О бедном мажоре замолвите слово

Глава 19

— Да твою ж бабушку в дышло, — с силой хлопнув ладонями ни в чём не повинный руль, я выругался и крепко задумался о том, что делать дальше.

До нужных мне Гнышек оставалось ещё километра три. И, судя по всему, пройти мне их предстояло пешком, поскольку «Даймлер» с клиренсом в в полторы сотни миллиметров, ко встрече с грунтовкой русской глубинки точно не был готов. А дарить дорогущий обвес богам дороги мне было откровенно жалко. Мажор я там или нет, а содержание в сто тысяч целковых в месяц ремонт спорткара не потянет.

Еще раз вздохнув, я заглушил двигатель и не спеша вылез из автомобиля, прихватив с собой пиджак и телефон. Хромированная решетка радиатора «даймлера» обиженно блеснула на солнце, мол, бросаешь меня, хозяин? Я показал ей язык и зашагал по направлению к деревне.

— Вроде и миры разные, — ворчал я по дороге. — А дороги как не делали нормально, так и не делают.

Грунтовка могла вызвать ужас даже у повидавшего жизнь водителя. Потрескавшаяся, с глубокими колеями, причем последние прокладывали без всякой системы. Такое ощущение, что под каждый дождь сюда загоняли с десяток грузовиков, водителям которых строго настрого приказывали кататься по жиже до тех пор, пока топливо не закончится. А потом давали получившейся инсталляции хорошенько высохнуть.

— Не, я все понимаю! — буркнул я, когда обнаружил, что на левом большом пальце уже натер мазоль, который скоро лопнет — туфли подходили для пеших прогулок по бездорожью еще меньше, чем германский спорткар. — Русские дороги есть секретное оружие против агрессора. Но я-то свой, братцы! Со мной так за что?

И тут, словно кто-то наверху услышал мои молитвы, за спиной послышался приближающийся звук двигателя. Обернувшись, я разглядел неспешно крадущийся старенький пикап, за рулём которого находился полноватый дедок в кепке. Ехал он… необычно. Постоянно меняя направление, то заезжая в очередную колею, то выкатываясь на обочину. Будто наизусть знал рисунок дороги.

Мне даже не пришлось поднимать руку, водитель остановился сам.

— В Гнышки? — спросил он, широко улыбаясь крупными желтоватыми зубами.

Добродушно так, открыто, вроде. Но внимательным взглядом при этом пройтись по моей фигуре не постеснялся. Будто магазинным сканером считав стоимость костюма с обувью.

«Нет, мля, в Лас-Вегас! — чуть не вырвалось у меня в ответ. — Типа тут варианты есть!»

Но вслух сказал, конечно, совсем другое.

— Добрый день! — с улыбкой поздоровался я. — Да. Подбросите, если несложно?

— Эт можно. Вот только костюмчик твой испачкаться может, — с хитрым прищуром кивнул он. И перевел взгляд на сиденья в салоне, которые химчистки не знали со дня схода машины с конвеера. То есть, лет двадцать-тридцать, примерно.

— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — философски изрёк я, забираясь в пикап. — Спасибо.

— Твоя правда.

За то короткое время, что мы были в пути, дед Афанасий успел рассказать мне очень много всего. Его голос, грубоватый, немного сиплый и какой-то атмосферный, что ли, буквально погрузил меня в местную жизнь — такую же простую, что он сам. Было очевидно, что пожилой мужчина давно не встречал новых людей и теперь с огромным удовольствием восполняет недостаток в слушателях.

Когда я сказал, к кому направляюсь, дед подробно объяснил, как найти дом Юлаева. А после того как я дал ему пять рублей «за доброту и отзывчивость», он с воодушевлением принялся рассказывать, какое славное место их Гнышки. Слова снова полились рекой, хоть бросай столицу и переезжай в эту пастораль.

И рыбалка у них тут, и охота, и магазины все работают, и доставка всего за пару дней привезет все, что найдешь в сети. А стоимость жизни? А продукты? Натуральное же все! В общем, агитировал, как мог.

Я же узнав главное, дальше слушал его вполуха, иногда кивая или задавая уточняющие вопросы. Пейзаж за окном машины почти не менялся: поля, перелески, ручейки да овраги. Наконец мы остановились около неприметного магазинчика, который стоял на перекрёстке двух улиц.

— Приехали, господин, — усмехнулся дед Афанасий, закуривая. Хотя я и не представлялся княжичем, статус мой он срисовал безошибочно. Но держался без подобострастия, с каким-то внутренним достоинством. — Пройдёшь прямо и за тем домом направо. Вторая хата будет Юлаевская. Бывай.

Из его рта вылетел клуб дыма, который тут же развеял ветер. Надсадно кашлянув двигателем, пикап покатил дальше, оставив меня одного.

— М-да, — произнёс я, взглянув на покосившийся забор палисадника сельского магазина. Деревянные планки, некогда окрашенные в зелёный цвет, теперь потемнели и местами прогнили. — А чего я, собственно, ожидал? Нью Васюков?

Дом Егорыча я заметил сразу же. Крепкий такой, просторный, с большим двором и дощатым ровным забором. А посреди двора приметил и самого хозяина. Седой, бородатый, он больше походил на крестьянина, чем на одаренного, да еще и наставника. Оголившись до пояса и вооружившись вилами, Юлаев довольно бодро разбрасывал по двору огромный стог свежескошенной травы, видимо, на просушку.

— Рад видеть вас в добром здравии, Егор Егорыч! — мне пришлось помахать рукой, чтобы хозяин подворья меня заметил.

Услышав звуки моего голоса, Юлаев замер с ровной спиной, после чего медленно обернулся.

— Не признали? — усмехнулся я, гадая, чем мог вызвать такую реакцию.

— Почему же, — задумчиво произнёс Егорыч, — признал. Как не признать? Вопрос не в этом, — с силой вогнав вилы в землю, старик потянулся за рубахой, которая лежала на земле. — Вопрос в том, что ты здесь делаешь, Миша?

Я развел руками.

— Да вот, за помощью приехал.

— За помощью? Княжеский наследник к отставному слабосилку? Интересно! Ну, проходи тогда. Сейчас чаю сделаю.

И не оборачиваясь ушел в дом.

«Ну что же, отреагировал он довольно спокойно, — мысленно произнес я. — Надеюсь и с другими вопросами будет так же».

— Итак, — произнес Егор Егорыч спустя несколько минут, после чего неспешно налил себе чаю и закрыл краник самовара, — давай-ка ты мне всё расскажешь, Миша. Только обстоятельно, без спешки. А я буду задавать вопросы, если что-то непонятно. Идёт?

— Идёт, — кивнул я. И сразу зашел с козырей. — Похоже, дара я лишился…

— Вот те нате! — поперхнулся кипятком старик. — Это как, вообще?

Похоже, удалось его удивить. И это он еще не знает, что его воспитанник в ментовку служить пошел!

— По собственной глупости, как еще? Началось всё в тот самый вечер…

Сначала я хотел было приукрасить историю своего магического «отупения», но потом решил, что это плохая идея. Старик никогда не любил враньё и, насколько следовало из Мишиной памяти, умел его распознавать. Так это или нет, я проверять не решился. Попадешься на лжи — и никакой помощи не будет. А такой вариант меня не устраивал совершенно.

Поэтому я рассказал ему всё как есть. Миша, ведя разгульный образ жизни, перебрал однажды с «наркотой» до фиолетовых соплей. Поймал клиническую смерть и чудом вернулся с того света. После всего этого некогда одаренный Подмастерье княжеского рода не только растерял часть навыков, но и почти полностью потерял способность пользоваться своими магическими способностями.

Под конец рассказа развел руками, мол, ну вот так, как-то, и поднял глаза на лицо пенсионера. Ответный взгляд, на которым я наткнулся, пробрал меня до дрожи. Всегда считал это не более, чем фигурой речи, но прямо сейчас захотелось провалиться сквозь землю от стыда. При этом я понимал, что дебил-то не я, а Михаил, но стыдно было именно мне.

Такой взгляд я видел лишь единожды. В детстве — том детстве.

Мне было шесть лет. На какой-то из праздников, уже не помню какой, папа решил сделать мне сюрприз, собрав модельку горбатого «Запорожеца». Когда он вручил мне машинку, радости не было предела. А ведь ещё мы должны были вместе раскрасить её, когда он вернётся с работы.

Не помню, что меня в тот момент отвлекло, но кропотливо склеенная отцом моделька вдруг выскользнула из моих рук, разлетевшись по полу множеством деталек, многие из которых восстановлению уже не подлежали.

Я тогда, зачем-то, глупо рассмеялся, повторив услышанное где-то: «На счастье». Эти слова застряли у меня маленького в глотке, когда я увидел глаза бати. Я не понимал, что произошло и почему он так смотрит, но при этом не кричит и не ругается…

Лишь спустя много лет я понял, что так выглядела горечь и боль за бездарно потраченные силы на того, кто это не оценит. Отец тогда промолчал, а я, спустя несколько часов, забыл. Сейчас вот вспомнил. Одного взгляда старого наставника хватило.

— Я прекрасно понимаю, Егорыч, что в твоих глазах выгляжу полным дебилом, — проговорил я, когда пауза стала ощутимо затягиваться. — Не ценил то, что имел, растратил по тупости. Но я изменился, правда. Та почти смерть… в общем она меня другим человеком сделала.

И снова — ни слова неправды. Вопрос лишь в подаче. А в этом я, может, и не доктор наук, то на уровне аспирантуры точно. Без подобного навыка оперу не выжить.

— Допустим, — без выражения молвил Юлаев. Не особо он, кажется, поверил, что прожигатель жизни изменился.

— И я больше не бездельник, кстати. Устроился — без отцовского блата — в полицию. В опера пошел, в Злобинском райотделе сейчас стажировку прохожу. К тебе чтобы съездить пришлось у начальства отпрашиваться.

А вот этим я его пробил. Глаза бывшего наставника широко распахнулись, он отставил чашку и даже вперед подался.

— Чего?

— Начал новую жизнь, — пояснил спокойно. — Отец процедуру отлучения запустил, вот я и решил, что надо как-то учится на хлеб зарабатывать.

— Опером? — хмыкнул он. — Да у меня, поди, доходы повыше!

— Поглядим еще, — вернул я улыбку. — Мне пока нравится. Коллектив хороший, дружный, начальство строгое, но справедливое. По итогам стажировки мне, скорее всего, младлея дадут…

И вот тут Юлаев не выдержал и расхохотался.

— Младлея! Ох, Спаситель защити! Вот ты ляпнул-то!

В общем, оттаял. И больше таким взглядом тяжелым не давил. А после третьей чашки чая перешел к делу.

— Беда твоя поправимая, — сказал он. — Даже удивлен, что ты с этим ко мне приехал. Любая клиника в столице, специализирующаяся на одаренных, тебя бы за пару дней в строй вернула. Ты ведь «золотой лотос» жрал, как свинья помои, так?

— Угу, — кивнул я.

— А он у нас чем является, Миша?

— Наркотиком.

— Негатором, балда! — сиди мы не через стол, он бы еще и подзатыльник мне отвесил. — Что синтетика современная, что алхимический состав у наших предков, создавался с одной лишь целью — лишать одаренного противника доступа к силам. Блокировать его энергетические каналы, что позволяло важных пленников, которых убивать не стоит, держать в тюрьме, как обычных заключенных. Это сейчас вы, золотая молодежь, пользуетесь лотосом, чтобы торкнуло!

— Ну да, — я пока не очень понимал куда клонит Юлаев.

— И забываете о том, что есть у негатора еще одно паскудное свойство, — скривился пенсионер. — Накопительный эффект. Оседает он у тех, кто его без меры жрет, в организме. И снижает проводимость энергоканалов уже перманентно. А также засирает поясную извилину — вплоть до полной их блокировки ее штатной работы. Что мы наблюдаем и у тебя.

Незаметно для себя Егор Егорович начал вещать преподавательским тоном, каким раньше наставлял воспитанника. Профдеформация, как она есть.

— Но это лечится? — уточнил я.

— Лечится, — кивнул тот. — Долго или дорого, тут сам выбирать можешь. Алхимией или медитацией. Но думаю, что у тебя с младлейским жалованьем особого выбора нет. Дорого — это не про полицию.

— Ну так-то отец мне небольшое содержание положил. На год.

— Любит тебя Юрка, что тут скажешь, — это он про князя Шувалова так. — Больше, чем стоило бы. Порол бы чаще, глядишь и не пришлось бы сейчас твою жизнь из навозной кучи вытаскивать. Ну, раз деньги есть, можно и алхимией почиститься. Но и медитацией пренебрегать не стоит. В общем, комплексно поработать и будет тебе счастье.

— Но проблема не только в этом, — напомнил я.

— А в чем же еще? — удивился старик. — Дар к магии потерять невозможно, только временно заблокировать или ослабить. Даже без чистки ты к оптимуму за пару лет вернешься, организм наш удивительно совершенная машина.

— В памяти, Егорыч, — пояснил я. — Когда я говорил, что другим человеком стал после клинической смерти, это не вполне фигура речи была. Такое ощущение, что часть моей памяти стерлась. Как говорят: «Тут помню, тут не помню». Это всего касается — и обычных воспоминаний, и тех знаний, что ты в меня подзатыльниками запихивал.

— Тоже мне проблема! — фыркнул Юлаев. — Нейронные связи в башке непутевой были разрушены во время твоей попытки суицида, но сама-то информация никуда не делась. Восстанавливай!

Легко сказать! Как их вообще восстанавливать — я так-то мент, а не нейрохирург!

— Подскажешь, может, как?

— Чему учил — все зря, — горестно констатировал пенсионер. Но не стал развивать эту тему, а поднялся из-за стола и жестом велел мне сделать тоже самое. — Покажу. Пойдем.

Повел он меня во двор, где недавно сено на просушку раскладывал. По пути рассказывая.

— Бывает такое — слово забыл? Или человека? Знаешь его откуда-то, а вспомнить откуда — не можешь?

— Ну, да.

— Вот. Так и проявляются разрушенные нейронные связи. Они от разных причин могут загнуться — алкоголь, травма, события какие-то тяжелые, которые сам желаешь забыть. И восстановить их невозможно.

— Так ты же сам сказал?..

— Но можно создать новые, — отмахнулся Егорыч. — В обход тех, что разрушены. Садись.

Он указал на землю прямо у стога. Я с сомнением оглядел свой деловой костюм, но поддёрнул штанины брюк и уселся по-турецки. Наставник, несмотря на преклонный возраст, легко расположился рядом в той же позе.

— Ассоциации, — буркнул он. — Ты что-то забыл, знаешь обстоятельства, но не можешь вспомнить предмет. С помощью ассоциаций или сопутствующих воспоминаний, можно нащупать путь от обстоятельств к предмету. Скажем, тебе нужно поднять из памяти урок, где я вбиваю, как ты выразился, подзатыльниками, науку. С помощью построения ассоциативных цепочек ты вспоминаешь сопутствующие обстоятельства. Какие-то события, происходившие близко к нужному событию, эмоции, людей. От них отталкиваешься и идешь дальше.

— Ищешь в темноте?

— Вроде того, — кивнул Юлаев. — Тут главное расслабится и позволить мозгу самому торить новую дорогу. Но при этом направлять его в нужную сторону. Давай попробуем?

— Давай, — без особого энтузиазма хмыкнул я. И тут же получил тяжелого леща. — Чего⁈

— Больше веры, Миша, — наставительно произнес старик, довольно улыбаясь. — Магия, она ведь вера и есть, по сути. Да и любое другое дело, если подумать. Без веры в свои силы, ты даже простенькое дело не осилишь, куда там нейронные связи в обход разрушенных простроить! Закрывай глаза уже, так проще. И начинай входить в медитативное состояние.

Ладно! В моей прошлой жизни я с большим скепсисом относился к людям, которые используют слова «энергетические каналы» и «медитация». Считал их в лучшем случае идиотами, а чаще — шарлатанами. У меня тоже профдеформация, как бы.

В этой же, все обстояло с точностью до наоборот — явно Создатель обладал прекрасным чувством юмора, когда меня сюда запихивал. Так что попробуем расслабиться и сделать то, о чем говорил Юлаев.

— Упражнение с «ветерком», — между тем продолжил говорить старик, направляя меня своим голосом. — Сентябрь семнадцатого года, начало месяца где-то. Тебе тринадцать. Ты где-то в это время с отцом поругался, когда он тебя не отпустил с ночевкой к твоему другу Гексову Лешке. На уроках после этого сидел, как сонная муха…

Расслабиться и настроится на поиск в памяти нужного урока оказалось довольно сложно — ну нет у меня привычки сидеть и пялится в свой пупок! Однако, мерное бормотание Егорыча сработало не хуже метронома гипнотизера. Понемногу я стал погружаться в его слова, и вскоре перед внутренним взором стали мелькать пока еще никак с друг другом не связанные картинки.

Солнечный луч, пробившийся в щель между плотно задернутыми шторами. Темно-зелеными. Стол — шершавое дерево. В левом углу выцарапана буква «М». Толстый персидский ковер под босым ступнями — пальцы погружаются в него… приятно. И голос. Тот же голос, который отправил меня в это путешествие.

«Сосредоточься на энергетических каналах, идущих от сердца. Пусти энергию по малому кругу, разгони до двух тиков. На третьем проходе перенаправь в поток в оружную руку. Сформулирую приказ — мысленный образ того, что ты хочешь достичь. В случае с „ветерком“ это будет отторжение, направленное на объект. Мишка, я сказал руку вытягивать, оболтус?»

В моменте я даже ощутил себя тринадцатилетним пацаном, который сидит за старым столом и без внимания слушает учителя. Даже мысли его поймал: тоска, обида на отца, на улице солнце, а я тут сижу, как дурак! И через этот ассоциативный мостик сразу же перескочил на отработку «ветерка». Того самого аркана, который запустил в польского наемника. И понял — не интуитивно, как в той подворотне, а осознанно, как его использовать. Всю теоретическую подоплеку.

— Есть! — не удержав эмоции, воскликнул я. И тут же получил еще один подзатыльник.

— На жопе шерсть! — рявкнул Юлаев. — Не отвлекайся! Пройди тот же путь еще несколько раз, чтобы сформировать новую и устойчивою нейронную связь взамен разрушенной.