Окись серебра

Мирный договор[19]

Пергамент был безумно мягким, тончайшей выделки, а буквы на нём — изящные, невероятно вычурные, словно каждую из них выводили не менее получаса. На красной восковой печати красовались три полосы королевского герба.

— Ну, а что поделать? — вздохнула Кристина. — Придётся ехать… Тем более, король приказывает. — После недолгой паузы она не выдержала и вспылила: — Ох уж эти формальности… И нельзя было сразу всё подписать?

— Видимо, нет, — пожал плечами Генрих и коротко откашлялся. — Может, он сам не догадывался, что в этом мирном договоре есть необходимость, просто ему кто-то надоумил.

— С другой стороны, устно мы тоже ничего не обговорили, — продолжила она, — и от Карперов следует ожидать чего угодно… Я думаю, что король прав и надо подписывать.

В комнате воцарилась тишина. Кристина взглянула сначала на мужа, потом на огонь, пылающий в камине. Поначалу ей хотелось кинуть туда письмо короля. Он предлагал (то есть приказывал, конечно, но этот приказ был выражен как ненавязчивое предложение) встретиться с Элис Карпер на острове Зари в Серебряном заливе и подписать мирный договор, официально означающий конец войны и капитуляцию Шингстена. Кристина терпеть не могла, когда ей напоминали о войне, хотя о войне ей напоминало всё вокруг: и звон стали, и громкие звуки, и вид оружия… От воспоминаний и так деваться было некуда, а тут ещё и мысль о встрече с матерью её заклятого врага, пусть уже и мёртвого, вызвала в сердце новую волну боли.

Кроме неё ехать и подписывать больше было некому: Генрих на днях простудился, хоть и, несмотря на жар, насморк и кашель, рвался заниматься делами. Но Кристина точно не могла позволить ему ехать к месту встречи, до которого самое малое — четыре дня пути. А саулис, второй месяц зимы, выдался ледяным, морозным, то и дело заметали метели… Она ведь говорила мужу не выходить во внутренний двор без плаща и не забывать надевать хотя бы капюшон! Впрочем, когда эти мужчины слушали дельные советы?..

— И ты поедешь? — недоверчиво протянул Генрих. Голос у него был тихий и охрипший, и Кристина, прошипев негромкое «Т-с-с», положила руки ему на плечи.

— Разумеется, — сказала она, касаясь пальцами его лба. — Судя по твоему жару, ты невыездной ещё по меньшей мере неделю.

— Я прекрасно себя чувствую… — Он попытался встать, но Кристина сильнее сжала его плечи, заставляя остаться сидеть на месте.

— А вдруг метель? А вдруг в дороге тебе станет хуже? Я поеду сама, — твёрдо произнесла она, присаживаясь на край стола, за которым сидел Генрих. Подол платья зацепился за занозу, и она со злостью дёрнула его. Послышался негромкий треск.

— Одна? — уточнил Генрих недоверчивым тоном.

— Возьму людей, конечно, — пожала плечами Кристина.

— Я не это имел в виду. Может, Хельмута с тобой отправить?

Она взглянула на мужа с укором и недоверием. Это он серьёзно, да? Серьёзно не собирается оставлять попыток прекратить все распри между женой и другом? Кристина хмыкнула. Они со Штольцем вроде бы перестали друг другу дерзить, но всё же иногда она ловила на себе его пренебрежительные, полные враждебности взгляды и отвечала либо такими же взглядами, либо, более того, неприличными жестами. При этом, когда рядом находился Генрих, они любезничали, мило посмеивались и переговаривались о всяких мелочах, но лорд Штейнберг явно заметил напряжение между ними. Кристина думала, что он смирился, но, видимо, нет.

— Что? — усмехнулся он, прикладывая к носу платок.

— Возьми другой, этот уже заразный, — буркнула Кристина, не глядя на него.

— Если ты поедешь с Хельмутом, мне будет спокойнее, — не унимался Генрих. — Да и не кажется ли тебе, что представать перед леди Элис в одиночку как-то… несолидно?

— Мне плевать.

Вообще, мысль взять с собой Штольца не казалась ей такой уж безумной. В прошлый раз, когда они вместе совершали опасную миссию, всё прошло более-менее удачно, Хельмут безукоризненно выполнил всё, что от него требовалось, спас жизнь Софии Даррендорф и заодно нашёл себе невесту в её же лице. Но теперь, в мирное время, Кристина не видела необходимости в его присутствии.

— Я понимаю, что Штольц надоел тебе не меньше, чем мне, но…

— Вовсе нет, — негромко отозвался Генрих.

— …Но тогда пусть едет домой в таком случае. Я и без него обойдусь.

— Кристина, — Генрих легко коснулся её пальцев, привлекая внимание, — если ты думаешь, что я тебе не доверяю, то ты ошибаешься. Я просто за тебя беспокоюсь. Ты думаешь, я не замечаю, как ты вздрагиваешь по ночам? Как ты посреди разговора зависаешь взглядом в одной точке? Как ты сжимаешь руки в кулаки или впиваешься пальцами в подлокотники? Я могу понять твою уверенность в себе и желание проявить самостоятельность, но тебе всё ещё нужна поддержка, понимаешь? Я боюсь отпускать тебя одну.

— Ты думаешь, Штольц сможет оказать мне должную поддержку? — горько усмехнулась она, взглянув ему в глаза.

— Ты плохо его знаешь, — заметил Генрих, откашлявшись. — И если что-то пойдёт не так… Вдвоём вы точно справитесь куда лучше.

Кристина нахмурилась. Может, всё же стоит согласиться? В конце концов, общаться со Штольцем вовсе необязательно, а если начнёт доставать — она заткнёт ему рот каким-нибудь заклинанием. Да и мысль о том, что её свита может выглядеть более значительной и достойной, чем свита леди Элис, Кристине понравилась.

— Ну хорошо, если он согласится, то давай, — улыбнулась она, спрыгивая со стола.

Штольц согласился.

Кристина на самом деле была удивлена, но он правда согласился без вопросов. И уже следующим утром они седлали коней, готовые к отъезду. Стояло безветрие, сквозь белые пушистые облака просвечивало солнце, отчего снег под ногами и на крышах весело искрился, а редкие снежинки падали на брусчатку и застревали в волосах.

Генрих вышел во внутренний двор проводить их, но не успел он сказать и слова, как Кристина приобняла его, привстала на цыпочки и внимательно и строго взглянула в глаза.

— Не забывай почаще пить малиновый чай, — сказала она твёрдо. Малиновый чай ей всегда готовила Натали, когда Кристина простывала. — Следи, чтобы в замке не было никаких сквозняков, не позволяй открывать окна в такой холод. Если будешь чувствовать себя хуже — немедленно зови лекаря. — Генрих улыбался и кивал, но девушка была вполне серьёзна — она искренне переживала за его здоровье. — Смотри, если я вернусь, а ты ещё будешь болеть, я… — Она так и не смогла придумать угрозу, а Генрих вновь кивнул и ответил:

— Слушаюсь, миледи. А вы, в свою очередь, пообещайте много не пить, если выпадет такой шанс. — Потом он взглянул на Штольца, который уже сидел на коне: — Не поубивайте там друг друга.

— Постараемся, — буркнул Хельмут и пришпорил своего коня, не дожидаясь, пока Кристина запрыгнет в седло.

Весь первый день пути они действительно молчали. Один раз только Штольц бросил как бы невзначай:

— Надеюсь, метели не будет…

— Ага, — отозвалась Кристина, и снова повисла тишина.

Впрочем, гвардейцы вокруг них то и дело переговаривались, смеялись, что-то обсуждали, иногда пытаясь вовлечь в свои разговоры её милость и его светлость… Но и Кристина, и Штольц напряжённо молчали, а холодный воздух между ними словно раскалился.

И всё же первый день пути прошёл не так плохо, как она ожидала. Девушка не покидала Эори со времён окончания войны, и видеть мир за высокими стенами замка ей было только в радость. Хотя хорошее настроение то и дело омрачалось беспокойством за Генриха — и Кристина, помимо всего прочего, уже начинала скучать. Можно было подождать, когда он выздоровеет, и поехать с ним, но король явно намекнул, что желает её видеть в ближайшее время — а ей и так добираться четыре дня…

Зимняя дорога была довольно-таки однообразной — просто длинная белая лента, изредка расходящаяся на повороты. Но свежий воздух, лёгкий снегопад, холодное, но яркое зимнее солнце разбавляли однообразие, вместе составляя удивительно красивый зимний пейзаж. Кристине нравилось наблюдать за тем, как сменяются деревья на их пути, как по ним туда-сюда перелетают чёрные птицы… Да и пересесть из кресла правительницы в седло тоже было, несомненно, приятно — она поняла, что очень скучала по этому. А вот Штольц… Одним видом своей кислой мины он мог испортить любой позитивный настрой. Впрочем, она старалась не обращать на него внимания. А он, кажется, на неё вообще не смотрел.

Вскоре они послали лошадей галопом, благодаря чему к вечеру добрались до небольшой придорожной деревеньке из пяти-шести домов, где и остались ночевать. Местные жители приняли их вполне радушно и даже помогли с ужином, хотя Штольц постоянно ворчал и прикрикивал на них. Принять ванну и даже мало-мальски прилично помыться здесь было сложно, но особое недовольство у него вызвало то, что им с Кристиной выделили всего одну кровать на двоих в небольшой комнате единственного во всём селении двухэтажного дома.

— Это лучшее, что у них есть, — напомнила она, когда Штольц уже собирался разразиться гневной тирадой.

Кристина окинула взглядом небогатую, но чистую, аккуратную комнату на втором этаже. Интересно, почему она вдруг оказалась свободной? Обычно крестьянские семьи ютятся по восемь-десять человек в одной избёнке… Этот же дом оказался вполне просторным. Кровать была довольно большой, не скрипучей, со свежей простынёй и весьма объёмными подушками. Что ж, пожалуй, это подойдёт, если других вариантов нет… Кристине не хотелось ссор и недопониманий, поэтому она отблагодарила хозяев за гостеприимство, изо всех сил сжимая запястье Штольца, который явно злился как чёрт, но молчал.

— Уж простите, мледи, вашесть, — раскланивалась хозяйка, отходя к выходу, — уж простите, чем богаты…

Кристина благодарно кивнула и заперла дверь изнутри.

— Я положу меч между нами, — сказала она Штольцу, который придирчиво осматривал кровать. — Это будет означать…

— Я знаю, что это означает, — буркнул он. — Больно надо мне к тебе приставать. Не льсти себе.

— Да пошёл ты… — отозвалась Кристина тихим голосом, впрочем, надеясь, что он услышал.

Разумеется, в доме было натоплено, но раздеваться до исподнего они всё равно не стали по понятным причинам. Кристина осторожно положила Праведный посередине кровати — по древней традиции это символизировало запрет на близость между чужими друг другу мужчиной и женщиной, которые оказались вынуждены спать в одной постели. Девушка хмыкнула. Никогда бы не подумала, что окажется живым воплощением этой традиции…

Единственное, что её действительно покоробило, — одеяло было одно. Правда, оно было широким, большим и плотным, но спать под одним одеялом со Штольцем… Эта мысль вызвала отторжение. Но выхода не было.

— Может, на пол ляжешь? — в шутку предложила она, укладываясь на самый край кровати.

Штольц закатил глаза и ничего не ответил, ложась на свой край. Видимо, жертвовать своим комфортом он не собирался.

Через несколько минут Кристина начала дремать — благо, тишина к этому вполне располагала. В доме приятно пахло травами, хлебом и дымом, а через небольшое окошко внутрь поступал слабый свет зимних звёзд и белого снежного покрывала. В этой деревне было куда спокойнее, чем в замке, где кипела жизнь всегда, даже ночью.

Кристина уже почти заснула, подложив руку под подушку и плотнее прижав её к щеке, как вдруг почувствовала, как Штольц пнул её пяткой по голени — может, случайно, а может, и нет.

— Не брыкайся, — громким шёпотом бросила она.

— А ты всё одеяло на себя перетянула, — не остался в долгу Хельмут и в подтверждение своих слов дёрнул одеяло.

Кристина привстала, повернувшись к нему лицом. Из-под злополучного одеяла выглядывала рукоять меча, а рядом Штольц раскидал по подушке свои золотые кудри.

— Я сейчас возьму этот меч и знаешь куда тебе засуну?.. — сказала она.

Штольц не ответил — да и у Кристины не было никакого желания продолжать бессмысленный разговор. Она рухнула на спину, сжала пальцами свой край одеяла и закрыла глаза. Вернуть блаженное забытье, в которое она почти полностью погрузилась несколько минут назад, не удалось — сон её был тревожным и болезненным, будто в лихорадке. Она не знала, сколько спала, но проснулась резко — будто из реальности сновидений её вытолкнули грубым пинком. На глазах тут же выступили горячие слёзы.

Кристина тревожно огляделась. Штольц, кажется, спал, но ведь он мог в любой момент проснуться… Он не должен видеть её слёзы. И никто не должен.

Она снова перевернулась на бок и натянула одеяло до лица.

— Что с тобой? — вдруг подал голос Штольц, заставив её вздрогнуть. Всё-таки заметил, гад…

Кристина ничего не ответила, даже не пошевелилась. Впрочем, она слышала, как кровать чуть скрипнула — видимо, Хельмут привстал и взглянул на неё.

— Кошмар приснился? — спросил он. Как ни странно, в его голосе не было ни раздражения, ни насмешки.

— Да, — коротко ответила Кристина, всё так же не шевелясь. Господи, пусть он просто молча позлорадствует, что ей плохо, и отстанет…

— Что снилось-то? — Штольц зачем-то продолжал расспросы, и ей захотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым. Она не ответила, и спустя несколько длинных мгновений молчания Штольц продолжил: — Мне тоже иногда снится всякое… Если расскажешь, может стать полегче.

— Господи, почему ты ещё здесь? — уже не пытаясь говорить тихо, процедила Кристина. Слёзы душили, сжимая горло, и голос дрожал. Она вдохнула побольше прохладного, пахнущего уютом воздуха и процедила: — Почему ты вообще здесь находишься? Видеть тебя уже не могу.

Штольц не ответил, и она с облегчением подумала, что он оскорбился и окончательно перестал с ней разговаривать… Но он вдруг подал голос, причём голос этот был тихим, полным неподдельной тоски:

— Я не могу вернуться домой.

Кристина привстала, притянула колени к туловищу и с интересом взглянула на Штольца — он, в свою очередь, сидел на краю кровати, смотря в окошко. Поэтому лица его она не увидела.

— Это почему ещё? А как же твоя сестра? Она ведь наверняка ждёт, переживает…

— В том-то и дело, — усмехнулся он. — Я не могу вернуться из-за сестры. Она ненавидит меня и уж точно не будет рада видеть.

Кристина молча замерла. Впрочем, это было очевидно. Наверняка, если бы у Штольца с сестрой были хорошие отношения, он бы чаще упоминал её, рассказывал о ней — да хотя бы имя назвал!

— Перед войной мы с ней поссорились, и она сама сказала, что ненавидит, — пресёк любые вопросы Хельмут.

— Но ведь она — твоя семья… — протянула Кристина поражённо, покачав головой. — Вы — всё, что есть друг у друга. Она не может тебя ненавидеть. Наверняка любит тебя, дурака, а во время ссоры она была просто очень разозлена, поэтому и сказала так…

— Не думаю, — отозвался Хельмут.

Тогда Кристина переползла на его сторону кровати, наплевав на лежащий посередине меч, и села рядом, свесив ноги. Кровать была довольно высокой, и она едва доставала пальцами ног до холодного пола.

Кристина не знала, что на неё нашло. Но либо это у неё внутри всё перевернулось, либо Хельмут открылся ей с новой стороны… Вроде бы он вполне искренне поинтересовался насчёт её кошмара. Видимо, Генрих был прав, и этот самовлюблённый пижон, у которого шестом головы не достать,[20] как ни странно, способен на сочувствие. И ей отчего-то хотелось ему посочувствовать в ответ, хотелось дать какой-то совет, как-то поддержать… Может, расскажи он это пару месяцев назад, она бы решила, что поделом и что такой тщеславный придурок, как Штольц, несомненно заслуживает ненависти даже со стороны родной сестры. Но сейчас… Сейчас всё было иначе.

Он всё также смотрел в окно, и Кристина вдруг разглядела в тонкой, невесомой темноте, что в глазах его плескалось отчаяние.

— А что насчёт твоей земли? — поинтересовалась она. — Ты ведь, получается, наплевал на неё с высокой башни?

— Я бы так не сказал, — тихо отозвался Штольц. — Сестра прекрасно со всем справляется, а я никогда не был силён в правлении. Об этом она мне, кстати, тоже постоянно напоминала, сил уже нет.

— Это как-то… — Она с трудом сдержала ругань. — По-дурацки с твоей стороны. У тебя было достаточно времени, чтобы после войны съездить домой, всё там проверить и поговорить с сестрой, хотя бы дать знать, что ты жив и цел, — заметила Кристина. — Она не писала тебе?

— Нет, — хмыкнул он. — Или писала, но не отправляла.

— А ты ей?

— И я не писал.

— Ну и мразь же ты, Хельмут.

Он гневно взглянул на неё, видимо, борясь с желанием отвесить пощёчину (ответную, между прочим), и она, отскочив чуть подальше, продолжила:

— Ты мог бы первым сделать шаг к примирению, а ты только тем и занимался, что тешил своё самолюбие, уверяя себя, что она тебя ненавидит — значит, она и виновата. Знаешь, мне кажется, иногда лучше извиниться первым, даже если не считаешь себя виноватым. Из-за чего вы поссорились?

— А тебе-то какое дело?

— Хорошо, не говори, если не хочешь. Но ведь у тебя нет никого, кроме неё, так?

— Пока — да.

— «Пока», — хмыкнула Кристина. — Как ты не понимаешь, что важнее семьи нет ничего на свете? Я поняла это, когда у меня вот какое-то время вовсе не было семьи… — Она вздохнула и тоже бросила взгляд на окошко, сквозь которое был виден занесённый снегом забор и редкие звёзды на тёмно-синем небе. Снег слабо мерцал, а лёгкий ветерок заставлял маленькие, едва заметные искорки снежинок водить замысловатые хороводы. — Какое-то время я была совсем одна на свете. Тогда — да и сейчас тоже — я бы всё отдала, чтоб у меня были родители, братья или сёстры, с которыми, может, я бы постоянно ссорилась, со зла бросая, что ненавижу их… Но на самом деле я бы дарила им всю любовь, на какую только была бы способна. Конечно, я помню, что у меня есть дядя, и вот он-то как раз ни разу не сказал мне, что ненавидит меня, но он доказал это своими поступками. А если твоя сестра просто сказала это в пылу ссоры, но при этом не причинила тебе никакого зла, то ты должен… можешь, по крайней мере, попробовать пересилить свою обиду и поговорить с ней. Попроси у неё прощения за то, что, по твоему мнению, заставило её ненавидеть тебя.

Хельмут молчал, не глядя на неё. Скорее всего, он не внял её словам, считая, что она не права… Кристина, впрочем, тоже не считала своё мнение священной истиной.

— Может, так оно и есть, — наконец сказал Штольц и как-то странно взглянул на неё. — Но даже если я поеду к ней прямо сейчас, то не успею вернуться к новасу.

— Давай я напишу Софии, и мы перенесём свадьбу, — предложила Кристина и зачем-то положила ладонь на его плечо. Хельмут усмехнулся, но не отстранился, не тряхнул плечом, чтобы сбросить её руку… Напротив, он поднял свою и легонько коснулся пальцев Кристины.

— Не стоит, — сказал он негромко. — Я и так слишком долго вынужден ждать.

Кристина облегчённо выдохнула — она была рада, что им невольно пришлось сменить тему. Разговор, который они вели, заставил её ощутить странную пустоту в груди. Казалось, она впервые за долгое время смогла осознать, что у неё действительно не осталось никого из родственников — дядя не в счёт… Последним был отец, но он погиб по её вине, из-за неё же у него не было других детей, а многочисленные дальние родственники давно уже рассеялись по стране и всему свету. Да и Кристина могла лишь догадываться об их существовании, а лично она не знала никого из них.

— Подожди ещё пару лун, — усмехнулась она и убрала руку. Штольц, кажется, тоже наконец повеселел. — А София, она тебе нравится?

Он помолчал, отвернувшись, и Кристине подумалось, что он просто пытается скрыть смущение. В Даррендорфе она видела, как Хельмут поглядывал на юную баронессу, а та ещё спрашивала у Кристины о нём… Тогда она не придала этому значения — и к Штольцу у неё в те дни не было никакого доверия, и на Софию она имела другие планы. Но теперь она поняла, что идея с их союзом очень удачна — не только из политических соображений, но и из-за того, что между будущими супругами вспыхнула взаимная симпатия.

— Да, нравится, а что? — наконец выпалил Хельмут и внимательно взглянул на Кристину.

— Ну, София такая красивая, умная, добрая, вежливая… Неспроста говорят, что противоположности притягиваются.

С этими словами Кристина быстро перебралась на свой край кровати, не дожидаясь, пока до Штольца дойдёт значение её слов (а дойдёт до него нескоро, с его-то ростом и умишком), и спряталась под одеяло. А чтобы пресечь его возмущения, сказала:

— Ладно, давай спать. А то вставать рано.

Когда он тоже улёгся (молча, что странно!), Кристина наконец решилась. Она повернулась к нему лицом, увидев, что он лежал, вытянувшись, словно струна, и сверля потолок пронзительным взглядом. Тогда она негромко проговорила:

— И… извини меня, пожалуйста. За то, что мразью назвала. И вообще за всё.

— Ты тоже извини. — В его голосе скользнула улыбка. — Тоже за всё… Я был не прав касаемо тебя. Можно сказать, я просто тебя недооценил.

Кристина поняла, о чём он. Как и многие другие, раньше Штольц считал, что она из-за своего пола не способна воевать и принимать какие-либо стратегические решения. Но она прекрасно ему доказала, насколько он ошибался. И не ему одному.

— Да ладно, всё в прошлом, — тоже улыбнулась она.

Вскоре они оба заснули спокойным, глубоким сном.

Оставшиеся три дня пути они преодолели спокойно. Вторую ночь провели в придорожном трактире, из-за сильных холодов — полупустом, третью — в башне вассалов графа Аллета, а к полудню последнего дня уже прибыли на Серебряный залив. Оттуда на небольшом корабле переправились на остров Зари. Кристина видела море впервые в жизни, и поначалу ледяные тёмно-синие волны с белыми пенными гребешками казались ей грозными, готовыми поглотить всё, что посмеет потревожить их, но со временем она привыкла и к качке, и к колючему ветру, и к шуму прибоя.

А вот Хельмут оставался в каюте: его укачало, а когда Кристина спустилась к нему, его стошнило на её сапоги.

На остров Зари они прибыли к вечеру.

Поначалу на встречу с королём и леди Элис Кристина хотела даже одеться в платье, которое предусмотрительно прихватила с собой. Но потом она поняла, что шагать по снежным сугробам, которые возвышались на поверхности острова едва ли не по пояс, в нём будет неудобно. Да и сама встреча должна была произойти не в замке, а на открытом пространстве.

Поэтому Кристина выбрала тёплый синий дублет, сверху накинув тяжёлый меховой плащ с капюшоном; на голову надела чёрный худ, на ноги — штаны и высокие сапоги. Полой плаща она прикрыла прикреплённые к поясу ножны с мечом: о том, что с собой нельзя брать оружие, нигде не было сказано, поэтому Кристина посчитала нужным его прихватить и Штольцу посоветовала сделать то же самое.

Штольц уже оклемался после плавания — он оделся совсем легко, заметив, что день по сравнению с предыдущими выдался тёплым. Но Кристина почуяла, что с замёрзшего моря веяло пронзительным холодом, а на небе сходились снеговые тучи. Да и вообще, сейчас всё-таки зима — не то время, когда можно выделываться богатыми камзолами и искусно вышитыми рубашками.

— Будете с Генрихом вдвоём чихать, — усмехнулась Кристина. — Тогда обоих заставлю над картошкой дышать, а это процедура, поверь мне, не из приятных. — Тоже совет Натали, кстати, причём довольно действенный. — Нечего тут заразу по замку разносить…

Хельмут только фыркнул и словам её не внял — даже шапку не захотел надеть. Ну и чёрт с ним.

Королевские гвардейцы проводили их к небольшому открытому шатру, где уже ждали король и леди Элис. Фернанд тут же бросился к Кристине, которая даже не успела присесть в реверансе, и принялся расспрашивать её о том, как она добралась. Девушка улыбалась, но когда Фернанд отвернулся, покачала головой — не таким должен быть король… В его поведении чувствовались подобострастие, принижение себя и полное отсутствие собственного достоинства. Вряд ли этот человек способен принимать сложные решения и совершать рискованные поступки. Подумалось, что такого короля легко свергнуть…

Кристина зажмурилась, прогоняя эти мысли. Свержение короля чаще всего идёт рука об руку с войной, а война — совершенно бесчеловечное событие, и сейчас всем жителям Драффарии нужно сделать всё, чтобы больше никогда, никогда не допустить войны в своей стране. Именно за этим, собственно, Кристина и приехала сюда.

Через мгновение девушка впервые увидела леди Элис Карпер. Как она подсчитала, сейчас ей должно было быть не меньше сорока четырёх, но выглядела эта женщина моложе своих лет. Маленькую сетку морщинок в уголках глаз разглядеть можно было с большим трудом. Фигура её скрывалась под изящным, но явно тёплым упеляндом чёрного цвета с зелёными узорами. Густые русые волосы Элис собрала в толстую косу, перекинутую через плечо, и накрыла лишь плотным зелёным покрывалом, расшитым мелким белым бисером. Она была не намного выше Кристины, но почему-то девушке подумалось, что со стороны Элис выглядит явно величественнее…

Она сделала реверанс и заметила, что Элис сделала ответный с явной неохотой. Этикет требовал спросить что-то у неё в знак вежливости, но ничего достойного в голову не приходило. Не спрашивать же, как она себя чувствует после потери единственного сына… Тут же Кристина осознала, что меч, которым был казнён Джонат, сейчас висит на её поясе, и плотнее запахнулась в плащ.

Неловкую паузу нарушил Штольц.

— Вы приехали одна, миледи, — заметил он, почтительно склонившись. — Надеюсь, ваш муж в порядке.

Кристина никогда не думала, что будет благодарна Хельмуту. Самой ей почему-то не пришло в голову, что следует осведомиться о здоровье лорда Киллеана… Наверное, дело в том, что ей было абсолютно плевать.

— Ну, он жив, и на том спасибо, — сдержанно усмехнулась Элис, и Кристина заметила, что её суровые черты чуть оттаяли. — Хотя можно ли его состояние назвать жизнью… Так, жизнеподобное существование, не более того.

Тогда Кристина поймала взгляд леди Карпер и вздрогнула. Он был пронзительным и будто прожигал насквозь. В нём не было ненависти или презрения — скорее, интерес, правда, несколько нездоровый, как будто дикая кошка рассматривала сидящую на ветке птицу, решая, делать её своей жертвой или она того не стоит. Это возникшее в голове сравнение позволило Кристине наконец подобрать подходящее определение взгляду Элис — хищнический.

— А ваш супруг, миледи, видимо, тоже нездоров? Или до меня дошли ложные сведения насчёт того, за кого вы на самом деле вышли замуж? — протянула леди Карпер и кивнула в сторону Штольца. Тот выглядел так, будто готов был вот-вот дико расхохотаться, а Кристина почувствовала, как краснеет.

— Да, он немного приболел. К счастью, не настолько… — Она осеклась. Хотела сказать, что Генрих, слава Богу, болен не так сильно, как лорд Киллеан, но в последний момент поняла, что это звучало бы грубо и даже издевательски. — Не настолько сильно, чтобы я слишком переживала за его здоровье, — нашлась Кристина. Хотя на самом деле она, конечно, переживала достаточно и то и дело вспоминала о нём. Жаль, что нельзя как-то удостовериться, что он бережёт себя и следует её советам…

При этом Кристина всё пыталась понять, какие чувства вызывает в ней Элис. Генрих предполагал, что организатором войны был вовсе не Джонат, а именно она, и с этим стоило согласиться: Джонат был слишком слабовольным, трусливым и ограниченным, чтобы всё так чётко спланировать и организовать. А вот для того, чтобы потерять всё завоёванное, — в самый раз…

И всё равно Кристина понимала, что ненавидеть леди Элис она не может. Напротив, она чувствовала, что эта женщина вызывает в ней неподдельное восхищение, уважение и почтение. При этом Кристина её не боялась, хотя прекрасно знала, что леди Карпер может быть опасна. В конце концов, её сын был довольно жестоким, безжалостным человеком, и наверняка эта черта досталась ему от кого-то из родителей… Можно, конечно, уповать на то, что лорд Киллеан до своей болезни был таким, но лучше на всякий случай принять и то, что от Элис тоже можно ожидать чего угодно.

Не пойми откуда взявшийся король прервал очередную неловкую паузу:

— Что ж, дорогие миледи, давайте мы наконец сделаем то, ради чего вы приехали.

Кристина поняла, кого он ей напоминает — бального распорядителя. И вообще, нормально ли, что такими вещами занимается сам Фернанд, а не кто-то из его людей?.. Впрочем, какая разница. Главное — подписать наконец этот проклятый договор, окончательно примирившись с леди Элис, и поехать домой. Находиться здесь было неуютно. Да и по Генриху она уже успела дико соскучиться… Впервые после свадьбы они расставались на столь долгий срок.

Договор, написанный на нескольких тонких листах пергамента — в трёх экземплярах, гласил, что Шингстен в лице лорда Киллеана и леди Элис Карперов объявляет о своей безоговорочной капитуляции, отказывается от всех захваченных земель и больше на них не претендует, а также обязуется выплатить денежную компенсацию в определённом размере. Нолд и Бьёльн же, теперь уже единая земля в лице лорда Генриха Штейнберга и леди Кристины Коллинз-Штейнберг, принимает капитуляцию и в свою очередь обещает не вести никаких боевых действий с Шингстеном.

Кристина хмыкнула. Как всё просто и ясно… Жаль только, что этими словами о мире и любви не вернуть погибших, не восстановить разрушенные деревни, города и замки, не поправить искалеченные судьбы тех, кто выжил в этой войне, но потерял близких и любимых или сам остался ранен душевно.

Элис расписалась за себя и за мужа, и Кристина сделала то же самое. Штольц стоял рядом с отрешённым видом, но девушка краем глаза заметила, как внимательно он поглядывал на небольшую, но довольно-таки грозную свиту Элис и как сжимал рукоять меча чуть покрасневшими от холода пальцами в чёрных митенках из тонкой кожи. Шингстенцы были в доспехах и конусообразных шлемах с заострённым верхом, среди них виднелись и мечники, и копейщики. Кристина окинула взглядом своих — те были защищены и вооружены явно не хуже… Впрочем, вряд ли сейчас могло случиться что-то непредвиденное. У Кристины, как она прикинула, людей было больше, да и разве мог король со своей гвардией допустить кровопролитие… Ах, а вот ещё одна его оплошность: перед входом в шатёр он даже не намекнул на то, что оружие стоит оставить.

— А теперь, дорогие миледи, пожмите друг другу руки в знак вечного мира между вашими землями, — торжественно объявил Фернанд, когда все документы были подписаны, а печати — поставлены.

Кристина незамедлительно стянула с пальцев перчатку и протянула руку для пожатия. Элис замешкалась, явно нарочно, но всё же руку пожала. У неё были длинные музыкальные пальцы, украшенные несколькими кольцами без камней, и девушке подумалось, что леди Карпер правда могла играть на каком-нибудь инструменте… Как интересно. Иногда Кристине казалось, что искусство — вещь абсолютно бесполезная и бессмысленная, а иногда ей так хотелось излить в стихах то, что так терзало её всё это время. Может, стоит попробовать по возвращении домой?

Понимая, что едва держит себя в руках, Кристина первая разорвала рукопожатие, чтобы Элис не ощутила дрожи в её пальцах. Стало любопытно, как эта женщина пережила смерть сына и что чувствовала именно сейчас, смотря в глаза и пожимая руку той, против кого он воевал? Но смелости не хватило даже как-то намекнуть на это, и Кристина лишь сдержанно улыбнулась, а Элис улыбнулась ей в ответ — как ни странно, без злобы и презрения.

Обратный путь занял меньше времени, и к концу третьего дня они уже подъезжали к Эори. Издалека было видно, что башни его занесло снегом, да и вдоль дороги, ведущей к замку, возвышались огромные сугробы. Видимо, здесь всё же была метель, но все пути вовремя расчистили.

Ехать домой было куда легче и веселее, чем из дома. Лошадей гнали то рысью, то галопом, изредка переходя на шаг, а во время остановок и ночлегов Кристина и Хельмут то и дело о чём-то коротко переговаривались и шутили, в том числе и друг над другом, обсуждали минувшую церемонию (впрочем, церемонией это событие можно было назвать с большой натяжкой), короля и леди Элис. Хельмуту показалась подозрительной её сдержанность, но при этом он заметил, что самое главное — благополучный исход этой встречи. Кристина была с ним согласна. Дикая мысль, просто безумная — девушка по жизни привыкла быть несогласной со Штольцем по любому поводу. Также было несколько странно осознавать, что без Хельмута эта поездка была бы в разы скучнее.

Правда, к теме разговора о его сестре они так и не вернулись, но Кристине думалось, что он сдержит слово и напишет ей, а после свадьбы обязательно последует её совету и первым пойдёт на примирение. А если продолжит строить из себя обиженного ребёнка… Что ж, пусть делает что хочет. Кристина, по крайней мере, действительно хотела ему помочь с этим.

Самое главное, что ночевать вместе им больше не пришлось.

А ещё Хельмут всё-таки закашлял, но всё время оправдывался, что ему то что-то в горло залетело, то слюной поперхнулся. Однако Кристина не поверила и в глубине души злорадствовала. Видимо, придётся заставлять его дышать над картошкой…

Когда они уже почти доехали до Нижнего города, она сказала:

— Спасибо, что согласился съездить со мной.

— Да не за что, — отмахнулся Хельмут, улыбнувшись. — Считай, что я согласился ради Генриха.

«Ну, зато теперь мы друзья», — подумала Кристина, но вслух этого не сказала.