Одна зима на двоих 2

Глава 18

Ни Ким, ни Хасс, не проснулись, когда Манила зашевелилась под тонким одеялом, перевернулась с боку на бок и открыла мутные глаза. Жар дурманил голову, разрисовывал серые своды пещеры яркими и такими реальными видениями.

Она видела лето в родном крошечном Эйрине, приютившимся на берегу реки с двух днях пути от Асоллы. Жаркое и солнечное, наполненное запахом свежескошенной травы и ароматом спелой земляники. Видела поле, залитое васильковой синевой и желтыми всполохами лютиков. Видела темную кромку леса вдалеке.

Куда ни глянь – всюду бескрайние просторы, лазурное небо и свобода.

Она жадно вдыхала полной грудью, но никак не могла надышаться. На грудь давил невидимый груз, мешая легким работать на полную силу.

В бреду она скинула с себя одеяло, не замечая, как коварный холод тут же ухватился за голые руки.

Дышать стало легче, но теперь глаза не могли насмотреться. Мир вокруг был подернут серой дымкой. Сквозь зелень луга и белизну облаков пробивались уродливые контуры чего-то большого, давящего. Долго всматриваясь, Манила пришла к выводу, что это стены дома.

Точно, она в дому! Как можно было сразу не заметить дом?

Она тихо хихикнула и поднялась с уютной постели.

Ее тело было легким как пушинка и таким же прозрачным. Лучи солнца проходили сквозь него, практически не оставляя теней на деревянном полу. А те тени, что все-таки появлялись походили на ажурные облака и вели себя как живые, двигаясь отдельно от нее.

Это было так необычно и красиво, что она залюбовалась.

Волшебство! Магия, о которой шепотом говорили родители.

Маниле было семь, и она не понимала, почему в эти моменты у матери дрожал голос, а отец хмурился и молча смотрел на нее. Магия казалась ей чудом, прекрасным и восхитительным. Магия позволяла ей слышать ветер. Не просто слышать, а понимать, о чем он говорил.

Ласковый юный ветерок возле дома рассказывал о том, что на соседней улице пекарь приготовил булочки с сахарной посыпкой, или о том, что мальчишки снова затеяли драку возле старой водонапорной башни. Ветра постарше приходили из соседнего Харренса и приносили с собой вести с рынка и запах дегтя. Из Асоллы прилетал коварный смех сплетниц и шорох парчовых нарядов, с границы – звон мечей и чеканный шаг кованных сапог. Иногда из-за гор долетало что-то сладкое, дурманящее, навевающее фантазии о белых цветах, а еще реже острыми мазками проходился дремучий ветер, напоенный холодом и всполохами молний. Он набрасывался и тут же рассыпался осколками, заставляя ежиться и оглядываться по сторонам.

Ветер мог быть разным. Ленивым, кусачим, надменно-холодным и ласковым, словно котенок. Он мог поторапливать и наоборот задерживать, мог сердито воровать цветы из волос и мог утешать.

А если становилось скучно, то можно было протянуть руку и позвать его. Тогда он играл, весело подхватывая подол, цепляясь за косу и бросая в лицо капли росы.

Ей было семь. И ей было скучно.

Родители спали, а играть хотелось прямо сейчас. Так почему бы не поиграть с ветром? Надо просто позвать его, и он непременно придет. Только не дома, потому что тогда разобьются мамина любимая кружка, и она будет ругаться. Маниле было семь, она очень любила магию и совсем не хотела, чтобы мама ругалась. Поэтому на цыпочках, стараясь не будить остальных, вышла из комнаты.

Пошатываясь, она побрела к выходу из пещеры.

Она прошла по коридору, ведя пальцами по шероховатой стене. Пальцы чувствовали холод и неровности, но Манила была так увлечена идеей поиграть с ветром, что не обращала внимания на такие мелочи. Она позовет его сейчас, и он привычно откликнется.

Надо только позвать.

Она чувствовала внутри себя силу, едва заметную, тонкую, с прорехами и разрывами. Там, где раньше весело журчал задорный ручеек, теперь едва срывались крохотные капли.

Ей стало грустно. Что если ветер не услышит и не придет? Он же должен с ней поиграть. Ей так скучно!

Она вышла на крыльцо.

Яркие солнечные лучи били прямо в глаза, заставляя жмуриться и прикрываться ладошкой. Ветра не было. Она позвала его, но слабый голос тонул в удушливой тишине.

Запах сладости. Все дело в нем. Он уже перекрывал и свежескошенную траву, и сочную землянику и теплый аромат сосновой смолы из соседнего подлеска. В этой сладости было что-то неприятное и злое. Что-то, что заставляло еще сильнее желать свежего ветра.

Манила снова позвала. В этот раз громче, заставляя дрожать и натягиваться свою внутреннюю струну.

Она звала его раз за разом, но ветер молчал.

Может дело в том, что она слишком близко к дому? И эти шершавые стены отпугивают свободолюбивый ветер?

Надо сойти с крыльца.

Первая ступень, вторая, третья.

Осталась еще одна. Последняя.

На ее краю Манила замерла, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.

Предвкушение. Да именно так. Она чувствовала предвкушение.

Со счастливой улыбкой она посмотрела вперед, на светлый горизонт, расписанный перьями облаков, счастливо улыбнулась и шагнула с последней ступени.

Сердце ухнуло в груди, когда нога не нашла опоры.

Мир перевернулся, разорвался миллионом ярких вспышек и сбросил с себя видения, навеянные воспаленным мозгом.

Не было никакого дома и бескрайних полей. Не было ступеней.

Были только скалы, острыми пиками вгрызающиеся в небо, край обрыва и пропасть.

***

По ущелью раскатился пронзительный крик. Многократно отражаясь от равнодушных камней и усиливаясь, он спугнул стаю притаившихся горных куропаток и потревожил заснеженные вершины.

– Что это? – Ким вынырнула из уютного сна и с трудом открыла сонные глаза.

– Рыжая! – прохрипел Хасс, подрываясь на ноги, – где она?

Ким уставилась на пустую лежанку, где еще вчера вечером в бреду металась подруга. Сейчас там было пусто. Скомканное одеяло сиротливо валялось в стороне, потертые монастырские ботинки стояли там, где их вчера оставили.

– Манила!

Ким вскочила и тут же охнула, ступив босыми пятками на стылый пол пещеры. Ночью в объятиях Хасса было так тепло, что она начала забывать, где находится и как сурова реальность.

Она начала торопливо одеваться, путаясь и проклиная свою ночную лень, когда разморенная от ласк уснула на широкой мужской груди, решив, что одеться можно будет и утром.

Хассу было проще. Он обернулся и выскочил из пещеры.

На уступе было тихо и безмятежно. Вверх уходила узкая, почти отвесная тропа, по которой Манила бы точно не смогла подняться, вниз – тропа пошире и более пологая, просматривающаяся на десятки метров. Пустая. Окажись, девушка там – он бы увидел.

Оставался только обрыв над ущельем. Кхассер ринулся туда, уже понимая, что ничего хорошего жать не стоит. Там пропасть, настолько темная и глубокая, что не видно дна. Если упасть – верная погибель.

Он подлетел к самому краю, перегнулся, пытаясь хоть что-то рассмотреть внизу, но каменные стены терялись в непроглядной мгле. Девчонка упала туда, Хасс это чувствовал и был уверен, что спасать уже некого, но Ким…Она не простит если он не попробует.

Спускаться не хотелось – слишком узко, нет места для маневра, но все же он сложил крылья, чтобы не ободрать их об острые края и начал скользить вниз по склону, высекая когтями снопы искр из черных камней.

Искры смешивались с мерцающими крохотными снежинками, что неспешно кружились в воздухе и щекотали нос, оседая на усах белой вуалью. Хасс фыркнул, раздраженно сдувая их и до рези в глазах всматриваясь в тьму. Его собственная, та, что благодаря Ким теперь была под контролем, настороженно пульсировала в груди, предчувствуя опасность.

Каменный колодец становился все уже, и зверю приходилось плотнее прижимать крылья к спине. Еще немного, и спуск станет невозможен. Хасс уже был готов повернуть обратно, но чуткий слух уловил какой-то звук. Тихий, едва различимый, тонущий в завываниях ветра наверху.

Кхассер остановился, дождался, когда мелкие камни, сорвавшиеся из-под его когтей, пролетят вниз, гремя и отскакивая от стен, и прислушался. Сначала было тихо. Настолько, что он уже решил, что просто показалось, но потом снова услышал это. То ли стон, то ли плач. Горький, отчаянный. И снова затих.

Хасс начал снова спускаться. В этот раз аккуратно, останавливаясь, вслушиваясь, боясь пропустить.

Тихий всхлип сменился шепотом:

– Уходи! Оставь меня в покое! Мне холодно! Я просила тебя поиграть…а ты обманул. Ты злой!

О чем она говорит? А главное с кем?

Кинт медленно спускался ниже. Достиг самого узкого места, сквозь которое едва удалось протиснуться, и внезапно оказался под сводом широкой пещеры.

По ее стенам струились ледяные прожилки, а в них пульсировал свет. Потусторонне-голубой, будто живой, полный искр и цветных сполохов. Пола у пещеры не было, бездна продолжалась дальше, только теперь она уходила вниз не узким каналом, а широким колодцем, заполненным клубами черного тумана. Он манил, нашептывая что-то неразборчивое, мучительно сладкое, и тьма внутри зверя отзывалась, тянулась за ним.

Снежинок здесь было гораздо больше. Они кружились затейливыми хороводами, фонтанами поднимались вверх и рассыпались. Словно почуяв кхассера, они потянулись к нему – садились на шкуру, морозными узорами покрывали косматую гриву, слепили глаза. Хасс ударил крыльями, разгоняя холодное марево и устремился туда, где на крохотном выступе сидела Манила. Она привалилась спиной к стене, обхватила руками худенькие острые колени и раскачивалась из стороны в сторону, как безумная, повторяя только одно:

– Уходи. Уходи. Уходи.

От холода ее трясло, губы посинели, а на ресницах и волосах осел пушистый иней. Но она была жива и, не переломана, как того ожидал кхассер.

Некогда было разбираться, как так получилось. Шепот бездны становился все настойчивее. Он уже проникал в каждую клеточку, резонировал, сокращаясь одновременно со звериным сердцем.

Хасс подлетел к Маниле и приземлился рядом с ней, ухватившись когтями за выступ. Кажется, даже камни гудели и вибрировали от его прикосновения.

Манила подняла блеклый, растерянный взгляд и прошептала, едва шевеля непослушными губами:

– Ты тоже злой?

Кхассер тихо заурчал и потянулся к ней чтобы забрать.

– Не надо. Нет, – заплакала Манила, – я не хочу. Оставьте меня в покое.

Он не слушал. Подтянул ее к себе, подхватил одной палой, прижимая к могучей груди и снова взлетел, устремившись к узкому лазу, через который он сюда попал.

Под ним клокотал черный туман. Внутри него пульсировало голубое марево, раздавались приглушенные раскаты и треск, что-то полыхало, то тут, то там, озаряя пещеру яркими вспышками. В воздухе пахло снегом и грозой.

Хасс почти добрался до отверстия, когда все внутри перевернулось, и знакомое ощущение нахлынуло, сметая на своем пути все сомнения. На загривке дыбом встали волосы, из пасти сорвался дикий рев, от которого содрогнулись древние своды. Он посмотрел вниз. Туда, где снежный вихрь скручивался в тугую спираль, ширился, набирал мощь, втягивая в себя облака тех самых снежинок, подпитывался мерцающим светом голубых жил.

Это был Сеп-Хатти. И он проснулся.

Хасс протиснулся в узкий лаз, перехватил Манилу пастью, сомкнув зубы на худом плече. Укус – затянется, а вот из снежного бурана живым еще никто не выходил. Он начал карабкаться, так быстро насколько мог. Перескакивал с камня на камень, впиваясь когтями в неподатливые стены, жалея, что нельзя расправить крылья.

Снизу стонала пещера. Он слышал, как обваливаются камни, как трещит свод, из последний сил удерживая разрушительный ураган, и поднимался дальше. Где-то высоко маячил светлый проем выхода. Только бы успеть!

Ким была наверху. Распластавшись на животе, она лежала на самом краю обрыва и смотрела вниз, и сердце сжималось от страха и тревоги за кхассера и Манилу. В этой непроглядной бездне два самых дорогих человека на свете, и если с ними что-то случится, она не простит себе.

Сначала не было ничего кроме тьмы и тишины. Потом раздался какой-то шум. Будто, гора натужно вздохнула, и в лицо ударил по-зимнему холодный ветер. Ким отшатнулась от края, а когда вернулась обратно, увидела, как внизу, словно огромное чудовище клубиться пульсирующий сгусток.

А еще она увидела Хасса, карабкающегося наверх. И Манилу.

И они не успевали…

Вихрь, поднимающийся из недр драконьих скал, был быстрее. Он нагонял их.

– Хасс! – завизжала она, когда порыв ветра ударил, откидывая их от стены, – Хасс!!!

Ким кричала и кричала, пытаясь рассмотреть хоть что-то в ледяном буране, заполнившим ущелье. Она чувствовала, как челюсти вирты сжались на ее воротнике, но продолжала сопротивляться, цепляясь за край обрыва.

– Пусти меня! Пусти! Там Хасс! Манила!

Лисса не слушала. Она силой отволокла сопротивляющуюся хозяйку в сторону, затолкала за камень и рухнула следом, прикрывая ее своим телом. А спустя миг, ледяной, наполненный молниями столб Сеп-Хатти вырвался наружу и взметнулся до самых небес.

***

Сколько времени прошло, никто не мог сказать. Возможно, пролетела целая вечность, а возможно всего один лишь миг, за который Ким успела распрощаться с жизнью. Если бы не верная Лисса, она бы следом рванула, в ледяное нутро бурана. Потому что от одной мысли, что теперь она одна – ее чуть ли не вывернуло наизнанку и ничего не осталось кроме боли.

– Пусти меня! – Ким смогла выползти из-под вирты и теперь, давясь слезами, смотрела древнего стража, охраняющего границы Милрадии. На всякий случай Лисса держалась между ней и Сеп-Хатти, хотя больше всего на свете ей хотелось прижать уши, ощетиниться и броситься наутек.

Сеп-Хатти стоял на одном месте, и его смертельная непрерывно вращающаяся воронка то сужалась, то становилась чуть шире. Синела, наливаясь свинцовой тяжестью, потом скатывалась в призрачно-розовый и тут же расцветала голубыми вспышками.

Это было бы красиво, если бы не было так жутко.

Внутри, в самом сердце урагана виднелось темное пятно. Оно не извивалось в смертельном хороводе, не металось беспорядочно из стороны в сторону, а держалось строго по центру, а потом и вовсе начало приближаться. На боку стал надуваться пузырь. Как огромный нарыв он все напухал и напухал, а потом прорвался и с громким хлопком выплюнул на снег песочного зверя. Тот кубарем прокатился несколько метров и замер, уткнувшись мордой в сугроб.

– Хасс! – Ким и со всех ног бросилась в нему.

Кхассер с трудом поднялся на лапы, тряхнул гривой, пытаясь справиться с головокружением, потом пошевелил крыльями, чтобы убедиться, что они не сломаны. Он был потрепан, немного контужен, но никаких повреждений в себе не чувствовал. Рыжая девчонка, которую он умудрился удержать, все так же не приходила в себя, но была цела.

– Ты цел? – Ким судорожно вцепилась в его руку, – Цел?!

Ее голос дрожал, по щекам катились слезы, а глаза…Глаза открывали все, что творилось у нее на душе.

Зверь тихо заворчал, ласково толкнул ее носом в бок и хотел обернуться, но остановился, вовремя вспомнив, что после пробуждения не потрудился натянуть на себя даже штаны. Отстранился и в два прыжка скрылся в пещере, а обратно вышел уже полностью одетым.

Сначала он унес Манилу обратно в укрытие из старых одеял, потом молча сгреб Ким в охапку и прижал к себе, но взглядом неотрывно следил за Сеп-Хатти. Тот не уходил, не набрасывался, как это делал всегда, а вился на одном месте, наполняя ущелье грозовыми разрядами.

– Что с ним? – тихо прошептала Ким.

Хасс долго смотрел, пытаясь понять, что гудит внутри него самого и почему этот гул резонирует с Сеп-Хатти, и наконец произнес:

– Мы все делали неправильно.

– Я не понимаю.

Он тоже пока не до конца понимал. Осознание истины кружилось в голове, не позволяя себя ухватить. Дразнило, манило, подходя обманчиво близко и тут же насмешливо ускользало.

Кхассер отстранил от себя девушку:

– Стой тут.

– Не надо! – Ким попыталась его удержать, но куда там! Проще сдвинуть серую скалу, чем его.

Не торопясь, он подходил все ближе и ближе, пока переливающаяся цветными всполохами воронка Сеп-Хатти не оказалась совсем рядом. Ветер бил в лицо, миллионы колючих льдинок слепили глаза и царапали кожу, но Хасс стоял, позволяя себя рассматривать.

Да, Сеп-Хатти смотрел на него. Древний взгляд, скользил по мужской фигуре, изучал, искал страх и слабость, но их не было.

Потому что кхассер, наконец, понял.

Он протянул руку и аккуратно прикоснулся, чувствуя не только холод, но и что-то еще. Пульсирующий отклик, так похожий на биение его собственного сердца, и тьма в его глазах кружила, повторяя яростный танец стихии.

– Хасс, – прошептала Ким, – почему он не трогает тебя?

Кхассер ответил не сразу. Он отнял руку, посмотрел на побелевшую ладонь, каждую линию на которой повторял льдистый узор, и тихо произнес:

– Потому что… это мой Сеп-Хатти.

Вся разрушительная мощь бурана, его ярость и злость, безраздельно принадлежали кхассеру. Он чувствовал их покорность и готовность сорваться по первому же приказу.

– Почему…

– Потому что ты со мной.

Ким покачала головой, не в состоянии понять и принять этот ответ. Она простая девочка из монастыря, разве может ее присутствие совладать с непокорной стихией?

– Он не прощает слабости, а мы никогда не приходили в долину полностью восстановленными.

Все оказалось так просто. Кхассерам не хватало сил, чтобы приять первородную связь с Сеп-Хатти. Они лишь чувствовали его приближение, не понимая, что перед ними не враг, а древний союзник. А маленькая хрупкая Ким дала ему силу, которой он никогда прежде не знал, первородный камень напитал до верху.

Сейчас они были на равных.

Звериная сущность довольно урчала, а сам кхассер улыбался. Теперь он знал, что надо делать:

– Собирай вещи, Ким. Мы отправляемся домой.

Она не стала задавать лишних вопросов и молча убежала в пещеру. Только бросила на ходу:

– Лисса!

Вирта покорно последовала за ней, и терпеливо ждала, пока к седлу примостят свернутые одеяла и другие не хитрые пожитки. Она нервничала, переступала с ноги на ногу и фыркала, недоверчиво посматривая туда, где ярился ураган.

– Мне тоже страшно, но я верю ему, – твердо сказала Ким и ободряюще провела ладонью по чешуйчатому носу, – все будет хорошо.

– Готова? – на входе появился кхассер. Его янтарные глаза полыхали от нетерпения. Он предвкушал. Жадно, трепетно, словно вернул себе то, что давно было утрачено.

– Да.

– Нам пора.

Он помог пристроить Манилу на спине у Лиссы, взял в одну руку поводья, во вторую – дрожащую ладонь Ким.

– Не бойся.

Она пыталась быть смелой, но все равно зажмурилась и сдавленно охнула, когда они подошли к краю обрыва, и Хасс твердо шагнул в бушующий ураган.

Мир вокруг закрутился с неимоверной скоростью. Где верх, где низ – не разобрать. Ее швыряло, крутило, глаза слепили миллионы всполохов и разноцветных искр, в ушах гремели нескончаемые раскаты грома. Единственное, что было твердо и незыблемо в этом вертепе – теплая ладонь кхассера, уверенно сжимающая ее пальцы.

Не успела Ким опомниться, как ее подбросило и с силой швырнуло на землю, а когда она немного пришла в себя, то увидела перед собой сияющее на солнце снежное плато, а чуть впереди, едва выделяющееся на общем фоне марево зачарованного перехода.

– Давай, Ким. Нам туда.

Проваливаясь по колено в снегу, не обращая внимание на холод и промокшую одежду они шли к нему. Перепуганная вирта, перемешавшая все свои облики, пошатываясь плелась следом за ними. Передние копыта проваливались в снег, на конце змеиного хвоста задорно торчала лохматая кисточка, редкая грива пробивалась поверх плотной чешую, покрывающей длинную шею.

Они шагнули в портал друг за другом и спустя мгновение выпали на зеленую сочную траву. Было тепло. В воздухе кружили толстые шмели и пестрые бабочки, а над ними синело яркое небо Андракиса.