Охота на зверя (СИ)

Эпилог

После того, как мне обработали раны на спине, огромный фургон увез нас с Шакой неизвестно куда. Я полагала, что в какое-то здание Бюро, так что здорово удивилась, когда он затормозил возле моего дома.

— Звони, если станет скучно, Энид Сардо, — сказала крылатая с переднего сиденья, её крылья почти весь салон впереди.

— И всё? — спросила я, крепко сжимая руку Шаки, боясь что она исчезнет.

— Конечно, не всё, — хохотнула она. — Но ты поспи, прими душ, поешь. Порефлексируй, а потом я тебя накрою таким количеством вопросов, от которого бы даже Раад зарыдал.

— Вы знаете, что с ним? — спросила я.

— Пока это вопрос побольше, чем ваши ши-ире, друзья мои, — вздохнула крылатая. Она развернулась к нам, крылом задела водителя по голове, он недовольно, но привычно отмахнулся. Она протянула мне свою визитку. Серую, блестящую. «Действующий агент Бюро Исследования Искажений Весенина Ева» — Ты звонишь мне, если что. И только мне. Не Семье. Не этому вашему Каго, он, кстати, в порядке, если тебе интересно, а вот его офицеры с ши-ире — нет. В общем, ты теперь звонишь только мне. И общаешься только со мной. А ты… — она указала на Шаку, он молча уставился на неё. — Ты тоже звонишь мне. Те теневые когти — это что-то новенькое и опасненькое, понимаешь, о чем я? Мы, конечно, будем надеяться, что это опасненькое умрет вместе с твоей другой сущностью. Но кто знает. В общем, вы оба под колпаком, на вас положен глаз и всё такое. Всё, вываливайтесь.

— Ты идешь со мной? — спросила я Шаку. Я хотела, чтобы он пошел со мной. Он кивнул.

Мне очень хотелось услышать его голос. Но Шака молчал.

Измученные, зализывающие свои раны, в обнимку мы проспали почти двое суток. Солнце всходило и заходило, комната то погружалась во мрак, то вновь была освещена зарей. Я слушала его дыхание. Боялась, вдруг он не дышит. Открывала глаза и прислушивалась. Мы словно два зомби торчали в моей квартире и почти не разговаривали. Шака обнимал меня, а я его. Всё тело болело. Порой я не могла пошевелиться.

И я не шевелилась, уткнувшись в его спину, и слушала, как он дышит рядом, как бьется его сердце. Я не могла понять порой, спит ли он. Иногда я просыпалась и вздрагивала от его взгляда, а он притягивал меня к себе и крепко обнимал. Я очень хотела, чтобы он жил. Дышал. Чтобы его сердце билось.

Я так боялась, что там, в бункере, я разбудила кого-то другого. И спрашивала порой в темноте моей спальни:

— Скажи что-нибудь?

В ответ он целовал меня в лоб. И так мы и засыпали. В тишине. В тревожащем меня молчании.

Пока однажды ночью я не проснулась от его голоса.

— Энид…

Я встрепенулась и тут же открыла глаза.

— Прекрати это, — сказал он, глядя на меня с соседней подушки.

— Что?

— Я чувствую твое давление. Перестань, — он твердо смотрел на меня. — Ты пытаешься дышать моими легкими вместо меня. Ты должна прекратить.

— О чем ты? — эти слова, меня будто окатили холодной водой.

— Ты знаешь, — прошептал он, и его губы растянулись в усталой слабой улыбке.

Я уткнулась ему в грудь вместо ответа.

— Энид, ты контролируешь свой камень?

— Отчасти.

Он поднялся и начал одеваться. Я села на кровати, понимая, что я должна его отпустить. Я должна его отпустить. И это опять было больно.

— Куда ты?

— Нам лучше побыть врозь. Решить свои собственные проблемы.

Я обхватила его сзади руками:

— Мы ведь ещё встретимся?

Он тихо рассмеялся, обернулся и поцеловал меня:

— Ты всегда знаешь, где меня искать.

Я откинулась обратно на подушку и закрыла глаза. Не хотела видеть, как он уходит. Услышала, как хлопнула входная дверь. Но я всё ещё чувствовала эту ниточку, тянущуюся к нему. За ним.

Потом взяла с тумбочки визитку крылатой и долго вертела её в руках. А затем отложила. Я не буду звонить в Бюро сама. Никогда.

Наутро я позвонила Хугу, еле-еле разобрав, что написано на очередном разбитом экране моего телефона.

— Фу, такой завтрак испортила, — произнес он вместо приветствия.

— Я тебе жизнь спасла!

— Спасибо. Но завтрак ты испортила, — повторил Хуг. — Я догадываюсь, зачем ты звонишь. Нет. И нет. И нет. Не скажу.

— Ты там, где продают тунец за бешеные деньги?

Он вздохнул недовольно в трубку:

— Допустим.

— Сейчас приеду.

— Я тебе ничего не скажу, Энид.

— Приятного аппетита.

Только спускаясь в лифте вниз, я поняла, что ехать, кроме как на такси «Секунда», мне не на чем. Но, выйдя на улицу, расплылась в улыбке. Моя маленькая, любимая, черная «Загга»! Шака вернул мне машину, её лобовое стекло, раздавленное дельфином, было новое.

— Привет! — позвал меня кто-то. Я обернулась — оперевшись о стену моего дома, на солнце грелась Рене. Она бросила мне ключи, я поймала их.

На ней был яркий сарафан в пол и много серебряных украшений.

— Он попросил вернуть тебе машину, — сказала она, подойдя ближе.

— Он мог бы и сам это сделать…

— Нет, не мог, детка Ладно, мне ещё пончики печь, заказов много. Удачи, тебе, дорогая.

— Рене! — окликнула я. Она обернулась. Я хотела узнать всё, так о многом её спросить! — Как он?

Рене пожала плечами:

— Обычный Шед. Он свяжется с тобой, когда разберется… не знаю, в себе.

Она развернулась и пошла прочь. Я так и не поняла, знает ли Рене, что случилось. И что я сделала с ним.

Не знаю, зачем я опять поехала к «Соратникам». Но башен больше не было. Точнее… самих скульптур. Я увидела, что на земле валяется огромный отломанный бетонный кулак. У другого «соратника» не было головы. Всюду были строительные леса, скульптуры разбирали. В одной из башен зияла огромная дыра.

Они всё-таки подрались.

Хуга я нашла в кафе недалеко от парка «Символы искажений». Он с довольным видом пил кофе, подставляя солнцу лицо в черных очках. Рядом стояли две пустые тарелки. Его левая рука была в черной перевязи. Блаженная улыбка сползла с его лица, когда я загородила ему вид на парк.

— Ты ещё в городе? Я надеялся, ты свалила куда-нибудь после такого, — выпалил он и недовольно плюхнул пустую кружку на стол.

— Где он? — спросила я, оперевшись о маленький столик.

Он непонимающе посмотрел на меня.

— Где он, Хуг? Где настоящий?

— Не понимаю, о чем ты, — слабо отозвался он. Я злобно цыкнула, вот упертый баран.

— Одной меня Пирамиде достаточно, разве ты не заметил? Его надо уничтожить.

Хуг снял очки и внимательно на меня посмотрел своими карими, почти черными глазами, и мне казалось, что если совру эти глаза мне что-нибудь сделают.

— Да так уж уничтожить?

— Это надо сделать.

Хуг состроил понимающую гримасу. А потом рассмеялся:

— Я не отдам его. Никому. Вообще. Никогда.

— Маркус отдал его тебе не за этим.

— Он его мне переслал, чтобы прикрыть себя в первую очередь. Из-за этого пострадала Сэра. И ты, кстати. И я, о да, и я, аж два раза.

Он погладил плечо.

— Мне предстоит ещё одна операция, потому что этот теневой ублюдок хорошенько испортил мне рабочую руку. Но мне понравилось, как ты управлялась со своим камнем.

— Вот я об этом и говорю. Марии Сокол тоже понравилось. И Гишшу. Это всем очень нравится, да настолько…

Подошла официантка и забрала тарелки. Мы умолкли. Телефон Хуга на столе завибрировал. «Сэра». Он цыкнул.

— Ей я его, конечно, тоже не отдам.

— Его надо бросить в пресс, в плавильню, да куда угодно. Убрать. Убить!

— Тихо ты! Ты в приличном месте. Убийца чертова, — зашипел Хуг и сбросил звонок.

Он прищурился и опять уставился на меня. Будто оценивая шансы того, удастся ли от меня отделаться.

— А ты можешь его убить? Камень?

— Они такие же живые, как и люди, — пожала я плечами.

Он перегнулся через стол:

— Поклянись именем Маркуса, Энид, что уничтожишь его.

— Клянусь, — сказала я. А потом спросила: — Хуг, а как ты их отличил?

— Когда ты держишь его в руках — сразу понимаешь.

***

Хорошо, что у меня в багажнике была маленькая саперная лопатка. Потому что Хуг очень постарался зарыть камень поглубже. Но у него наверняка была лопата побольше. Под корнями огромного широченного дуба, на севере от Пирамиды, он дал мне координаты. Если бы я знала, что буду рыть землю почти носом, я надела бы спортивные штаны, а не сарафан.

Но он звал меня из-под земли.

Я нервничала и рыла всё быстрее. Потом сунула руки в черную землю. Нащупала его и вытащила. Сложно было их не отличить, настоящий от подделки. Ведь он был так одинок.

Я зажала красный ши-ире в кулаке и закрыла глаза. Села на траву. Это было так, словно ты встретил кого-то очень на тебя похожего. Я глубоко вздохнула. Я и мой ши-ире едины и мы хотим, чтобы ты умер…

Нет.

Я разжала ладонь. Он был такой теплый. Как родной. Что-то словно тянуло ко мне свои слабые руки. И звало по имени.

Энид. Энид-Энид-Энид…

Такой одинокий. Он искал кого-то.

Я залюбовалась им, кроваво красным, с неровными гранями, с бьющейся внутри иной жизнью. Словно убить саму себя. Разве можно так с собой? Разве можно?

Я улыбнулась камню на ладони. Ведь никто не узнает, никто. Ни одна живая душа, я сижу здесь в лесу в совершенном одиночестве. Я поднесла его к губам.

— Привет, меня зовут Энид Сардо. И я хочу, чтобы ты стал моим, — сказала я красному камню и он, отзываясь, задрожал на моей ладони.

***

Музыка проходила через меня. Барабанные перепонки отбивали бит вместе с ней. Клуб был полон народа. Было очень жарко, громко, ярко. Свет софитов мерцал и выхватывал взмахивающие вверх под такт музыки руки. Голые спины, мокрые от пота.

Я отдавалась музыке, сжалась до размера точки и распространилась всюду одновременно. И люди вокруг танцевали вместе со мной. Танцевали вместо меня и для меня.

Сопротивлялись.

Дым-машина работала на полную. Я извивалась в полном одиночестве, но все они были со мной. Каждый. Каждый. Каждый. Я взмахивала руками, и они тоже хотели это сделать. Мне хотелось пить, и они испытывали жажду. Я смеялась и не слышала своего смеха. Только свет прожекторов гуляющий по танцполу, выхватывал вокруг меня каменные искаженные лица. Тогда я заставляла их улыбаться. Заставляла быть счастливыми.

Заставляла танцевать. Отдаваться музыке.

Я была счастлива.

— Ещё! Ещё! Громче! — орала я, не слыша собственный голос. И диджей делал, что я говорю.

Он обнял меня сзади за талию. В толпе я сразу распознала его, почувствовала. Мой синий камень.