Оракул с Уолл-стрит 2

Глава 11 Саутгемптон

Суббота выдалась на редкость солнечной. Стоя у окна своей квартиры, я наблюдал, как первые лучи окрашивают каменные громады Манхэттена в теплый медовый цвет.

Часы показывали половину девятого. Я поднялся заблаговременно, понимая, что встреча с Вандербильтами не терпит ни малейшей небрежности.

Мой чемодан уже стоял у двери. Смокинг для вечера, тщательно отглаженный и упакованный, твидовый костюм для дневного приема, запонки из слоновой кости — реликвия настоящего Уильяма, унаследованная от отца.

Все готово для погружения в мир, где состояния не исчисляются, они просто существуют, как непреложный факт.

Ровно в девять тридцать с улицы донесся звук клаксона. Я отодвинул штору и увидел великолепный Packard Twin Six, сверкающий хромированными деталями на утреннем солнце.

Лимузины этой марки использовались даже Белым домом. Выбор, достойный Прескотта. Статный шофер в фуражке и перчатках вышел из-за руля и направился к подъезду. Я подхватил чемодан и вышел встречать его у дверей.

— Мистер Стерлинг? — обратился он с почтительным кивком. — Меня зовут Джеймсон, я буду вашим водителем по поручению мистера Прескотта.

— Доброе утро, Джеймсон, — я передал ему чемодан. — Надеюсь, движение не слишком загружено сегодня?

— Для субботнего утра вполне умеренно, сэр. Мистер Прескотт ожидает нас возле своей резиденции на Парк-авеню. Мы должны прибыть в Саутгемптон к часу дня.

Автомобиль поражал роскошью. Кожаные сиденья цвета темного бургундского, деревянные панели из палисандра, хрустальные графины в специальном отделении.

Пока Джеймсон размещал мой чемодан, я устроился на мягком заднем сиденье, рассматривая интерьер, который стоил как шесть моих годовых зарплат в «Харрисон Партнеры».

Через пятнадцать минут автомобиль остановился возле элегантного особняка с коваными воротами на Парк-авеню. Прескотт уже ждал, беседуя с дворецким. В светло-сером летнем костюме и панаме он выглядел воплощением успешного финансиста старой школы.

— А, Стерлинг! — он приветливо махнул рукой и направился к автомобилю. — Прекрасная погода для поездки, не правда ли?

Дворецкий и шофер погрузили его багаж, два дорогих кожаных чемодана с монограммами и футляр для гольф-клюшек. Я сделал мысленную заметку. Значит, в поместье Вандербильтов играют в гольф.

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули вчера? — спросил Прескотт, устраиваясь рядом со мной. — День предстоит насыщенный. В доме Вандербильтов редко ложатся спать до двух ночи, а завтрак подают в восемь, независимо от того, когда вы отправились отдыхать.

— Я полностью готов, — заверил я.

Автомобиль плавно тронулся, и мы начали наш путь на восток Лонг-Айленда. По мере удаления от Манхэттена пейзаж постепенно менялся.

Многоквартирные здания и деловые районы уступали место просторным пригородам с аккуратными домами и ухоженными лужайками. Затем пришла очередь более зажиточных районов с особняками, скрытыми за живыми изгородями.

— Вы бывали раньше в Саутгемптоне, Стерлинг? — спросил Прескотт, извлекая серебряный портсигар.

— Нет, сэр. Только читал о нем.

— Тогда вас ждет настоящее откровение, — он предложил мне сигарету, которую я вежливо отклонил. — Саутгемптон — это не просто богатый пригород. Это… как бы выразиться… концентрированная эссенция американской аристократии.

Прескотт закурил, выпустив идеальное кольцо дыма.

— Прибрежная полоса между Саутгемптоном и Ист-Хэмптоном — самая дорогая земля на восточном побережье. Здесь нет места для нуворишей, только для семей с настоящей историей. Вандербильты, Асторы, Уитни, Морганы… Каждое поместье маленькое королевство со своими традициями и законами.

Мы проезжали мимо фермерских угодий, расположенных на удивление близко к побережью.

— Интересный контраст, — заметил я. — Роскошные поместья соседствуют с сельхозугодьями.

— Это одна из особенностей Лонг-Айленда, — объяснил Прескотт. — Многие из этих ферм принадлежат тем же семьям поколениями. Поместья богачей намеренно строились вблизи сельскохозяйственных земель. Изначально как летние дома, где можно было спастись от городской жары. Со временем они превратились в круглогодичные резиденции для избранных.

Пока мы ехали, Прескотт посвящал меня в тонкости предстоящего визита, словно полководец, готовящий офицера к важной битве.

— Сегодня в поместье будет около тридцати гостей. Преимущественно семейный круг и близкие друзья. Уильям довольно избирателен в приглашениях. Тот факт, что он включил нас, говорит о серьезности его намерений.

— Кого конкретно мы можем встретить? — спросил я, мысленно готовясь к новым полезным знакомствам.

— В первую очередь, Ричарда Колдуэлла из National Trust. Он управляет значительной частью активов Вандербильтов. Консервативен до мозга костей, но исключительно компетентен. — Прескотт стряхнул пепел в хрустальную пепельницу. — Еще Джеймс Хэллоуэй, нефтяной магнат из Техаса. Недавно построил резиденцию по соседству. Старые деньги считают его выскочкой, но его состояние слишком внушительно, чтобы его игнорировать.

— А что именно интересует Вандербильта в моих рекомендациях? Он упоминал какие-то конкретные секторы?

Прескотт задумчиво посмотрел в окно, где мимо проплывали ухоженные поля для гольфа.

— Вандербильты находятся на интересном этапе трансформации. Их прадед, «Коммодор» Корнелиус, создал состояние на пароходах и железных дорогах. Два поколения жили за счет этих активов. Но время идет, и они понимают необходимость диверсификации.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

— За последние пятнадцать лет семья потеряла контроль над большей частью железнодорожной империи. New York Central Railroad фактически принадлежит другим инвесторам, хотя Вандербильты сохраняют крупный пакет акций. Теперь они ищут новые точки роста. Вопрос в том, где именно.

— Наследие «Позолоченного века» постепенно тускнеет, — заметил я. — Возможно, им стоит рассмотреть более современные отрасли?

— Именно об этом Уильям и хочет с вами поговорить. Ему нужен свежий взгляд, не обремененный традициями и старыми связями. — Прескотт понизил голос, хотя Джеймсон за стеклянной перегородкой не мог нас слышать. — Есть еще один аспект. Определенная доля семейных активов, около восемнадцати процентов, находится под управлением Continental Trust. И Уильям не вполне доволен результатами.

Я постарался скрыть волнение. Continental Trust снова возникал на моем пути. Теперь выяснилось, что они управляют частью состояния Вандербильтов. Это открывало новые возможности для расследования.

— Continental использует слишком агрессивные методы? — осторожно спросил я.

— Дело не только в методах. Скорее в отсутствии прозрачности. — Прескотт нахмурился. — Несколько раз Уильям пытался получить детальную информацию о конкретных инвестициях, но получал лишь общие отчеты. Это нетипично для отношений с клиентом такого уровня.

Наш автомобиль свернул на более узкую дорогу, обсаженную зрелыми вязами. Вдалеке виднелись первые признаки океана, изменившийся свет, более насыщенный воздух.

— Теперь о политическом контексте, — продолжил Прескотт, закуривая вторую сигарету. — Вандербильты традиционно поддерживают республиканцев. При нынешней администрации Кулиджа у них прекрасные связи. Но выборы не за горами, и общий настрой скорее в пользу Гувера, чем Смита.

— Альфред Смит слишком прогрессивен для их вкуса? — уточнил я.

— Дело не только в прогрессивных взглядах. Смит католик из рабочей семьи, выходец из городских низов. Для «старых денег» это почти непреодолимые барьеры. Гувер же олицетворяет тот деловой успех, который они глубоко уважают.

Разговор перешел к особенностям этикета и тонкостям поведения в обществе, к которому я направлялся. Прескотт объяснял сложную иерархию, почти невидимую для непосвященных. Кто кому должен представляться первым, когда уместно обсуждать деловые вопросы, а когда это считается дурным тоном.

— И еще одна деталь, — добавил он, когда мы приблизились к побережью. — В доме будет Констанс Хэллоуэй, дочь Джеймса. Я бы посоветовал держаться от нее на разумном расстоянии.

— Почему? — спросил я, удивленный таким конкретным предостережением.

— Она из поколения «флэпперов». Независима, своенравна, любит бросать вызов условностям. В прошлом году устроила настоящий скандал, когда села за штурвал биплана без разрешения инструктора. — Прескотт покачал головой. — Более того, она имеет привычку, скажем так, проверять на прочность моральные устои молодых людей, которые попадают в их круг. А нам нужно, чтобы визит прошел безупречно.

Я кивнул, хотя внутренне отметил, что Констанс Хэллоуэй, судя по всему, самый интересный человек в предстоящей компании на выходные.

— Понимаю, сэр. Я буду сдержан и корректен.

Местность вокруг заметно изменилась. Теперь дорога шла через элегантный пригород с огромными поместьями, скрытыми за высокими живыми изгородями и коваными воротами.

Ухоженные сады, безупречные газоны, всадники на породистых лошадях. Все говорило о том, что мы вступили на территорию истинной аристократии.

Наконец, автомобиль замедлил ход перед внушительными коваными воротами с изящным вензелем «V» посередине. Двое охранников в форме приблизились к машине.

Джеймсон опустил стекло и передал письменное приглашение. После короткого изучения документа охранник кивнул, и ворота медленно открылись.

— Добро пожаловать в цитадель американской аристократии, Стерлинг, — произнес Прескотт с легкой улыбкой. — Помните: наблюдайте, слушайте и выбирайте слова с особой тщательностью. Здесь даже стены имеют уши… и влиятельных родственников на Уолл-стрит.

Мы въехали на территорию, и я затаил дыхание от открывшегося вида.

Длинная подъездная аллея, обсаженная платанами, вела к монументальному особняку в итальянском стиле. Белый мрамор фасада, колонны, широкие террасы и безупречные газоны создавали картину, достойную европейского королевского дворца.

Здесь, в царстве старых денег, мне предстояло не только укрепить свои финансовые позиции, но и, возможно, найти новые ключи к загадке Continental Trust. Я расправил плечи, готовясь к погружению в мир, где любая оплошность могла стоить месяцев тщательно выстраиваемой репутации.

Моя игра в высшей лиге американского капитала начиналась.

Подъездная аллея, изгибаясь, вела вокруг идеально подстриженных кустов самшита, сформированных в сложные геометрические фигуры.

Я заметил не менее дюжины садовников, работающих над поддержанием этого безупречного ландшафта. Для них наше прибытие, очевидно, было привычным зрелищем. Они едва поднимали головы от инструментов.

По мере приближения к главному зданию масштаб поместья становился по-настоящему очевидным. То, что издалека казалось просто большим особняком, вблизи оказалось настоящим дворцовым комплексом.

Трехэтажное центральное здание с двумя крыльями, расходящимися полумесяцем, мраморные колонны коринфского ордера, терракотовая крыша в средиземноморском стиле. Все говорило о стремлении воссоздать итальянское палаццо на американской земле.

— Построен в 1905 году по проекту Шарля Лебрена, — заметил Прескотт, наблюдая за моей реакцией. — Уильям Вандербильт-старший провел три года в Италии, изучая архитектуру Флоренции и Венеции, прежде чем утвердить проект. Мрамор для колонн доставляли прямо из Каррары.

Автомобиль остановился у подножия широкой лестницы. Дворецкий, высокий, седой джентльмен с безупречной выправкой, спустился к нам навстречу.

— Мистер Прескотт, рад видеть вас снова, сэр. — Он повернулся ко мне с вежливым кивком. — Мистер Стерлинг, добро пожаловать в Брейкуотер-Холл. Я Ричардсон, главный дворецкий. Позвольте проводить вас.

Мы поднялись по мраморным ступеням к массивным дверям из темного дуба с бронзовыми ручками в форме дельфинов. Как только мы переступили порог, я понял, что внешнее великолепие было лишь прелюдией.

Центральный холл поражал величием. Потолок высотой не менее тридцати футов с фресками в стиле Тьеполо, изображавшими мифологические сцены.

Мраморный пол с геометрическим рисунком из черного и белого камня. Стены, отделанные панелями из карельской березы.

Широкая двойная лестница с коваными перилами из черного железа, покрытыми тонким слоем золота. В центре холла, под хрустальной люстрой размером с небольшой автомобиль, стоял античный римский саркофаг, превращенный в фонтан.

— Саркофаг II века, — сказал Ричардсон, заметив мой интерес. — Мистер Вандербильт-старший приобрел его в Риме в 1892 году. Император Адриан заказал его для своего любимого раба.

Несколько лакеев в темно-синих ливреях с золотым шитьем и белых перчатках бесшумно забрали наш багаж. Ричардсон жестом пригласил нас следовать за ним.

— Мистер Вандербильт сейчас играет в гольф с несколькими гостями, но просил передать, что ждет вас к чаю на южной террасе в четыре часа. Мистер Прескотт, вы размещены в вашей обычной комнате в восточном крыле. Мистер Стерлинг, для вас подготовлена Зеленая комната по соседству.

Мы прошли через анфиладу залов, каждый роскошнее предыдущего. Музыкальная комната с концертным роялем Steinway и коллекцией старинных инструментов.

Салон с мебелью эпохи Людовика XVI. Галерея с полотнами импрессионистов, где я мельком заметил Ренуара и раннего Моне. В каждом помещении дежурил как минимум один слуга, готовый исполнить любое пожелание гостей.

Прескотт держался с непринужденной уверенностью человека, привыкшего к такой обстановке. Я же старался не выдать своего изумления, хотя внутренне производил подсчет стоимости увиденного.

Одни только произведения искусства в этих залах стоили десятки миллионов долларов, даже по меркам 1928 года.

Поднявшись по боковой лестнице, мы оказались в восточном крыле, где располагались гостевые апартаменты.

— Ваша комната, мистер Стерлинг, — Ричардсон открыл дверь, инкрустированную малахитом.

«Комната» оказалась полноценными апартаментами площадью не менее восьмисот квадратных футов.

Гостиная с камином из зеленого мрамора, отделанная шелковыми обоями с растительным орнаментом. Спальня с огромной кроватью под балдахином. Ванная комната с мраморной ванной на львиных лапах и золотыми кранами. Небольшая библиотека-кабинет с письменным столом красного дерева.

— Камердинер будет в вашем распоряжении через пятнадцать минут, — сообщил Ричардсон. — Если вам что-либо понадобится, просто нажмите на звонок возле кровати. Ланч сервируется на открытой террасе в час тридцать. Если позволите…

Он отошел к гардеробной, где мой скромный чемодан уже стоял на специальной подставке.

— Предпочитаете, чтобы ваши вещи распаковали сейчас или позже?

— Пожалуй, позже, — ответил я, еще не привыкший к подобному уровню обслуживания.

— Как пожелаете, сэр. — Ричардсон поклонился и неслышно удалился.

Едва дверь закрылась, я глубоко вздохнул. Даже мои воспоминания о дорогих отелях XXI века не подготовили меня к такому уровню роскоши и сервиса.

Здесь, в этом поместье, словно продолжался XIX век, не затронутый изменениями, которые уже преобразовывали остальную Америку.

Подойдя к окну, я увидел раскинувшиеся перед домом обширные сады. Фонтаны, скульптуры, живые изгороди, сформированные в лабиринт.

Дальше виднелись теннисные корты, где сейчас играли несколько пар в белоснежных костюмах. За ними начинался гольф-клуб с изумрудными лужайками, а на горизонте блестела сапфировая полоса Атлантического океана.

Отражение богатства и власти, концентрация капитала, накопленного поколениями. И все это меньше чем через полтора года столкнется с жесточайшим испытанием своей истории, Великой депрессией.

Стук в дверь прервал мои размышления.

— Войдите, — отозвался я.

В комнату вошел молодой человек лет тридцати, безупречно одетый и подтянутый.

— Мистер Стерлинг, я Томас, ваш камердинер на время пребывания. Мистер Прескотт предложил помочь вам подготовиться к ланчу. До него осталось сорок минут.

Я позволил Томасу помочь мне переодеться в более подходящий для дневного приема светло-серый льняной костюм.

Он работал молча и эффективно, с безупречным профессионализмом. Когда он завершил, подбирая запонки к моему галстуку, я выглядел так, словно родился в мире высокой моды.

— Если позволите заметить, сэр, сегодня довольно тепло. Многие джентльмены предпочитают соломенные канотье для прогулок по саду.

Он протянул мне элегантную шляпу, идеально дополняющую костюм.

— Благодарю, Томас. Вы мне очень помогли.

Покинув комнату, я направился обратно по коридору, решив немного исследовать поместье до обеда.