Одинаковые. Том 5. Атлантида

Глава 18. Чёрный Куб. Миссия выполнима

Гул, который мы услышали после того, как я дёрнул рычаг, не стихал. Напротив, он нарастал, превращаясь из низкого рокота в грохот, словно где-то рядом заработали гигантские шестерёнки древнего механизма. Звук шёл не из этого зала, а извне, через арочный проход, ведущий к батискафу.

Я бросил взгляд на постамент. Три диска, которые мы с таким трудом установили, бесследно исчезли. Провалились вглубь конструкции или еще чего — теперь это не имело значения. Вернуть их было невозможно. Задача была выполнена, и механизм, чью цель мы пока не понимали, пришёл в движение.

— Выходим. Сейчас! — мысль, родившаяся у меня, была тут же подхвачена Лехой.

Воздух в скафандрах был на исходе. По расчётам, с учётом повышенной физической нагрузки, у нас оставалось не больше 20 минут, чтобы добраться до «Нептуна», герметизировать люк и начать подъём.

Мы бросились назад, к лазу с символом треугольника. Проползли его, почти не задевая стены, и вывалились в следующий зал. Здесь гул был уже оглушительным, давящим на барабанные перепонки даже через скафандр. Мы рванули к главной арке, ведущей в обширное пространство, большой зал или площадь, как ее назвал Ростовцев, — туда, где оставили батискаф.

И замерли на пороге.

Центральный зал преобразился. Раньше он был пустынным, если не считать рядов странных колонн и барельефов на стенах. Теперь же по самому его центру, прямо перед нашим «Нептуном», возвышалась массивная пирамида. Она будто выросла из пола, вытеснив плиты своей безупречной кладкой. Её грани, составленные из уступчатых ярусов, напоминали гигантскую лестницу, ведущую к вершине. Пирамида продолжала медленно, но заметно расти, и мы увидели, как её верхушка поднимается до высоты примерно трёх метров, затем четырёх, пяти… Рост прекратился, когда она достигла 6 метров, и гул начал стихать, переходя в низкое, мощное гудение, исходящее от самого сооружения.

Именно этот звук мы и слышали. Он исходил от пирамиды, наполняя зал вибрацией, которую я чувствовал всем телом.

Но самое интересное было на её вершине. Туда, на последний ярус, вела та самая «лестница», и на макушке стояло нечто. С нашего расстояния трудно было разглядеть детали, но он напоминал куб, примерно полметра в высоту, ширину и глубину. Матовый, тёмный, он казался инородным телом на этой конструкции, конечной целью всего этого грандиозного действа.

— Артефакт. Ключ. Или что-то ещё, безусловно важное! — пронеслось в нашем общем сознании. Соблазн был велик. Подняться по этим ступеням и забрать его.

Но тут же, как ледяной душ, пришло осознание реальности. Резерв кислорода. Красная черта, за которой — смерть. Мы не успеем. — К батискафу. Сейчас же! — Леха уже сделал первый шаг в сторону «Нептуна». Я бросил последний взгляд на загадочную пирамиду, впитывая картину в память. Мы, возможно, нашли то, что многие века называли Атлантидой, сумели запустить её механизм. И остался практически один шаг. Чёрт побери!

Развернувшись, мы побежали к нашему аппарату, оставляя за спиной гудящую пирамиду и новый вопрос, парящий в 6 метрах. Каждый шаг в тяжелых скафандрах отдавался в висках гулом. Сердце будто пыталось вырваться из груди. Леха первым добрался до корпуса «Нептуна» и отчаянно постучал шлемом по бронированному иллюминатору.

Изнутри мелькнуло испуганное лицо Ростовцева. Он был один в стальной капсуле. Через секунду раздался щелчок наружных запоров. Люк шлюзовой камеры, едва вмещающей двух человек, с шипящим звуком приоткрылся. Мы втиснулись в тесное, заполненное водой пространство, едва успев захлопнуть тяжелую дверь за собой.

— Задраить! — отдал я Лехе мысленный приказ.

Брат, стоявший ближе, закрутил маховик. Теперь мы были в камере размером со шкаф.

Через толстое стекло внутреннего люка было видно, как Михаил Иванович, бледный как полотно, схватился за рычаг ручной помпы. С лязгом заработал механизм. Вода в камере начала медленно убывать. Мы стояли, тяжело дыша, слушая, как булькает уходящая за борт вода, и чувствуя, как с каждой секундой на нас давит вес скафандров, уже не поддерживаемых выталкивающей силой.

Казалось, это длилось вечность. Наконец, вода схлынула ниже колен, потом до щиколоток, и, наконец, последние лужицы стекли в дренажные отверстия. Воздух в камере был влажным, спертым, но это был воздух.

Только тогда Ростовцев изнутри отдраил внутренний люк. Мы молча, синхронно, скинули тяжелые шлемы, глотнув желанного воздуха. Потом принялись отстегивать баллоны. Снаряжение с глухим стуком упало на решетчатый пол отсека. Теснота батискафа, заставленного приборами, стала еще ощутимее.

Михаил Иванович смотрел на нас вытаращенными глазами.

— Братцы! Что… что там было? — выдавил он. — Я услышал какой-то гул, вибрацию… Думал, свод рухнет и похоронит вас! Сижу тут, как прикованный, и жду… Не знаю, что делать!

— Почти так и вышло, — Леха провел рукой по лицу, смахивая соленую воду. — Там, в центре зала, прямо из каменного пола выросла пирамида около 6 метров в высоту. А началось это когда мы диски наши разместили в пазах, ну и нажали на появившийся рычаг. Похоже это был ключ запуска всего механизма.

Ростовцев слушал, затаив дыхание, его взгляд метался от меня к Лехе: — И что же это было? Колонны? Статуи? Что там с этой пирамидой не так?

— Нет! — я покачал головой, пытаясь подобрать слова. — Там куб. Идеальный примерно со стороной 50 см. Сейчас он на самой верхушке этой конструкции почти под самым потолком купола.

Лицо ученого озарилось неподдельным восторгом, смешанным с жадным любопытством.

— Возможно это и есть то, что мы искали! Надо его забрать! Обязательно забрать!

— Забрать? — мысленно, я и Леха одновременно оценили абсурдность этой идеи. — Михаил Иванович, ты слышал? Эта штука едва не раздавила нас! И воздуха у нас оставалось в обрез! Чудом вообще, что мы вернулись.

— Но представьте, какое это колоссальное открытие! — не унимался Ростовцев, жестикулируя в тесноте. — Мы обязаны его изучить!

— Изучить — да. Но не ценой жизни, — мысленно парировал я. Внешне же я тяжело вздохнул и посмотрел на Ростовцева с легкой ухмылкой, стараясь сбросить напряжение.

— Представляю, как ты тут перепугался, Михаил Иванович. Сидишь один в этой консервной банке, слышишь гул, а мы не возвращаемся. Вот бы ты решил, что нам конец, и рванул наверх, к «Святогору». А мы бы тут остались, с последними глотками воздуха.

Леха фыркнул, и по его лицу пробежала тень улыбки. Ростовцев сначала смутился, потом тоже неуверенно рассмеялся. Смех был нервным, срывающимся, но он помогал вытеснить из тела остатки страха.

— Ну, я бы, конечно… — забормотал ученый. — Но все же, этот куб… На высоте 6 метров, говорите?

— Да, — я кивнул, возвращаясь к главному. — Черный куб. Стоит на вершине пирамиды.

— Третий же акваланг у нас есть! — вдруг сказал Ростовцев, кивая на запасной комплект, закрепленный у стенки. — Если пойти одному… Воздуха должно хватить. Просто подплыть, закрепить трос и дать сигнал. Его лебедкой подтянуть можно. Давайте парни теперь я пойду!

Тут уж мы с Лехой не сдержались и расхохотались, представив как этот ученый, неизвестно когда в последний раз занимавшийся физкультурой полезет на 6-метровую высоту. Ростовцев не обиделся, сам поняв комичность картины, и мы втроем поржали.

Идея была опасной. Но от вида куба невозможно было просто так отказаться. Да и не факт, что мы сегодня успеем сделать ещё одно погружение на батискафе. А завтра кто его знает, может «Лафайет» уже наведается в гости.

— Ладно, — мысленно взвесив все, я принял решение. — Попробую. Но только я. Один. Быстро. И, надеюсь, очень без шума и пыли.

Я проверил клапаны на свежем баллоне, пристегнул пояс с инструментами, взял бухту троса, которую снаружи нужно было прицепить к небольшой ручной лебедке, приводимой в действие из «Нептуна». Леха помог надеть шлем, его взгляд был красноречивее любых слов. Он чувствовал ту же тревогу, что и я.

— Не геройствуй, — мысленно прозвучало его предупреждение. — цепляй — и сразу назад.

— План такой и есть, — мысленно ответил я, поворачиваясь к люку шлюза.

Ростовцев что-то говорил мне вслед, какие-то напутствия, но я уже почти не слышал. Весь мой фокус был там, за иллюминатором, в темноте. Я сделал последний глубокий вдох воздуха из батискафа, захлопнул за собой внутренний люк и начал процедуру затопления шлюза. Третий выход в «открытый космос» за день, твою мать!

Я выбрался из батискафа, цепляясь за скользкий корпус. В руках — прочный трос с карабином на конце. Лебедка на «Нептуне» имела ручной привод изнутри и была готова к работе. Однако сначала предстояло добраться до вершины пирамиды. Вода вокруг была почти непрозрачной, и лишь прожекторы батискафа выхватывали из мрака гигантские каменные блоки.

Каждый шаг давался с трудом. Скафандр сковывал движения, а давление на глубине напоминало о себе постоянным гулом в ушах. Пирамида оказалась выше, чем казалось с первого взгляда. Я начал подъем, считая ступени. Шесть метров — не шутка на такой глубине. Ноги сами по себе, монотонно, продолжали шагать по этой чертовой лестнице. Приходилось опираться и на руки, цепляясь за выступы. В голове щелкал счетчик: двенадцать, тринадцать, четырнадцать… 25-я ступень. Плюс пять. 30.

И вот она вершина. Площадка оказалась ровной, почти отполированной. А в центре, как и предсказывали расчеты, на небольшом пьедестале лежал куб. Тёмный, почти чёрный, с идеально гладкими гранями. Размеры совпали — примерно полметра на полметра. Казалось, он был выточен из цельного куска камня, но какой породы — понять было невозможно.

Время поджимало. Я сбросил с плеча сеть с крючьями — специально впопыхах сконструированную Ростовцевым для этого. Отчаянная и ненадежная импровизация как мне думалось еще на батискафе. Идея ученого была проста: набросить сеть на куб, зацепить крючьями, а затем пристегнуть к тросу. Но когда я попытался обхватить куб, понял — ничего не выйдет. Углы были слишком острыми, сеть соскальзывала. Трос с карабином тоже не цеплялся — не за что было зацепить.

— Придется тащить вручную! — мелькнула мысль, и я почувствовал, как Леха и Никита мысленно соглашаются.

Я обхватил куб руками. Тяжелый. Даже в воде, где гравитация обманывала, чувствовался солидный вес — килограммов 30, не меньше. А на поверхности, где-то и все сорок будет. Первая попытка сдвинуть его — безуспешно. Вторая — он дрогнул, но не более. На третьей попытке, уперев ноги в камень и напрягшись до хруста в суставах, я оторвал его от поверхности. Теперь главное — не уронить.

Спускаться оказалось сложнее. Одна рука занята кубом, второй приходилось держаться за выступы. Вода мешала, скафандр тянул ко дну. Я уже прошел половину пути, когда пирамида вдруг дрогнула. Сначала — едва заметная вибрация, затем — нарастающий гул. Камни под ногами заходили ходуном.

И тут же, как удар током, в памяти всплыли пещеры в Индокитае — те самые, где стены рушились, едва мы забирали артефакты. Чуйка сработала мгновенно: — Вали отсюда!

Я бросился вниз, не считая ступеней, спотыкаясь и скользя. Куб прижимал к себе, как ребёнка. В ушах стоял оглушительный рёв — пирамида просыпалась. Сверху посыпались обломки. Один угодил мне по плечу, чуть не выбив из рук ношу.

Леха уже действовал: — Михаил Иванович, отходим! Немедленно!

Я влетел в шлюзовую камеру, едва успев протащить за собой куб. Забросил его внутрь, отшатнулся, захлопывая люк. Вода хлынула в отсек, но Леха уже запустил помпы. «Нептун» дрогнул и медленно тронулся с места.

— Выходим! — крикнул Леха.

Я стоял, прислонившись к стенке, пытаясь надышаться. Через иллюминатор видел, как рушился древний мир. Колонны складывались, как карточные домики, с потолка падали глыбы размером с автомобиль. Одна из них угодила в корпус батискафа — глухой удар, звон металла.

— По левому стабилизатору! — доложил Леха. — Управление теряю!

«Нептун» клюнул носом, затем нас развернуло. Давление в корпусе скачком подскочило. Треснул один из иллюминаторов — тонкая паутинка поползла по стеклу.

В этот момент прямо по курсу, в арке, ведущей из центрального зала в тоннель к выходу, с оглушительным грохотом рухнула массивная каменная балка, поддерживавшая свод. Она обрушилась, словно подрубленное дерево, увлекая за собой груду обломков и намертво запечатывая проход. Облако ила и каменной пыли взметнулось со дна, на мгновение полностью скрыв обзор.

— Проход завален! — мысленно констатировал я, чувствуя, как у Лехи от этой новости сжимается сердце.

Это меняло всё. Теперь путь назад, в сердце Атлантиды, был отрезан. Надолго. Возможно, навсегда. Даже если «Нептун» чудом уцелеет, расчистка этого завала потребует таких усилий и оборудования, о которых сейчас можно было только мечтать. Мы не просто забрали артефакт — мы еще и запечатали вход.

— Всплываем! — скомандовал я, уже чувствуя, как Леха, отбросив шок, борется со штурвалом, пытаясь стабилизировать аппарат.

— Балласт сброшен! — отозвался он. — Тяну на максимум!

Подъём был мучительным. Аппарат кренило, он вилял, словно пьяный. Воздух в кабине становился густым, спёртым. Запасы кислорода таяли на глазах. Я видел, как Леха бледнеет, но его руки твёрдо держат штурвал.

— Ещё немного… — прошептал он, больше для себя.

Связь с Никитой не прерывалась ни на секунду. Он уже знал всё — каждую нашу мысль. И когда «Нептун», наконец, вынырнул, его встречал готовый к действию «Святогор». Люк распахнулся, и мы, почти теряя сознание, глотнули свежего, солёного воздуха.

Никита стоял на палубе, его лицо было напряжённым, но в глазах читалось облегчение. Он протянул руку, помогая мне выбраться.

— Добро пожаловать, брат! — сказал тихо. — Еле вытянули вас!

Я обернулся, глядя на «Нептун». Левый стабилизатор был смят, корпус в нескольких местах тоже. Но аппарат выдержал. И мы выдержали.

А в этой консервной банке, на мокром полу, лежал тот самый куб — тёмный и полный загадок. Мы его достали. Но что мы принесли с собой на поверхность — кроме артефакта?

Едва я пришёл в себя после кошмарного погружения, как тут же отдал команду капитану Верховцеву: — Сниматься с якоря! Ложитесь на обратный курс — в Санкт-Петербург. Но только не торговыми путями. Обходите все оживленные маршруты. Надо сделать так, чтобы нас не перехватили лягушатники.

Капитан, не задавая лишних вопросов, кивнул и бросился к штурвальной рубке. Вскоре «Святогор» начал разворот, его мощные машины заработали на полную мощность, уводя нас все дальше и дальше от Канарских островов.

На палубе царила суматоха. Крылов, бледный, но собранный, уже руководил техниками, которые осматривали поврежденный батискаф. «Нептун» выглядел плачевно: вмятины на корпусе, треснувшие иллюминаторы, сорванные элементы обшивки. Алексей Николаевич что-то быстро диктовал помощнику, составляя список необходимого ремонта.

— Герметичность нарушена в нескольких местах, — сквозь зубы процедил он, заметив мой взгляд. — Но главное — вы живы. Остальное исправим.

В это время у носового иллюминатора суетились наши бойцы. Михаил Иванович Ростовцев, еще не до конца оправившийся от кислородного голодания и дикого перенапряжения, внезапно пошатнулся и рухнул на палубу. К счастью, Андрей Лихачев успел его подхватить.

— В обморок упал! — коротко доложил он. — Откачаем.

Мы с Никитой переглянулись. Ученый свой долг выполнил — вывел нас к точке, но сил на обратный путь у него не осталось. Пусть отдыхает.

Но главное сейчас было не это. Из батискафа нам удалось вынести то, ради чего мы рисковали жизнями, — матовый металлический куб размером с небольшую шкатулку. Он был холодным на ощупь, без видимых швов или украшений, лишь едва заметная вибрация исходила изнутри, когда начинаешь его двигать. Это я заметил только сейчас, под водой не до того было. Словно внутри него билось крошечное сердце.

Мы с Никитой, не дожидаясь, пока суета уляжется, взяли куб и направились в нашу каюту. Леха остался на палубе —помогать Крылову и контролировать обстановку, ведь риск встречи с французами никуда не делся. Нам не нужно было обсуждать этот момент — мы и так это знали.

В каюте заперли дверь и положили куб на стол. Он лежал перед нами, безмолвный и загадочный. Абсолютная память, доставшаяся нам после переноса сознания, лихорадочно перебирала все, что я когда-либо видел, читал или слышал об артефактах древних. Ничего похожего там и близко не было.

— Смотри, — Никита провел пальцем по грани. — Кажется, поверхность не совсем гладкая.

Я присмотрелся. Да, он был прав. Под определенным углом на поверхности куба проступал едва заметный узор — переплетение линий, напоминающее то ли карту, то ли схему. Но как его активировать? Как понять, что это вообще такое?

Мы переворачивали куб, пытались воздействовать на него теплом рук, светом лампы, даже поднесли к нему компас — стрелка не дрогнула. Он оставался холодным и безжизненным.

— Может, нужно какое-то определенное воздействие? — мысленно пробежался по вариантам Никита. — Электрический разряд? Акустическая волна? Или… может, Он реагирует на кровь? Я сдержанно усмехнулся. Слишком уж фантастично. Но кто знает, с какими технологиями мы имеем дело.

Внезапно судно слегка качнулось, и куб сдвинулся на столе. В тот же миг его вибрация усилилась, а узор на поверхности на секунду вспыхнул слабым голубоватым свечением.

Мы замерли.

— Движение? — предположил я.

— Или изменение давления, — промелькнул еще один вариант в голове у Никиты. — Мы же на глубине его нашли. Может, он реагирует на внешние факторы?

Мы снова попытались надавить на грани, повращать его, но куб снова замолк. Загадка. Сплошная загадка.

В этот момент в каюту вошел Леха. Его лицо было серьезным.

На палубе был порядок. Ростовцева привели в чувство, сейчас отпаивают чаем. Крылов сообщил, что батискаф до Питера будет на ремонте.

Я снова глянул на этот куб: — Кажется, мы привезли с собой еще одну головную боль. А может, он просто… ждет своего времени!?

Мы с братьями наконец выдохнули. Где-то там, за бортом, расстилалась бескрайняя Атлантика, хранящая еще множество тайн. А у нас в каюте лежал ключ к одной из них. Ключ, который мы пока не могли повернуть.

Но одно было ясно точно — эта штуковина не проста. И кто знает, что произойдет, когда мы наконец поймем, как она работает.

«Святогор» уверенно шел на север, увозя нас от затонувших руин и оставляя позади тайну, которую нам еще предстояло разгадать. Но это будет потом. А пока нужно было просто добраться до дома. Живыми.