Оракул с Уолл-стрит 2

Глава 16 Предупредительные знаки

Я повесил пиджак на спинку стула и ослабил галстук, позволив минутную передышку после напряженного утра, заполненного операциями с Universal Gas Industries.

Расставив фигуры на финансовой доске и запустив процесс инвестирования полутора миллионов через сеть брокеров, я теперь должен вернуться к официальной жизни. К жизни подающего надежды финансового аналитика в «Харрисон Партнеры».

Часы на стене торгового зала показывали уже половину третьего. По проходам между столами курсировали клерки с бумагами, стрекотали телеграфные аппараты, звонили телефоны. Рабочий день в самом разгаре, и никто, казалось, не замечал моего отсутствия. Или, по крайней мере, делал вид.

Я открыл портфель и достал папку с отчетом для сенатора Брукса о нефтяных месторождениях у мексиканской границы. Работа почти завершена, осталось лишь добавить данные недавних геологических исследований и скорректировать прогнозы возможной доходности. Харрисон ожидал получить этот отчет еще вчера, и теперь мне предстояло сделать все, чтобы не утратить его доверие.

Мисс Петерсон, секретарша Харрисона, прошла мимо моего стола, остановившись на мгновение.

— Мистер Стерлинг, — произнесла она с едва заметным неодобрением, — мистер Харрисон интересовался, где вы провели утро. Я сказала, что вы отправились в публичную библиотеку для изучения отчетов о месторождениях.

Я благодарно кивнул.

— Спасибо, мисс Петерсон. Именно там я и был. — Ложь теперь давалась мне с удручающей легкостью. — У меня уже готов черновик отчета для сенатора Брукса. Передайте мистеру Харрисону, что он получит его завтра утром.

— И еще кое-что, — она понизила голос, наклонившись ближе, — мистер Паттерсон дважды интересовался вашим местонахождением. Похоже, у него для вас какое-то поручение.

Паттерсон… Это тревожный знак. С момента нашей последней встречи он не проявлял ко мне активного интереса. Что изменилось?

— Благодарю за предупреждение, — ответил я, сохраняя невозмутимость.

Оставшись один, я сконцентрировался на отчете для Брукса.

Согласно данным геологических исследований, которые я получил через Вестона, месторождения у мексиканской границы значительно богаче, чем предполагалось ранее. Особенно перспективным выглядел участок в южном Техасе, где залегла легкая нефть превосходного качества.

Я аккуратно вплел эту информацию в отчет, используя консервативные оценки запасов, двести пятьдесят миллионов баррелей вместо предполагаемых трехсот пятидесяти — четырехсот, стратегия, которую я усвоил в прошлой жизни. Всегда лучше превосходить ожидания, чем не дотягивать до них.

Закончив с отчетом для Брукса, я перешел к дополнению аналитики для Вестона. Нефтяной магнат ждал детальную оценку целесообразности скупки мелких независимых компаний в регионе.

В анализе я настоятельно рекомендовал сосредоточиться на компаниях с правами на бурение в восточном Техасе, области, которая, как я знал, станет центром нефтяного бума начала 1930-х.

Эта работа заняла у меня все время до обеда. Завершив ее, я быстро перекусил хот-догом и выпил газировки. Слишком много дел, чтобы отвлекаться на ланч.

После небольшого перерыва я перешел к наиболее интригующему заданию. К анализу финансовых операций Metropolitan National Bank для Харрисона.

Эта задача не просто рутинная аналитика. Она давала мне возможность проникнуть глубже в тайны Уолл-стрит 1928 года.

Я разложил перед собой отчеты банка, его балансовые ведомости и списки крупнейших операций за последние два квартала.

— Стерлинг, — скрипучий голос заставил меня поднять взгляд, — наконец-то вы соизволили почтить нас своим присутствием.

Передо мной стоял Джонсон, один из старших брокеров фирмы, пятидесятилетний мужчина с аккуратно подстриженными седеющими усами и вечно скептическим взглядом.

— Добрый день, мистер Джонсон. Я как раз завершаю аналитику для Харрисона.

Он положил на мой стол папку с бумагами.

— Эти документы по фермерам Гарднерам и учителям Томпсонам требуют вашего внимания. Тридцать тысяч долларов не самая внушительная сумма по меркам фирмы, но для этих людей — все их сбережения.

Я кивнул, понимая его беспокойство. В моей прошлой жизни я бы не обратил внимания на такой «мелкий» счет, но здесь, в 1928 году, тридцать тысяч долларов представляли собой значительную сумму. Эквивалент почти четырехсот тысяч в ценах XXI века.

— Я займусь этим сразу после анализа для мистера Харрисона, — заверил я Джонсона.

— Хорошо. — Он помедлил, словно собираясь сказать что-то еще, но потом просто добавил: — Если вы успеете сегодня, будет просто замечательно.

Когда Джонсон ушел, я вернулся к изучению документов Metropolitan National Bank. Чем глубже я погружался в данные, тем отчетливее проступали странные закономерности. Банк осуществлял регулярные крупные переводы компаниям с пометкой «MNB».

Все транзакции проходили через сложную сеть дочерних компаний и офшорных счетов, но конечным пунктом назначения неизменно оказывался один и тот же анонимный трастовый фонд в Цюрихе. Около семи миллионов долларов перетекло по этому маршруту за последние шесть месяцев. Колоссальная сумма.

Интереснее всего даты переводов. Они совпадали с периодами высокой волатильности на рынке, когда многие инвесторы паниковали и сбрасывали акции по низким ценам.

Классическая схема манипуляции рынком. Искусственно вызвать панику, скупить подешевевшие активы, а затем позволить рынку восстановиться.

Я сделал подробные заметки, но осторожничал в формулировках для официального отчета Харрисону. Вместо прямого обвинения в манипуляции рынком я указал на «нестандартную корреляцию между движением капитала и рыночной динамикой» и на «потенциальные зоны регуляторного риска в международных транзакциях».

Подготовив все необходимые документы для утренней встречи с Харрисоном, я перешел к папке Джонсона о мелких клиентах.

История учителей Томпсонов и фермеров Гарднеров хорошо мне знакома. Люди среднего класса, всю жизнь откладывавшие каждый цент, теперь решили инвестировать свои сбережения, привлеченные перспективой быстрого обогащения на растущем рынке.

Типичные жертвы предстоящего краха.

Я задумался. Мои рекомендации для этих клиентов должны отличаться от стандартных в 1928 году подходов. Вместо агрессивного инвестирования в популярные акции вроде RCA или автомобильных компаний, я предложил сбалансированный портфель:

— шестьдесят процентов в первоклассные облигации федерального правительства с погашением до 1932 года, в золотодобывающие компании, в коммунальные предприятия со стабильным денежным потоком, в компании потребительских товаров первой необходимости, в надежные банковские депозиты с возможностью быстрого снятия. Старая песня, уже всем знакомая.

Сорок процентов в рискованные агрессивные акции радиовещания и автомобильной промышленности, с выходом из сделки не позднее первого мая следующего года.

В конце я добавил особое примечание о необходимости регулярного пересмотра портфеля, особенно «в свете потенциальных изменений экономической конъюнктуры во второй половине 1929 года».

Это был максимум, на что я мог пойти, не вызывая подозрений. Прямо предупредить их о грядущем крахе я не мог. Мне никто бы не поверил, а моя репутация была бы разрушена. Но хотя бы таким образом я мог минимизировать их потери.

Завершив работу, я откинулся на спинку стула. Торговый зал уже опустел, лишь несколько клерков заканчивали сверять цифры в гроссбухах при свете настольных ламп.

Ух ты, уже вечер. За окнами офиса Нью-Йорк погружался в вечерние сумерки, огни небоскребов начинали соперничать с первыми звездами.

Я собрал документы в портфель, тщательно отделив материалы Metropolitan National Bank от остальных. Независимо от того, насколько лояльным выглядел Харрисон, я не мог полностью доверять ему.

Я на пороге чего-то большого. Финансовые нити, которые я распутывал, вели к центру паутины, где, вероятно, скрывались ответы не только о предстоящем крахе, но и о судьбе отца Стерлинга. И с каждым днем я чувствовал, что опасность становится все ближе.

Выключив настольную лампу, я направился к выходу. Сегодня, как никогда, я ощущал двойственность своего существования.

Аналитик Стерлинг завершил рабочий день, но ночь принадлежала финансовому манипулятору, игроку, чья ставка исчислялась миллионами.

Мне предстояло еще многое сделать, прежде чем я смогу отдохнуть.

Вечерняя прохлада была настоящим благословением после душного офиса. Я вышел из здания «Харрисон Партнеры» около семи вечера, когда основной поток клерков уже рассеялся, а на улицах появились первые вечерние гуляки в шляпах-канотье и элегантных летних костюмах.

Небо над Манхэттеном медленно окрашивалось в глубокий индиго. Высотные здания, эти каменные исполины эпохи процветания, отбрасывали длинные тени на улицы. Где-то вдали раздавались автомобильные гудки и стук колес трамвая, звуковая симфония города, который никогда не останавливается.

Я решил не брать такси, а пройтись несколько кварталов пешком. Физическая активность помогала мне структурировать мысли после напряженного дня.

А подумать было о чем. Операция с Universal Gas Industries должна пройти безупречно, но слишком успешная сделка всегда привлекает нежелательное внимание. Если все пойдет, как надо, три миллиона долларов, вложенные через теневых партнеров, принесут почти четырехкратную прибыль. Такие деньги не проходят незамеченными даже на бурлящем рынке 1928 года.

На перекрестке 42-й улицы и Мэдисон-авеню я заметил черный седан Packard с тонированными стеклами. Автомобиль стоял с выключенным двигателем, но с водителем за рулем.

Ничего необычного в этом не было, но что-то в положении машины, чуть развернутой в мою сторону, зацепило мой натренированный глаз.

Я продолжил идти, намеренно не меняя темпа, но внутреннее чутье ужалило меня предупреждением. Не поворачивая головы, я скосил глаза в витрину магазина, используя ее как зеркало. Седан медленно тронулся с места, влившись в поток машин позади меня.

На следующем перекрестке я сделал незапланированный поворот и ускорил шаг. Обойдя квартал, я зашел в аптеку и, купив пакетик леденцов, выглянул на улицу. Черный Packard медленно проплыл мимо, явно выискивая меня.

Я был прав. За мной следили.

Выждав пять минут и купив вечерний выпуск «Нью-Йорк Таймс», я вышел из аптеки и быстро нырнул в поток пешеходов. На ближайшем перекрестке я увидел знакомую фигуру.

Юный Тони, один из газетчиков Мэддена, стоял на углу, громко выкрикивая:

— Экстренное издание Трибюн! Читайте о новых переговорах по военным долгам! Всего пять центов!

Я неторопливо приблизился к нему, делая вид, что интересуюсь новостями.

— Дай-ка мне свежий выпуск, парень.

Тони, смуглый подросток лет шестнадцати с характерной родинкой на щеке, мгновенно узнал меня. Но на его лице не дрогнул ни один мускул. Мэдден нанимал только профессионалов, даже среди уличных мальчишек.

— Конечно, сэр! Последний экземпляр, всего десять центов! — ответил он, нарочито завышая цену.

Я протянул ему доллар.

— Сдачи не надо.

Это наш условный сигнал. Тони незаметно вложил в газету маленький сложенный листок и протянул мне сверток.

— Благодарю за щедрость, сэр! Прекрасный вечер сегодня, не правда ли?

— Да, если не начнется дождь, — ответил я, используя вторую часть условной фразы.

Черный Packard снова появился в поле зрения, медленно двигаясь вдоль тротуара. Я сделал вид, что увлечен беседой с мальчишкой.

— Сегодня какие-то новости о бейсбольном матче?

— Да, сэр! Янкиз разгромили Ред Сокс со счетом семь два! — бодро отрапортовал Тони, продолжая выкрикивать призывы для других прохожих.

Я кивнул и двинулся дальше, держа газету под мышкой. Только оказавшись в безопасном месте, маленькой кофейне, заполненной посетителями, я аккуратно развернул сложенный листок.

Записка была предсказуемо лаконичной: «Безумный Джо интересуется нашими операциями. Удвойте осторожность. Встреча в Л. С. откладывается до особого уведомления. К.»

Я мысленно проклял осложнение. Безумный Джо Сальтис один из конкурентов Мэддена по контрабандному бизнесу, пытавшийся также расширить сферу влияния на финансовые операции.

Если он прознал о наших успешных инвестициях в UGI, это могло создать проблемы. Гангстеры редко решают деловые споры через арбитражный суд.

Теперь черный Packard обретал смысл. Вероятно, это люди Сальтиса, а не федеральные агенты или конкуренты с Уолл-стрит. По крайней мере, это объясняло непрофессиональную слежку. Настоящие детективы действовали бы тоньше.

Я неторопливо допил кофе, обдумывая дальнейшие действия. Седан наверняка ждет снаружи. Нужно использовать один из подготовленных маршрутов эвакуации.

Оставив щедрые чаевые, я направился к черному ходу. Тут пришлось пустить в ход пару долларов, чтобы повар позволил мне выйти через кухню в переулок.

Петляя по узким проходам между зданиями, я вышел на параллельную улицу и быстро юркнул в метро. Это проверенная тактика.

В подземке легко оторваться от преследования. Просто войти в вагон перед самым закрытием дверей, а на следующей станции в последний момент выскочить на платформу.

Через сорок минут таких маневров я был уверен, что оторвался от слежки. Теперь можно позвонить.

В телефонной будке на углу 38-й улицы я набрал номер Кляйна. Ответил он после второго гудка.

— Импортно-экспортная компания «Атлас», чем могу помочь?

— Это Стерлинг. Получил ваше сообщение. Необходимо усилить протоколы безопасности.

— Понимаю, — голос Кляйна звучал спокойно, но я слышал нотки напряжения. — Наш общий друг считает, что интерес временный. На всякий случай мы направили обычных наших сотрудников понаблюдать за ситуацией.

«Обычные сотрудники» к Мэддена — это крепкие ребята с пистолетами под пиджаками. Обнадеживающе, но и тревожно одновременно.

— Нам нужно ускорить разработку нового шифра и изменить точки контакта.

— Уже в процессе. Завтра получите новые инструкции через нашего юного друга на 44-й улице.

— Понял. Что с теми активами?

— Распределены согласно вашей схеме. Первые транши достигли точек назначения. Вторая волна в процессе.

Это означало, что средства для покупки акций UGI уже благополучно ушли по назначению. Хоть что-то шло по плану.

— Хорошо. До связи.

Я повесил трубку и выдохнул. Ситуация усложнялась, но пока оставалась под контролем. Теперь следовало сделать еще один звонок.

Я нашел еще одну телефонную будку, на этот раз в вестибюле небольшого отеля на Лексингтон-авеню. Принцип безопасности прост. Никогда не звонить дважды из одного места. Каждый звонок — новая будка в новом районе.

Набрав номер редакции «Нью-Йорк Уорлд», я попросил соединить меня с Элизабет Кларк. Надеюсь, она еще не ушла. Такая работяга, как она, вряд ли уходит рано с работы.

Я не ошибся. После нескольких щелчков в трубке раздался ее мелодичный голос:

— Кларк слушает.

Что-то в ее тоне всегда вызывало у меня улыбку. Уверенная, независимая, она полная противоположность тех покорных и тихих женщин, которых так ценили в обществе конца 1920-х. Элизабет напоминала мне сильных женщин XXI века, каким-то образом опередив свое время на несколько десятилетий.

— Добрый вечер, мисс Кларк. Это Уильям Стерлинг.

На другом конце провода возникла короткая пауза, а затем я услышал легкую усмешку.

— Мистер Стерлинг. Какая приятная неожиданность. Решили прояснить свою загадочную позицию по рынку недвижимости, о которой так уклончиво говорили в прошлый раз?

Мы прибегали к своеобразной игре слов при каждом разговоре. Говорили о рынке и инвестициях, подразумевая совсем другое. Это наш способ флирта, неожиданно приятный для нас обоих.

— На самом деле я думал о более существенных вложениях. Например, инвестиции в хороший ужин. Я слышал, джазовые музыкальные активы сейчас особенно привлекательны для долгосрочного портфеля.

Она рассмеялась, звонкий, искренний смех, редкость в этом мире светских условностей и притворства.

— Интересное предложение. И когда вы планируете реализовать эту инвестиционную стратегию?

— Как насчет сегодняшнего вечера? Скажем, через два часа, в «Синей птице»?

— «Синяя птица»? — В ее голосе прозвучало удивление. — Это весьма амбициозный выбор для молодого финансиста. И так быстро? У вас весьма короткое плечо для сделки?

Заведение действительно одно из лучших в городе, но я мог себе это позволить. Более того, нам нужно место, где можно говорить относительно свободно, не опасаясь посторонних ушей. В «Синей птице» есть изолированные кабинеты, идеально подходящие для конфиденциальных бесед.

— Что поделать, я верю в качественные вложения, — ответил я.

— В таком случае, принимаю ваше предложение. В девять.

— Буду ждать с нетерпением.

Повесив трубку, я почувствовал странное волнение. Эта женщина пробуждала во мне чувства, которые я давно считал похороненными.

И это опасно. В моем положении эмоциональная привязанность могла стать непозволительной роскошью.

Я всегда напоминал себе, что не принадлежу этому времени. Что мои знания о грядущем крахе делают любые отношения потенциально нечестными. Что Великая депрессия, маячившая на горизонте, изменит судьбы всех этих беззаботных людей, танцующих джаз в нарядных клубах и тратящих деньги в дорогих магазинах на Пятой авеню.

А что если Элизабет окажется среди тех, кто потеряет все? Смогу ли я предупредить ее, не раскрывая своей истинной сущности?

С этими мыслями я отправился домой, тщательно проверяя, не возобновилась ли слежка. Дважды я менял маршрут, трижды проходил по магазинам с несколькими выходами. К моей квартире на 42-й Восточной улице я подошел, убедившись, что за мной никто не следует.

В квартире первым делом я проверил свои «маячки». Волоски, невидимо приклеенные к косяку двери, крошечные метки мелом на углу стола.

Ничего не тронуто. Никто не входил в мое отсутствие.

Задернув плотные шторы, я включил настольную лампу и достал из тайника за картиной записную книжку в кожаном переплете.

Мой зашифрованный дневник, где я фиксировал движение капитала и ключевые финансовые решения. В отличие от блокнотов большинства финансистов, здесь не было ни одного настоящего имени или названия компании. Только коды, понятные лишь мне.

«Подготовка к операции U. проходит успешно», записал я.

Я откинулся в кресле, осмысливая достижения. Всего за несколько месяцев я превратился из никому не известного стажера в миллионера с влиятельными связями в финансовом и криминальном мирах Нью-Йорка.

Харрисон ценил мои аналитические способности, Прескотт включил меня в круг избранных клиентов, Мэдден доверил мне управление теневым капиталом. Даже сам Вандербильт теперь консультировался со мной по вопросам долгосрочных инвестиций.

И все же что-то меня беспокоило. С каждым днем круг подозревающих что-то неладное расширялся. Сначала Мэдден с его проницательным взглядом бывшего уличного бойца. Потом Кляйн, чья немецкая педантичность и аналитический ум замечали любые нестыковки в моей легенде. Элизабет с ее журналистским чутьем на необычные факты.

Теперь к этому списку добавились и конкуренты Мэддена, заинтересовавшиеся нашими необычайно успешными инвестициями. Как долго я смогу балансировать на этом лезвии ножа?

Из окна доносился приглушенный гул города. Автомобильные гудки, обрывки музыки из проезжающих такси, смех подвыпивших гуляк, возвращающихся из подпольных баров. Нью-Йорк 1928 года, неудержимый, оптимистичный, ослепленный собственным процветанием, не подозревал о катастрофе, готовой обрушиться менее чем через год.

А я сидел здесь, в тускло освещенной комнате, с тяжестью этого знания и ответственностью за собственные решения. Таков парадокс моего существования.

Чем успешнее я становился в этой эпохе, тем сильнее ощущал себя чужаком, знающим слишком много и при этом слишком мало способным изменить.

Спрятав дневник обратно в тайник, я подошел к окну. Небо над Манхэттеном уже потемнело, но город сиял тысячами огней.

Неоновые вывески, уличные фонари, освещенные окна небоскребов. Все создавало иллюзию вечного праздника. Ночная жизнь только начиналась.

Пора готовиться к встрече с Элизабет.