— Тебе, я смотрю, весело, Мишенька? — катнул желваками мужчина, расположившийся в кресле, по ту сторону письменного стола.
Мой отец.
Сюр какой-то.
Как вообще можно одновременно понимать, что ты его сын, помнить себя маленьким у него на коленях, и в то же самое время знать — на самом деле я совсем другой человек?
Не Михаил Шувалов, наследник княжеского рода Шуваловых, а майор полиции Андрей Дроздов. Калейдоскоп двух разных личностей с хрустом проворачивался перед глазами, накладываясь на так и не отпустившее похмелье и чёрт ещё знает на что, явно не добавляя мне христианского смирения.
— Чего молчишь? — в голосе князя Шувалова послышались раскаты далёкого грома.
Все, кто хоть немного были знакомы с этой властной влиятельной личностью, уверенно могли утверждать, что этот тон не предвещал ничего хорошего. Вот и мне, как его сыну и главному наследнику, было понятно: Светлейший князь пребывает в состоянии крайней степени бешенства. Дальше — только карательные санкции.
Князь!
Просто охренеть! Настоящий, мать его, князь!
Эта мысль показалась настолько смешной, что я не смог полностью отконтролировать лицевые мышцы. В результате уголки губ предательски дрогнули.
— А ну, прекрати скалиться, паршивец! — удар княжеской ладони по столу сам по себе был тяжёл, так ещё и сопровождался небольшим выплеском силы.
Магии, да.
Он ведь не просто светлейший князь и опора императорского трона. Князь Шувалов ещё и Гранд. Грандмастер, если полностью — это ранг такой в здешней системе. Человек, способный одним только словом разорвать человеку внутренние органы в клочья. Это не метафора, если что.
Часть меня считала эту информацию такой же естественной, как и дышать, другая же скептически скривилась, типа: «Воу, Гэндальф Серый, ты ли это?».
Но покачнувшиеся тяжёлые портьеры, которые зацепило потоком энергии — князья Шуваловы филигранно работали с воздухом, заставили воспринимать происходящее всерьёз.
— Мне просто хреново, — сообщил я. — Это нервное…
Не то чтобы я хотел перед ним оправдываться, но — чистая правда же!
Ночной загул Михаила Шувалова закончился не просто пьяным сном, а передозом.
И он умер.
Стоящий сейчас перед его отцом человек, им уже не был. В теле Миши теперь находился я. И если кто-то думает, что легко не нервничать, стоя напротив человека, способного, как я знал из памяти реципиента, движением ладони вскрыть человеческую грудную клетку без единого касания к оной, то он сильно ошибается!
Вряд ли, конечно, он станет такое проворачивать со своим сыном, но проверять не хотелось.
— Нервное? — старший Шувалов даже не думал ослаблять давление. — Это мне нервничать надо, а не тебе! Ты хотя бы приблизительно представляешь, во что сам влип и род наш втравил?
Как ни странно — понимаю.
Представляю.
Осознать вот только не могу.
Отлично помню, если это слово правильно тут использовать, что натворил наследник этого грозного мужика за письменным столом, но всерьёз, уж простите, воспринять пока не могу.
Дворяне какие-то, нахрен! Обязательства, контракты, устные договорённости… Всё это чуть не ухнуло в выгребную яму из-за скотского поведения наследника рода.
Его воспоминания виделись смазанным сном. Или фильмом, который ты смотрел, но не проживал.
Ночной клуб.
Стайки юных хищниц, в одежде, которая больше демонстрирует, нежели прикрывает. Неоновые вспышки. Ритмичная музыка, слегка напоминающая «синтвейв». Компания молодых людей, центром притяжения которой выступаю я. То есть Шувалов-младший, конечно. Это понятно.
А ещё море алкоголя.
Дорогого, элитного, да ещё и с такими с такими ценами за сто грамм, что мне настоящему пришлось бы продать что-то из органов, чтобы хоть раз вот так провести вечер. Это спиртное спутники Шувалова-младшего лили в себя, как воду. А ещё был бурый порошок, похожий на измельчённый в пыль тростниковый сахар…
Сто пудов — наркота.
И закончилось это всё чем? Конечно же, дракой! С кем-то… Как там его звали? А я вот не знаю! И Миша Шувалов не знал. Много чести для наследника княжеского рода интересоваться именем какого-то типа, пусть он и был телохранителем Людмилы Гагровой.
Княжны Гагровой, если быть внимательным к деталям.
Что там мажору в башку прилетело, он и сам бы себе сказать не смог, даже имей такую возможность. Скорее всего, в пьяном угаре Мишенька решил подкатить к знакомой девушке, уткнулся в грудь ее охранника, который вежливо попросил не доставлять проблем опекаемой им особе, потом оскорбился, что какой-то урод мешает его веселью, и просто сломал ему за это руку.
Поправка.
Это княжич наивно думал, что он настолько крут, что может справиться с обученным бойцом, имевшим ранг Воина — на ступеньку выше собственного.
Я же, просматривая воспоминания, понимал: Мише позволили победить. По сути, подкормили раздутое эго княжича, почти нивелировав зародившийся конфликт. Всё для того, чтобы, не дай Спаситель, не навредить сыну самого Шувалова.
Так-то, охранник был, безусловно, покрепче и опытнее в такого рода схватках, чем обдолбанный аристократ. Но, как это часто бывает в жизни, пострадал именно он, а не тот, кто должен.
— Платье Гагровой я случайно порвал, — мне пришлось подать голос после продолжительного молчания. Просто, чтобы что-то сказать.
А дальше там было вот что. Сломав одному телохранителю руку, мажор не остановился. Был взят в захват вторым бодигардом, но всё же смог дотянуться до предмета вожделения.
Точнее, до тонкой ткани платья княжны.
Треск, почти неслышимый за музыкой, вполне отчётливый вопль княжны, совсем неаристократично выкрикивающей: «Ты что сделал, козёл⁈», и кратковременный ступор перед вакханалией, которая там потом разыгралась.
Как-то так…
— Её платье — наименьшая из твоих проблем, идиот! — прошипел отец. — Как и сломанная рука её телохранителя!
— Чё, обкашляли уже с Петром Васильевичем?
А вот эта реплика вырвалась случайно. Неконтролируемо и весьма глупо. Будто бы проклятый пацан, откинувшийся от передоза, всё ещё сидел в голове, что, конечно, полная хрень. Ушёл он окончательно и бесповоротно — мне ли не знать.
Просто снижение контроля, и так трещавшего по швам, позволило прорваться одной из привычных реплик Михаила. Он так обычно и разговаривал с отцом. Не буду грешить на память тела, но что-то в этом роде.
Мля-я-я!
Старший Шувалов побагровел.
Поднялся. Очень медленно обошёл стол, остановился в шаге от меня. Сильно и без всякой жалости, ткнул пальцем в грудь.
— Твой грязный язык, сопляк, тебя когда-нибудь убьёт!
Второй тычок.
— Два твоих приятеля загнулись от передоза после «лотоса»!
Третий, словно копьём.
— А ты стоишь тут и скалишься!
Четвёртый…
— И даже не пытаешься выглядеть виноватым! Скажи, ты совсем охренел?
С каждым тычком становилось всё паршивее и паршивее. Картинки из двух жизней окончательно превратились в разноцветную мешанину.
Выпитое и вынюханное Михаилом сегодня ночью тоже решило о себе напомнить. И, наконец, измученный отравой организм отреагировал на весь происходящий сюр единственным доступным ему способом.
Меня, попросту, вырвало на идеально вычищенные туфли князя Шувалова.
А потом я отключился.
В себя пришёл уже не в отцовском кабинете, а в спальне.
Очень большая комната, в такой можно танцы человек на десять устроить и тесно не будет. Но это была именно спальня, а не зал для приёмов. Причём, моя спальня. Спальня Михаила Шувалова…
Так, Дрозд! Хватит! От этой двойственности уже крышу сносит!
Я — это я, а значит, и спальня — моя. Потом буду разбираться, как так вышло и что за хрень творится. А то этими размышлениями снова отправлю мозг в принудительную перезагрузку! Пока просто принимаем за факт, что я каким-то образом оказался в теле другого человека, у которого проблем, как у дурака — махорки.
Напился, подрался, сломал деревцо — стыдно смотреть людям в лицо.
Хотя у него (и у меня, соответственно), всё гораздо серьёзнее получилось. Пьянка явно вышла из-под контроля.
Сперва — море алкоголя, затем — конфликт с княжной Гагровой, отец которой, по счастливому стечению обстоятельств, приятельствовал с Шуваловым-старшим, а потом и «лотос» — синтетический наркотик, вошедший в моду у «золотой» молодёжи города Владимира. Сильная штука, способная даже одарённого серьёзно торкнуть.
Точнее — тоже флешбеки от Михаила — сам по себе «золотой лотос» не торкает. Он лишь снимает естественное сопротивление организма мага всем торкучим веществам. А вот после него уже можно накидываться всем, чего душа желает.
В завершении вечеринки мой реципиент вдруг осознал, что живым из этого «трипа» не выберется, запаниковал и умер.
Я появился чуть позже.
Дезориентированный, ни хрена не понимающий в том, что происходит вокруг. Например, почему истерично орут девки? Или отчего у двух парней из компании младшего Шувалова идёт пена изо рта? И зачем люди в костюмах на руках выносят меня из ночного клуба.
Дальше вообще начался какой-то фешенебельный трэш. По правде сказать, я довольно долго считал происходящее сном.
Лимузин, в роскошном салоне которого, зачем-то, было влеплено реанимационное оборудование. Врач, подключающий меня к нему. Укол, отправляющий растерзанное вопросами без ответов сознание в небытие. И тут же — пробуждение.
Глухие голоса: «Он точно в порядке? Тогда тащите его к князю!».
Два человека подхватили меня под руки и скорее понесли, чем повели по коридору, убранством, похожим на Зимний дворец.
Пока болтался у них в руках, как раз и начали приходит воспоминания из бессмысленной, но яркой жизни Миши Шувалова, которые без всякой системы накладывались на мою собственную память.
Временные периоды всплывали случайным образом.
Школа, где восьмилетний Миша дарит учительнице цветы. Безумная гонка по ночным улицам на дорогущем спорткаре, сменяющаяся осенним дождливым днём на кладбище и цветной фотографией красивой молодой женщины на простом деревянном кресте — похороны матери моего реципиента.
Видения прошлой жизни накрывали меня волнами даже в процессе разговора с Мишиным отцом. В результате несчастный мозг, которому и так-то было несладко от количества отравы, решил временно отключиться. А я ведь даже промежуточных итогов этого разбора полётов по горячим следам не услышал.
Память младшего Шувалова подсказывала, что отец проорется, после чего всё вернётся на круги своя. Я же, как человек более опытный, знал, что после такого отпрыск княжеского рода недельным домашним арестом не отмажется.
И не ошибся.
— Михаил Юрьевич? — дверь комнаты приоткрылась, впуская невысокого, но весьма полного человека с блестящей плешью и кожаной папкой под мышкой. — Уже пришли в себя?
Что-то мне говорило, что это именно последствия и пожаловали. С вошедшим в спальню человеком Михаил, а теперь уже и я, был прекрасно знаком.
Более того, его память содержала сведения о стойкой взаимной неприязни между нами. И если со стороны господина Стоцкого она была полностью оправдана, поскольку всё то, что творил княжич, приходилось разгребать именно ему, то вот у самого наследника рода носила более прозаичный характер.
Ему просто не нравился нудный дотошный мужчина, приставленный к нему отцом в целях контроля финансов и превентивного решения проблем, которые Шувалов-младший генерировал с завидной регулярностью.
Ещё и вёл себя будто нянька, постоянно причитающая: «Михаил Юрьевич, я совершенно уверен, что ваш отец не одобрит эти траты», «Михаил Юрьевич, вы знаете убытки какого размера повлекла ваша выходка?», «Михаил Юрьевич то…», «Михаил Юрьевич сё…». Боже, как же он бесил моего мажора!
— Как себя чувствуете, Михаил Юрьевич? — сухо поинтересовался Стоцкий, на которого я сейчас смотрел совершенно другими глазами.
Без неприязни, но с пониманием грядущих неприятностей. Этот непримечательный человек обладал достаточными возможностями, чтобы их мне устроить — если отец прикажет, конечно. И огромный клетчатый платок, которым он уже несколько раз успел промакнуть обильно потеющую лысину, в заблуждение не вводил.
— Бывало и получше, — нейтрально пробурчал я, покосившись на раскрытую папку в его руках.
Те, кто подобно мне отдал Системе большую часть своей жизни, хорошо знает, что самые гадские новости приносят в вот таких вот папках. Как выяснилось через несколько секунд, эта была именно такой.
— Ничего, — поверенный не стал расшаркиваться, а просто раскрыл папку и вытащил оттуда нужную бумагу. — Целитель сказал, что вашему здоровью ничего не угрожает, а я склонен ему верить. Лев Валерьянович — один из лучших специалистов своего дела.
— Мутит немного…
— Токсины из организма полностью выйдут через несколько часов. Вот, — белоснежный лист лёг на край прикроватной тумбочки, — прошу ознакомиться.
— Что это? — хмуро поинтересовался я. Читать не хотелось, да и вряд ли бы вышло. — Какое-нибудь предписание покинуть родовые земли в течение двадцати четырёх часов?
— Вы зря иронизируете, Михаил Юрьевич, — наставительно укорил меня собеседник. — Никто не вправе отказывать вам в посещении любых заведений и территорий, принадлежащих Шуваловым. Даже после процедуры лишения статуса наследника. Мне лишь поручено довести до вашего сведения некоторые изменения в вашей… — тут он слегка замялся, но быстро поправился, — в вашем привычном укладе жизни. Если вы понимаете, о чём я сейчас.
— Будьте добры, давайте без этих расшаркиваний, — поморщился я, чувствуя, как снова начинает болеть голова. — Раньше сядешь — раньше выйдешь.
— Простите, что?
— Говорю, давайте уже покончим со всеми формальностями. Я вас внимательно слушаю, господин Стоцкий.
Взгляд княжеского поверенного на миг сделался подозрительным, будто он ждал от Михаила совершенно других слов. Или истерики. Но не дождавшись, кашлянул и продолжил:
— Пожалуй, начнём с неприятного, Михаил Юрьевич, — сказал Стоцкий. — С этого момента и до окончания вышеназванной процедуры, вы лишаетесь возможности пользоваться абсолютно любыми активами рода Шуваловых. Доступ к счетам будет заблокирован и может быть открыт лишь по личному распоряжению главы рода. Но, на вашем месте, я бы на это вообще не рассчитывал.
«Профессионал, — сделал я вывод. — Мишка тебя ни в грош не ставил. И лысина эта ранняя у тебя появилась благодаря ему. Но нет даже намёка на неуважительный тон. Или злорадства. Что в данных обстоятельствах было бы полностью оправдано».
— Доброй волей вашего отца, вам назначен ежемесячный пансион, — продолжил мужчина. — Достаточный для того, чтобы полностью покрывать ваши базовые потребности. Деньги небольшие, но при разумном подходе их хватит для поддержания достойного образа жизни.
При этом на лице Стоцкого было буквально написано, что в разум Михаила он не верит. Как и в способность вести упомянутый им образ жизни.
— Другими словами, батя заблокировал мне карточки и вышвырнул на улицу? — подытожил я. — Я всё правильно понимаю?
— Суть верна. Формулировка не очень корректна.
— Плевать! — раз уж я избалованный мажор, нужно и вести себя соответственно, а то вызову подозрения. — И каков размер этой подачки?
— Эта информация мне неизвестна, — у юриста дёрнулся уголок глаза. Ага, знакомые реакции. — У вас будет достаточно времени, чтобы со всем ознакомиться.
Что-то мне подсказывает, что Стоцкий недоговаривал. Причина здесь лишь одна: сумма не озвучивается сейчас, чтобы избежать Мишиной истерики. Вывод: вряд ли на эти средства можно комфортно существовать, как утверждает господин Стоцкий.
Ладно, потом сюрприз будет.
— Пансион назначен сроком на год, — продолжил давить канцелярщиной повереный. — После истечения указанного срока надобность в нём отпадёт.
— Почему? — что-то в последней фразе меня смутило. — Что будет через год?
— В случае, если процедура лишения статуса наследника будет доведена до конца — пансион вам не понадобится. Наследником официально будет назван ваш младший брат, а вам найдут нишу, в которой вы сможете максимально приносить пользу роду Шуваловых. Таким образом, ваши доходы будут напрямую зависеть от размера вашего вклада в благополучие и процветание рода. Если же процедура будет отменена, сами понимаете, — развёл руками мужчина. — Дальнейшее решение только за князем.
То есть Миша, мир его обдолбанной душе, всё-таки довёл папеньку до белого каления. И тот решил его проучить жёстче, чем обычно. Временно лишил статуса наследника, выгнал из дома, но чтобы общество не назвало его жестокосердным ублюдком — выдал небольшой пансион.
А там уже по результатам. Если мера подействует — отыграет всё назад. Нет — назначит наследником Данила, а старшему обалдую найдёт непыльную должность, на которой он не сможет ничего испортить.
Что тут скажешь — респект мужику! Правда, делать это нужно было раньше, а ещё лучше — пороть чадо при первых признаках морального разложения. Но не мне об этом говорить. Своих детей не нажил, чтобы советы раздавать.
Тем временем на тумбочку лёг конверт из плотного серого картона. Объёмный, будто там несколько пачек с наличкой лежали. Это что и есть мой ежемесячный пансион?
Не угадал.
— Внутри — ваши документы. — сообщил юрист. — Паспорт, права на управление транспортным средством, школьный аттестат, диплом, технический паспорт, документы на жильё.
— Техпаспорт? — удивился я. — Вы же только что сказали…
— Речь шла об имуществе рода, — сухо поправил меня Стоцкий. — Ваш личный транспорт, подаренный вам на прошлые именины, не входит в этот перечень. С автомобилем вы также можете делать всё, что вам взбредёт в голову. Ваша квартира была оформлена на вас дарственной и имуществом рода тоже не является. Ключи от того и другого я вам оставил. Пожалуй, на этом всё, Михаил Юрьевич. У вас ещё остались вопросы? — произнёс он нейтральным тоном.
Скосив глаза на край тумбочки, где аккуратной стопкой лежали два конверта и брелок с ключами, я поинтересовался:
— А что в самой первой бумаге?
— Предписание, — впервые за всё время нашего разговора на лице Стоцкого промелькнула тень улыбки. — Предписание покинуть родовое поместье в течении двадцати четырёх часов, Михаил Юрьевич. И я настоятельно рекомендую вам его выполнить. В противном случае…
Тут и договаривать не нужно.
Уверен, в поместье есть целая куча людей, которым Шувалов-младший был костью в горле. Они с радостью помогут несговорчивому князю выполнить волю главы рода. Забавно. Выходит, я угадал с первым вопросом поверенному.
— Всего доброго, Михаил Юрьевич, — вернув папку под мышку, Стоцкий покинул комнату, аккуратно притворив дверь за собой.