Одна зима на двоих 2

Глава 5

Сорвавшись с отвесной вершины, зверь тяжело взмахнул крыльями и устремился за ней. Даже издалека было видно, что его полет недостаточно стремителен и недостаточно ровен.

Второй переход за одну зиму оказался слишком сложным испытанием даже для такого сильного кхассера, как Хасс. Он не успел восстановиться, после прошлой экспедиции, не восполнил те запасы энергии, которые ушли на то, что провести своих людей через коварные перевалы. Вдобавок амулет, которым по наитию пользовалась Ким – высасывал остатки сил. Он мог бы оборвать связь, перекрыть все каналы, но это означало оставить ее без защиты, наедине с Сеп-хатти, который к концу зимы лютовал все сильнее.

Разъединение миров уже набирало силу. Оно не было похоже на мягкую поступь весны с ее звонкими капелями, полноводными ручьями и пожухлым серым снегом. Оно шло резко, с порывами ураганного ветра и надсадным гулом пробуждающейся земли.

Привычный облик долины стремительно менялся.

Снежная толща пошла трещинами. Многометровый белый полог, укутывающий долину долгих сто дней, начал таять, местами проседая и проваливаясь целыми пластами. То тут, то там на поверхность выныривали деревья, недовольно тряся опущенными голыми ветвями.

Ким натянула поводья, не в силах отвести взгляд от крылатой фигуры, спускающейся следом за ней, а потом со всей мочи пришпорила Лиссу. Та испуганно присела, задержалась на мгновение, а потом рванула прочь от темных скал. Ее форма, идеальная для переходов по ущельям, никак не помогала на угасающем снегу. Острые когти вспарывали хрупкий наст, и она проваливалась то по колено, то по брюхо.

– Давай же! – Ким скатилась на землю, чтобы облегчить вирте путь, – бежим!

В голове гремели слова старой йены о том, о что сторожевые камни с почерневшими от времени рунами – это та граница, которая разделяет миры в момент разрыва. И что крайне важно оказаться с нужной стороны от камней, иначе останешься там, где тебе не место. Разрыв ширился, стремительно приближаясь к граничным камням, жадно отъедая последние мгновения сопряжения Милрадии и Андракиса. Еще немного и они разойдутся до следующей зимы.

На ходу скинув тяжелый плащ, Ким продолжала бежать. Из последних сил, задыхаясь, ловя воздух пересохшими кубами. Она чувствовала яростный взгляд кхассера, прожигающий между лопаток, слышала, как его тяжелые крылья со свистом рассекали воздух. С каждым мгновением Хасс был все ближе, а шанс вернуться домой – все призрачнее.

Тем временем долина менялась, а вместе с ней спадал и защитный полог, укрывающий монастырь от чужих взглядов.

Хасс не поверил бы, если бы не видел своими глазами, как тяжелый остроконечный обломок скалы, выпирающий из земли прямо посреди холма, подернулся сизой дымкой и сквозь него начали проступать очертания здания. Сначала едва уловимые, похожие на галлюцинацию, потом все более явные. Там, где были темные проемы – он уже различал окна и двери, вместо острого обломка на самой вершине – покосившийся шпиль со звездой, заключенной в объятия полумесяца.

Снег продолжал утекать, обнажая покатые крыши строений поменьше – какие-то сараи, подсобные помещения, бани, склады… Дом с разбитым окном под низкой крышей.

Оттуда веяло жизнью, чужим дыханием.

Хасс чувствовал других людей. Много. Все это время они были здесь, прямо у него под ногами. На том самом месте, где он когда-то поймал Ким.

Еще он чувствовал белый яд. Густой, приторный, прикрывавшийся коварной сладостью запах гниения. Он стелился по земле, разливался по воздуху, заполнял собой все вокруг.

Ярость.

Именно это Хасс ощущал прямо сейчас. Дикую, безудержную, застилающую глаза красной пеленой.

Теперь он понял, как жителям долины удавалось столько времени скрываться от его людей. Он все понял.

Надо было поворачивать назад, возвращаться в Андракис, чтобы все рассказать императору, предупредить остальных. Но он не мог упустить Ким. Просто не мог. Не теперь, когда все встало на свои места.

Еще надеясь остановить ее, удержать со своей стороне разлома, он тяжело взмахнул крыльями, поднимая воздушный вихрь, наполненный снежными ошметками. Ударил ей в спину, сбивая на землю

Ким покатилась по снегу, но не остановилась и поползла на четвереньках. Отплевываясь от снега, не обращая внимания на содранные ладони.

– Лисса! – закричала она, и преданная вирта, сомкнув челюсти на плотном рукаве, рывком выдернула ее из снега и рванула дальше, буквально волоча девушку за собой.

До линии совсем немного. Считанные метры.

До Хасса чуть больше.

Он не успевал. Разъединение выкачивало из него силы с такой скоростью, что каждый взмах крыльев становился настоящим испытанием.

Не успевал.

Дальше все происходило одновременно.

Взмах крыльев в отчаянно попытке успеть, всхлип, оглушительный воздушный залп, от которого содрогнулась вся долина, и с вершины граничных скал покатились лавины.

Миры разъединились с громким стоном, освобождаясь друг от друга, скидывая чужие прикосновения и возводя нерушимые границы до следующей зимы.

Пригнув до самой земли гибкий голый ивняк, воздушный удар поднял волну на Сай озере, едва освободившемся от снежных оков, разбил стекла в монастыре. И выкинул на площадь перед ним Ким и оскалившуюся вирту.

***

Ким лежала на земле, раскинув руки и уставившись на яркое, по-весеннему голубое небо. Никаких серых туч. Низких, хмурых, готовых в любой момент разразиться беспросветным снегопадом, никакого завывания ветра. Настоящая весна.

С трудом вытащив старый брегет из-за пазухи она долго смотрела на циферблат, на котором уже отсчитывалось время до следующей зимы.

Все закончилось. Она вернулась. Успела. В последний миг несмотря на то, что Хасс ее преследовал.

Хасс…

Рядом завозилась Лисса. Хлопок оглушил ее, и теперь вирта, кое-как поднявшись на ноги, моталась из стороны в сторону, трясла головой, напряженно водила ушами. Ее форму сейчас было сложно определить. Не зверь, ни лошадь, ни кто-то еще. Все смешалось. Грива поверх острых шипов. Мягкий лошадиный нос и тонкие прорези змеиных ноздрей. Одну лапу венчало копыто, остальные – по три когтя.

В любой момент могли проснуться остальные, выбраться из своих миарт-танов, выйти наружу и увидеть ее.

– Лисса, – прохрипела Ким, с трудом садясь, – Лисса.

Та снова мотнула головой и, пошатываясь, подошла ближе.

– Тебе нельзя так, – голос не слушался, – нельзя быть в таком виде. Не здесь.

В звериных глазах непонимание.

– Тебя…заберут. Если узнают, кто ты. Убьют. Нельзя.

В ответ шипение.

– Нет. Лисса. Не справишься. Ты больше не в Аднракисе. Здесь все по-другому. Таких как ты тут нет. А все, что связано с тем миром местные, как бы это сказать помягче…недолюбливают, – невесело улыбнулась и почесала настороженной вирте между глаз. – Стань лошадкой, пожалуйста.

Лисса снова протестующе заворчала, но все-таки послушалась. С трудом превозмогая слабость, она приняла лошадиный облик.

– Никогда не меняй его, слышишь? Никогда! – Ким прижалась своим лбом к ее и гладила по мягкому носу, – оставайся всегда такой. Для твоей же безопасности. Мы придумаем что-нибудь со временем. Решим, как быть дальше.

Лисса тоненько заржала и тряхнула спутанной гривой.

– Молодец, девочка. Молодец.

Неунывающая вирта уже отошла и сосредоточенно щипала свежие побеги. При этом не забывала то и дело смотреть, на месте ли ее грустная хозяйка.

Прижимая руку к ушибленному боку Ким поднялась на ноги.

Монастырь Россы, все такой же уныло серый и удручающе мрачный, как и прежде, равнодушно смотрел на нее темными проемами разбитых окон. Идти в пустое здание, промерзшее за время зимы, не хотелось, поэтому Ким направилась к обители и дернула за проржавевшую ручку. Все еще заперто изнутри, но если прислушаться, то можно услышать сонные голоса, пробуждающихся послушниц.

Она опустилась на старенькие облупившиеся ступени и приготовилась ждать.

Первый раз в своей жизни Ким видела, как начинается весна в долине. Быстро, отчаянно, словно боясь не успеть. Там, где еще минуту назад чернела открытая земля, уже пробивались тонкие лучи подснежников и стелились свежие побеги огненной травы. На деревьях набухали почки и издалека, казалось, будто на ветви наброшена прозрачная, едва различимая зеленая вуаль. Озеро Сай привычно шелестело волнами, накатывая на песчаный берег, а по черным камням уже торопились деловые муравьи, прокладывая свои первые тропы.

Скоро с зимовки на южных островах вернутся певчие птицы, а пока только бойкие воробьи копошились на вскрывшихся грядках, выискивая пробудившихся жуков, да галки с голубями ходили по крышам, важно постукивая коготками по ржавым настилам.

Сердце болезненно сжалось, мешая нормально дышать, а взгляд сам искал светловолосого кхассера. Искал и не находил, проворачивая в груди острый шип разочарования. Почему ей не все равно? Освободилась, спаслась, вернулась домой. Чего еще желать? Между ними был целый год, до следующей зимы. За этот год все изменится и у нее, и у него. И следующей зимой она не проснется, не пойдет блуждать по пустынным снегам долины. Он ее не найдет…

Больно.

Ким осторожно приложила руку к отбитым рёбрам – во время разрыва она неудачно приземлилась на стылую все еще твердую землю. Да, определенно это ноют ребра, отдавая острым спазмом внутрь между легких в солнечное сплетение.

Когда за дверью послышались шаги, Ким вскочила на ноги и вытерла потные от волнения ладони о рубаху. Она так долго не видела знакомых лиц!

Раздался скрежет проржавевшего замка, ручка опустилась, и на крыльцо, сонно моргая и жмурясь от яркого солнца, вышла Харли, под руку со старой йеной.

– Ким? – удивилась она, оглядывая послушницу с ног до головы, – ужасно выглядишь.

– Спасибо, – девушка натянуто улыбнулась.

– Ты давно встала?

Слова застряли в горле. Глядя в строгие глаза наставницы Ким не могла заставить себя сказать правду, все внутри противилось этому.

– Я…

Харли нахмурилась, а старая йена, освободившись от поддержки выступила вперед, пристально всматриваясь в обветренное, усыпанное веснушками лицо послушницы:

– Ты была там? – старческий голос дрогнул, – была в Андракисе?

Харли недоуменно подняла брови:

– Йена, невозможно это…

Харли замолкла, когда хранительница монастыря остановила ее неожиданно властным жестом.

– Твой миар-так умер. Давно. Ты не спала. Ты была там.

Ким опустила взгляд, молча стащила с шеи старый брегет и протянула его старухе:

– Мне пришлось его взять. Простите, – прошелестела она.

– Сколько дней ты не спишь?

Под пронзительным взглядом светлых, почти прозрачных старческих глаз, Ким не смогла врать.

– Я проспала всего месяц, когда цветок перестал греть и усыплять…

– Неумеха, – рассердилась Харли, – вам всем говорили, что за миар-таном надо достойно ухаживать. Ты его запустила!

– Уймись, Харли, такое случается. Редко, но случается, – йена не злилась, наоборот задумчиво, даже с сочувствием смотрела на бледную, глубоко несчастную девушку, – Я хочу знать, что ты делала все это время. Кого видела, где была.

Перед глазами яркой вспышкой возникла насмешливая полуухмылка кхассера, воспоминания о том, что между ними было, прошлось острым хлыстом по оголенным нервам. О нем она говорить не хотела. Ни с кем. Это ее тайна, ее судьба, ее чудовище.

…Без которого с каждой минутой становилось все тяжелее дышать.

– Я проснулась, – начала она с трудом подбирая слова, но очередной взмах старческой ладони остановил признание.

– Не здесь. Не так. Я голодна, и хочу переодеться – дряблое тело дрожало в тонкой батистовой рубашке, – тебе тоже не помешает привести себя в порядок. Приходи через два часа в библиотеку, там и поговорим.

– Как скажете йена, – Ким склонила голову и отступила, пропуская со ступеней Харли и хранительницу монастыря.

***

На душе было не спокойно. Радость от возвращения почему-то так и не появлялась, наоборот становилось не по себе, и тревога все сильнее пульсировала в сердце.

Это место внезапно показалось ей чужим, неприятным. Даже мелькнула мысль, а зачем, собственно, она сюда так рвалась? Смотреть на серые стены хмурого монастыря? Слушать недовольное ворчание Харли? Вкалывать с утра и до ночи то в огороде, то на кухне? Вечерами сидеть у едва тлеющего камина и слушать скрипучий голос хранительницы?

Единственное светлое пятно – это Манила. Она не видела подругу с того самого дня, как выбралась из обители. Соскучилась. Хотелось как раньше забраться на пригорок среди березовой рощи, подальше от любопытных взглядов, разделить на двоих краюху свежего хлеба и поболтать.

Осталось только дождаться ее пробуждения. Это могло случиться и через пять минут, и ближе к вечеру, и через несколько дней. Все зависело от того, насколько долго миарт-тан будет держать свою подопечную в сладком плену. Поэтому Ким нехотя поплелась к главному зданию.

Монастырь встретил унылым ветром, бродящим по безлюдным коридорам, скрипом половиц, запахом пыли, сырости и запустения. Сквозь выбитые воздушной волной окна нерешительно скользили солнечные лучи, два воробья впорхнули внутрь и с громким чириканьем заметались под крышей, сметая пыльную паутину.

– Ким! – пророкотала Харли, – это твоих рук дело?

Она стояла возле вскрытого склада с запасами и гневно смотрела на следы присутствия.

– Да, – послушница подошла ближе.

– Как ты посмела! – возмущению наставницы не было предела, – какой беспорядок!

– Мне надо было где-то жить и что-то есть. Не для этого ли мы каждую осень заполняем комнаты запасами?

– Поговори мне еще, – Харли ее будто не слышала, переходила от одного вскрытого кувшина к другому и шумно вздыхала, – можно было обойтись малым.

– Я и так обошлась малым!

– Иди к себе! Скоро йена освободиться, будешь ей рассказывать свои сказки.

Возвращение в монастырь было совсем не радостным. Вместо теплого приема и сочувствия, она получила незаслуженный нагоняй, и от этого стало обидно. Почему Харли не спросила, как Ким удалось выжить, через что пришлось пройти? Почему ее больше волнуют припасы и целостность кувшинов, чем жизнь и здоровье послушницы?

Спустя два часа Ким нерешительно топталась на пороге библиотеки. Настроение было совсем на нуле, в сердце пульсировала непонятная заноза, и вдобавок ко всему появилось какое-то нехорошее предчувствие.

– Ким, я слышу, что ты там, заходи, – раздался старческий дребезжащий голос.

Больше прятаться не имело смысла

– Я пришла… как вы просили.

– Проходи, присаживайся – йена указала на серое кресло напротив себя.

Следом за ней в комнату пришла и Харли, недовольно сверкая темными глазами, из-под кустистых бровей. Она все никак не могла простить беспорядок в комнате с запасами.

– Рассказывай, что произошло зимой.

Ким тяжело вздохнула и, не отрывая взгляда от своих ладоней, начала говорить:

– Я проснулась на тридцатый день, потому что мне стало холодно. Мой цветок начал засыхать и сколько бы я ни пыталась, мне не удавалось его оживить.

Харли недовольно фыркнула, выражая свое отношение к неумелой послушнице.

– Продолжай, – подбодрила йена, – что было потом.

– Потом…потом мне пришлось выйти из Обители сна…

Ее рассказ занял почти полчаса. Ким пришлось рассказать обо всем. И о том, как выживала, и о том, как попалась в руки к завоевателям. О переходе через горы, о лагере, о побеге. Обо всем.

Утаила она лишь одно – правду о ней и Хассе. Это было личным, сокровенным. Это она оставила только себе.

После ее слов повисло молчание. Тяжелое, густое, наполненное тревожными ожиданиями.

– Ты же понимаешь Ким, что мы должны будем сказать стражам из Милрадии, что произошло.

Она пожала плечами

– Говорите, что такого… Я тоже самое повторю им.

Йена сокрушенно покачала головой

– Тебя заберут, Ким. Увезут из монастыря. В белую крепость. На допрос.

– В белую крепость? – Ким вскинула на нее испуганный взгляд, – Я что преступница?

– Нет, но… – хранительница не могла подобрать нужные слова, но тут ей на помощь пришла прямолинейная Харли.

– То, что ты видела и знаешь, может быть полезно для Милрадии. Поэтому тебя будут допрашивать, возможно даже записывать твои воспоминания с помощью кристаллов памяти. Неприятная процедура, но таков закон.

Ким чуть не закричала. Опять?! В Андракисе Хасс пытался сдать ее императору, чтобы тот достал из ее головы информацию про Милрадию, а стоило вернуться, как все перевернулось с ног на голову, и уже милрадским правителям нужны данные про Андракис!

Она просто послушница, на долю которой выпало внезапное приключение. Почему теперь каждый пытается залезть ей в голову и что-то узнать?!

– Я не хочу никуда ехать, – мрачно произнесла она.

– Боюсь, милая, это не обсуждается. Стражи уже в пути. Они всегда приезжают в первый день, чтобы узнать, как обстоят дела в долине. Не случилось ли что…

…Не проснулся ли кто-то посреди зимы, не видел ли завоевателей.

Ким больше не верила, что ежегодный визит стражей вызван лишь заботой об обитателях долины Изгнанников.

– Они уже распечатали проход в долину и вот-вот прибудут сюда, – бесстрастно сообщила Харли.

Что-то внутри екнуло, подмывая вскочить на ноги и бежать, пока не поздно.

– Не вздумай прятаться! Мы все равно заявим о тебе.

– Я в чем-то виновата?

– Нет, Ким, – мягко ответила йена, – мы ни в чем тебя не виним, но таковы правила. Проснувшихся и переживших зиму всегда забирают в столицу.