Окись серебра

Die Gerechtigkeit I[37]

В первое утро весны пошёл дождь, превращающий ещё не успевшие растаять остатки снега в непонятную субстанцию. Гром и барабанящие по крыше капли разбудили Софию ни свет ни заря, но она не чувствовала себя невыспавшейся, ибо уснула вчера на удивление рано. Однако ей всё равно хотелось проваляться под одеялом до заката. Слишком уж тяжёлый день ждал её…

Она вздохнула, села на край кровати и обнаружила, что платье, в котором она случайно уснула, так сильно измялось, что на него было больно смотреть. И тут же в комнату после короткого стука ворвалась взволнованная служанка, по скрипу кровати и шороху догадавшаяся, что её госпожа проснулась.

— Ваша светлость… — Она сделала поспешный реверанс. — Барон Штольц приехал.

София вскочила, встревоженно оглядела комнату, сама не зная, что хотела там обнаружить… Потом догадалась и повернулась к служанке спиной.

— Помоги снять платье и быстро его погладь! — велела она. — А его светлости передай, что я приму его через час, пусть пока проходит в гостевое крыло…

Нехорошо, конечно, не встретить его сразу по приезде, во внутреннем дворе… Когда София зимой приехала в Эори, её встретил именно Хельмут. Но теперь она очень хотела предстать перед ним в этом платье с фиолетовой вышивкой на розовом шёлке… Поэтому придётся ждать, пока платье погладят. А София за это время подготовится к долгожданной встрече с женихом, в том числе придумает, как объяснить ему ситуацию, в которой она оказалась. Хельмут, наверное, надеялся приехать — и тут же влиться в беспечное времяпровождение со своей невестой, посвятив предшествующие свадьбе дни беседам, прогулкам, совместным завтракам… А у неё тут преступник, которого нужно справедливо наказать, и целая гора связанных с этим трудностей.

Главное, чтобы обвинитель, так жаждущий справедливости, не стал донимать этим ещё и барона Штольца.

Они встретились ровно через час, когда платье Софии как следует выгладили утюгом, заправленным углями, волосы её расчесали и убрали в причёску из кос, принесли ей скромное серебряное ожерелье и широкий браслет, украшенный небольшими янтарными капельками. Ей хотелось выглядеть сегодня особенно красивой, хотя она понимала: Хельмут наверняка заметит беспокойство в её глазах, нездоровый, тревожный блеск, а ещё искусанные губы и против её воли сходящиеся на переносице брови.

Увидев Хельмута, она тут же захотела обнять его, но вспомнила — это непозволительно. Ей уже доводилось держать его за руку, сжимать его плечо во время танцев на свадьбе леди Кристины, гулять рядом с ним… Он осторожно приобнимал её за талию и целовал ей руку, но полноценных объятий и уж тем более поцелуев у них ещё не было. Софии так хотелось это исправить… и так не хотелось ждать ещё десять дней до свадьбы… Но она держала себя в руках. Всё-таки люди смотрят.

Хельмут светился улыбкой; вместе с блестящими золотистыми волосами, золотой вышивкой на фиолетовом камзоле и драгоценностями на пальцах он напоминал тёплое весеннее солнце. Не страшно, что весна началась дождём и грозой — солнце всё равно здесь. По крайней мере, для Софии.

— Красивое платье, ваша светлость, — заметил он, и она не смогла понять: его взгляд задержался на фиолетовой вышивке или на её груди, скромно, но всё же выгодно подчёркнутой приталенным лифом платья.

— Благодарю вас. — София опустила взгляд и присела в реверансе. — Как вы добрались? Гроза застала вас в пути?

— Застала, — кивнул Хельмут и улыбнулся так, будто лично сразился с грозой и не позволил ей помешать ему добраться до замка невесты. — В более северных областях Нолда гром гремит со вчерашнего дня. Но ничего страшного, погода никак не омрачила моё путешествие.

Уже в столовой за завтраком, когда почти все блюда были расставлены на белой, украшенной кружевом скатерти, она решилась шепнуть Хельмуту то, чего он явно не ожидал после долгой разлуки:

— Мне нужна твоя помощь.

Улыбка его на миг погасла, и он кивнул.

После завтрака Софии удалось, не будучи кем-то замеченной, схватить Хельмута за руку и завести в кабинет отца… точнее, в свой кабинет. Там её уже ждали готовый пергамент, чернила и перья, а также деревянная печать (шлёпать деревянной печатью на расплавленный воск Роэлю очень нравилось. Подумав об этом, София улыбнулась: в жизни осталось не так много вещей, что радовали бы её брата). Она вспомнила, что велела слугам подготовить всё для составления указа, но сама так ничего и не сделала. Потому что надеялась, что Хельмут ей поможет.

— Я тебя внимательно слушаю, — протянул он, ещё не очень понимающий, о чём пойдёт речь.

София набрала в грудь побольше воздуха. Рассказ будет долгим.

Я вернулась домой в один из самых морозных и ненастных дней той зимы. Путешествовать зимой в целом было не очень хорошей идеей, но я не могла пропустить свадьбу своей подруги и сюзеренки, а свою помолвку — и подавно. Поэтому поехала — и вовсе не пожалела, хотя на дорогу до Эори у меня ушло почти две седмицы, а обратно я добиралась едва ли не месяц.

Но долгожданная встреча и официальная помолвка с тобой того стоили.

В течение поездки домой у меня была возможность немного помечтать о нашем будущем. Но только войдя в свой замок, я поняла, что времени предаваться грёзам больше нет. Едва ли не у порога меня встретил сир Дуглас Вебер — вассал дома Даррендорфов.

— Ваша светлость, как хорошо, что вы приехали! — затараторил он, подбегая ко мне.

— Что случилось? — встревожилась я, снимая капюшон: снежинки в моих волосах, поддавшись теплу натопленного замка, тут же начали таять. Судя по крайне озабоченному виду сира Вебера, отдохнуть мне не дадут… Я вздохнула, на ходу снимая перчатки — я всё-таки намеревалась дойти до своих покоев и хотя бы избавиться от тёплой верхней одежды, а мой вассал покорно семенил за мной.

Сир Вебер — невысокий (на пару сантиметров выше меня) — и не старый ещё мужчина; рассказывали, что во время войны он храбро сражался, пытаясь не допустить захватчиков к замку своих сюзеренов — его башенка как раз располагается севернее Даррендорфа, и тогда она оказалась прямо на пути шингстенцев. О пройденных битвах свидетельствовала пара небольших шрамов на лице сира Вебера, но в тот миг его характер казался мне прямо противоположным образу бывалого воина. Я ведь всего лишь семнадцатилетняя девушка, с чего он так передо мной лебезит?

— У меня не было возможности сделать это, пока шла война, — чуть запыхавшись, объяснял Вебер, — а потом вы уехали… Но теперь… Теперь-то я добьюсь правосудия для этого подлеца Койла!

Я вздрогнула и остановилась: речь шла о другом моём вассале, сире Койле, чья крепость находится чуть западнее владений Вебера. Но что же он сделал, чем так насолил соседу, что тот называет его подлецом? Став регентшей своего брата, я считала себя обязанной не только знать своих вассалов хотя бы по именам и в лицо, но и разбираться в их проблемах, личных отношениях… и пытаться помочь — по мере сил. После войны всем было тяжело, в том числе и мне, пережившей оккупацию, домогательства и побои… Но я понимаю: многим тяжелее. Кто-то искалечен, кто-то потерял близких, кто-то… кто-то вообще погиб. Как мой отец.

Я покачала головой и попыталась прислушаться к словам Вебера.

— Он думал, что отделается легко, что о нём никто не узнает, — продолжал возмущаться тот, — ещё угрожал мне, требовал, чтобы я молчал… Но я молчать не буду! Ваша светлость, вы разберитесь, пожалуйста!

— Да в чём разобраться-то? — слабо усмехнулась я. — Что он сделал?

Вебер воровато оглянулся: мы всё ещё находились в тёмном коридоре Даррендорфа, по которому гуляли сквозняки. Конечно, тут было теплее, чем снаружи, но мне всё-таки хотелось добраться до полноценного тепла — до уютной комнаты, до горячей ванны, до жаркого очага… Правда, с ванной, по меньшей мере, видимо, придётся повременить.

— Давайте куда-нибудь дойдём… и поговорим наедине, — предложил Вебер, недоверчиво косясь на сопровождавших нас стражников.

Я лишь пожала плечами — и тут же спохватилась:

— А где он сам? Койл, где он?

— Я его привёз сюда где-то седмицу назад, — снова невпопад ответил Вебер, — и ваши управляющий с капитаном без вас не знали, что с ним делать, поэтому просто кинули его в темницу.

— В темницу?! — ужаснулась я.

Такого я точно не ожидала.

Я устала в дороге, но лишь сейчас ощутила, как эта усталость накатывает на меня с головой, словно огромная морская волна. Слова Вебера, который ждал меня целую седмицу и теперь не желал отступать от меня ни на шаг, напрочь уничтожили радость возвращения домой. Голова закружилась, и я невольно оперлась рукой о шершавую стену. Нет, всё-таки это дело не терпит отлагательств, но…

Я растерянно кивнула Веберу, а затем взглянула на одного из стражников.

— Койла вытащите и приведите в кабинет отц… — Я осеклась. — Ко мне. После обеда.

— Но, ваша светлость… — покачал головой сир Дуглас, явно желая сказать, что не желает ждать больше ни минуты.

— После обеда! — пришлось повторить не терпящим возражений тоном. Я ещё не очень хорошо научилась командовать, но во всём ориентировалась на леди Кристину, которая была буквально рождена для того, чтобы управлять и приказывать. — Мне ещё нужно с братом повидаться.

Для горячей ванны и правда времени не осталось, но мне всё же удалось избавиться от плаща и поменять дорожную одежду на серое домашнее платье из плотной шерсти и пуховую шаль. Я не успела вымыть голову с дороги, поэтому покрыла её белым вейлом, перевязанным тёмно-зелёным филлетом с жемчугом.

Я рассчитывала пообедать вместе с Роэлем в небольшой столовой, где обычно собиралась моя семья… тогда, до войны. Это для пиров и званых ужинов у нас был большой чертог — конечно, гораздо меньше, чем в Эори, но трапезничать там в узком семейном кругу было неудобно.

Однако брат отказался. Поначалу он выразил искреннюю радость, что я вернулась: засмеялся, бросился меня обнимать и с удовольствием позволил взять себя на руки… Но когда я позвала Роэля в столовую, он вдруг помрачнел, отвернулся и покачал головой.

Уговоры в таком случае всегда были бесполезны.

Няни пообещали принести еду Роэлю в комнату, и я нехотя оставила брата в покое.

А после обеда, как и было условлено, направилась в кабинет.

Ещё в детстве он казался мне маленьким и тесным — и эти четыре стены с небольшим гобеленом, и крошечный очаг, и окошко с видом на бескрайний хвойный лес… Но после долгого пути сквозь снежные просторы я с радостью вошла в этот осязаемый уют и устало опустилась в небольшое раскладное кресло за рабочим столом отца… да нет, теперь за своим собственным столом. До тех пор, пока Роэль не подрастёт, работать здесь придётся мне. Никто меня, девушку, всю жизнь любящую читать и вышивать, к этому не готовил… Можно сказать, что меня подготовила война.

Время, проведённое в темнице, явно сказалось на сире Койле не в лучшую сторону. Я знала, что Койлы наряду с Ридами были богатейшими нашими вассалами, пожалуй, даже чересчур зажиточными для рыцарского дома без титула и обширных земель… Но в тот миг сир Уилан Койл напоминал скорее бродягу и пьяницу, нежели гордого обеспеченного рыцаря. Лицо его было покрыто тёмной с лёгкими проблесками седины щетиной, чуть вьющиеся чёрные волосы спутались в колтуны, тёмно-синие глаза наполнены гневом и презрением ко всему сущему… Его руки были связаны, но я велела немедленно развязать их. Пока я не услышала ни одного обвинения в сторону сира Койла и поэтому не могла потерпеть, чтобы моего вассала, гостя моего дома связали, словно разбойника.

Вебер искренне возмутился, когда разрезанные верёвки упали под ноги Койлу.

— Этот подонок, этот мерзавец… — едва ли не кричал он, отчего у меня начала болеть голова. — Если бы не он, может, замок вашей светлости и выстоял бы… Может, захватчики бы не смогли в него ворваться!

— Почему это?

Я поняла, что Вебер от волнения не может точно выразить свою мысль и сформулировать обвинение. Слава Богу, Койл помог ему:

— Этот чёртов клеветник обвиняет меня в предательстве, — хриплым, низким — настолько низким, что я вздрогнула — голосом сообщил он и усмехнулся с презрением.

— А ты разве не предатель? — Вебер едва не подпрыгнул от возмущения. — Разве не ты проклятых шингстенцев к замку её светлости пустил?

— А у меня был выбор? С моим гарнизоном в сто пятьдесят человек против их тысяч? — продолжал низко и тихо хрипеть Койл.

— Стойте! — Мне хотелось услышать всё по порядку, чётко и ясно. К тому же мужчины как будто забыли про меня, вступив в перепалку. — Сир Дуглас, начните вы.

Койл закатил глаза, явно не очень довольный тем, что первым дали слово не ему.

Вебер сделал глубокий вдох, поправил воротник своего тёплого зелёного дублета и заговорил медленно, уверенно и громко, то и дело косясь на ухмыляющегося Койла.

— Когда началась война, наши с ним крепости оказались на пути шингстенцев и могли бы помешать продвижению противника. Да, у нас небольшие гарнизоны, но мы могли бы объединиться… Да и необязательно было бы действовать в лоб! — пожал плечами Вебер. — Партизанскую войну тоже никто не отменял…

— И что же сир Уилан? Отказал вам? — недоверчиво протянула я, не понимая, где здесь можно найти предательство.

— Пока я готовился к обороне, он попросту пустил шингстенцев в свою крепость, а потом провёл их к Даррендорфу… — Вебер пожал плечами, словно сообщал что-то совершенно обычное, будничное. — Может, сдаться было бы ещё разумно! — Вдруг воскликнул он — я аж вздрогнула от того, как внезапно его голос стал громче и злее. — Но зачем было провожать врага сюда? Зачем было присоединять свой гарнизон из трёх калек, — на этих словах Койл закатил глаза, — к их армии? Зачем было втираться в доверие к этому ублюдку Хейли?

Тут я не выдержала — какая-то внутренняя сила заставила меня вскочить с кресла, причём это было неожиданно не только для меня: Вебер замолчал и сжался, а с перепачканного лица Койла мигом сошла презрительная ухмылка, в глазах загорелся неподдельный страх. Надо же — двое взрослых мужчин, воинов, рыцарей испугались слабую девушку… Возможно, Вебер просто решил, что ему не поверили, а Койл испугался наказания, но дело было не в этом.

Одно только упоминание Хейли вызывало в моей душе странную смесь многочисленных чувств: страх, ненависть, гнев, желание защититься и защитить брата… И пусть бастард уже давно был мёртв, я до сих пор не могла избавиться от этого ядовитого клубка, появляющегося в моей груди каждый раз, когда заходила речь о нём. До сих пор мне иногда снилось, как он касается меня, как проникает в мои лёгкие его хмельное дыхание… От этого тошнило, и я готова была день и ночь молиться, благодаря Бога за то, что Хейли меня не изнасиловал. Иначе бы я просто покончила с собой.

— Это правда? — Я одарила Койла взглядом, полным ненависти. — Вы помогли хейлинскому бастарду дойти до Даррендорфа?

— Сир Дуглас немного… преувеличивает, — прохрипел Койл. — В моих, как он выразился, трёх калеках — а на самом деле, как я уже говорил, у меня было всего сто пятьдесят человек, — шингстенцы не нуждались. Но они требовали показать лучший путь до Даррендорфа! — В его голосе послышалась мольба. — Они угрожали, что мне оставалось делать? Отказаться и наблюдать, как они убивают мою семью? Ты бы, Дуглас, ты бы отказался на моём месте? — Он вдруг повернулся лицом к Веберу, чего тот явно не ожидал и даже отшатнулся, словно Койл кинулся на него с ножом. Впрочем, этого бы точно не произошло: в полшаге от обоих рыцарей стояла стража.

— Я и был на твоём месте, Уилан! — в отчаянии покачал головой Вебер. — Шингстенцы и в мой дом вошли тоже! Вместе с тобой, между прочим…

Койл хотел было возразить, но я, усевшись в кресле, сделала знак рукой — довольно, мол.

Он не возражал против обвинений Вебера, хоть поначалу и назвал их клеветой… Видимо, он просто не считал свой поступок предательством. Он пытался оправдываться, и я понятия не имела, внимать ему или нет.

Впрочем, такие дела быстро не решаются, а приговоры за пять минут не выносятся.

— Верните его в темницу, ваша светлость, — заговорил вдруг Вебер куда спокойнее, хотя в его голосе ещё слышалось отчаяние. — Я понимаю, что вам надо всё обдумать…

— В темницу… Сир Дуглас, ну он же не… не Карпер, — усмехнулась я нервно, даже, пожалуй, истерично. Я была наслышана о том, что Джоната Карпера по приказу лорда Штейнберга бросили в знаменитые подземелья Эори, хотя как пленника-дворянина должны были содержать более-менее цивилизованно… Но он, видит Бог, такого не заслуживал, а вот Койлу, наверное, стоило дать шанс. Точнее, так мне казалось в тот час. — Отведите его в гостевое крыло и заприте, — велела я стражникам. — И слуги пусть его в порядок приведут…

Отцовские стражники не сразу, но привыкли выполнять мои приказы. Поначалу они смотрели на меня недоуменно, хотя леди Кристина во время своего пребывания в Даррендорфе осенью прошлого года во всеуслышание объявила, что я теперь — регентша при своём брате и буду ею до тех пор, пока Роэлю не исполнится хотя бы лет двенадцать.

Я со всей ответственностью приняла эту ношу, хотя порой мне становилось смешно: я несовершеннолетняя, до моих восемнадцатых именин на тот момент оставалось две седмицы, и выйти замуж я пока права не имею, зато стать регентшей при малолетнем брате — пожалуйста… Причём леди Кристина могла бы разрешить мне не дожидаться восемнадцатилетия и выйти за тебя уже сейчас. Могла — но не стала. Не то чтобы я злилась и обижалась на подругу, но всё-таки считала это несправедливым.

— Вы слишком добры к нему, ваша светлость, — взмолился Вебер, когда Койла увели.

Я не ответила, прижимая ладонь ко лбу — голова от усталости болела всё сильнее. Мне не хотелось спорить с сиром Дугласом, я прекрасно понимала его чувства: в его дом тоже ворвались захватчики, его семья тоже была в опасности… И не без вины Койла, судя по всему…

— Я подумаю обо всём завтра, хорошо? — Я взглянула на Вебера с мольбой, будто это моя судьба зависела от его решения, а не наоборот. — Простите, но я только с дороги, я очень устала…

— Ох… — Вебер стушевался. — Это вы простите, ваша светлость. Конечно. Отдыхайте.

Первой моей мыслью после пробуждения было: «Как же хорошо, что я дома…». Ничто не могло сравниться со сном в родной тёплой постели. Конечно, в Эори, в гостевом крыле, у меня была прекрасная кровать, но зато на обратном пути домой мне приходилось спать в менее уютных и удобных местах. Зато теперь… Господи, как же хорошо!

Потом я вспомнила: «Наверное, Вебер уже ждёт меня за дверью». Но нет, за дверью ждали служанки с кувшином воды, полотенцами и новым платьем — сшили, пока я путешествовала в Эори. Приближалась весна, поэтому мы с портнихой остановились на ярко-розовом шёлке с тёмно-фиолетовой вышивкой. Я невольно улыбнулась, увидев эту вышивку, и сразу решила: стоит надеть его, когда ты наконец-то приедешь в Даррендорф.

А в то утро я попросила принести платье попроще — из привычной шерсти, выкрашенной в тёмно-лиловый цвет. На спине его зашнуровали золотистым шнурком, манжеты застегнули с помощью серебряных пуговиц. Несмотря на кажущуюся скромность, платье неплохо свидетельствовало о моём достатке как хозяйки, а ещё было довольно изящным и, что главное, тёплым. Зима никуда не делась, по замку ещё гуляли сквозняки, и даже жарко натопленные очаги иногда не спасали от проникающего сквозь стены ветра и мороза.

Наверное, Вебер ожидал, что я вынесу приговор Койлу уже сегодня, но я не хотела торопиться. Я боялась слишком жестоко наказать невиновного или провинившегося не так сильно, как о нём говорили… Или, напротив, опасалась, что наказание будет недостаточным.

И всё время я не могла отделаться от одного сравнения: Койл и его ситуация до боли напоминали мне моего отца, барона Волберта. По сути, он был предателем вроде Койла, вынужденным, подверженным угрозам; в итоге он почти сломался, почти готов был присягнуть Карперу и перейти на его сторону… Но не успел. Смерть избавила его от этой необходимости.

Вспомнив об отце, я задумалась, а имею ли право судить человека, поступившего похожим образом?

Поэтому я захотела найти в библиотеке том свода законов Драффарии, может, изучить подобные прецеденты в хрониках и летописях… Конечно, мне следовало поговорить с Койлом наедине. В присутствии Вебера он вряд ли бы рассказал мне всё — да и сам сир Дуглас ему бы слова не дал сказать.

И в глубине души я осознавала: я просто тяну время. Не то чтобы я ждала, что проблема рассосётся сама собой, но… Я очень ждала твоего приезда. Ведь меня с детства учили, что самые сложные и важные заботы должны брать на себя мужчины. Я думала: «Так пусть он и берёт… Пусть он решает, что делать с Койлом, пусть он штудирует свод законов и выясняет, является ли поступок сира Уилана предательством или нет».

Но это было лишь в глубине души — наивные надежды той девочки, которой всю жизнь втолковывали её место в этом мире… второстепенное по сравнению с мужчинами место. Которую учили улыбаться и очаровывать, петь, рукодельничать… Задача которой — выйти замуж и родить мужу наследников, не более.

Но эта девочка умерла, когда началась война. Её место заняла женщина, ещё молодая, но многое повидавшая, регентша, дворянка и хозяйка своего дома и феода. Я твёрдо осознавала ту ответственность, которой наградила меня леди Кристина, а потому даже думать не хотела о том, чтобы переложить её на будущего мужа.

Я покрепче затянула шнуровку на платье и уверенно направилась в библиотеку.

Вебер утверждал, что Койл отказался объединяться с ним против шингстенского отряда (я старалась не думать и не вспоминать об имени предводителя этого отряда), пытаться оказывать сопротивление, несмотря на неравные силы, и вести партизанскую войну. Вместо этого он якобы показал шингстенцам лёгкий путь до Даррендорфа и присоединил к вражескому отряду свой гарнизон — хотя я понимала, что сто пятьдесят человек для шингстенцев погоды не сделали. Койл при этом добавлял, что был вынужден сдаться и показать путь из-за угроз, а о том, правда ли он помог врагу людьми, он ничего не говорил. Не отрицал, но и не подтверждал. И это стоило с ним обсудить.

Я захлопнула обложку тяжёлого фолианта — одного из томов свода законов королевства. В библиотеке было пыльно и прохладно — вряд ли её кто-то часто посещал, пока я отсутствовала дома. Несколько высоких свечей едва прорезали извечный сумрак этого помещения, но для чтения их хватало. Книга была довольно старой, и крупные уставные буквы успели где-то стереться или полинять. Но в целом я поняла, что драффарийский закон сулил предателям.

Точнее, я знала это давно и легко могла бы догадаться, если бы не знала.

Мне просто хотелось убедиться наверняка, что предавший сюзерена и нарушивший вассальную клятву дворянин должен быть повешен.

Я откинулась на спинку стула и начала вертеть помолвочное кольцо на большом пальце.

«Слава Богу, что не обезглавливание», — мелькнула мысль. В Даррендорфе нет палача: выбить опору из-под ног висельника смогут многие, а вот отрубить голову быстро, умело, с первого раза… Потом я ужаснулась — если слова Вебера подтвердятся, если у меня не будет сомнений, что Койл поступил так, как о нём рассказывали… мне нужно будет приговорить его к смерти.

Но для начала я решила с ним поговорить. Может, он расскажет мне ещё что-то, чего не мог раскрыть в присутствии Вебера… Да и в то, что ему угрожали, я охотно верила: ведь моему отцу тоже угрожали… Моя жизнь и жизнь Роэля каждый день, каждый миг оккупации находились на волоске, и если бы отец сделал что-то, что не понравилось бы врагам… А с моей помощью шингстенцы могли давить на него вдвойне; кто знает, что страшнее для отца: увидеть смерть своей дочери или быть вынужденным наблюдать, как её насилуют?

И хотя бы поэтому быстро и бездумно казнить Койла было бы неправильным. Ведь если бы отец выжил и сделал то, к чему его так долго и настойчиво склоняли шингстенцы, то его бы после освобождения Даррендорфа тоже приговорили к смерти… Хотя, может, леди Кристина смилостивилась бы, может, вняла бы моим мольбам как подруги и пощадила бы его… Но если бы на месте леди Кристины был кто-то другой?

Мне тогда хотелось написать своей сюзеренке и спросить совета, но я примерно представляла, что мне ответят. Кристина была беспощадна к врагам, а тех, кто клялся в верности и нарушил клятву, презирала вдвойне. Она уже выявила несколько предателей в Нолде и лишь благодаря уговорам лорда Генриха не перевешала их всех. Я видела её гнев и понимала, что Койла он стороной не обойдёт.

Но я до сих пор надеялась, что он скажет нечто такое, что заставит меня смягчить наказание, предусмотренное законом. В своде не говорилось ни о каких смягчающих обстоятельствах: предал — умер. Всё. И в этом я нашла некоторую слабость закона, чем всё-таки потом поделюсь с леди Кристиной — она же имеет право предлагать королю вносить поправки в закон.

Вспомнив об опасности, что висела над нашими с Роэлем головами, словно подвешенный на тонкую верёвочку топор, я вздрогнула и решила вновь навестить брата. Разговор с Койлом подождёт. Всё это внезапно свалившееся на меня судопроизводство подождёт. Преступник не сбежит, а обвинитель не устроит самосуд — уж об этом-то я позаботилась, учитывая преданность стражи. Я имела право немного отвлечься от забот, расслабиться и уделить время семье.

Ведь не зря же леди Кристина говорила: нет ничего важнее семьи.

Следующим утром, поздним, колюче-прохладным и светлым исключительно по-зимнему, я отправилась в комнату Койла на самом верхнем этаже одной из башен. Точнее, не комнату, а темницу, пусть без решёток и крыс, без цепей и сырости, с кроватью вместо грязной соломы, с запасной одеждой и возможностью хотя бы умыться утром… Я не хотела держать благородного пленника в подземелье — хотя бы до тех пор, пока его вина не будет доказана безоговорочно.

Посетить его вечером предыдущего дня я не смогла: засиделась с Роэлем. Редко брат после окончания войны уделял мне столько внимания; он словно забыл о своей угрюмости и незаинтересованности окружающим миром и охотно принялся делиться со мной своими фантазиями об игрушках, рассказал об именах, которые придумал для деревянных рыцарей, а потом мы вместе собрали целый замок из деревянных кубиков. Я сидела на полу, на мягком тёплом ковре, и смеялась, когда маленький деревянный дракончик в ручке Роэля протаранил деревянную башенку замка и кубики посыпались на пол со стуком… Словно мне тоже было пять лет.

Тем же вечером ко мне снова заявился Вебер, но я лично выпроводила его прочь — очень уж хотелось спать.

А наутро я поняла, что закончилось моё детство, и та вчерашняя игра с Роэлем была прощальным подарком судьбы перед окончательным погружением в мир взрослых забот.

Я поправила тёплую пуховую шаль и вошла, кивнув охране.

Койл сидел на низкой лавке у окна и бездумно наблюдал за тем, как ветер разгоняет тучи прочь с неба. Я полагала, что метелей, снегопадов и морозов можно больше не ждать — приближалась весна, впереди — тепло, дожди, цветение и свежесть… А ещё грязь на дорогах, лужи от растаявшего снега и ливней и бесконечные заботы по этому поводу… Заботы, которые мне придётся взвалить на себя. Но я не боялась: избавиться от грязи на дорогах не так сложно, как приговорить человека к смерти.

— Хоть бы книг принесли, — фыркнул Койл, заметив меня, и мне не понравилось, что он не встал и не поклонился. — Это Вебер еле читает по слогам, а я книги вообще-то люблю… Да и подохнуть от скуки тут можно, если честно.

Я не знала, как реагировать на его слова. Он был пленником, а не гостем, никто его развлекать не обязан… Койл как будто нарочно провоцировал меня, нарочно раздражал, словно нарывался на смертный приговор.

Я сделала глубокий вдох, стараясь себя успокоить. Нужно быть беспристрастной.

— То, что сказал Вебер о вас, — это правда? — строго спросила я, проходя в глубь прохладной тёмной комнаты. На небольшом столе в углу стоял подсвечник с тремя свечами, но ни одна из них не горела.

— Смотря что, — пожал плечами Койл, не поворачиваясь лицом ко мне, и я не выдержала:

— Почему вы так ведёте себя со мной? Вы должны были встать и поклониться, а теперь — смотрите мне в глаза!

Сир Уилан как будто нехотя встал, неглубоко поклонился и посмотрел на меня выжидательно. Это мне тоже не понравилось.

— Я знаю, вы не воспринимаете меня всерьёз, — вздохнула я. — Я девушка, мне всего семнадцать, а моему брату вот-вот исполнится пять, и мы для вас — не авторитет. Но королевский закон даёт мне власть вершить правосудие, и я буду это делать как могу. Так что рассказывайте. Вы правда объединились с врагом, показали ему лёгкий путь до моего замка?

— Как я уже сказал, мне угрожали, — закатил глаза Койл — кажется, мои слова не произвели на него никакого впечатления, и он по-прежнему не считал меня в полной мере своей госпожой. — Если бы я этого не сделал — хейлинский ублюдок бы всю мою семью вырезал… Да и меня самого бы тоже не пожалел. — Он так спокойно, так ровно об этом говорит… Не врёт ли? Конечно, от шингстенцев следует ожидать чего угодно, и я готова была поверить в упомянутые Койлом угрозы, но его на удивление сухой тон мне не понравился. — Мне пришлось делать то, что он скажет, а Вебер… — Койл хмыкнул. — Я попал под раздачу раньше него, поэтому он отделался легко. И вы не посмеете меня обвинить в том, что я не выбрал героическую смерть! — вдруг повысил голос он, глаза его как-то нездорово загорелись, и я отпрянула.

«Может, леди Кристина бы посмела», — подумала я.

— Но вы простите меня, ваша светлость. — Койл будто опомнился, хотя ему следовало сказать это в самом начале, ещё вчера, прежде всяких оправданий и объяснений. — Умирать мне не хочется, но вы… решайте как знаете.

И он вновь отвернулся к окну.

В тот миг я ощутила в груди странный жар — а затем он подступил к глазам, и я догадалась: это слёзы. Неужели его слова так растрогали моё сердце? Я сама себя не понимала. Разум твердил, что Койл манипулирует моими чувствами и на самом деле вовсе не раскаивается, а сердце… Оно было объято тем странным жаром и требовало поверить в искренность Койла, признать, что он просит прощения от всей души… И правда, кому хочется умирать? Пусть даже героической смертью, после которой тебя будут помнить и воспевать веками? Ты-то уже будешь мёртв, тебе это нужно не будет…

Я сглотнула горький ком и, не сказав ни слова, выбежала прочь из комнаты.