Новичок

Глава 6

Воскресенье, 4 ноября. Утро

Московская область, «Москва-река»-4

Воистину, «красивые самолеты хорошо летают». У меня было время налюбоваться ладным «Ил-62», пока я звонил маме на работу. Предупредил скороговоркой, и быстро повесил тяжелую трубку. Родительница только-только набрала воздуху для гневной отповеди «засранцу малолетнему», а в ухо с золотой сережкой уже тычутся обрывистые гудочки…

Правда, внутри изящный фюзеляж показался мне тесноватым – привык к пузатым «Боингам», где кресел, как в кинозале. Зато далекий гул турбин не угнетал сознание, и я, растревоженный, множащий свои страхи, заснул, аки на облацех.

Самолет будто увяз в беспросветной черноте ночи. Лишь изредка под крылом проплывали города – тлеющие угольки разворошенных костров – красноречиво доказывая: движенье есть.

Часа за два до Москвы меня разбудила улыбчивая стюардесса, объявив волнующим грудным сопрано:

«Наш самолет пролетает над газовыми факелами Уренгоя».

Спросонья я глянул в темный иллюминатор – и впрямь. Далеко внизу пульсировали оранжевым точки живого огня, подсвечивая тюлевый облачный слой.

Сели в Домодедово. Я трусцой добежал до красно-белого «Икаруса», стряхивая липкую сонливость, и занял плацдарм на переднем сиденье – люблю смотреть за огромное ветровое стекло. Не едешь, а будто летишь по-над дорогой.

Толпа авиапассажиров наскоро сориентировалась, и бросилась за мной вдогонку. Коренастые мужики с обветренными лицами и дебелые тетки, бородатые геологи и хрупкие девицы в очках штурмом взяли стылый и гулкий салон, азартно толкаясь, волоча багаж и малых детей, одуревших от впечатлений.

– Автобус следует до аэровокзала, – объявил рассеянный водитель, витавший в иных мирах, и вырулил на шоссе. Поехали!

«Икарус» разогнался, помчался, грузно покачиваясь порой, как катер на встречной волне.

«Что делать? – думал я, скользя глазами по набегавшему асфальту. – Куды бечь? Полковник Кирш – старый друг генерала Иванова, а тот – конфидент Андропова… Искать встречи с генералом бесполезно, все равно не найду, а вот с шефом КГБ…»

Организм будто сам втянул воздух, длинно вздыхая.

«Не хочу!»

Не хочу до брыканья и топанья ногами, но…

«Надо, Даня, надо!»

Суматошные мысли горячили мою бедную голову, сплавляясь в неуклюжий и бесхитростный план.

* * *

Москву я пересек под землей, в гуле и вое, в верезге реборд, а у станции «Кунцевская» поймал светло-оливковое такси, голосуя портфелем. За рулем сидел безусый парниша в кожанке и фуражке с буквой «Т», смахивая на киношного копа. Наклонясь, он блеснул хитрыми, слегка выкаченными глазами, и спросил, имитируя архиерейский басок:

– Куда тебе, чадо?

– А сам-то… – буркнул я, плюхаясь на переднее. – Мне на Рублевку!

Водила затрясся в беззвучном смехе, и рванул с места, не заморачиваясь визгом шин.

Рублевскому шоссе было еще далеко до той главной аллеи, что заложат на грядущей ярмарке тщеславия, но особнячки-усадебки уже выстраивались вдоль, пока что для сановников СССР.

Зелено… Тихо… Никто не мешает бродить по парку, вдыхая хвойный дух, и размышлять о судьбах первого в мире государства рабочих и крестьян…

Таксист высадил меня, и развернулся, махнув обратно, а я торопливо зашагал к пункту назначения – госдаче товарища Андропова. Нынче это секретный объект под плотной охраной ребяток из 9-го управления КГБ, а в будущем все желтые газетенки наперебой пичкали почтенную публику россказнями о житии генсеков. Короче, локация известна.

Пустынная дорога блестела стаявшим снегом, словно после дождя, да и ветерок поддувал сыростью. Лишь однажды мимо пронеслась черная приземистая «Чайка», закручивая тугой вихрь. Мокрые листья взлетали, мелко кружась, и бессильно опадали, а я сбавил шаг – впереди обозначился знакомый по фото высокий забор, сколоченный из досок и выкрашенный зеленой краской.

Я порскнул в кусты, оглядываясь, не зная, куда деть чертову «ручную кладь». Решился – и перекинул ее за ограду. Всё, назад дороги нет. Портфель для меня всё равно что сундучок для Билли Бонса – там и диплом, и документы, и наличность.

Ухватившись за скругленный верх, кряхтя и сопя, елозя носками «прощаек» в поисках опоры, я подтянулся – и перекинул тело на ту сторону забора. Вроде бы журналюги из «прекрасного далёка» не упоминали сторожевых собак в своих брехливых откровениях…

Я расцепил пальцы и спрыгнул на бурую траву. Едва не упал, но вовремя выставил руку. Не в кувырок же входить – куртку измажу…

Часто дыша, словно после хорошей пробежки, осмотрелся. Елки, березки, кустики… Едва я потянулся за портфелем, как почуял быстрое движение. Выпрямиться или развернуться…

На это просто не хватило времени – сильная рука ухватила меня за шиворот.

– Попался, который кусался, – пробасил спокойный голос, не торжествуя, а как бы констатируя будничный факт.

Страх обдал меня морозящим всполохом, но в груди уже теснилось бешенство, опаляя мозг. Так унизительно попасться… Хотя на что ты надеялся, попаданька? На бабусю-сторожа из ВОХРа?

– Пусти! – просипел я, и даже на приемчик нацелился, но попытку броска не засчитали. Невидимый телохран играючи перехватил мою руку, и жестко зафиксировал.

– Тпру-у! Стоять, конёк-горбунёк…

Удерживая меня, пыхтящего, одной левой, невидимка достал рацию и по-прежнему спокойно доложил:

– Третий первому – нарушитель задержан. – В шипящем эфире невнятно забубнили. – Нет, ребенок. Подросток.

Охранник развернул меня, и ослабил захват. Невысокий, не слишком накачанный, и внешность неброская. Одет просто и удобно. Увидишь такого на улице, отвернешься… Уже забыл.

– Лягаться не будешь? – спросил он без улыбки.

– Я не лягался! Я самбо занимаюсь! – сцену подростковой вспыльчивости я отыграл на «пять с плюсом».

– О как! – в тоне прикрепленного озвучилась легкая ирония. Он даже голосом не привлекал к себе внимания. И запахом тоже – ноздрей коснулся шлейф забористого «Шипра». – А можно узнать, что ты забыл на охраняемой территории?

– Мне нужно к Юрию Владимировичу! – выпалил я. – Он один может спасти моего деда!

Офицер не дрогнул, но зрачки его чуток расфокусировались.

– Звать как?

– Меня?

– Да.

Уловив в голосе охранника оттенок нетерпения, я затараторил:

– Антон Кирш! Вот тут, в кармашке портфеля, мое свидетельство! – и добавил с отчаянной ехидцей: – Лягаться не буду.

Невозмутимый страж ознакомился с документом, и поднял задумчивый взгляд.

– Так твой дед – Иван Палыч?

– Ну, да! А я не знаю, где его искать! Но он в большой опасности! И куда мне было идти?

– Ладно… За мной – и без глупостей, пожалуйста.

– Да что я – совсем, что ли…

Продравшись сквозь заплетшиеся кусты, мы выбрались на расчищенную дорожку, уводившую мимо пушистых елочек и огромных берез с прямыми, как колонны, стволами.

Дорожка влилась в аллею, аллея притекла к просторному двору, обсаженному великанскими пихтами. В их тени почивали черная «Волга» и расплывшийся «ЗиЛ» того же официального цвета с пуленепробиваемыми стеклами, отсвечивавшими зеленым.

А в глубине открывалась госдача – здоровенная изба, рубленная чуть ли не в три этажа. С будущими хоромами бандосов и куркулей на Рублевке не сравнить, уж больно скромна.

Ближе ко входу круглились цветочные клумбы, заботливо укрытые на зиму картонками. Меня умилили половинки кирпичей, уложенные поверх, чтобы ветер не унес.

– Заходим.

В обширном холле меня ждал пожилой человек в очках. Его шлепанцы, пижамные штаны с пузырями на коленях и заношенная латанная кофта сбивали с толку – на фотосессиях Андропов в костюме позировал, а тут чисто домашний прикид.

– Спасибо, Володя, – мягко сказал председатель КГБ.

Поймавший меня охранник кивнул и вышел за дверь.

– Ну, здравствуй, Антон.

Холодок в душе пополз еще ниже в минус. Прикидываться и дальше внуком Кирша опасно, да и противно, но не выдавать же себя?

– Здравствуйте, Юрий Владимирович! Я ваш портрет видел. А… Вы не знаете, где дед?

– Знаю, – забросил ответ Андропов, темнея лицом. – А с чего ты взял, что он в опасности? Да ты присядь.

Я устроился с краю дивана, и вздохнул, теребя ручку портфеля.

– У нас так заведено, это как игра – мы с дедом пользуемся кодовыми фразами. Он, когда в Москву улетал, напомнил мне о них. Я ему звонил еще… в позатом месяце. Дед был в хорошем настроении – сказал, что все у него нормально. А сегодня утром… Запереживал я что-то… Было часа три по нашему, а в Москве – восемь утра. Ну, дед всегда рано встает… Я и позвонил. Он взял трубку после четвертого гудка. И голос у него был… То ли уставший, то ли… Не знаю, но он мне не понравился. А стоило мне поздороваться… Дед сразу так обрадовался! Спрашиваю: «Ну, как ты?» А он: «Не волнуйся! Всё в полном порядке!» Меня как током шибануло! Понимаете, для нас с дедом выражение «Всё в порядке» – это как сигнал тревоги, а уж если «Всё в полном порядке»… Это SOS! Я его тут же спрашиваю: «А ты где?» А он мне: «У друзей». Понимаете? Если бы дед был с вами, то сказал бы: «Со своими». А «друзья»… Дед у врагов.

– А… – встрепенулся Ю Вэ. – Он успел что-то еще передать?

– В том-то и дело! Я расслышал какой-то шумок, и всё. Короткие гудки. Похоже, кто-то нажал на рычажок. Ну, я сразу в аэропорт, и сюда. И… вот.

Мой вопросительный взгляд Андропов проигнорировал, отведя глаза. Привстал, взял со столика трехлитровую банку со слоистой медузой гриба, и нацедил себе в стакан через марлечку. Отпил шипящей желтизны, и медленно выговорил:

– Мне очень жаль, Антон, но твой дед погиб.

Я ссутулился, словно утратив некий стержень. Тошно стало, и пусто. Ну, кто мне полковник Кирш? Не родня, даже не друг. Товарищ. Но всегда жалко, когда уходит хороший человек.

Да мы просто ничего не успели с «Палычем»! Ни сдружиться, как следует, ни по душам поговорить. Единственный день были знакомы! А теперь – всё…

– Его убили? – негромко уточнил я, удивляясь дребезжанью в голосе.

Помолчав, Юрий Владимирович глухо вытолкнул:

– Да. Ивана Павловича схватили утром, незадолго до твоего звонка. Куда именно увозили… Расследуем. Ищем. А тело нашли буквально два часа назад. В Медведково. Деда твоего не пытали, но явно пытались разговорить. На руке – следы от уколов. Видимо, вводили… м-м…

– Спецпрепарат? – подсказал я, дернув губами. – «Сыворотку правды»?

– Д-да… Похоже, шприцем орудовал непрофессионал – медэксперт предполагает эмболию… – Андропов выхлебал настой до дна, и отставил стакан. – А куда ты звонил, вообще?

Перехватив цепкий взгляд, я усмехнулся про себя, испытав холодное довольство. Ну, хоть к чему-то подготовился…

– Дед, когда в Москве, всегда у сестры останавливается, – выдал я ровным голосом, – у тети Агаты. Она на Преображенке живет.

– Понятно… – повертев «Свидетельство о рождении», он вернул его мне. – Что, так и не вписали отчество?

– Мама не говорила, кто отец, – повел я плечом, – а теперь… Поздно.

Юрий Владимирович смутился, приняв мою неразговорчивость за страдание, и развел легкую суету.

– Тут еще кое-что… – он раскрыл кожаную папку, взятую со стола, и протянул мне стопочку двадцатипятирублевок. – Эти «друзья» ни взяли у Ивана Павловича ни денег, ни документов. Паспорт твоего деда я пока оставлю, а вот снимок… Теперь он тоже твой.

В мою руку легла небольшая фотография весело улыбавшейся девушки. Натальи Кирш.

– Молодая совсем… – пробормотал я.

Андропов горестно вздохнул. В холле зависла тишина, но лишь на секунды. Хлопнув дверью, энергично вошел крепкий, круглолицый мужчина в самом расцвете сил, чью курносость слегка смазывали очки в простенькой черной оправе.

– Это «хохлы», Юра! – громко оповестил он хозяина, и осекся, приметив постороннего. – Э-э-э… Здрасьте, молодой человек.

Я сумрачно кивнул.

– Знакомься, Борь, – председатель КГБ тяжело поднялся, рукой опираясь на столик. – Антон, внук полковника. А это Борис Семенович.

Соблюдая приличия, я тоже встал – и пожал протянутую Ивановым руку. Мне хватило ума помалкивать, не разглашая открывшихся в будущем тайн. Неуместное узнавание стало бы прелюдией к чистосердечному признанию.

– Очень приятно, – серьезно молвил генерал-лейтенант, начальник управления «С».

– Взаимно, – без улыбки ответил я.

Андропов, хмуро косившийся куда-то в угол, сложил руки за спиною, и вскинул голову. Блеснули очки в тонкой золотой оправе.

– Палыча я им не прощу, – вытолкнул он с глухой угрозой. Усилием воли стирая ожесточенность, Ю Вэ сказал по-свойски: – Оставайся у меня, Антон. Похороны назначены на завтра. Заодно с тетей Агатой увидишься… Успеваешь?

– Да, Юрий Владимирович, спасибо, – вежливо улыбнулся я. – Каникулы еще не кончились…

Понедельник, 5 ноября. День

Москва, улица Орджоникидзе

Самое удивительное заключалось в том, что вчера я мигом уснул в гостевой комнате. На госдаче товарища Андропова! Еще девяти не было, а я уже бродил душою по сновидным пространствам…

Правда, в одиннадцатом воспрял – потянуло меня к удобствам. Сходил по мокрому делу и, шатаясь в полудреме, шаркаю обратно. Вдруг слышу голос Иванова, возбужденный и громкий. Юрий Владимирович шикает на него – время, дескать, позднее, – а генерал не унимается, шумит:

«Всё верно! Всё по медиуму! Захватили заложников в Тегеране, мать-перемать! Шестьдесят шесть штатовских дипломатов и само посольство заодно! По слухам, студенты-мусульмане отличились, но без аятоллы там точно не обошлось!»

Я на цыпочках прокрался мимо резонировавшей двери, и юркнул в постель. Упал телом, а затем духом – всё, думаю, теперь мне до утра ворочаться, перебирая в памяти медиумов, аятолл и прочая, и прочая, и прочая. Ага… Подушку взбил, одеяло подоткнул – и соскользнул из яви в сон.

* * *

Зато с утра пошли вибрации… И вздрагивало нутро, и ёкало. Главное, я не видел для себя иного выхода, чем тот, который уже выбран – таиться под маской внука «деда Вани». А как еще? Назваться «по правде»? Мигом потащатся вопросы, подозрения, выстроится логически непротиворечивая цепочка причин со следствиями, и – вуаля! «А не вы ли, гражданин, тот самый «медиум»?» Спрашивается: а оно мне надо?

К обеду я устал бояться, тем более что Андропова не было с раннего утра, а в час за мною заехал Иванов.

– Юрий Владимирович обещал… прямо на кладбище, – сообщил он, выкручивая руль. – Ему надо было кое-куда съездить, и кое с кем потолковать… Ты Африку хорошо помнишь?

От неожиданного вопроса я внутренне сжался.

– Смутно, – признался честно. – Да и чего там помнить? Львы с зебрами – в заповедниках, для туристов…

– Антоха, извини, – смутился Борис Семенович. – Болтаю, что попало…

– Да ладно… – милостиво затянул я, а сам напрягся, размышляя, выдержу ли я еще одно испытание. Встречу с тетей Агатой.

Кирш показывал мне ее фотокарточку – типичная мисс Марпл. Старорежимная старушенция – сухонькая, маленькая, седые кудряшки, нос кнопкой и круглые очки. Тетя Агата, по сути, вырастила Наталью Ивановну, дочь полковника. Стало быть, и сына ее успела понянчить. Меня, как бы. Вот выйдет фокус, когда бабуська спросит ледяным тоном: «А вы, собственно, кто такой, молодой человек?»

А уж как заинтересуется Иванов…

…Занозив мыслями сознание, я вылез из машины у ворот Донского кладбища, и потащился навстречу Андропову. Усталый, но довольный, Юрий Владимирович вынимал из «ЗиЛа» согбенную старушонку.

– Здрасьте, тетя Агата! – храбро сказал я. Побыстрее, чтобы не мучаться.

А бабушка закивала мне, тряся белыми буклями, засияла беззубым ртом.

– Ах, Антошечка! – заблеяла. – Ах, Антошечка! Как вы-ырос… Ну, пойдем, пойдем, попрощаемся… – и дрожащим шепотком посекретничала: – Я тут одному попику панихиду по Ванечке заказала. Знаю, знаю, братец безбожником был, прости, господи…

– Ну, да, – обронил я невпопад, напрягая слух.

За спиною шагали Андропов с Ивановым, и тихо переговаривались. Расслышать мне удалось немного, всего лишь одну фразу, будто вырванную из сценария боевика: «Генеральный дал добро…»

Мысли завертелись, как опавшие листья, поднятые ветром…

…Печальная церемония затронула сознание скользом. Тетя Агата опиралась на палочку и сморкалась в надушенный платочек. Немногие сослуживцы стояли с каменными лицами. Комья земли падали на гулкую крышку…

«Вот и всё… – крутилось в голове. – Вот и всё…»

Заширкали лопаты. Сильные руки прикрепленных принесли полированную гранитную плиту, но оставили в сторонке – пускай земля уляжется. Зато выставили скромную стелу: «Иван Павлович КИРШ. 1904 – 1979».

А мои щеки залил густой, горячий румянец. Я испытал стыд за себя, боязливо мнущегося в тени. Полковник прикрыл попаданца своею смертью. Выдал мое послезнание за откровения мифического медиума – и очутился на линии огня.

«И чем же ты собираешься оплатить долг перед «дедом Ваней»? – задумался я всерьез. – А, внучек?..»

Там же, позже

Юрий Владимирович неторопливо гулял по кладбищенским аллеям. Для многих бойцов невидимого фронта Донское стало последним приютом. Вильям Фишер… Петр Власов… Конон Молодый… Иван Кирш…

Андропов сумрачно глянул в прогал между могучими липами. Какие люди были… Какие люди…

– Всё не зря, – шепнул он, и зябкий ветерок подхватил роняемые слова.

Председатель КГБ оглянулся – прикрепленные смирно маячили позади, профессионально рассредоточившись. Пряча беглую усмешку, Ю Вэ ногой разворошил опад.

– Юр, все в порядке! – нагнал его голос Иванова.

– В полном? – усмехнулся Андропов.

– Не прикапывайся! – хмыкнул генерал-лейтенант, подходя. – Помянули?

– Как полагается. Антона посадил?

Борис Семенович кивнул.

– Жаль пацана… – затянул он. – Юр…

– М-м?

– Что, если я… так, между делом… поищу его мать?

Брови Андропова сперва сошлись, а затем вскинулись, изображая хмурое удивление.

– Наталья Кирш пропала без вести пять лет тому назад, ты в курсе?

– Да в курсе, в курсе! – нетерпеливо отмахнулся Иванов. – Ну, а вдруг? Ладно, там, не найду живой, так хоть могилку сыщу. Понимаю, что сложно, что уже искали, но мертвой Наталью Ивановну никто не видел! Нет, ну, может, и видел кто… Вот и надо выяснить!

– Да что ты меня убеждаешь! – фыркнул Юрий Владимирович. – Взялся, так ищи. Иди туда, не знаю куда…

– Есть идти туда, не знаю куда! – молодцевато козырнул Борис.

– К пустой голове руку не прикладывают, – съязвил председатель КГБ, и зябко поежился на ветру. – Ладно, поехали. Выпишу тебе «лицензию на убийство»…