Оракул с Уолл-стрит 2

Глава 12 Светские любезности

Стены были увешаны семейными портретами Вандербильтов разных поколений. Самый внушительный изображал «Коммодора» Корнелиуса Вандербильта, сурового человека с проницательным взглядом, истинного основателя династии.

На пересечении коридоров я услышал звонкий женский смех и повернулся на звук. Навстречу мне двигалась молодая женщина, нарушающая все представления о традиционном образе дамы из высшего общества.

Короткие темные волосы, подстриженные в модный боб, открывали изящную шею. Платье без рукавов с заниженной талией, настолько короткое, что при ходьбе открывало колени.

Длинная нитка жемчуга свободно спускалась до самого пояса. И, что было абсолютным вызовом приличиям, в тонких пальцах дымилась длинная сигарета в янтарном мундштуке.

Она остановилась, заметив меня, и оглядела с нескрываемым любопытством.

— О, новое лицо! — воскликнула она с естественной непосредственностью. — Вы должны быть тем самым финансовым волшебником, о котором дядя Уильям не перестает говорить все утро.

Я сразу понял, что передо мной та самая Констанс Хэллоуэй, о которой предупреждал Прескотт.

— Уильям Стерлинг, — я слегка поклонился. — А вы, должно быть, мисс Хэллоуэй.

Она рассмеялась, выпуская изящное колечко дыма.

— Ого! Меня уже обсуждали. Надеюсь, не слишком злословили? — Она протянула руку, но не для традиционного рукопожатия, а ладонью вниз, как для поцелуя. — Констанс Хэллоуэй. Но ради всего святого, прошу, называйте меня просто Констанс. «Мисс Хэллоуэй» звучит так, словно я какая-то престарелая компаньонка, читающая Библию за чаем.

Я слегка коснулся губами ее руки, отметив аромат французских духов и авиационного топлива, необычное, но интригующее сочетание.

— Так вы действительно летаете? — спросил я, решив сразу показать, что знаю об ее увлечении.

Глаза девушки загорелись неподдельным энтузиазмом.

— Вы интересуетесь авиацией? Как чудесно! Большинство мужчин, узнав о моём хобби, либо смеются, либо читают нудные лекции о женской природе. — Она сделала паузу, внимательно изучая меня. — А вы сами летали?

— К сожалению, нет. Но я восхищаюсь мужеством тех, кто покоряет небо. Особенно после перелета Линдберга.

— О, Чарльз! — она небрежно махнула рукой, словно речь шла о старом знакомом. — Познакомилась с ним на приеме в прошлом году. Очаровательно застенчивый парень. Я больше впечатлена Амелией Эрхарт, она готовится стать первой женщиной, пересекшей Атлантику.

Констанс говорила о пионерах авиации так непринужденно, словно обсуждала соседей по улице. Я вспомнил историю.

Действительно, в июне 1928 года Амелия Эрхарт стала первой женщиной, перелетевшей через Атлантический океан, хотя и в качестве пассажира. Сольный перелет она совершит через четыре года.

— В любом случае, — продолжила Констанс, — вы пропускаете самое интересное в жизни, если никогда не поднимались в небо. Сегодня слишком поздно, но завтра… Кто знает? Мой Curtiss Jenny ждет в ангаре.

Она подмигнула, намекая на возможную авантюру, и я мысленно отметил, что Прескотт не зря предупреждал о ее склонности к провокациям.

— Мистер Стерлинг, вижу, вы уже познакомились с мисс Хэллоуэй, — раздался голос Прескотта, который появился в коридоре с видом человека, только что обнаружившего своего ребенка рядом с открытым огнем.

— Ох, мистер Зануда пришел все испортить, — насмешливо протянула Констанс. — Не волнуйтесь, я еще не успела совратить вашего протеже опасными идеями.

— Мисс Хэллоуэй, ваш отец ищет вас, — сухо заметил Прескотт. — Кажется, он хочет представить вас сыну сенатора Брэдфорда.

— Очередной скучный политический отпрыск с амбициями и без личности, — вздохнула она. — Что ж, долг зовет. — Она повернулась ко мне с улыбкой. — Было приятно познакомиться, мистер Стерлинг. Надеюсь, вы не из тех финансистов, которые говорят только о процентных ставках и облигациях. Увидимся за ланчем!

Она грациозно удалилась, оставив после себя легкий шлейф аромата и ощущение внезапного порыва свежего воздуха в затхлом помещении.

— Я же предупреждал, — тихо произнес Прескотт, когда она скрылась из виду. — Эта девушка ходячая проблема для любого мужчины моложе пятидесяти.

— Она кажется интересной, — дипломатично ответил я.

— «Интересной» — слишком мягкое определение, — покачал головой Прескотт. — В прошлом году она едва не вызвала международный скандал в Париже, когда врезалась на автомобиле в ворота российского посольства после ночи в Монмартре. Неделю спустя ее видели танцующей на столе в «Кафе де ла Пэ» с джазовым музыкантом из Гарлема. Единственное, что спасает ее репутацию — это колоссальное состояние отца и тот факт, что она действительно талантливый пилот.

Я понимающе кивнул, хотя внутренне был скорее заинтригован, чем шокирован. В конце концов, я пришел из мира, где такое поведение считалось бы скорее скучным, чем скандальным.

— Пойдемте, — сказал Прескотт, взглянув на карманные часы. — Ланч сервируют через десять минут. Не стоит опаздывать, Вандербильты строго относятся к пунктуальности.

Мы спустились по боковой лестнице и вышли через застекленную галерею с экзотическими растениями на обширную террасу, мощеную итальянским травертином. Здесь уже собралось около двадцати гостей. Мужчины в летних костюмах, женщины в элегантных дневных платьях.

Несколько слуг циркулировали с подносами, предлагая аперитивы. Явно алкогольные, несмотря на действующий Сухой закон. Высшее общество, очевидно, имело собственное мнение о федеральных ограничениях.

Прескотт тут же был остановлен пожилым джентльменом, который хотел обсудить какие-то совместные инвестиции, и я на мгновение остался один, изучая собравшуюся публику.

— Вы, должно быть, мистер Стерлинг, — ко мне подошел высокий седеющий мужчина с военной выправкой и проницательным взглядом. — Ричард Колдуэлл, National Trust. Слышал о вашем удачном совете Уильяму относительно National Aircraft.

— Приятно познакомиться, мистер Колдуэлл, — я пожал его крепкую руку. — Джонатан Прескотт много рассказывал о вас.

— Надеюсь, не все плохое сразу, — сухо усмехнулся Колдуэлл. — Мы с Прескоттом иногда расходимся во взглядах на инвестиционные стратегии. Он считает меня слишком консервативным.

— В финансах консерватизм часто оказывается наиболее прогрессивным подходом в долгосрочной перспективе, — заметил я, зная, что эта мысль найдет отклик у Колдуэлла.

Он одобрительно кивнул, и в его взгляде мелькнуло новое уважение.

— Необычная мудрость для такого молодого человека. Большинство ваших сверстников сейчас помешаны на радиоакциях и авиационных компаниях, даже не имеющих прибыли.

— На каждого покупателя найдется продавец, — философски заметил я. — Вопрос лишь в том, кто из них окажется прав через пять лет.

Наш разговор прервало появление хозяина дома. Уильям Вандербильт пришел в сопровождении крупного мужчины с загорелым лицом и властными манерами, которого я сразу идентифицировал как Джеймса Хэллоуэя, отца Констанс.

— А, Стерлинг! — Вандербильт приветливо помахал. — Вижу, вы уже знакомитесь с нашим обществом. Колдуэлл не рассказывает вам, как я заставил его понервничать на рынке меди в прошлом году?

— Это была запланированная диверсификация, а не нервозность, — с достоинством ответил Колдуэлл, но по его тону я понял, что это давний дружеский спор.

— Позвольте представить Джеймса Хэллоуэя, — продолжил Вандербильт. — Джеймс, это Уильям Стерлинг, молодой финансист с исключительным чутьем, о котором я вам говорил.

Хэллоуэй протянул руку, крепкую и мозолистую, несмотря на годы жизни в роскоши. Это руки человека, который начинал с физического труда.

— Наслышан, молодой человек. Уильям говорит, вы предсказали движение рынка меди с точностью до цента.

— Не совсем до цента, сэр, — скромно ответил я. — Просто логический анализ спроса со стороны электрификации и строительства.

— Скромность украшает мужчину, — кивнул Хэллоуэй. — Но не тогда, когда она скрывает истинные таланты. Скажите-ка мне… — Он понизил голос. — Что вы думаете о нефтяных землях Техаса? Все говорят, что там не осталось крупных месторождений. Я считаю иначе.

Исторически я знал, что на самом деле крупнейшие нефтяные открытия в Восточном Техасе произойдут в начале 1930-х. «Черное золото» станет одним из немногих активов, которые сохранят ценность во время Великой депрессии.

— Думаю, скептики ошибаются, мистер Хэллоуэй, — тихо ответил я. — История разведки полезных ископаемых показывает одну закономерность. Когда все эксперты говорят «здесь больше ничего нет», обычно следует продолжать искать. Особенно в районах, которые геологически схожи с уже доказанными месторождениями.

Глаза Хэллоуэя загорелись.

— Клянусь богом, именно то, что я говорю своим геологам! — Он похлопал меня по плечу с неожиданной фамильярностью. — Вы должны будете выпить со мной виски после ланча и рассказать подробнее о своих теориях.

Гонг известил о начале трапезы, и общество организованно двинулось к длинному столу, расставленному в тени огромных зонтов.

Место каждого гостя было определено маленькими карточками, и я с некоторым удивлением обнаружил, что сижу между Констанс Хэллоуэй и элегантной дамой средних лет, которая, как выяснилось из представления, была Элеанор Вандербильт, хозяйкой дома.

Прескотт, сидевший напротив, бросил на меня предупреждающий взгляд, но я лишь едва заметно улыбнулся в ответ. Кто бы ни составлял рассадку, он явно предоставил мне исключительную возможность для полезных знакомств.

Слуги начали подавать первую перемену блюд. Изысканный холодный суп из авокадо с крабовым мясом, гарнированный икрой белуги. Серебряные приборы сверкали в солнечном свете, а хрусталь создавал радужные отблески на скатерти из ирландского льна.

— Итак, мистер Стерлинг, — мелодичным голосом обратилась ко мне Элеанор Вандербильт. — Мой муж говорит, что вы видите в экономике то, что недоступно большинству аналитиков. Это природный дар или результат обучения?

Я почувствовал, как Констанс, сидящая справа от меня, слегка подавила смешок. Очевидно, традиционное светское начало беседы казалось ей скучным.

— Думаю, это комбинация факторов, миссис Вандербильт, — ответил я. — Мой отец научил меня искать закономерности в, казалось бы, хаотичных данных. Но есть определенное чутье, которое сложно объяснить рационально.

— Интуиция является неотъемлемой частью любого искусства, — задумчиво произнесла Элеанор. — А финансы, несомненно, искусство, а не только наука. Вы интересуетесь другими искусствами, мистер Стерлинг? Музыкой, живописью?

— Боюсь, в этих областях я лишь скромный ценитель, — признался я. — Но должен сказать, ваша коллекция импрессионистов произвела на меня глубокое впечатление.

— О, вы заметили? — В ее глазах появился живой интерес. — Большинство гостей проходят мимо, даже не взглянув. У вас есть любимые художники этого направления?

Пока я поддерживал беседу об искусстве с Элеанор, я ощущал, как Констанс постепенно теряет терпение. Наконец, воспользовавшись паузой, она бесцеремонно вклинилась в разговор:

— Тетя Элли, не могли бы вы поделиться мистером Стерлингом хотя бы на пять минут? Мне отчаянно нужно узнать его мнение об акциях авиационных компаний.

Элеанор Вандербильт улыбнулась с легким оттенком снисходительности:

— Конечно, дорогая. Всегда приятно видеть, что молодые люди интересуются финансами, а не только танцами и скачками.

— О, я интересуюсь и тем, и другим, — с невинным видом ответила Констанс, поворачиваясь ко мне. — Итак, мистер Стерлинг, скажите честно: Curtiss-Wright или Boeing? В какую компанию вы бы вложили деньги прямо сейчас?

Я оценил ее прямолинейность. На самом деле, в долгосрочной перспективе Boeing окажется гораздо более успешной компанией, хотя в ближайшие годы обе переживут тяжелые времена из-за Депрессии.

— Если бы мне пришлось выбирать, я бы предпочел Boeing, — ответил я. — У них более прочная финансовая база и бизнес-модель, менее зависимая от военных заказов.

— Я так и знала! — торжествующе воскликнула Констанс. — Говорила отцу, что Curtiss слишком полагается на почтовые контракты. Это модель прошлого, не будущего.

Глаза сверкали энтузиазмом, делая ее еще привлекательнее.

— Вы действительно разбираетесь в авиации или просто интересуетесь акциями? — спросил я.

— Я пилотирую Curtiss Jenny последние три года. Налетала более двухсот часов. — В ее голосе звучала гордость. — И читаю все технические журналы, какие могу найти. Большинство мужчин умирают от шока, когда я начинаю обсуждать различия между радиальными и рядными двигателями.

— Впечатляюще, — искренне признал я.

— Не поощряйте ее, мистер Стерлинг, — недовольно прокомментировал молодой человек, сидевший напротив. Я узнал в нем Гордона Фишера, наследника промышленной империи и, по словам Прескотта, одного из претендентов на руку Констанс. — В следующий раз она захочет пилотировать трансатлантический рейс или участвовать в воздушной гонке.

— А что в этом плохого? — парировала Констанс. — Амелии Эрхарт это не помешало стать знаменитой.

— Амелия Эрхарт не унаследует нефтяную империю, — холодно ответил Фишер.

Я почувствовал нарастающее напряжение между ними и решил сменить тему:

— Констанс упоминала, что завтра, возможно, будет летать. Поместье располагает собственным аэродромом?

— Небольшая взлетная полоса за северными садами, — ответил сидевший неподалеку Вандербильт. — Я построил ее в 1924 году. Считаю, что частные аэродромы скоро станут такой же необходимостью для загородных резиденций, как теннисные корты и причалы для яхт.

— Дядя Уильям всегда смотрит в будущее, — с искренним уважением заметила Констанс. — В отличие от некоторых, кто боится любых изменений.

Последняя фраза явно предназначалась Фишеру, который поджал губы, но промолчал.

Обед продолжался с подачей новых блюд: филе камбалы под соусом из шампанского, жареный фазан с трюфельным пюре, салат из спаржи и артишоков. Все это сопровождалось тщательно подобранными винами из личного погреба Вандербильта.

За столом обсуждались последние светские новости, предстоящие скачки в Саратоге, политические перспективы Гувера на предстоящих выборах. Я внимательно слушал, изредка вставляя комментарии, но больше наблюдал за динамикой отношений в этом кругу.

К моменту подачи десерта, изысканного парфе из персиков с шампанским, я уже сформировал четкое представление о социальной иерархии собравшегося общества.

Вандербильты, несомненно, занимали верхнюю ступень, за ними следовали представители других старых династий. Хэллоуэй и подобные ему «новые деньги» образовывали следующий слой, принятый, но все еще не полностью интегрированный. Профессионалы вроде Колдуэлла и Прескотта занимали важное, но четко очерченное место экспертов.

Особенно интересно было наблюдать за Констанс. Несмотря на ее бунтарство, она прекрасно ориентировалась в неписаных правилах этого общества, зная, где можно нарушать конвенции, а где нужно соблюдать традиции.

После обеда мужчины и женщины разделились, как того требовал этикет. Дамы удалились на восточную террасу для чая, а джентльмены были приглашены Вандербильтом в бильярдную для сигар и бренди.

Когда я поднимался по лестнице вслед за остальными мужчинами, Констанс скользнула рядом и шепнула:

— Сбегите оттуда при первой возможности. Через час, у фонтана Нептуна. Покажу вам кое-что действительно интересное.

Она исчезла прежде, чем я успел ответить, оставив меня с предвкушением новой авантюры и смутным беспокойством о реакции Прескотта, если он узнает.

Я вошел в бильярдную, просторный зал с двумя столами из красного дерева, панелями из орехового дерева и витражными окнами, смягчающими дневной свет. Потолочные вентиляторы лениво вращались, рассеивая дым дорогих сигар.

Перед предстоящей встречей с Констанс мне предстояло завоевать доверие этого мужского сообщества, жизненно важный шаг в моей стратегии проникновения в высшие финансовые круги.