Ей на шею словно накинули огненное лассо, а в глаза насыпали битого стекла.
- Лесс, очнись! - занозой вошел в ухо чей-то обеспокоенный голос. Она с трудом разлепила веки и, щурясь, уставилась в карие глаза:
- Бэф, - прошелестело, как опавшая листва. Это ее голос?
- Лесс посмотри на меня, Лесс! - требовал Бэф.
Она застонала, оглушенная его яростным шепотом, и вдруг поняла - ей больно! Глаза распахнулись от удивления - это жгучее чувство в шее, что не дает ей дышать полной грудью, слепит сознание и плавит мозг - и есть боль?
- Мне больно, Бэф, - растерянно прошептала она ему в лицо, не веря самой себе.
Бэфросиаст насторожился, зрачки стали большими, зовущими в холод мрака, в спасительную прохладу небытия. Лесс закрыла глаза, уткнулась лбом в плечо вожаку. А тот осторожно дотронулся до раны на шее. Она увеличилась за ночь, края разошлись, открывая взору желтые капельки гноя, вокруг отек, покраснение.
- Не может быть... - прошептал Бэф и встряхнул Лесс, заглянул ей в лицо. - Ты же Варн...
- Я Варн, - послушно повторила она. Бэфросиаст качнул головой, с минуту думал и вот, подхватив девушку на руки, полетел в горы.
Она была уверена - Бэф принес ее сюда, чтоб убить. Эта мысль не вызывала ни малейшего трепета, ни сожаления, ни страха, ни единого шевеления в душе. Лесс смотрела, как вожак роется в снегу, и надеялась на то, что он перестанет, наконец, изображать собаку и приступит к исполнению своего долга. Все правильно - больные и убогие стае не нужны. Правда, она не ведала, бывают ли те и другие, и не слышала о том, но может быть, потому и не знала, что такие исчезали только появившись? Их вот также относили в горы, на самый верх, укладывали на камни и...
Бэф что-то откапал, вскинул взгляд на Лесс. Шагнул и сказал, склоняясь над ней:
- Варн не болеют, не знают страха и не боятся смерти. Среди нас нет ни трусов, ни больных.
Но что же тогда со мной? - хотела спросить Лесс, но вожак приложил пучок пожухлой травы с искрами льда на желтоватых листьях к ране на шее, и Варн лишь зашипела, забыв мысль. Минута, другая - боль прошла, отступила вместе с вопросами и ответами и памятью о себе.
- Вот и все, - вздохнул Бэф, но облегчения в его голосе Лесс не услышала.
- Ты не доволен? Я огорчила тебя?
- Нет. Сейчас мы вернемся в замок, и ты будешь спать. И никогда ни кому не скажешь о том, что с тобой сегодня случилось, - сказал он, вглядываясь в ее зрачки. Лесс хотела возразить, заверив, что у нее все хорошо, и спать она совсем не хочет, но вместо этого сладко зевнула, доверчиво прижалась к груди Бэф. Рука вожака накрыла ее щеку в тот момент, когда Варн заснула.
Бэф же еще долго сидел на камнях, обнимая девушку, и думал - не рано ли он радовался? Что ему теперь делать? И сколько ни рылся в памяти в поисках подобных случаев, не мог найти аналогов. Варн - это Варн, человек - это человек, а как быть с тем, кто не является ни тем, ни другим? Как помочь и от чего беречь? Почему Монгрейм не рассказал ему о подобных случаях?
Кто бы знал, что получится именно так, а не иначе?
А если поискать ответы в библиотеке? Недаром он собирал книги - среди литературного мусора попадались здравые мысли, и истина, завуалированная под мистику и фантастику, нередко помогала ему, открываясь с совершенно неожиданной стороны.
Бэф улыбнулся, поцеловал Лесс в висок:
- Ничего, человек загадал загадку, человек ее и разгадает... Выход есть всегда.
У одиночных изолированных камер для штрафников есть свое преимущество: в них царит тишина и покой. Никто не орет - "подъем"! Не заставляет отжиматься, стоять в карауле, пробираться тайными тропами к заветной вещице, которой цена горсть снега в пургу. Здесь живет уединенное размышление, тщательно охраняемое стенами, полом и потолком. Три раза в день открывается люк-отсек, чтоб заключенный мог питать мозг, уставший от дум.
Сутки из двух, отмерянных капитаном, Алиса проспала, убаюканная непривычной тишиной. Вторые потратила на воспоминания. Она прощалась с собой вчерашней, и это расставание было настолько мучительно, насколько тревожно и туманно было будущее новой Алисы. Впрочем - Лисы. Хватит с нее зазеркалья глупых фантазий, беспочвенных надежд и веры в то, чего нет и быть не может на свете. Мир оказался не настолько красочным, как рисовала его детская наивность. И это также вызывало острое чувство сожаления.
Но жизнь идет дальше, страница юношеских иллюзий перевернута, только и всего. Новая страница, возможно, не богата цветными веселыми картинками, но зато более монументальна в основе предложенного текста. Алиса напишет его сама, а другие пусть думают, что напишут они.
Где-то она слышала, что жизнь - это игра, правила которой постоянно меняются. Раньше она этого не понимала, а сейчас не только поняла, но и приняла. Правила сменились - теперь она одна, сама за себя и, как и куда погребет, так и выгребет. Надеятся же на течение не стоит - берег, к которому оно ее прибивает, не ласков. Нет уж, "там хорошо, но нам туда не надо". Придется идти курсом СВОН, прицепившись к авианосцу Гнездевскому...
Он явился без приглашения после ужина. Прошел в камеру и сел на лежак, рядом с Алисой. Уставился на нее, напустив в глаза тоски:
- Ну, таки что?
- Ну, таки - да.
- Ага? - обрадовался капитан. - Надумала?
- Соблазнилась перспективами, - и вздохнула, игриво поглядывая на мужчину. - Ваши глаза лишили меня всяческих колебаний. Я готова за них на подвиг.
- У меня и других достоинств немало.
- Верю, потом предоставите список, ознакомлюсь.
- С иллюстрациями?
- И желательно в натуральную величину.
- Значит, работаешь подо мной? - поддался к ней Игнат.
- Интригующая постановка вопроса. Под вами, пан, но визуально - руками не трогать.
- Жаль, - с притворным огорчением вздохнул капитан. - Хорошо, моя очаровательная недотрога, как скажешь. Но надежда-то есть?
Алиса рассмеялась. Игнат же отстегнул портативный компьютер от поясного ремня, открыл нужный документ и повернул дисплей к девушке:
- Ознакомься и подпиши.
- Мой рапорт? Разве я писала его десять дней назад? - выгнула бровь Сталеску, внимательно перечитав документ, - Ты не сомневался, что я напишу его?
- Звучит, как обвинение. Да, Лиса, не сомневался, говорю же, нравятся мне умные женщины, я их чувствую за много миль. Главное, чтоб ты потом не поглупела.
- Такое бывает? - пытаясь шутливым тоном прикрыть неприятное ощущение, что возникло от осознания, что ее давно просчитали.
- Бывает. Ля мур в голову ударит и все - среднестатистическая погремушка. Куда что уходит? Подписывать-то будешь? - протянул электронный карандаш. Алиса со вздохом взяла и подписала.
- Прекрасно, - захлопнул компьютер капитан. - С днем рождения, агент Лиса. Когда планируешь покинуть каземат и приступить к службе в стройных рядах нашей гвардии?
- Это зависит от меня?
- Ну-у-у... могу я своему человеку послабление устроить? Ты ведь теперь мой человек? - губы изгибала улыбка, но взгляд был серьезен.
- Твой, - кивнула Алиса, щурясь на его физиономию: ох, и прыток капитан. Для нее это хорошо или плохо? Пока по всем показателям - первое, но с такими людьми не знаешь, когда нагрянет второе. - Сутки отоспаться дашь?
- Дам. Здесь, конечно, не люкс, но тихо.
- Для отдыха в самый раз. Потом опять: Отбой! Подъем!
- Опять, - согласился Игнат, - и в более жесткой форме. Учится, будешь. Но перед тяжелой работой нужен хороший полноценный отдых - в этом ты права. Как на счет песка, океана и винных коктейлей под музыку бриза?
- Сказка.
- Сказка обычно в десять страниц укладывается. Вот десять дней я тебе и устрою.
Алиса недоверчиво посмотрела на Гнездевского: юмор у вас - не каждому по плечу.
Тот по-свойски обнял ее:
- Я ж тебе говорил, чаровница ты моя, держись Гнездевского, он своих людей холит и лелеет.
- Как же расследование, трибунал...
- Какой трибунал? - натурально удивился капитан. - Ты что убила кого-то?
Алиса растерянно хлопнула ресницами:
- А-а... Но...
- Ты доблестный своновец уже десять дней. А что у них здесь взрывается и кому что сносит - тебя уже не касается. Расслабься. Предвидя ваши вопросы и вполне понятные подозрения, хочу подарить на память три пустышки, - Игнат вытащил из кармана две гильзы и знакомый патрон с красной полосой. - Возьми.
- Люция?
- Уехала домой. Жаль, я б ее потряс, но ... дело уже закрыто. Она выкинула гильзы в кусты у лазарета. Паршивая у тебя подруга, Лиса. Советую на будущее друзей тщательнее отбирать. Ладно, отдыхай, а завтра прощайся с дивизионом. Ужин тебе из офицерской столовой пришлют. И вот еще, - Игнат подал ей маленькую золотистую трубку телефона. - На всякий случай. Мало ли, передумаешь к утру здесь париться, звякнешь мне, вытащу и умчу в теплую сказочную страну. Номерок мой вбит. Мамаше, кстати, отрапортовать не мешает, волнуется, наверное, родственница, а там еще подруженька твоя явится и что от большого сердца наплетет, сама понимаешь. Можешь смело ставить мать в известность, что отныне являешься курсанткой СВОН.
- Конкретнее суть службы объяснишь? На что я подписалась?
Капитан хитро прищурился:
- На честную службу нашему Великому Отечеству.
- Подробности? - Игнат лениво повернул голову к Алисе. Они оба сидели в шезлонгах на берегу океана, нежились на солнышке, потягивали коктейли и наслаждались уединением и тишиной.
- Да. Через три дня сказка закончится и мне хотелось бы знать, к чему готовиться. Ты ведь до сих пор ничего не объяснил мне, - Алиса не скрывала любопытства. В принципе оно мучило ее давно, но те тепличные условия, что после жесткой дрессуры в ОНВ показались ей Эдемом, расслабили ее, размягчили готовое зацементироваться в своей ожесточенности сердце и отодвинули на второй, а потом и третий план недавнее прошлое, мысли о казавшемся таким же далеким - будущем. Игнат немало способствовал тому: был очарователен, галантен, мягок и обходителен, обворожителен в своем остроумии и нежен в постели. С ним Алиса поняла что потеряла, что значит наслаждение. Игорь, предавший ее в самый трудный час, уже не взывал к мести, не вспоминался злым словом и не тревожил по ночам во сне. Он превратился в быль. Те дни и ночи, что она проводила с ним, та детская привязанность казалась теперь настолько незрелой и оттого ненастоящей, что сейчас Алиса готова была позвонить Игорю и искренне сказать спасибо за то, что он ее бросил.
Игнат улыбнулся ей:
- Я ждал, когда ты отдохнешь. Это ведь тоже наука - отдыхать. Одному достаточно часа полноценного сна, другому и полгода таких райских условий мало. Релаксации тебя тоже будут учить, как и многому, многому другому. Через год, если наука пойдет на пользу, ты станешь супер классным специалистом, и цены тебе не будет.
- Хочешь сказать, мне будут хорошо платить?
- Настолько хорошо, что ты и представить не можешь. Уже сейчас на твой счет упала энная сумма. Еще столько же упадет, если ты оправдаешь мои ожидания, и к концу года будешь готова к выполнению первого задания. За каждое дело капает отдельная сумма, а также звание и прочее.
- А конкретно?
- Пока ты со мной, ты прикрыта со всех сторон и фактически неприкосновенна, потому что тебя в принципе нет.
- Человек-невидимка?
- Для общества. Корочки, пластиковую карту и карту страхования получишь вместе с обмундированием и личным номером на месте. Курировать тебя будет мой человек - сержант Тропич. Он со странностями, но подчиняться ему будешь, как мне - безоговорочно. Не вздумай ему устраивать "рождественские подарки", как Стокман. Во-первых - не пройдет, во-вторых - чревато. Он берет на обучение не больше десяти человек. Проводит огранку с мастерством ювелира и выдает такие алмазы. Он научит тебя тому, что ты не получишь и в практикуме по самым навороченным программам.
- Сколько я буду под его началом? Год?
- Если управишься раньше, соответственно раньше выйдешь из-под его контроля.
- И буду получать энные суммы?
- О-о, ты так меркантильна?
- Расчетлива. Можно как-то оформить счет на маму, чтоб не я, а она получала? Мне в принципе много не надо, СВОН обеспечит, правильно?
Игнат внимательно посмотрел на девушку:
- Тяжело матери?
Алиса вздохнула:
- Да, как сказать, лишней энная сумма не будет, - подозрительно посмотрела на капитана. - Притворяешься, что ничего не знаешь? Наверняка уже все грязное белье Сталеску до седьмого колена через высокочастотную аппаратуру пропустил.
Игнат хмыкнул:
- Почти в точку. А что делать? Работа такая, и потом, ты ведь в СВОН зачислена, а к нам абы кого не берут. Не просто в СВОН, Лиса, в отдельный спецдивизион, бригаду по особым поручениям.
- Это как?
- Так. Всему свое время. Оправдаешь мое ожидание, пройдешь курс для спецвойск, тогда и узнаешь. Ну, а нет...Посмотрим.
- Я пройду, Игнат.
- О, слышу нотки тщеславия! А мне нравиться. Человек должен стремиться к самым высоким целям, по низинам оно лягушкам хорошо, а мы - венец природы, человеко-царь.
Алиса пожала плечами:
- Да, мне сейчас, собственно, однородно - человеко-царь, человеко-зверь, мне маме помочь надо, трудно ей одной. Четверо нас у нее. Папка очень детей любил...- Алиса с тоской вспомнила отца и себя, глупую эгоистку, что не ведала печалей, - его нашли мертвым у дома. Никто не мог сказать, отчего он умер. Как-то все в тот год словно в пропасть сорвалось. Мама плакала по ночам, а днем ровная, спокойная - нас поддерживала. Я не понимала этого, считала лицемерием. А она за нас боялась, о нас думала. Младшие-то еще слушались, а меня понесло.
- И несло до трибунала, - хмыкнул Гнездевский, но тут же поцеловал ей руку, извиняясь за насмешку.
- У тебя семья есть? - задала Алиса самый банальный в мире мужчин и женщин вопрос. Эту тему она не задевала, но очень хотела узнать хоть что-то о капитане, то ли в надежде, навеянной неотжившей еще наивности, то ли в желании упокоить разыгравшееся воображение почти влюбленной женщины. Но скорей всего, чтоб поставить точку, не ждать, не надеяться, а значит, не болеть, не множить раны и обиды, не добавлять себе сложностей.
- Жена Агнешка, - кивнул Игнат и отвернулся.
- А дети?
- Сто пятьдесят человек, - капитан резко поднялся и пошел к бунгало. Алиса задумчиво посмотрела ему в спину: а в семье капитана, видать, не все гладко.