Беспокойные дни III[13]

1395 год от Великого затмения, июль

Плотные шторы были распахнуты, и сквозь окно в небольшой кабинет лился тёплый солнечный свет. Начало месяца лиеписа выдалось в этом году сухим и ветреным, лишь под конец начал моросить слабый дождик. В общем, это было самое обычное лето — ни засух, ни гроз, всё вполне сносно.

София поправила шнуровку на правом рукаве голубого платья и поднесла к глазам небольшой грубоватый пергамент.

— Вебер всё ещё делит свои башни с Майером, — сказала она, бегло прочитав написанное.

— Если они приедут к нам с просьбой решить их спор… — отозвался Хельмут, мечтательно закатив глаза.

— Мы их выслушаем, всё обдумаем и вынесем решение, — прервала его София, легко догадавшись, что мог предложить муж. Суды поединком пока ещё полностью не исчезли, закон их не запрещал, а решение вопроса насильственным путём Хельмута привлекало куда больше, чем мирные переговоры.

— Как прикажет ваша светлость, — улыбнулся он, и девушка почувствовала, что загорается румянцем, будто они не были женаты уже почти четыре луны.

Внезапно в дверь постучали. На пороге показался весьма взволнованный и озадаченный слуга. Пальцы нервно сжимали край коричневого котарди, а ноги как будто готовы были вот-вот отправиться в пляс.

— Ваша светлость… — Слуга неловко поклонился. — К вам… к вам её светлость.

— Моя жена здесь, если ты не видишь, Том, — ухмыльнулся Хельмут, не отрываясь от пергамента.

— Не-ет… К вам баронесса Хельга.

Улыбка мгновенно сошла с лица Хельмута, он округлил глаза, отбросил пергамент, как будто тот вдруг загорелся, и резко встал, чуть не опрокинув стул.

— Ну так отведи её куда полагается! — выкрикнул он дрогнувшим голосом. — И прошу, приказываю, молю: сделай всё, чтобы она сейчас сюда не пришла.

Том откланялся и ушёл. София удивлённо взглянула на Хельмута, который принялся носиться по комнате с озадаченным видом, напарываясь на мебель и заставляя постоянно падать мелкие предметы. Стоящая на краю стола чернильница опрокинулась, чёрная жидкость растеклась по полу, чудом не задев дорогой ковёр.

— Посмотри, что ты наделал, — покачала головой София. — Так в чём дело-то? Баронесса Хельга — это кто?

— Моя сестра, — в ужасе произнёс Хельмут и закрыл лицо руками.

София застыла, не зная, что чувствует. Это было попросту смешно. Что могло его так испугать в приезде сестры?

— Сестра? Ты не говорил, что у тебя есть сестра. И её не было на нашей свадьбе… Ведь не было?

— Нет… Она меня ненавидит, поэтому и не приехала тогда. — Хельмут убрал ладони от лица и встревоженно взглянул на жену, так, что та поёжилась. — Перед войной мы поссорились… Не писали друг другу… Не знаю, зачем она сейчас явилась.

Слушая его слова, София осознавала, её начинает терзать обида. Они уже почти полгода вместе, а он ни словом не обмолвился о своей сестре! Рассказывал лишь о родителях: девушка знала, что его отец умер, когда Хельмуту было восемнадцать, а мать — ещё раньше. О братьях, сёстрах или ком-то ещё он даже не заикался.

А потом София внезапно поняла, что она в восторге от этой новости. Во-первых, радостно было знать, что Хельмут всё-таки не один в этом мире (если не брать в расчёт её), а во-вторых, она уже загорелась предвкушением знакомства с Хельгой.

— Я пойду встречу её, — сказала София, поднимаясь. — Зря ты велел Тому проводить её в гостевое крыло. Я хочу с ней познакомиться.

— Нет. Она… Ты её не знаешь. — Хельмут схватил её за руку и с отчаянной мольбой взглянул в глаза.

— Поэтому и хочу, — пожала плечами девушка. — Ну же, пойдём. С нашей стороны очень невежливо не встретить её лично.

Софии пришлось за руку тащить мужа во двор. Она надеялась, что баронесса Хельга не успела уйти в предоставленные ей покои, и, чуть дрожа от томительного ожидания, нетерпеливо спускалась по крутым ступенькам. Во дворе уже хлопотали конюхи и прочая челядь, среди которой София заметила незнакомых ей воинов в фиолетовых сюрко (людей Хельмута, приехавших в Даррендорф, она знала достаточно хорошо, в лица и по именам) — видимо, свита баронессы Хельги… Однако их гостьи нигде не было видно. Девушка уже успела расстроиться, как вдруг сзади послышался высокий женский голос:

— Дорогой братец!

Хельмут вздрогнул, закатил глаза и резко развернулся на каблуках. София тоже оглянулась — и увидела приближающуюся к ним молодую женщину. Её рыжие волосы развевались на лёгком осеннем ветру, как и фиолетовый плащ, подбитый горностаем. На ней был костюм для верховой езды — тёмно-лиловый дублет и чёрные штаны, выгодно подчёркивающие её округлую, мягкую фигуру. Баронесса Хельга Штольц улыбнулась широко и даже как-то коварно.

Она бросилась на шею к брату и звонко расцеловала его в обе щеки, оставив на них следы помады. София подняла бровь: кому вообще может прийти в голову накрасить губы в дороге? И да, всё это никак не вязалось со словами Хельмута о том, что сестра его ненавидит. Интересно, сколько они не виделись? Неужели с самого начала войны?

— О, ты решил отпускать волосы? Мило, — заметила Хельга. — А я вот всё думаю, что-то ты задержался на севере, дома без тебя так скучно… А потом решила, что я имею полное право к тебе приехать.

— И кто сказал тебе, что я здесь? — процедил Хельмут, никак не реагируя на её объятия и поцелуи: его руки были плотно прижаты к телу, пальцы сжались в кулаки.

— Лорд Генрих, конечно, — закатила глаза баронесса. — Это ведь именно он во время войны писал мне, что ты жив и здоров. Он, к слову, предлагал мне приехать на вашу свадьбу, но я хотела дождаться твоего личного приглашения… Жаль, что не дождалась. — Она повернула голову, и глаза её — глаза Хельмута — заблестели. — А ты, должно быть, София?

Девушку внезапно передёрнуло, когда баронесса Хельга бросилась к ней с объятиями и поцелуями. Объятия оказались едва ли не сокрушительными, Софии даже показалось, что её кости захрустели. Но она всё равно была так счастлива, что без раздумий обняла гостью в ответ. Та оказалась чуть ниже, но из-за каблуков смотреть снизу вверх ей почти не приходилось. Вблизи на её лице удалось разглядеть припудренные веснушки.

— Я так рада тебя видеть, дорогая! — воскликнула баронесса Хельга и с искренним восхищением провела пальцами по волосам Софии, будто не верила, что встретила ещё одну рыжую девушку, такую же, как она. — Можно же на «ты»? Мне рассказывали о тебе много хорошего. Извини, что не была на вашей свадьбе — этот наглец даже не предупредил меня, что женится! Ну да ничего. — Хельга наконец отошла от Софии и лучезарно улыбнулась. — Зато я наконец-то отдам вам все подарки. И к свадьбе, и к именинам брата… — Она понизила голос и заговорила, обращаясь почему-то только к Софии: — Знаешь, в нашей семье есть традиция — на свадьбу дарить собственноручно вышитые постельные принадлежности. Я решила остановиться на голубых узорах. — С этими словами Хельга усмехнулась и подмигнула.

А Хельмут почему-то вздохнул:

— Началось…

* * *

Это была самая ужасная трапеза на его памяти. София настояла, чтобы Хельга непременно пришла, и сестрица не преминула воспользоваться приглашением. Выглядела она обворожительно: голубые глаза сияли, выбеленная огуречным соком кожа напоминала бархат, тонкие запястья были украшены золотыми браслетами, а шея — ожерельем. Хельга была завидной невестой, но замуж выходить не спешила. Хельмут как глава дома предоставил ей в этом деле полную свободу: несмотря на те сложные чувства, что он испытывал к сестре, ему не хотелось её неволить.

Хельга чуть опоздала, но София искренне была рада ей, и Хельмут тоже попытался изобразить симпатию. Однако из головы никак не выходили слова, что они в гневе бросили друг другу перед тем, как он ушёл на войну. Эти воспоминания мешали смотреть на Хельгу с былой любовью, мешали воспринимать всерьёз все её высказывания о том, как она скучала… Хельмут проскрипел зубами, предпочтя проигнорировать её вопрос о том, почему он ей не писал. Постепенно их разговор сошёл на нет, зато Хельгу смогла увлечь София. Девушки разговорились о всякой всячине, а Хельмут слушал их вполуха, кроша пальцами корочку хлеба и отправляя кусочки в рот — чисто от нечего делать.

— О, я бы с радостью познакомилась с твоим братом, — улыбнулась Хельга. — Я даже привезла ему кое-что, так, мелочь. Бедный мальчик, в его возрасте такое пережить… Должно быть, он растёт очень замкнутым?

— Было дело, — кивнула София, — но сейчас это проходит. Он потихоньку учится править, ему нравится ставить печати на всяких документах. Кстати, Хельмут, что там с Вебером, Роэль как-то подписал?

Хельмут попытался одновременно прожевать хлебную корку и ответить, но его прервала сестра:

— Подожди пока, у него рот занят. — И прыснула.

Вот чёрт.

София-то, может, не поняла, а вот Хельмут понял, почему Хельга рассмеялась. Уже почти десять лет она подкалывала его, шутила и всячески напоминала о том, чем он когда-то с ней поделился — и тем самым совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.

Хотя сам предмет шуток ошибкой уж точно не был: Хельмут считал его важной частью своего жизненного опыта и, впрочем-то, не особо переживал. Но в глазах сестры это, видимо, было чем-то ужасно нелепым, поэтому она и шутила…

София смотрела на Хельгу недоуменно. Та просмеялась, извинилась и запила остатки смеха вином. Но Хельмут чувствовал, что расслабляться пока не стоит.

— Ладно, я сама у него узнаю… — пролепетала жена.

— Без тебя дома пусто, братец, — вздохнула Хельга. — Я и приехала-то, собственно, потому что мне там всё осточертело. Ну и потому что свадьбу пропустила: попросту невежливо с моей стороны было бы вас не поздравить. — Она зачерпнула ложкой немного супа и вылила его обратно в тарелку.

Потом Хельга и София принялись обсуждать разные пороки челяди, вопросы хозяйства и грядущую зиму. Но внезапно речь зашла о зиме прошедшей, в частности, о войне. Тогда Хельга сжала руку Софии и посмотрела на неё с таким состраданием, с каким, казалось, никогда не смотрела на Хельмута… Ах, да, точно, она же сама сказала тогда, что он — самовлюблённый мерзавец, не заслуживающий того, чтобы к нему относились по-человечески, потому что сам он по-человечески ни к кому не относится! Ладно, хорошо, пусть.

София смотрела на золовку удивлённо: то ли эти дурацкие шутки вводили её в недоумение, то ли внезапное проявление заботы… Хельга же болтала, пила вино и продолжала отпускать колкости как ни в чём не бывало. Про брата она, казалось, совсем забыла, поэтому Хельмут даже не пытался как-то разнообразить их разговор.

— В такие времена женщине тоже важно уметь за себя постоять. Даже сейчас, когда, казалось бы, всё закончено. Ты, кажется, учишься обращаться с луком? — улыбнулась Хельга, вертя в пальцах вилку.

— Да, — отозвалась София, опуская глаза. Столовая была освещена плохо, но Хельмут всё равно разглядел румянец на её щеках: похоже, без смущения его жена обойтись не могла никогда. — Хотя иногда мне кажется, что я слишком слаба для обращения с оружием…

— Ерунда! — воскликнула Хельга. — Главное, не прекращай тренировки… — Она кивнула на тарелку с посыпанным укропом картофелем. — И ешь получше.

— Что-то аппетита нет…

— Да? Может, дело в том, что мой братец постарался и немного изменил твоё положение? Я вообще-то в этом не очень разбираюсь, но всякое бывает. — Хельга хмыкнула и отпила вина.

— Кажется, тебе уже хватит, — заметил Хельмут, вздрогнув от её слов, но сестра не позволила ему забрать бокал.

София вздохнула и ничего не ответила, опустив глаза. Конечно, откуда Хельге знать, что все эти месяцы их супружеской жизни они неустанно пытались, но не получилось ни разу… Жена тревожилась, хотя и уверяла, что с лунной кровью у неё всё в порядке.

— Ладно, мы об этом потом поговорим, — улыбнулась Хельга. — И раз уж речь зашла об оружии… Ты могла бы попробовать меч. Мой братец, конечно, не настолько хорошо им владеет, но у него были тренировки с лордом Генрихом, так что…

— Мы попробуем. — Хельмут со звоном положил вилку, отодвинул стул и встал. — А сейчас простите, дамы, мне пора.

Уже выйдя за дверь и быстро шагая по коридору к себе в комнату, он понял, что совершил непоправимую ошибку. Сейчас Хельга расскажет всё Софии, и… Даже страшно представить, что тогда будет. Хельмут был уверен, что жена его возненавидит. Он почти ничего от неё не скрывал, не желая лгать и недоговаривать, но это… И теперь он лишился шанса вернуться и всё исправить — наверняка уже поздно и сестрица успела всё разболтать, а если нет, то он будет выглядеть крайне глупо, бегая туда-сюда. Поэтому самое время запереться у себя и придумать наиболее разумные объяснения.

Впрочем, какие могут быть разумные объяснения, если он просто-напросто почти десять лет назад переспал с мужчиной?

* * *

Как только Хельмут ушёл, смущённый и покрасневший, но ни капельки не похожий на разозлённого, баронесса Хельга снова рассмеялась. София же ничего не понимала: ни её странных слов, ни смеха, ни реакции Хельмута. Наверное, всё дело в их ссоре — видит Бог, это довольно серьёзная причина для его обид. Ведь неспроста же Хельга не была на их свадьбе. Неспроста Хельмут ни слова о ней не сказал. Неспроста он после окончания войны не вернулся домой, оставаясь сначала в Эори, а потом в Даррендорфе…

— И часто он так? — усмехнулась Хельга.

— Вам лучше знать, — пожала плечами София, уставившись взглядом в тарелку. Она кое-как прожевала свою порцию, совершенно не почувствовав вкуса. Остался ещё десерт, но Софии резко расхотелось есть.

— Пожалуйста, милая, на «ты», — попросила баронесса Штольц. — Я и так по сравнению с тобой себя старухой чувствую.

София внимательно оглядела Хельгу. Ей было явно не больше двадцати пяти — двадцати шести, а её природная красота и обаяние, вечно чему-то смеющийся, озорной взгляд и словно застывшая на губах улыбка уж точно не прибавляли ей лет. Странно, что она до сих пор не замужем…

— Хельмут… он говорил, что вы… ты его ненавидишь, — призналась София.

— И это, по его мнению, ненависть? — хмыкнула Хельга. — Ему просто не нравятся мои шутки. — Её взгляд стал задумчивым, будто она пыталась понять, почему Хельмут так считает. — Я его люблю, конечно… Он — всё, что у меня есть, единственный живой член моей семьи и единственный близкий мне человек. Да и как его вообще можно не любить? Он такой забавный, когда строит из себя самовлюблённого павлина. Но сразу заметно, что сильнее, чем себя, он любит только тебя.

София не ответила, чувствуя, как заливается краской.

— Мне очень повезло с ним, — тихо сказала она, сжимая белыми пальцами подол платья.

— Ну, а насчёт детей… — Хельга вздохнула и вонзила вилку в картофелину. — Мне кажется, что вам ещё рано о них думать. Пусть хотя бы твой брат подрастёт, чтобы ты не сбивалась с ног, пытаясь уследить сразу за двумя малышами, замком и землями… Или даже двумя замками. Хельмут не говорил, когда поедет домой?

— После того, как мы разберёмся со всеми делами здесь, — может, осенью. А что касается детей… Я знаю, что у него есть бастарды, и боюсь, что они предъявят свои права, если я не смогу…

Хельмут никогда не скрывал от неё этого: ещё до помолвки он признался, что у него было множество женщин, и некоторым из них не повезло забеременеть… Но София всё равно согласилась выйти за него. Конечно, существование незаконнорожденных детей мужа её расстраивало, но что теперь поделать? В конце концов, они не виноваты, что родились вот так, да и Хельмуту до свадьбы нечем было себя обязывать.

Всё это осталось в прошлом. София доверяла своему мужу и знала, что к такой жизни он больше не вернётся.

— Сейчас он ничего не знает о своих бастардах, — отозвалась Хельга. — И они о нём, скорее всего, тоже. Не представляю даже, живы ли эти бедные дети… Если и живы, им точно не до того, чтобы предъявлять свои права на то, что по закону им никак принадлежать не может. Пока у вас нет детей, прямая наследница Хельмута — я. Думаю, теперь он раскаивается, что не смог сдержать своего… — Хельга не договорила, сдержанно усмехнувшись. — Я заметила, как он изменился за то время, что мы не виделись, — скорее всего, благодаря тебе. Возможно, ошибки бурной молодости его действительно удручают.

— Но всё-таки то, что у него есть дети, говорит о том, что он может их иметь, — заметила София. — А вот я…

— Ты сможешь. — Хельга тепло взглянула на неё. — Просто подожди. Тебе могут все уши прожужжать об «истинном предназначении женщины», но это всё ерунда. Я, например, замуж не собираюсь и рожать тоже не хочу. Мой смысл жизни — не в этом. В мире столько прекрасных вещей, помимо брака! Можно потратить свою жизнь на что-то более интересное. Именно это я и собираюсь делать. — Хельга мечтательно закатила глаза. — Путешествия, новые впечатления, знакомства с интересными людьми… Слава Богу, Хельмут меня понимает. Думается, любой другой на его месте насильно выдал бы меня замуж прямо в восемнадцать… А ты, моя дорогая, не переживай. — Она усмехнулась, её ободряющий тон заставил Софию коротко улыбнуться. — Нужно всё обдумать, подготовиться и только потом пытаться. И то, что какая-то там твоя подружка залетела спустя месяц после свадьбы, — вовсе не пример.

Девушку передёрнуло: она понимала, что речь идёт о леди Кристине, но говорить ничего не стала.

— А что вы имели в виду, когда говорили о… — София замялась, чувствуя, что это не её дело. — О тренировках на мечах?

— Тренировки на мечах, что же ещё? — усмехнулась баронесса, но в глазах её сверкнуло лукавство.

Потом, вечером, в постели, Хельмут спросил:

— О чём вы там с Хельгой разговаривали, если не секрет?

— О детях, — пожала плечами София. — Она считает, что нам ещё рано их заводить.

— И всё?

— Немножко о тебе. — Она улыбнулась, увидев, что он краснеет, и поцеловала его в щёку. — Так, пара слов о том, правда ли ты меня любишь.

Хельмут выглядел растерянным и испуганным.

— Люблю, конечно, — хмыкнул он. — И всё? Только об этом?

— Да, — удивлённо протянула София.

В комнату сквозь щели в окне ворвался сквозняк, и она поёжилась, прижимаясь к Хельмуту. Его смущение было донельзя милым, она не привыкла видеть его таким и сделала вывод, что только Хельга могла заставить его по-настоящему смущаться. Это её позабавило.

Хельмут, кажется, хотел спросить что-то ещё, но всё же промолчал.

* * *

— Хельга, хватит.

— Да что хватит-то? — Сестра попыталась изобразить удивление.

Хельмут оглянулся. В коридоре было темно и пусто. София, скорее всего, уже спала, как и большинство слуг.

— Она не должна знать, — сказал он тихо, но твёрдо.

— Но я же не говорю ей напрямую… А она, кажется, слишком хорошо воспитана, чтобы понимать намёки.

— Меня эти намёки ни капли не веселят, уж прости, — вздохнул Хельмут. — Поэтому попытайся сдерживать себя, хорошо? Когда-нибудь она спросит у меня, что происходит, и как прикажешь мне объясняться тогда?

Хельга смотрела на него вопросительно, будто под своими шутками и намёками не имела в виду вообще ничего.

— Не думаю, что она осудит тебя за это, — пожала плечами сестра. — Она и так тебя идеализирует.

— Неправда. Она любит меня таким, какой я есть.

— Может быть. — Хельга ухмыльнулась. — Я видела у неё мамино кольцо…

— Да… — Хельмут чуть растерялся. — Я ей его подарил ещё во время войны. Просто так, без каких-либо намёков.

Тогда ему казалось, что это всё, что он мог сделать для Софии, такой одинокой, испуганной и безмерно подавленной. Он ещё не верил своим чувствам, и ощущение, что его как-то странно тянет к этой совсем юной, хрупкой рыжеволосой девушке, казалось ему мимолётным наваждением. Как ни странно, это наваждение не прошло со временем, что раньше случалось с завидной частотой. Оно усиливалось, росло, от него было тесно и горячо в груди, и вскоре Хельмут осознал, что всё чаще думает о Софии, что постоянно вспоминает её глубокие зелёные глаза, чуть прикрытые тёмно-медными густыми ресницами, тонкие пальцы, робко теребившие ткань платья, её чуть сдавленный от горя и слёз, но всё же такой красивый высокий голос… Ему хотелось слышать этот голос рядом с собой, ему хотелось сжимать эти пальцы своими, ему хотелось неотрывно смотреть в её глаза.

В итоге перед битвой Хельмут поклялся себе, что если выживет, то непременно сделает Софии предложение. Терять всё равно было нечего. И как отрадно ему было слышать просьбу Кристины, с каким волнением он переживал момент помолвки, когда София выдохнула то заветное долгожданное «да», с каким нетерпением он ожидал её совершеннолетия…

И сейчас, спустя год после знакомства и полгода после свадьбы, Хельмут с уверенностью мог сказать, что искренне любит свою молодую жену, любит за всё лучшее, что в ней есть.

— Наверное, будь на её месте другая, — вывел его из воспоминаний голос Хельги, — я бы разозлилась.

Взглянув ей прямо в глаза, Хельмут почувствовал, как сжимается его сердце. Так странно было разговаривать с сестрой спустя целый год разлуки, даже больше, чем год… Отчего-то вспомнилось, как Кристина ещё зимой нагородила ему какой-то ерунды о семье и прощении, но сейчас эти слова перестали казаться Хельмуту ерундой. Возможно, эта тронутая на голову девчонка, которую он, впрочем, считал своей подругой, в чём-то права? Возможно, ему правда стоит первым признать свою вину?

Хельга хмыкнула и отвела взгляд.

Тогда Хельмут понял, что самое время сменить тему.

— Ты делаешь вид, что ничего не случилось, — заметил он. Сестра взглянула на него недоуменно. — Ой, пожалуйста, только не говори, что забыла о своих словах… И о моих тоже.

— А, это… Так много времени прошло, — тихо сказала Хельга. Улыбка её стала грустной и сдержанной. — Я уже давно не чувствую злости и обиды на тебя, милый.

— Прости меня, — выпалил он. — Прости за всё, что наговорил тебе тогда. За то, что не появлялся дома так долго. За то, что ни строчки не написал.

Она не ответила, смерив его ещё более недоуменным взглядом. Действительно, это было на него не похоже, но Хельмут уже не мог ничего с собой поделать. Только сейчас он понял, что правда чувствует себя виноватым — в том числе и за то, что не пошёл на примирение сразу, а ушёл прочь, хлопнув дверью, и пропал на долгие месяцы.

— Ты тоже прости, — наконец отозвалась сестра. — Я тебя не ненавижу, правда. И никогда не ненавидела. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю, — облегчённо выдохнул Хельмут.

Несколько секунд они стояли, смотря друг на друга и улыбаясь, а потом одновременно бросились друг другу в объятия.

— Ты всё-таки ничего ей не сказала? — спросил он спустя несколько секунд, поглаживая сестру по мягким рыжим кудрям. — Насчёт меня и Генриха?

— Нет, — покачала головой Хельга. — Ты же просил молчать. А я, несмотря ни на что, тебе никогда ни в чём не отказывала.

С этими словами она поднялась на цыпочки и чмокнула его в лоб.

* * *

Баронесса Хельга уехала через две седмицы, и Софии даже показалось, что Хельмут был расстроен из-за этого. Девушка делала всё, чтобы он перестал испытывать неприязнь к сестре: она была хорошей, доброй женщиной, готовой всегда помочь и поддержать, и такого отношения явно не заслужила. Кажется, брат и сестра даже смогли переговорить по душам: по крайней мере, София старалась почаще оставлять их наедине. В конце концов, в течение последней седмицы пребывания Хельги в Даррендорфе всё пошло как по маслу, и напряжение между ними окончательно исчезло.

А теперь она уезжала, и София поняла, что ей всё больше не терпится съездить в Штольц — хотя бы ради Хельги. У них нашлось множество тем для разговоров, а ещё София безумно хотела посмотреть их библиотеку — по словам баронессы Штольц, та была просто невероятно большой и богатой на разную литературу.

— Надеюсь, ты скоро вернёшься, братец, — вздохнула Хельга, запрыгивая в седло. — София, милая, буду очень ждать тебя.

С этими словами она взмахнула поводьями и направила коня к воротам.

Загрузка...