
— Мы к чему-то готовимся? Что-то большое грядёт?
— Уймись! — грозно воскликнул Озрик. — Я клялся на Укладе, что не стану распускать язык! Уж не об этом! Хочешь сделать из меня клятвопреступника⁈
Некоторое время слышался только треск поленьев, звон люстры и грохот железных колёс. Да ещё Озрик перемалывал сухари твёрдыми как гранит дёснами; не задумываясь, водил длинными грязными ногтями по татуировкам на запястьях, отчего те начинали светиться. Наследник блуждал взглядом по чрезмерно роскошному, но, нельзя не признать, прекрасному интерьеру. Глаза остановились на подставке, куда слуги водрузили его доспех, включая шлем с личиной. Рядом был великолепный рунный семиконечный щит из каменного дерева, обитый металлом, покрытый синей эмалью, с родовым гербом в центре. Прекрасный щит, столько ударов принял за своего владельца, и сколько ещё примет.
— Чтоб Мать-Гора придавила вас, тихарей, всею своею тушей! — наконец воскликнул Оредин. — Ладно, всё! Твоя работа в этой ложе мудрецов закончена, и теперь ты здесь. Зачем? Прости, старый друг, но я и сам умею водить войска!
— И драконов грамотно разделывать, наверное, тоже?
Ах да, дракон, которого нет, и которого жаждет Необъятный.
— Ты же не веришь в это?
— Я верю только в пользу грибов и приказы рекса.
— Озрик, осторожнее, у тебя верноподданство воспалилось.
— Шути, шути. Я не люблю твоего отца, он об этом знает, и ему плевать, что делает мою службу намного проще. Однако же я верный слуга, а у Необъятного нюх на золото лучше, чем у дрэллера.
— Хм, стало быть, дракон?
— Да, в молодости я был охотником, но потом решил, что это слишком беспокойная стезя. Я не рассказывал?
— О том, как бил змеев неба? Всего пару десятков тысяч раз. — Отошедший от раздражения Оредин потянулся к кружке и кувшину. — Но я не буду против послушать ещё, путь впереди длинный.
Рекс Сондрома расщедрился на церемонию встречи, — не каждый день выпадает честь принимать наследника одного из колен Туландаровых. Оредин хотел бы сразу выступить в поход, но законы гостеприимства обязывали нанести визит почтения.
Пиршество тянулось долго, Оредин жестоко страдал, думая о завтрашнем дне, и отправился спать, как только позволили приличия. В поезде он глаз не сомкнул.
Следующим утром колесница неспешно катилась впереди колонны из трёх сотен Собственных. У главных городских врат рекс наделил Оредина прощальными дарами, и под крики толпы наследник выехал из Сондрома.
Приближаясь к лагерю экспедиционного корпуса, он увидел, что воеводы не подвели, — зная характер наследника, эти почтенные гномы начали сборы загодя. К времени прибытия Оредина лагерь уже почти полностью погрузился внутрь гусеничных вагонов. Почти три десятка этих громадных машин вытянулись в длинную цепь и громко выдыхали пар сквозь свистки.
Офицеры встречали Оредина близ командного вагона, все пять тысячных воевод, облачённые в латы прекрасной ковки. Они по очереди поклонились наследнику, удостоившись затем крепких рукопожатий. Всех их он знал, со всеми в прошлом водил войска.
— Что ж, рад нашей новой встрече. Моему отцу угодно, дабы мы послужили Охсфольдгарну вместе ещё раз, так пусть же предки гордятся вашими делами, а потомки — памятью о вас!
— Да будет вечна кровь Туландара! — ответили седобородые гномы, вскидывая кулаки.
— Славно. Показывайте, чем будем воевать.
Рекс Улдин Необъятный придал корпусу артиллерию: две великие мортиры у которых были собственные прославленные имена. Чтобы перетаскивать эти реликвии войны по горам Рунная Палата выделила двух монументальных гулгомов, чьи тела были выточены в виде плоских каменных платформ о четырёх ног. Поэтому кроме воевод Оредина встречали ещё два гнома: мастер-канонир и рунный мастер экспедиции, а кроме них, восьмым присутствовал широкий коренастый гном в чёрной шубе и с всклокоченной опалённой бородой. Он опирался на рунное копьё и нёс на груди ожерелье с тремя осколками драконьей кости — трёх змеев неба убил этот мрачный охотник.
«Отец не поскупился,» — подумал Оредин, — «он всегда становится щедр, когда рассчитывает обогатиться стократ».
— А что дрэллеры? Будем воевать без них?
— Переход уж очень долгий, господин, а вы знаете, как они тяжело переносят железные коробки. Было решено, что дрэллеры в этой кампании не понадобятся.
— Хм, жаль, с ними всегда спокойнее. Что ж, больше времени терять нельзя, выступаем.
Колонна ползла по Государевым дорогам не слишком долго, пришло время сворачивать на бездорожье и скорость спала ещё сильнее. Паровые крепости на гусеницах, обшитые металлом, дарили хорошую защиту от большинства бед Хребта, однако, за это они платили медлительностью и множеством внутренних неудобств. Каждый вагон перевозил экипаж, включая собственные пушечные расчёты, запас провизии, а также грузы либо пассажиров. Под листами брони всегда было жарко и влажно, царил дурной запах, и почти каждая поверхность блестела от машинной смазки. Тем не менее, вагоны ехали круглыми сутками, останавливаясь у водоёмов только для того, чтобы пополнить запасы топлива, а гулгомы вообще могли двигаться вечно.
Измученный духотой Оредин проводил много времени на крыше командного вагона вместе с Озриком. Старому гному не нравилось стоять на ветру, но он верно следовал за молодым господином, хотя и не отказывал себе в праве на ворчание. Вместе они наблюдали за тем, как группы разведчиков верхом на скаковых овнах разъезжались от колонны и съезжались обратно. Их работой было разведывать препятствия на пути, перевозить и охранять сапёров, а также приносить командирам сведения для прокладки курса. Последним занимался старший навигатор поезда, худородный гном-инженер средних лет, чьего имени Оредин запоминать не стал.
В горах было лишь три напасти, способные угрожать паровым вагонам: гнев природы, дикие великаны и драконы. Благодаря сапёрам и разведчикам, завалы на дорогах расчищались и лавины сходили досрочно, а против великанов помогали бортовые пушки. Последняя напасть была самой грозной, — против змеев неба надёжного оружия не существовало.
Тем не менее, рекс Улдин щедро заплатил одному из охотничьих братств за помощь. Теперь на крыше каждого четвёртого вагона в колонне стояла массивная баллиста, — чёрный лафет, горящий огромными рунами, широченные плечи из лучших пород дерева, и гарпуны вместо обычных снарядов. Эти гигантские самострелы могли поворачиваться и брать на прицел очень быстро и точно, однако, сами по себе они вряд ли представляли угрозу для драконов. Нет, последний удар мог нанести только мастер с баснословно дорогим копьём. Трёх змеев он уже убил и, возможно, в этом походе удача подарит ему четвёртого.
///
Дни складывались в недели, путешествие тянулось медленно и мучительно. Оредин переселился жить на крышу вагона, а старый Озрик не выдержал и спрятался внизу, где было тепло.
Когда тяготы дороги стали по-настоящему проявлять себя среди воинов, наследник прибег к старому и хорошо проверенному методу. Гномов, маявшихся бездельем за игрой в торжок, и устраивавших потасовки, он приказывал сотнями высаживать в полной броне, чтобы они по несколько часов бежали рядом с поездом, не сбавляя скорости. Заканчивались такие броски, как правило, у горных озёр, где измученные ратники бросались голышом в ледяную воду. После такого выбранное подразделение по нескольку дней испытывало умиротворённость и соблюдало строгую дисциплину.
Порой, холодными ветреными ночами, Оредин с крыши вагона следил за тем, как небо рассекала красная комета. Ему казалось, что каждый следующий раз её хвост делался немного длиннее, и это пугало. Летописцы утверждали, что год появления этой странницы стал первым из череды несчастливых, которые вылились в болезни, нашествие чудовищ и междоусобные дрязги рексов там и тут. Обычно гномы верили только в свои собственные приметы, которые находились под землёй, а не в небе, однако, эта комета… В год её появления отец расправился с Трорином. Оредин помнил то лето, тот самый день, когда кровь брата разлилась по самоцветной карте, а в небе пронеслась кавалькада призрачных всадников.
— Ты долго ещё будешь здесь пятки морозить, мальчик? — Длинный Озриков нос показался из люка. — Спускайся давай, у меня здесь густейший грибной суп готов, иди, погрейся.
— Позже.
Старик недовольно заворчал и глянул из-под меховой оторочки колпака в другую сторону. Там рядом с баллистой возвышалась фигура охотника на драконов.
— Совсем о здоровье не думаете. Вот придёт старость, — пожалеете, что в молодости так пренебрегали советами мудрецов! Я вот жалею!
Металл гудел под сапогами, облака пара неотступно следовали за поездом, их сносил ветер и звёздное небо становилось видно вновь.
«Ещё немного», — думал Оредин, — «ещё немного и я покончу с этим. А что потом? Обратно под гнёт отца… Вот бы сбежать. Вот бы… бросить Груорига и мать? Бросить сестёр? Нет. Всякий гном обязан нести свой камень сам, — так велит Уклад».
— Эй, Озрик, оставь мне супа!
Наследник спустился в душный жар вагона, а драконоборец остался высматривать змеев неба.
Разведчики вернулись. Сейчас, когда экспедиционный корпус был так близок к цели, они носились по окрестным горам постоянно и их доклады изучались немедленно. Казалось бы, чего бояться целой армии гномов среди скалистых гряд? Какого-то дикого человеческого племени? Но Оредин не терпел подобных размышлений, — старый Озрик всю жизнь твердил ему, что недооценённый противник уже наполовину победил.
— Кецаргхаген? — переспросил один из воевод, что заседали в душном прокуренном штабе внутри командного вагона.
— Слушаюсь! Так, господин, кецаргхаген! — ответил разведчик. — Судя по одежде, — из народности итбеч и или кто-то близкий к ним! Он имел при себе ездового яка! Объясниться устно не смогли, но он вывел рунописью по снегу!
— Текст не повреждён? — уточнил другой воевода, отвлекаясь от карты.
— Слушаюсь! Не извольте волноваться, господин! Оставлен в целостности!
Офицеры с облегчением переглянулись, — мало чего гномы боялись так сильно, как преступления против письменности. Разве что тварей из самой непроглядной тьмы глубинного рубежа, да и это не точно.
— И что же такого ценного пожелал сообщить этот дикарь? — спросил третий воевода.
Гномий народ итбечи относился к общности номхэйден, — глубинных гномов, — хотя они и жили на поверхности. Полукочевники, ездящие на яках, торгаши чуждые технологиям и высокой культуре.
— Слушаюсь! Он сообщил, что мы движемся в земли смерти и горя! Он посоветовал нам повернуться вспять и навсегда забыть о народе Пепельного дола!
— Пха! Как славно, что не приходится слушаться указов немытых дикарей, воняющих прогорклым ячьим маслом! — воскликнул один из воевод.
Оредин рассеянно подумал, что внутри вагона, в этой жаре и духоте пахло уж точно не розовыми лепестками.
— Хватит нам дурных предзнаменований, — раздражённо сказал он. — Долина близко?
— Слушаюсь! Два дневных перехода, господин!
— Выдвигайтесь, разведайте путь, пускай сапёры его расчистят, если понадобится. Глупо рассчитывать, что мы остались незамеченными хоть для кого-то.
— Слушаюсь! Будет содеяно!
Глубоко вздохнув, наследник крови взял остро наточенный грифель и нанёс на карту крестик, отметив вход в долину.
«Ну, вот и добрались. Посмотрим, что это за дылды, что это за сокровища, что это за дракон».