Обитель Варн

Глава 22

Лесс лежала на кровати в одноместной, вполне комфортабельной палате, если б не ее стеклянные стены. Удобно лишь служащему составу - десять палат - один пост, с которого видно каждого пациента.

Алиса чувствовала себя мышкой, попавшей в аквариум. Осталось наглотаться воды - лекарств, что заставляют пить по четыре раза в день под бдительным присмотром медсестры и дежурного бойца, и пойти на дно - вглубь собственного сознания. Во тьму мыслей, воспоминаний. А ей совсем не хочется туда. Потому что там горько, холодно и больно. Там грязь пройденных лет, ошибок, убитые за пустую банкноту люди, амбиции капитана, разбитые надежды, пепел, оставшийся от веры в свет и добро. Там мама и Бэф, весь клан ставших ей братьями и сестрами свободных и вечно пьяных от этой свободы Варн. Иных существ и все же более близких и понятных, чем любой человек. А еще там живет сожаление о том, что сделано и что не сделано. И никак ей не понять, о чем жалеет больше.

Месяц, два барахтается она в трясине собственной памяти и бродит кругами от первого звонка в лицее до последнего трупа в доме "Ромео". Ее напичкали транквилизаторами, просканировали, простерилизовали мозг, до полной апатии свели все физические ощущения. А память, как самое вредное, назойливое насекомое, живет и здравствует, ширит свои директории, захватывая, словно прожорливый вирус, не только нервные клетки, но и всю плоскость бытия.

И Лесс знала причину данных метаморфоз, понимала, что нужно сделать, чтоб избавиться от угнетающего чувства тоски - убить причину дискомфорта, постоянного третирования любой плоскости ее личности - любовь к Бэф. Но легко подумать, а как сделать? Ее из сердца, она - в душу, ее из души гонишь, она проникает в мозг свербит и ноет плачем глупой идеалистки. Давишь ее огромным списком аргументов, а она на все выдает один контраргумент, перечеркивая разом реестр объективных фактов субъективным, обиженно-возмущенным - плевать!

Шаг за шагом из угла в угол палаты бродит печаль и считывает тени прожитых лет, разъедает, растворяет тело Алисы, сжигает душу и стирает озорной блеск в глазах. Осунувшееся лицо, тяжелый взгляд, угрюмая замкнутость сжатых губ, скудость фраз и лениво-заторможенные движения - такой Сталеску предстала перед врачебной комиссией. Получила документы о демобилизации в связи с тяжелым психическим заболеванием, предписные листы, подъемные и корочки инвалида - лейтенанта запаса.

Ее отвели в раздевалку и кинули пакет с вещами.

Сталеску долго рассматривала сложенную амуницию: брюки, рубашку, армейские ботинки, личный жетон на цепочке. Медленно оделась, сунула в нагрудный карман документы, сложила свое нехитрое имущество в вещмешок, попросила сигаретку у дежурного и вышла на крыльцо.

Зима белыми пятнами снега расписалась на территории военного городка. Серые стены - ограда периметра, седые вершины гор в окружности, куда ни кинь взгляд. И солнце, словно в насмешку мрачному настроению, слепящее, яркое.

- Куртку забыла, - вырос за спиной девушки лейтенант, протянул с каменной физиономией. Лесс взяла.

- Я буду сопровождать тебя на аэродром, на чартер до дома.

Девушка опять кивнула, не поворачиваясь к мужчине.

- Пойдем? Машина ждет.

Лесс кинула куртку на ступени, тяжело опустилась на нее и, неумело закурив, бросила:

- Покурю и поедем.

Лейтенант не стал перечить. Молча застыл за спиной демобилизованной, зорко оглядывая окрестности.

Почти весь клан собрался на крыше высотного здания, с которого прекрасно просматривалась местность. Высокий забор, низкие строения госпитальных корпусов, КП, ворота, лента дороги, ведущая прочь из низины меж скалами. Пропустить Лесс невозможно. Бэф стоял на карнизе и пристально смотрел вниз. Ждал. Вглядывался в человечков, снующих внизу: где ты, милая?

Варны переглянулись: третий час вожак не двигается с места и хоть бы бровью на них повел, обратил внимание, что не один, что его собратья рядом и переживают за него и за Лесс. И пусть она стала человеком, но если Бэф нравится, если ему хочется, то они не против принять Лесс обратно, в любом качестве. Как была она сестрой, так и осталась. А кто она по определению психики да физики - им без разницы. Пусть люди подобной ерундой занимаются.

Гаргу пожал плечами, встретив взгляд Таузина: я, собственно, и не отсвечиваю и, вообще, молчу. А мог бы сказать!

Урва достал из кармана пакет с семечками и начал их грызть, отправляя на волю семена.

- Не так, - буркнул Смайх, взяв пару семечек. Продемонстрировал всем Варн, как надо, раздавив в пальцах и съев семена.

- Не-а, - качнул головой Гаргу. - Вот как надо.

Пососал и выплюнул, не раскусив.

- И что? - не поняла Тесс.

- Масло в них, - продемонстрировал Коуст. Выдавил из семечки пальцем капельку и слизнул ее.

- Олухи, - пробасил Майгр, взял пригоршню и сунул в рот. Прожевал вместе с шелухой и проглотил. Май заинтересовавшись подлетела к нему, положила ладонь на живот брата, прислушиваясь. И с любопытством заглянула в лицо:

- Ну-ка, открой ротик.

Майгр открыл, выказав заодно и зубы с черными пятнами шелухи на эмали. Май скривилась:

- Бе!

- Ха! - бросил Мааон. Выставил семечку, раскусил зубами и выплюнул шелуху.

Урва потеряв интерес к еде, подлетел к вожаку, настороженно косясь на его хмурую физиономию, присел на корточки на верхушке антенного блина.

- Красивая штука, - кивнул на сверкающую поверхность радарной установки.

- И погода ничего, - фыркнул Бэф, покосившись на хитреца.

- Ага, - почесал щеку в раздумьях - как бы свое любопытство удовлетворить и им же не умыться?

- Что хочешь? - отвернулся от него вожак, вновь стал пристально осматривать территорию городка внизу.

- Может, ты ее поцелуешь, Бэф? Что мучиться? И опять, как было.

- Я сейчас тебя поцелую, - заверил Бэфросиаст, взглядом закрыв начавшиеся прения. Урва выставил ладонь - понял, молчу. И вздохнул, как только вожак отвернулся, уставился на сверкающие вершины гор: как хорошо начиналась история....

Он прекрасно видел маневры бойцов, подбирающихся к беспечной парочке у каменной ограды. Но Бэф сказал - не вмешивайся, исчезни. И он не вмешивался - не дурак. Но любопытство в карман не спрячешь. Оно его за голубками и вело. Не зря, выходит, щурил Урва хитрые глаза, зорко следя за человечками. Наслаждался разыгравшимся спектаклем, как заядлый театрал. Но Бэф его чувства не разделил и закричал, прерывая постановку. Урву унесло и впечатало в камни, откинуло в низину. Минут двадцать отдыхал, пытаясь понять - что это было, потом взмыл в небо и, не увидев на авансцене горного пейзажа ни вожака, ни его пассии, прикинул, куда они могли отправиться, и полетел к святилищу Варн.

Тенью проник в заветную пещеру и замер у сталактитовых отложений, настороженно поглядывая на Бэф. Тот, припав лбом к челу мертвой человеческой женщины, решался на опасный шаг.

Урва понял его по состоянию, что переубеждать бесполезно, и потому молчал, не выдавая своего присутствия. Часа два сосульку сталактитовую изображал, пока, наконец, вожак не оторвался от тела женщины, закончив таинство.

Приблизился несмело. Бэф, щуря злые глаза, уставился на сородича:

- Слово кому скажешь, будешь искать другой клан, - предупредил с шипением.

- Я нем, как камень, - заверил Урва, вытянул шею, с любопытством разглядывая красно-синие пятна ран на теле мертвой девушки. Бэф ногтями принялся вытаскивать из ранок пули, зализывать их. Последняя пуля звякнула о камень и словно разбудила труп. Девушка начала корчиться, хрипеть. Пришлось помочь вожаку держать ее.

- Может, к Соуисту? - предложил Урва.

- Как раны затянутся, - согласился Бэф, вглядываясь в лицо Лесс. И трое суток не отходил от нее, грел, нежил, учил дышать и залечивал раны. Но появившемуся детенышу нужен был более тщательный уход, а его нянькам пища и отдых.

Через неделю со спящей на руках вожака Лесс они улетели к Соуисту, надеясь получить помощь и пристанище. И получили. Старый Варн всегда отличался гостеприимством...

Бэф слетел с крыши, вспугнув воспоминания Урва. Весь клан рванул к краю, следя взглядами за вожаком. А тот парил над двухэтажным зданием внизу и вглядывался в фигурку, сидящую на ступенях.

- Лесс, - зашипела Ойко. Гаргу обнял ее:

- Все еще ревнуешь?

Та вздохнула и, виновато посмотрев на Варн, прижалась к нему, потерлась лбом о плечо:

- Больше не буду.

"Лесс", - донесся до Варн печальный вздох вожака.

Девушка встала и пошла в сопровождении мужчины к машине, а Бэф так и не приблизился к ней, не выдал своего присутствия.

Алиса открыла дверцу машины и увидела на сиденье томик стихов Цветаевой.

-- Откуда? - вскинула взгляд на водителя, молодого лопоухого паренька.

- Вы лейтенант Сталеску? Вам передали. Берите, - улыбнулся застенчиво, покосился на лейтенанта - сопровождающего. - Это стихи, ничего запрещенного.

Алиса осторожно взяла том, провела пальцами по обложке и уставилась на парня:

- Давно передали?

- Часа два назад, - пожал тот плечами.

Лесс огляделась, тщательно осмотрев каждую точку. Никого: тишина, не многолюдно, ряд машин и зданий, неровные горные вершины и слепящие пятна радарных тарелок на крышах. Ей показалось, что на крыше центрального здания, у антенного пика, кто-то есть. Пригляделась, приложив ладонь к глазам, и поняла, что это всего лишь игра бликов от полированных поверхностей зеркал да пластика.

"Как жаль", - екнуло в груди. Рука сжала том стихов, словно шкатулку с драгоценностью. Взгляд упал на розовую ленту закладки.

- Садитесь, Сталеску, - подтолкнул ее в салон лейтенант. Помог забраться внутрь и сел сам. Машина тронулась с места.

Лиса открыла книгу, провела пальцами по розовому атласу закладки и прочла отмеченное галочкой стихотворение:

В мире, где всяк сгорблен и взмылен,

Знаю - один мне равносилен.

В мире, где столь много хощем,

Знаю - один мне равномощен.

В мире, где все плесень и плющ,

Знаю - один ты - равносущ.

Мне.

Лесс оглянулась. Машина уже выехала за ворота, покинула последний приют неудавшейся агентки. Стекла зданий и КП, серый бетон ограды стремительно удалялись, перечеркивая прошлое девушки извилистой кривой дорогой. Никто с ней не прощался, не махал рукой. Но Лиса четко видела, как солнце высвечивает фигуру Бэфросиаста, ровный строй Варн, застывших у ворот. Всех, кто был ей единственно дорог, но оставался в прошлом, как и те, кто прошел мимо незамеченным или оставившим глубокий след черных дел.

"Я люблю тебя", - прошептала Лесс миражу, позволив себе эту малость, в надежде, что признание и осознание излечит ее, поможет забыть, примирит с собой и своим зыбким будущим.