Оракул с Уолл-стрит 2

Глава 1 Конверт

Рассвет только-только начал окрашивать нью-йоркские небоскребы в розоватые тона, когда я уже шагал по пустынной Бродвей.

Даже всегда оживленный Манхэттен в этот ранний час казался сонным. Несколько молочников с грохотом выставляли бутылки на ступеньках домов, а первые автомобили, преимущественно грузовики доставки и такси, изредка нарушали утреннюю тишину клаксонами.

Я выбрал путь длиннее обычного, дважды менял такси, постоянно проверяя, нет ли хвоста.

После подслушанного разговора в поместье Фуллертона и трагических новостей о смерти Риверса я не мог позволить себе быть беспечным. На Таймс-сквер я вышел из такси и смешался с небольшой группой рабочих, направлявшихся на утреннюю смену. Оттуда поймал еще одно такси и только потом отправился к Колумбийскому университету.

Кампус встретил меня тишиной и величием. Неоклассические здания из серого камня с величественными колоннами и арочными окнами хранили атмосферу академичности и спокойствия, которая казалась отрезанной от напряжения и лихорадочности Уолл-стрит.

Ранние студенты, одетые в твидовые пиджаки и кардиганы, с кожаными портфелями под мышкой, пересекали двор, направляясь на утренние занятия. Несколько профессоров в черных мантиях неторопливо беседовали у входа в Лоу-Мемориал, их трубки оставляли в воздухе ароматный дымный след.

Библиотека, массивное здание в неоклассическом стиле с впечатляющей колоннадой, уже открыта. Под внушительным куполом читального зала царили тишина и прохлада. Запах старых книг, кожаных переплетов и свежеотполированного дерева окутал меня, когда я вошел внутрь.

У вращающейся двери я остановился, еще раз осмотрел улицу за собой и только затем шагнул в прохладное мраморное фойе. Массивная люстра с десятками электрических ламп, стилизованных под газовые рожки, отбрасывала желтоватый свет на полированный пол и дубовые стойки регистрации.

Молодая библиотекарша за главной стойкой, одетая в строгое темно-синее платье с белым воротничком, подняла на меня вопросительный взгляд.

— Чем могу помочь вам, сэр? — спросила она звонким голосом, который эхом отразился от высоких потолков.

— Мне нужно увидеть мисс Сару Коллинз, — сказал я, стараясь звучать уверенно, но не вызывающе. — Мы договаривались о встрече по вопросу исторических архивов.

— Мисс Коллинз работает в отделе специальных коллекций, — ответила девушка, указывая на широкую мраморную лестницу в конце зала. — Третий этаж, западное крыло. Последняя дверь в коридоре.

Я поблагодарил ее кивком и направился к лестнице, стараясь сохранять вид уверенного в себе исследователя, а не человека, идущего по следу убийства. Мои туфли глухо стучали по мраморным ступеням, нарушая благоговейную тишину храма знаний.

На третьем этаже, увешанном портретами строгих академиков прошлых столетий, коридор разветвлялся. Я выбрал западное направление и вскоре оказался перед дверью с матовым стеклом и надписью «Специальные коллекции и архивы».

Глубоко вздохнув, я постучал.

— Войдите, — послышался женский голос из-за двери.

Кабинет оказался просторнее, чем я ожидал. Высокие стеллажи, заставленные кожаными томами и архивными папками, занимали всю стену напротив окон.

Массивный дубовый стол, заваленный бумагами, картотечные шкафы вдоль стен и несколько стульев для посетителей составляли обстановку. На окнах плотные зеленые шторы, сейчас отдернутые, позволяли мягкому утреннему свету заливать комнату.

За столом сидела женщина лет сорока, с собранными в тугой узел каштановыми волосами, в которых уже поблескивала седина. Очки в тонкой металлической оправе придавали ей строгий, академический вид. На ней было темно-бордовое платье с высоким воротником, одновременно элегантное и сдержанное.

— Чем могу помочь? — спросила она, внимательно рассматривая меня поверх очков.

Я закрыл за собой дверь и сделал несколько шагов к ее столу.

— Мисс Коллинз? Меня зовут Уильям Стерлинг. Я… друг Чарльза Риверса.

Ее лицо оставалось невозмутимым, но я заметил, как напряглись ее пальцы, державшие перьевую ручку.

— Полагаю, вы ошиблись кабинетом, мистер Стерлинг. Я заведую историческими архивами. Если вам нужна помощь с газетными подшивками, обратитесь в кабинет периодики на втором этаже.

Это была проверка. Риверс наверняка установил какой-то код или пароль для подтверждения, что я действительно от него.

— Мисс Коллинз, — я понизил голос и шагнул ближе, — мне жаль быть носителем печальных новостей, но Чарльз погиб вчера. Его сбил автомобиль на перекрестке Лафайет и Бонд-стрит. Водитель скрылся.

Ее лицо изменилось, маска профессионального безразличия сползла, обнажив мгновенное выражение боли и шока, которое она тут же попыталась скрыть. Ручка выпала из ее рук и покатилась по столу.

— Он говорил, что это может случиться, — тихо произнесла она после долгой паузы, глядя мне прямо в глаза. — Но я никогда… — она не закончила фразу. Вместо этого она встала, подошла к двери и заперла ее на ключ.

Вернувшись к столу, она отодвинула картину на стене, открывая небольшой стенной сейф. После нескольких поворотов диска она извлекла оттуда коричневый конверт среднего размера и небольшой латунный ключ.

— Как я могу быть уверена, что вы действительно тот, за кого себя выдаете? — спросила она, не выпуская конверт из рук.

— Чарльз расследовал связь между Continental Trust, смертью моего отца и Робертом Харрисоном, — ответил я. — Он звонил мне поздно вечером, сказал, что за ним следят, и просил встретиться в «Черном коте» на Бликер-стрит. Он упомянул, что оставил материалы у вас и у кого-то на Центральном вокзале.

Она внимательно изучала меня, словно пыталась разглядеть правду в моих глазах.

— Да, мистер Стерлинг, Чарльз описал вас, — сказала она наконец. — Молодой, но с глазами человека, видевшего больше, чем положено в его годы. Он доверял вам, хотя обычно Чарльз никому не доверял полностью.

Она положила конверт и ключ на стол между нами.

— Это копии документов, которые он собрал. Не самые важные, те он хранил в другом месте. Этот ключ от камеры хранения на Центральном вокзале. Номер семьсот сорок два. Там основные материалы его расследования.

Я взял конверт, ощущая его тяжесть, и в прямом, и в переносном смысле. В нем могли находиться доказательства преступления, улики, способные разрушить могущественные финансовые структуры и, возможно, обличить убийц.

— Будьте осторожны, мистер Стерлинг, — сказала Сара, и в ее глазах я увидел неподдельную тревогу. — За последнюю неделю дважды приходили странные люди, спрашивали о Чарльзе, интересовались, не оставлял ли он что-нибудь в библиотеке. Они не представлялись, но слишком настойчиво задавали вопросы.

— Что вы им сказали? — спросил я, чувствуя, как напряглись мышцы спины.

— Что мы не храним личные вещи посетителей, — она слабо улыбнулась. — Я работаю с архивами двадцать лет, мистер Стерлинг. Умение хранить секреты — это часть моей профессии.

Я кивнул, испытывая искреннюю благодарность к этой женщине, рисковавшей ради друга.

— Чарльз говорил, что его расследование может изменить весь финансовый ландшафт Нью-Йорка, — продолжила Сара, понизив голос до шепота, хотя мы были одни. — Он нашел связи между несколькими «несчастными случаями» за последние годы и деятельностью неких финансовых структур. Ваш отец был одной из жертв.

Я осторожно открыл конверт и заглянул внутрь. Там лежали фотографии, письма, газетные вырезки и несколько машинописных страниц с пометками от руки. На одной из фотографий я с удивлением увидел Харрисона, пожимающего руку седому джентльмену с аристократическими чертами лица. Они стояли на ступенях какого-то клуба, и снимок явно сделан скрытно, с расстояния.

— Это Джеральд Восворт, председатель совета директоров Continental Trust, — пояснила Сара, заметив мой интерес. — Чарльз говорил, что их публичные встречи большая редкость. Они предпочитают контактировать через посредников.

Я нашел записку, написанную знакомым почерком Риверса:

«Еженедельные переводы от CT к HP через швейцарские счета. Суммы растут в геометрической прогрессии. 3/12 — $50,000, 4/15 — $75,000, 5/17 — $115,000. Зачем платить брокерской фирме такие деньги? Проверить связь с трастовым фондом семьи Вандербильтов».

И ниже, другими чернилами:

«Отследил последний перевод до личного счета HF, а не RH! Форбс, а не Харрисон⁇»

У меня перехватило дыхание. HF — несомненно, Генри Форбс, тот самый человек, сделавший мне щедрое предложение по металлургическому проекту.

— Чарльз боялся за свою жизнь, — тихо сказала Сара, прерывая поток моих мыслей. — Последние две недели он не ночевал дважды в одном месте. Но он не мог бросить расследование. Говорил, что это дело всей его жизни.

— И стоило ему жизни, — мрачно заметил я.

Я аккуратно закрыл конверт и убрал во внутренний карман пиджака. Ключ от камеры хранения положил в жилетный карман.

— Спасибо вам, мисс Коллинз. Вы рисковали ради друга.

— Будьте осторожны, мистер Стерлинг, — повторила она, провожая меня к двери. — Люди, убившие Чарльза, не остановятся ни перед чем.

Она затем добавила, понизив голос еще сильнее:

— В последний раз, когда мы виделись, Чарльз упомянул, что нашел связь между Continental Trust и серией банковских крахов 1927 года. Кажется, они каким-то образом извлекли выгоду из разорения трех региональных банков на Среднем Западе. И еще… — она запнулась, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. — Он подозревал, что они готовят что-то масштабное. Что-то связанное с фондовым рынком.

Я замер. Могли ли Continental Trust знать о приближающемся крахе 1929 года? Или, что еще хуже, планировать спровоцировать его для собственной выгоды?

— Спасибо за предупреждение, — сказал я, пожимая ее руку. — Я буду предельно осторожен.

Выйдя из библиотеки, я быстро пересек кампус, то и дело оглядываясь по сторонам. Конверт, казалось, обжигал мне грудь через ткань пиджака. Я держал руку рядом, готовый в любой момент защитить эти бесценные документы.

Спустившись по широким ступеням на улицу, я увидел черный паккард, медленно проезжающий мимо главных ворот университета. Это мог быть просто случайный автомобиль, но интуиция кричала об опасности.

Я резко свернул в боковую аллею и, петляя между корпусами, вышел к другому выходу из кампуса.

Прямо тут решил не ехать сразу на Центральный вокзал. Слишком очевидное направление, если за мной следят.

Вместо этого я сел в трамвай, идущий в противоположном направлении, доехал до Гарлема, пересел на другой транспорт и только после этих маневров направился в центр города.

К полудню я должен посетить универмаг Фуллертона, а оттуда отправиться на встречу с ним самим. Но информация, полученная от Сары Коллинз, требовала немедленного анализа. Я нашел неприметное кафе на боковой улице, где выбрал столик в углу, спиной к стене, с хорошим обзором входа.

Заказав кофе и сэндвич, я снова осторожно достал конверт и продолжил изучать его содержимое. Среди документов нашлась газетная вырезка трехлетней давности, повествующая о загадочной смерти Томаса Питерсона, председателя совета директоров Consolidated Steel.

Официальная версия — несчастный случай на рыбалке. Но Риверс подчеркнул несколько деталей и приписал сбоку: «Питерсон отказался продать компанию CT за неделю до 'несчастного случая». Свидетель, лодочник, погиб через месяц — «сердечный приступ».

Мое внимание привлек машинописный лист с заголовком «Структура Continental Trust». Судя по записям Риверса, CT представляла собой сложную сеть взаимосвязанных компаний, трастов и фондов, где истинные владельцы скрывались за десятками подставных лиц. Большинство операций проводилось через швейцарские и канадские банки, что затрудняло отслеживание финансовых потоков.

В самом низу страницы Риверс набросал карандашом примечательную фразу: «Ключ к разгадке — операция „Анакондо“? Проверить в архивах Нью-Йорк Таймс за 1925–1926».

Я тщательно просмотрел остальные документы, но больше упоминаний об этой загадочной «операции» не нашел. Возможно, основные материалы о ней хранились именно в камере на Центральном вокзале.

Напряженно работая с бумагами, я не заметил, как пролетело время. Взглянув на часы, я понял, что опаздываю на встречу с Фуллертоном.

По дороге я не мог отделаться от ощущения, что нити заговора оказались гораздо толще и прочнее, чем я предполагал. И что Continental Trust не просто замешана в смерти отца Стерлинга.

Компания могла быть причастна к целой серии убийств, замаскированных под несчастные случаи. А теперь и Риверс пополнил список ее жертв.

Но время размышлять об этом наедине закончилось. Мне предстояло сменить амплуа. Из детектива, идущего по следу убийц, превратиться в инновационного бизнес-консультанта, готового революционизировать розничную торговлю Америки.

И все это, пряча на груди увесистый конверт с уликами, каждая из которых потенциально могла стоить мне жизни.

Спрятав документы и положив на стол монеты для оплаты, я направился к выходу из кафе. Тревожные мысли о Continental Trust и загадочной операции «Анакондо» пришлось временно отодвинуть на задний план.

Деловая империя не построится сама по себе, а знания из будущего, мое самое ценное преимущество, должны работать и приносить дивиденды.

Выйдя на тротуар, я окунулся в полуденный гомон Манхэттена. Нью-Йорк 1928 года жил в лихорадочном темпе, стремясь добиться еще большего процветания.

По улицам сновали блестящие паккарды и кадиллаки богачей, громыхали грузовики с открытыми кузовами, а на перекрестках отчаянно свистели полицейские в темно-синей форме и характерных шлемах, пытаясь внести порядок в хаотичное движение.

Я поднял руку, подзывая такси, и через несколько секунд желто-черный кэб затормозил у обочины. Автомобиль, старенький Checker с квадратным кузовом, смотрелся почти антикварно по сравнению с обтекаемыми такси в будущем.

— Куда едем, шеф? — спросил водитель, крепкий мужчина средних лет в кепке и с сигаретой в зубах.

— В универмаг Фуллертона на Пятой авеню, пожалуйста.

Таксист кивнул и машина мгновенно скользнула в поток транспорта. Пока мы ехали через центр города, я наблюдал за меняющимся городским пейзажем.

Несколько небоскребов находились на разных стадиях строительства. Стальные скелеты, обрамленные строительными лесами, словно пальцы, тянущиеся к небу. Каждое здание стремилось превзойти соседей высотой, являя собой архитектурное воплощение безудержного оптимизма эпохи.

Мы миновали стройку нового Кризлер-билдинг, где сейчас возводили лишь нижние этажи. Я невольно улыбнулся, зная, что вскоре его сменит знаменитая вершина в стиле ар-деко, которая станет символом города.

Небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг еще даже не начали строить. Сейчас на его месте еще стоял старый отель Уолдорф-Астория.

— Строят, как сумасшедшие, — заметил таксист, проследив за моим взглядом. — Говорят, скоро все будут работать в небоскребах. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Неестественно как-то, рабочему человеку находиться так высоко над землей.

— Будущее за высотными зданиями, — ответил я, зная наверняка. — Это неизбежное развитие, учитывая стоимость земли на Манхэттене.

Такси проехало мимо газетчика, громко выкрикивающего заголовки свежего выпуска «New York Times»: «ИНДЕКС ДОУ-ДЖОНСА БЬЕТ РЕКОРДЫ! ПРЕЗИДЕНТ КУЛИДЖ ОБЕЩАЕТ ДАЛЬНЕЙШИЙ РОСТ ЭКОНОМИКИ!»

Повсюду вдоль улиц пестрели рекламные плакаты, восхваляющие преимущества автомобилей Ford Model A, радиоприемников Atwater Kent, холодильников Frigidaire. На одном щите красовалась реклама сигарет Lucky Strike с изображением элегантной женщины и слоганом «Чтобы сохранить фигуру, возьми Lucky вместо сладкого!»

Женщины в клошах, с короткими стрижками «боб» и нитками жемчуга, олицетворяли новое поколение флэпперов, символ эпохи джаза. Мужчины в строгих костюмах и фетровых шляпах спешили по своим делам, многие с утренними газетами под мышкой. Уличные торговцы предлагали все, от горячих каштанов до свежих фруктов и газет.

Мы проехали мимо очереди людей у кинотеатра, где на вывеске крупными буквами значилось: «КРЫЛЬЯ» с Кларой Боу — первый обладатель премии «Оскар»! ТЕПЕРЬ СО ЗВУКОМ!' Еще один символ переходной эпохи. Немое кино уступало место звуковому, и это революционировало всю индустрию развлечений.

На углу Пятой авеню и 42-й улицы двое чистильщиков обуви, мальчишки лет двенадцати в потертых кепках, наперебой предлагали свои услуги проходящим мимо бизнесменам. Рядом пожилой ветеран с пустым рукавом пиджака продавал карандаши. Молчаливое напоминание о Первой мировой войне, окончившейся каких-то десяток лет назад.

Такси притормозило у светофора, и в открытое окно донеслась мелодия джаза из музыкального магазина. Ритмичные, синкопированные звуки саксофона словно озвучивали безумный темп города, его лихорадочную энергию и оптимизм.

— Чертовы пробки, — проворчал таксист, когда мы застряли в уличном заторе. — Слишком много машин, слишком мало дорог. Весь мир хочет приехать в Нью-Йорк.

Я взглянул на карманные часы. Почти полдень. Терять время в пробке непозволительная роскошь, учитывая мой плотный график.

— Я выйду здесь, — сказал я, протягивая доллар. — Дальше пройду пешком.

— Как скажете, босс, — таксист сдачи не предложил, и я не стал настаивать.

Продвигаясь сквозь толпу на тротуаре, я чувствовал, как бумаги в конверте шуршат при каждом шаге, напоминая о тяжести моей тайны. Но сейчас нужно полностью переключиться на бизнес, вернуться к роли успешного финансового консультанта.

На углу я замер перед витриной аптеки Rexall, где рекламировали «Чудесный тоник доктора Майлза». Очередное шарлатанское средство, содержащее в основном алкоголь и наркотические вещества.

Я использовал стекло витрины как зеркало, проверяя, нет ли за мной хвоста. Убедившись, что никто не следит, я продолжил путь.

Наконец, передо мной возник магазин Фуллертона.

Пятиэтажное здание с величественным фасадом в стиле боз-ар. Широкие арочные окна-витрины демонстрировали товары для состоятельных нью-йоркцев. Элегантные манекены в вечерних платьях, мужские костюмы, предметы домашнего обихода. Все оформлено с претензией на европейский шик.

Над главным входом красовалась вывеска «Фуллертон и Сыновья», золотыми буквами на темно-зеленом фоне. Два ливрейных швейцара в зеленой униформе с золотыми пуговицами открывали двери посетителям. Перед входом выстроились в ряд несколько автомобилей, в основном роскошные линкольны и кадиллаки, принадлежащие богатым клиентам.

Я на секунду задержался, оглядывая этот храм коммерции. В моем времени такой магазин показался бы архаичным, с его чопорной атмосферой и индивидуальным обслуживанием покупателей.

Но именно эта архаичность давала мне преимущество. Я уже видел возможности для революционных изменений, которые превратят бизнес Фуллертона в нечто совершенно новое.

Ступая по мраморным ступеням к входу, я мысленно перестраивался. Пора отложить мысли о Continental Trust, убийствах и загадочных финансовых манипуляциях. Сейчас я должен стать визионером розничной торговли, человеком, чьи идеи опережают время на десятилетия.

— Добро пожаловать в «Фуллертон и Сыновья», сэр, — поприветствовал меня швейцар, распахивая тяжелую стеклянную дверь.

Я кивнул и шагнул в прохладный, пахнущий полиролью и дорогими духами интерьер. Внутри меня ждал совсем другой Нью-Йорк.

Мир шелестящих шелков, приглушенных голосов и изысканного комфорта для избранных. Мир, которому вскоре предстояло измениться под моим руководством.