Давление в корпусе нарастало с каждой секундой. Металл стонал, словно живой организм, готовый вот-вот не выдержать бешеной нагрузки. Иллюминаторы искажали изображение, превращая морскую тьму в причудливые узоры. Крылов, бледный как смерть, лихорадочно перебирал рычаги управления. Его пальцы скользили по тумблерам, и я слышал, как он шепчет себе под нос: черт побери…
— Алексей Николаевич, что можно сделать? — встревоженно спросил я.
— Остался последний шанс. Ручной механизм аварийного сброса балласта. Но, черт побери, его заклинило! — ответил он без паники, но с заметной тревогой.
Профессор потянулся к массивной рукояти, укрепленной в центре панели управления. Его руки дрожали. Он снова и снова пытался провернуть механизм, будто собирался победить металл одной упрямой волей.
— Смотрите, там у правого борта есть запасной клапан! — показал Никита рукой.
Я бросился к указанному месту и в полумраке батискафа разглядел небольшой вентиль.
— Только осторожно, ради бога! — сказал Крылов. – Один неверный поворот — и нас выбросит к чертовой матери на поверхность слишком резко, чтобы мы смогли при этом выжить.
Собрав все силы, я начал медленно проворачивать вентиль. Сначала ничего не происходило, затем послышалось шипение. Балластная вода стала покидать цистерну. Батискаф, словно нехотя, начал подниматься. Крен постепенно уменьшался, давление стабилизировалось.
Чуть больше часа мучительного подъема и мы наконец увидели свет. "Святогор" уже спешил на помощь, спуская спасательную шлюпку. Когда люк распахнулся, нас встретили встревоженные лица команды. Подъем батискафа на борт занял еще около получаса.
Скоро в кают-компании стало шумно. Нас, продрогших и мокрых, немедленно усадили за стол — пить горячий чай с лимоном и медом.
Кузьмич принес сухие вещи и заставил переодеться, но ему никто и не возражал.
Андрей Васильевич, капитан "Святогора", оглядев нас, сказал: — Ну что, господа, вы подарили всем нам незабываемые минуты. Слава Богу, что при этом остались живы сами.
Мы переглянулись с Крыловым. Это действительно было очень страшно. По сути, мы играли с самой смертью.
— Этот опыт бесценен: мы узнали слабые места аппарата и теперь понимаем, как все исправить. Это не провал, господа, это шаг к успеху! — произнес Крылов.
Я посмотрел в иллюминатор и мысленно выругался. Сегодня мы стояли всего в одном шаге от гибели. За стеклом распростерлось спокойное море, будто и не было никакой смертельной угрозы.
— Знаете! — сказал Никита, — а я ведь почти не боялся. Только злился, что все может вот так глупо и внезапно кончиться!
Все посмотрели на него серьезно, а потом разом расхохотались. Ржать начали абсолютно все, кто был в кают-компании в тот момент. Этот смех стал лучшим доказательством того, что мы действительно выжили. В помещении становилось теплее — не только от самовара, но и от дружеского гомона.
Впереди нас ждала уйма работы по анализу происшедшего, но сейчас можно было позволить себе выдохнуть. Крылов, прихлебывая чай, уже делал пометки в блокноте. Мысли об улучшении конструкции батискафа не покидали его голову даже в такую минуту. Эксперимент по погружению, едва не ставший последним, завершился. И вместе с тем начался новый этап покорения морских глубин.
Вечером этого же дня "Святогор" вошел в гавань Кронштадта. Город встретил нас промозглой, пронизывающей сыростью. Суета на причале, суровые лица портовых рабочих — все это казалось теперь каким-то обыденным после того, что мы пережили.
Несколько инженеров, не входящих в нашу команду, с тревогой и одновременной надеждой встретили нас. Крылов выглядел уставшим, но собранным. В своем кабинете он разложил чертежи и начал подробный разбор произошедшего, в котором участвовали ключевые специалисты, занимающиеся батискафом.
— Господа, я проанализировал данные. Ситуация была критической, но благодаря выдержке и находчивости мы получили бесценный опыт. Прежде всего, необходимо усилить конструкцию иллюминаторов. Заменим крепление и добавим дополнительные стальные кольца вот здесь и здесь. — он сделал пометки на чертежах.
— На это уйдет примерно две недели, чтобы после изменения провести испытания. Дальше! Необходимо провести полную ревизию системы аварийного сброса балласта. Предлагаю установить дублирующую систему с ручным управлением и независимым приводом. На это потребуется около трех недель.
— А что насчет основной проблемы — деформации корпуса? — уточнил я.
— Здесь сложнее. Надо провести дополнительные расчеты. Возможно, усилить некоторые элементы каркаса. Потребуется вновь заказывать на заводе новые детали.
Никита, глядя на происходящее, спросил: — Когда мы сможем повторить наши испытания?
Крылов, тяжело вздохнув, ответил: — Не раньше, чем через два месяца. И должен вас предупредить: в следующих погружениях я настоятельно рекомендую вам не участвовать лично. Теперь, когда мы знаем слабые места, лучше отправить других испытателей.
— Но мы заинтересованы в успехе проекта больше всех!
— Именно поэтому ваше участие и недопустимо. Вы нужны проекту живыми и здоровыми. Слишком много других задач у вас, которые требуют внимания! — категорично отрезал Крылов.
В кабинете повисла тяжелая пауза. Мы понимали, что профессор прав, и не стали возмущаться. Крылов подозвал к себе инженеров и еще раз обозначил план:
— Итак, иллюминаторы — две недели, модернизация системы сброса — три недели, испытания на мелководье — две недели.
— Хорошо, Алексей Николаевич, — сказал Никита. — Мы принимаем ваши решения и будем следить за ходом работ.
Профессор заметно расслабился, когда понял, что мы не настаиваем на повторном участии в погружении.
— Благодарю за понимание. Я буду сообщать о прогрессе и обещаю, что, когда аппарат будет готов к глубоководным испытаниям, вы первые об этом узнаете.
Мы попрощались с Крыловым, оставив его наедине с чертежами, расчетами и инженерно-техническим составом, занятым работой над батискафом. Кронштадт уже готовился ко сну, а мы отправились в Петербург. Мысли все равно возвращались к «Нептуну», который сейчас стоял в сухом доке, ожидая своего преображения, и к тому дню, когда мы вновь сможем бросить вызов морским глубинам.
Примерно через неделю после того, как завершились неудачные испытания батискафа, мы получили записку от Ростовцева. Михаил Иванович просил срочно приехать в университет. Никита занимался делами на заводе, контролируя изготовление деталей для батискафа.
А Лёха, как уже повелось, почти всё время пропадал в Белом Ветре, тренируя бойцов. Мы ведь взяли ещё новое пополнение, пришлось добавить пару казарм, и сейчас по факту ещё сотня мальчишек проходит ту же программу. Наши старые ребята, помимо собственных занятий по очереди, выполняют роль инструкторов. Вот Лёха и держит под присмотром всю эту катавасию, творящуюся в приюте. Поэтому к Ростовцеву отправился я один.
В лаборатории Михаил Иванович встретил меня с непривычной для него взволнованностью.
— Илья, у меня важные новости! Мы не можем больше откладывать нашу экспедицию. Каждый день промедления может стоить нам упущенной возможности.
— Михаил Иванович, но ведь батискаф только-только начнут готовить к испытаниям. Вы же в курсе того, что у нас произошло в последний раз?
— Да, конечно. Я был у Крылова три дня назад, он подробно обо всём рассказал. Но поймите, действовать нужно оперативно. Нам надо успеть до августа прибыть на место — это будет самое благоприятное время для исследований у Канарских островов.
— А как же испытания аппарата? Мы не можем рисковать жизнями — сказал я.
— Не беспокойтесь, Илья. Я переговорил с Крыловым. Он обещает завершить все проверки к началу — максимум к середине июля. Уверяет, что этого времени должно хватить для окончательных испытаний, а также подготовки запасных частей и необходимого оборудования, которые могут понадобиться в процессе экспедиции. И вы в курсе, что он сам намеревается отправиться с нами?
— Нет, впервые слышу, — ответил я. — А что насчёт погоды? Насколько безопасно проводить исследования в этот период?
Ростовцев посмотрел на меня и спокойно сказал: — Я изучил все доступные метеорологические данные по тому району. С августа по октябрь — идеальный период. Во-первых, море спокойное, минимальная вероятность штормов и отличная видимость под водой. Ну и температура — самая подходящая для работы.
— Да уж! — хохотнул я. — Не сравнится, наверное, с Балтикой.
— Это точно! — усмехнулся Ростовцев.
— Ну что ж, я обговорю ещё раз этот вопрос с братьями и Крыловым. Что нам ещё нужно для экспедиции?
Именно поэтому я вас и пригласил. Давайте набросаем предварительный план. Смотрите: если в июне удастся подготовить судно и команду, то в июле вы проводите финальные испытания батискафа. А в начале августа отплываем. К середине — концу августа прибываем и сразу начинаем исследования.
— Что ж, звучит разумно! Но переменных много. Надо всё ещё раз тщательно просчитать.
— Полностью с вами согласен, Илья. Предлагаю собрать совещание через неделю. К тому времени я подготовлю общий план экспедиции. Нужно окончательно определиться с маршрутом, составить список снаряжения, утвердить участников и прикинуть график исследований. Вы понимаете: координаты, которые я получил, — приблизительные, и мы до конца не знаем, с чем столкнёмся на месте.
Мы договорились встретиться через неделю, чтобы обсудить детали.
На обратном пути я размышлял, что планы вновь придётся корректировать. Недавно казалось, что до экспедиции далеко — мы ведь решили готовиться к ней почти сразу после возвращения из Африки. А теперь она уже маячит на горизонте и требует немедленных действий.
Обсуждать с братьями этот вопрос не было необходимости. У нас одна голова на троих. Нужно продумать всё и тщательно подготовиться. И убедиться, что батискаф не поведёт себя как консервная банка, а будет готов к сложной миссии.
Мы с Лёхой сидели в кабинете у Сосо — на заводе Кулагина, где он давно уже обосновался. Утро выдалось теплым, чувствовалось приближение лета. В кабинет вбежал Гудков:
— Прибыл незнакомый человек. Просится к Иосифу.
Мы переглянулись с Сосо, и я велел пустить его.
— Добрый день, господа! — поздоровался с нами сухощавый мужчина с обветренным лицом. — Леонид Ветров, я прибыл из САСШ от Джона Смита. Он просит вашей помощи.
Дзержинский, что был в кабинете, приподнял бровь. Он был осведомлён о нашей работе с зарубежными компаниями: управление активами мы, по сути, передали Иосифу, и они уже самостоятельно работали с нашими агентами. В том числе сами планировали закупки за границей через их них. Кто такой Джон Смит, Андрей Феликс прекрасно знал.
— Что-то серьёзное? Раз Джон прислал гонца через океан? — спросил он.
— Да. Проблемы очень серьёзные! — ответил гость. — Последние полгода на мистера Смита оказывается давление. В Чикаго определённые круги — бандиты из группировки Колосимо — требуют долю от прибыли автомобильного завода Форда и Кока-Колы. Джон пытался договориться, но они не идут на компромисс. На предприятие Форда уже были наезды: избивали рабочих, мастеров. Если так продолжится, скоро начнут жечь цеха.
— Какие у них намерения? — уточнил Никита.
— Они говорят прямо: будут поджигать склады, нападать не только на рабочих, но и на управленцев. Сыплют угрозы семье. Непонятно — хотят вытеснить компанию или провести её захват. Требования таковы: тридцать процентов от всех прибылей, плюс полный контроль над сбытом продукции и расстановка своих людей на ключевые позиции.
— Последствия, если мы не вмешаемся, будут очень серьёзными для нас! — сказал Иосиф.
— Именно! — подтвердил Леонид Ветров. — Есть риск полного поглощения бизнеса мафией, уничтожения связей, остановки производства на заводах. Возможно физическое устранение Смита — он сам этого не исключает.
В кабинете повисла тишина.
— Нужно действовать решительно! Предлагаю отправить Андрея Лихачёва и два десятка бойцов! — сказал Дзержинский. — Думаю, они справятся.
— Согласен! — кивнул Иосиф. — Андрей знает, как работать в подобных условиях. Нужно действовать тихо и обойтись без лишнего шума. Чем меньше внимания мы привлечём к этому делу — в Америке, да и у нас — тем лучше.
— Я отправлю телеграмму Джону и предупрежу, что скоро прибудут наши люди. На месте необходимо обеспечить прикрытие. Леонид, вы отправитесь вместе с ними! — сказал Никита.
— Конечно! Очень хорошие новости! — облегчённо выдохнул гость.
— Андрей займись подготовкой к выезду немедленно. Лихачёв должен прибыть в Чикаго максимум через три недели. К этому времени нужны все документы и поднять связи на месте. Свяжитесь со Смитом — пусть готовит встречу. — сказал я.
— Хорошо. Я возьму на себя организацию переброски группы и маршруты прикрытия! — ответил Дзержинский-Михалковский.
— Не переживайте! — добавил Иосиф. — Финансовые вопросы мы урегулируем. А Джон на месте разберётся с властями по документам.
Когда посланник ушёл, Иосиф задумчиво произнёс: — Если не остановить мафию сейчас, они захватят весь наш автомобильный бизнес в Америке. Этого нельзя допустить. Мы рискуем потерять очень ценный актив.
— Не переживай, Сосо. Группа Лихачёва справится. У ребят есть опыт с подобными элементами. Да и в целом командировка станет для них отличным испытанием! — сказал я. — Надо сохранить наш бизнес в Америке. Если Смита устранят — потеряем множество связей.
Решение было принято, и операция по защите наших интересов в САСШ началась. Тогда ещё никто из нас не подозревал, насколько серьёзным окажется противостояние с американской мафией и какие последствия оно повлечёт для нас в будущем.
Наконец-то группа Андрея Лихачёва отправилась в Америку — быстро, но без лишней суеты. Дела с доработкой батискафа шли по плану.
Сегодня, в тёплый майский вечер, в нашем доме в Шувалово — праздник. Пространство наполнилось весёлыми голосами и радостным смехом. Во дворе расставили длинные столы, женщины украсили их цветами. Солнце мягко пригревало гостей, а ветер приносил весенние ароматы. Повод был особенный — родился третий ребёнок в семье Машки и Иосифа. Племянника назвали Ильёй, в честь меня. Может статься, это станет новой традицией в нашей большой семье.
Во дворе у мангала уже колдовал Сосо. Там стоял аппетитный запах жареного мяса. Он ловко управлялся шампурами и на сей раз никого не подпустил к маринаду. Андрей-Феликс помогал — резал овощи к шашлыку. Наша мама хлопотала на кухне вместе с Анисимом; мы с Лёхой доводили до ума плов, который уже источал пряный аромат. Анисим то и дело сбегал от матушки, заглядывал к нам, улыбался, сыпал шутливыми советами, вспоминал, как мы когда-то устраивали посиделки в Прилукской, в Забайкалье. Эх, давненько это было.
За столами собрались все близкие. Машка с Иосифом и их трое детей. Санька с Олегом — тоже семья крепкая, шумная. Нгуен Тхимай с мужем и новорождённой дочкой. Кузьмич, Дмитров — он же Кржижановский. Гудков с молодой супругой. Расторгуев и Томских с семейством.
После обеда выбрались на лужайку: дети играли в салки, взрослые прогуливались по саду. Для разнообразия сегодня мы позвали двух музыкантов — они придали вечеру живую, праздничную атмосферу.
Кто-то предложил потанцевать. Сосо оказался прекрасным танцором, отплясывал лезгинку так лихо, что всем стало весело. Мы с братьями поддержали его, а потом осушили по бокалу хорошего грузинского вина.
Расторгуев, Анисим и Гудков разговорились о новых изобретениях, увязли в обсуждениях — не могли отвлечься от работы даже здесь, на празднике. Тянули меня за рукав, спорили об усовершенствованиях в конструкции автомобилей, прикидывали узлы, распределение веса и надёжность.
Особое внимание было уделено маленькому Илье. Все с умилением смотрели на новорождённого, поздравляли счастливых родителей. Мы с братьями подарили семейству Джугашвили изысканный серебряный сервиз. Как-то незаметно вечер перетёк в пение.
Нгуен Тхимай удивила всех необычным вьетнамским напевом. Потом мы всем миром затянули русские народные песни. И тут, сам не знаю, что на меня нашло, но захотелось выступить с братьями. Мы шагнули вперёд, переглянулись — и понеслась:
По дороге ночной гармонь заливается.
Девки ходят гурьбой, милым улыбаются.
Ночь такая замечательная рядом с тобой.
Песня русская мечтательная льётся рекой.
От Волги до Енисея ногами не счесть километры
Россия, моя Россия, от Волги до Енисея.
Не сказать, что голос у нас выдающийся, но слова, наполненные любовью к Родине, заставили всех притихнуть. Даже Дзержинский, обычно сдержанный, не смог скрыть эмоций. Сосо кивал одобрительно, а после гонялся за нами, требуя записать ему текст. Кузьмич не выдержал и подхватил припев, к нему присоединились остальные гости. Песня объединила всех — и русских, и грузин, и вьетнамцев, и поляков. В ней звучало то, что было дорого каждому из нас.
Когда стемнело, зажгли фонари и костёр. Кузьмич рассказывал забавные истории из своей солдатской молодости — хохот стоял до слёз. Кржижановский, он же Дмитров, делился планами развития предприятий и коллективных хозяйств: рассказывал живо, толково, увлекательно — слушали его внимательно, порой перебивали вопросами. Праздник продолжался до глубокой ночи.
Прощались тепло, обнимались, обещали чаще собираться вот так, вместе. В последнее время редки такие минуты — беречь их надо. В воздухе витало ощущение единства и силы, той связи, что есть между нами и всеми этими людьми. Дом наш постепенно затих. Гости ушли, но я уверен: все ещё долго будут вспоминать этот день. Он останется примером того, как разные люди становятся одной большой семьёй — объединённой не только радостью рождения нового человека, но и дружбой, поддержкой и общей идеей, которая нас объединяет.