Никогда не было, но вот опять. Попал 4

Глава 32

Царь вызывал меня для беседы ещё два раза. Он желал уточнить некоторые моменты, а в перерывах хохотал над анекдотами про поручика Ржевского. А когда я рассказал о будущем революционном движении и о значимых фигурах, то первым его побуждением было с ними потихоньку расправиться.

Я постарался отговорить его от этого шага, сказав, что всякой власти нужны оппозиционеры, иначе случится почивание на лаврах и застой. Главное не давать оппозиции объединится и стать серьёзной силой. Пусть разбиваются на всяческие фракции и собачатся между собой. Процесс этот страшно увлекательный и для власти полезный, поскольку в этой теоретической грызне, они высказывают порой вполне разумные мысли о всяких тенденциях в экономике и политике. И грех властям этим не воспользоваться.

А вот с террором нужно бороться беспощадно, но делать из террористов мучеников пострадавших в борьбе с режимом не стоит. Если они так жаждут пострадать за счастье народное, то дать им такую возможность, на разных северных стройках и рудниках. Им даже можно зарплату платить, которую они вполне добровольно будут перечислять на народное просвещение, в детские приюты или на закупку зерна для голодающих. И чем лучше будут работать, тем больше вклад в народное счастье, а кто будет лениться или совсем работать оказываться тем плетей и главное в прессе освещать. Мол, такой-то борец за народное счастье, который собирался бомбу бросить в генерал-губернатора, отказался своим ударным трудом это счастье приблизить, то от имени народа получил наказание.

Кстати голодающим хлеб раздавать совершенно бесплатно тоже нельзя. Пусть они дороги строят хотя бы от своего села до тракта, если село в стороне.

Царь слушал мои измышления, благосклонно усмехаясь, а иногда и откровенно веселясь. Но это его дело. Мне главное прокукарекать, а там хоть не рассветай. Конечно, хотелось бы избежать войн и революций, но тут как получится.

Была некоторая надежда, что я напрягаю память и мелю языком не напрасно, поскольку выпроваживая меня, он приказывал изложить все, что я ему наговорил письменно. А однажды предложил мне стать консультантом на постоянной основе. Я отказался, сказав, что мудрость моя заёмная, и всё, что я ему наговорил это плод не моих размышлений. Всё это я когда-то прочёл, и запас этой заёмной мудрости у меня, можно сказать, иссяк. Царь попросил рассказать ещё пару анекдотов и отпустил меня домой в Барнаул, сказав, что нужные распоряжения моим кураторам будут дадены.

И вот я блаженствую на палубе своего собственного парохода. Он шлёпает плицами по обским волнам и довольно бодренько идёт против течения. Сейчас конец августа, но дождей нет, и солнышко ласково смотрит с голубых небес на реку. По правому берегу мимо проплывают крутые глинистые обрывы, а низкий левый берег радует буйной растительностью и редкими песчаными пляжами.

В Барнаул едем мы не все. Савватеевна с Катькой остались в столице и, похоже, император прислушался к советам, и даст себя подлечить. Если Савватеене удастся продлить жизнь Александру за номером три, то российская империя имеет все шансы свернуть с предначертанного ей гибельного пути. Хотя кто его знает, к чему всё это приведёт. Думаю, что хуже, чем в нашей истории не будет.

Кроме женщин остался в столице и Черников. Он с Поповым работает над усовершенствованием радио. Император заинтересовался этой темой и отдал распоряжение строить радиозавод. Я, в своё время, предложил царю переманить Генриха Герца в Россию и подлечить его с помощью Савватеевны. Я не знаю чем Герц болен, но в моём мире он умер, где то в середине девяностых годов. Жалко если и здесь он помрёт так рано. Но это уже не моя забота.

И пока я лениво размышлял о всяком разном, на палубу посмотреть на солнышко вышел худой и весьма примечательный персонаж моих столичных приключений. История его появления на пароходе была довольно проста и незатейлива. Он пробился ко мне в гостиницу с чем-то тяжелым, завёрнутым в кусок полотна и представился оружейным мастером Антоном Дмитриевичем Шустровым. В доказательство развернул и показал мне какую-то железную конструкцию.

Так — то мне оружейный мастер нужен: одно дело, когда обычные слесаря будут пулемёт к самолёту прикручивать, и совсем другое дело, когда мастер из Санкт — Петербурга с оружейного завода со всем уважением закрепит 70 кг веса на лёгкой машине из фанеры и парусины. С другой стороны смущало, что мастеру было всего 25 лет.

— Вы, любезный, Антон Дмитриевич, как о нас узнали?

— Так через Шуля и прознал. О той фотографии с пилотессой многие охотники прознали.

— Без обид, но в вас трудно признать охотника, да и вряд ли такое барское удовольствие будет вам по карману в окрестностях столицы.

— Так — то оно верно вы говорите, только я помимо берданок на казённом заводе ещё для господ охотников всякий мелкий ремонт делаю, от того с ними и знаком. Ещё у меня своя затея была — делал ручные прессы для снаряжения патронов. Это значит, чтобы они могли пули по весу одинаковые отбирать и вес пороха точно вымерять. Стрелять получается значительно метче.

— И где пресс? — спросил я

— Так вот он! — указал на железяку мастер.

Точно пресс. Теперь и я, всмотревшись в конструкцию, опознал железку. Я ещё раз оглядел стоящего передо мной мастерового. Пожалуй, можно его к делу приспособить. Тем более сам напрашивается и человек похоже умелый, инициативный и изобретательный. Пригодится.

— Ежели у вас всё налажено, зачем со мной поехать хотите? В Сибирь обычно от голода едут или в ссылку, — продолжил допытываться я.

— Так я подрабатывал тем, что на казённом заводе всё делал, хозяину платил положенное. А теперь завод занят выделкой винтовок господин Мосина. Свободного времени за станками совсем нет. Приходиться одно и тоже делать. А я хочу что-нибудь новое придумывать. Потом вон у вас какие интересные машины, которые ещё и летают. А ещё вы пулемёт купили.

— А пулемёт-то тут причём? — не понял я.

— Очень хочется посмотреть, как он устроен, но господин Шуль не разрешает его трогать.

— Понятно! — протянул я раздумывая.

Опытный мастер, молодой, рукастый и головастый, раз выполнял дополнительные работы при оружейном магазине. Опять же жена и пара детей у него, что будет дополнительным якорем от загулов.

— Хорошо! Нам ты подходишь. Сколько ты на заводе получаешь за работу?

— Сорок пять рублей и ещё от охотников имел рублей пятнадцать — двадцать в месяц, — ответил тот, не задумываясь.

— Буду для начала платить тебе семьдесят рублей в месяц, а там как себя покажешь.

— Согласен я.

Так и появился на пароходе мастер Шустров с семьёй. Работы у меня задумано много, так что и этот лишним не будет.

В Барнауле после непременной бани и отдыха, пошёл к Саре-Серафиме. Она ведь здесь всеми моими делами рулила в моё отсутствие. Да и просто соскучился. Сара встретила меня несколько нервозно, хотя по делам дала полный расклад. И дела шли очень даже неплохо. Я даже засомневался в том, что сам бы справился лучше. А вот насчёт соскучился, получил полный отлуп. Ситуация случилась прямо классическая.

— Алексей, нам надо расстаться! — сказала она, комкая в руках платок.

Похоже, она меня всё-таки побаивалась. Я ведь не один раз изображал из себя в её присутствии полного отморозка.

— Отчего так? — как можно спокойнее спросил я.

— Я выхожу замуж!

Не сказать, что меня это слишком нахлобучило. Я ведь прекрасно понимал, что рано или поздно нам придётся расстаться. Но, тем не менее, новость для меня была из разряда неожиданных, и я не сразу сообразил, как на это реагировать.

— Кто? — спокойно спросил я.

— Что кто? — задала она нелепый вопрос.

— Жених кто?

Мой спокойный и холодный тон пугал её и она торопливо произнесла:

— Бусыгин Павел Никодимович.

Бусыгина я знал. Этот сорокалетний вдовец был довольно состоятельным купцом. Ничего плохого я о нем не слышал и дел с ним не имел. Ладно, Бусыгин так Бусыгин!

— Надеюсь, ты не собираешься отдавать ему все свои деньги, — произнёс я. — А впрочем, это твоё дело. Только предупреди его — если я узнаю, что он тебя обижает, то очень сильно рассержусь. А ты видела, что бывает, когда я сержусь. И кстати, кто будет руководить нашим шоу?

— Мы это с ним обговаривали. Он согласен, чтобы я после свадьбы занималась «Кафе шантаном», — проговорила она.

— Хорошо! Тогда я жду подробный письменный отчёт по всем нашим делам, — произнёс я и вышел из комнаты.

Я шёл по улице, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами. С одной стороны мне было досадно и даже обидно, а с другой присутствовало некое облегчение, что не я был инициатором расставания. Плюнув на все эти самокопательские изыски, решил, что надо это дело немного размочить порцией хорошего алкоголя. Ноги сами понесли меня в ресторан, где я к своему удивлению увидел сидящего в одиночестве Ивана Сухова. Тот вяло копался вилкой в тарелке и мрачно посматривал, то на бутылку водки стоящую на столе, то на немногочисленных посетителей.

Увидев меня, он махнул рукой, призывая за свой столик. Похоже не у одного меня проблемы. Я не стал привередничать и уселся напротив ещё вполне трезвого Сухова. Он щёлкнул пальцами, призывая официанта. Подлетевшему официанту указал на рюмку и велел принести ещё одну. Тот было кинулся выполнять, но я остановил:

— Любезный! Принеси ещё бутылку коньяку и закуску.

Когда заказанное появилось на столе, я набулькал в рюмашки коньячку и спросил у Сухова:

— Мы празднуем или с горя пьём?

Тот вяло махнул рукой и без слов опрокинул рюмку. Я, не задерживаясь, повторил за ним и, зажевывая выпитое, полюбопытствовал:

— А всё-таки, что случилось?

Иван схватил бутылку с водкой, налил себе и попытался плеснуть водки и в мою рюмку, но я его остановил, сказав, что пропущу. Кивнув, он выпил водку и сказал:

— Отец, пока я был в Петербурге, мне невесту нашёл. Хочет, чтобы я женился.

— А ты женится не хочешь! — догадался я.

— Не хочу! — подтвердил Иван.

— А что так? Невеста некрасивая?

— Да нет! Девка справная. Молодая только.

— Ну не хочешь жениться — не женись! В чём проблема-то? — не понял я его страданий.

— Отец говорит, что если не женюсь, то денег не даст и наследства лишит. А я собрался автомобили делать.

— Тогда женись! Наследство это серьёзно! -глубокомысленно заметил я.

— Да сам знаю! — досадливо заметил он. — Только не хочу, чтобы меня как бычка за верёвочку на случку водили.

Вот в чём дело! А ведь до знакомства со мной и с моей командой Иван Сухов был вполне себе нормальный купеческий отпрыск. Можно сказать «домостроевец». И год назад он нисколько бы не засомневался в праве родителя женить его без особого на то согласия с его стороны. Но сейчас он изрядно был уязвлён, что его заставляют жениться почти насильно. Однако плохо я влияю на окружающих. Вон даже сын купеческий бунтует и требует свободы совести.

— Да брат плохи твои дела! Но ты зря расстраиваешься. Не даст отец тебе денег ну бог с ним. Мы с тобой скооперируемся и будем вместе машины делать, — успокоил я опечаленного парня. — Давай коньячку по стопочке вмажем, и я тебе хороший совет дам.

— А давай! — легко согласился Сухов.

Коньячку мы вмазали, и Иван потребовал обещанный совет. Я не стал его томить:

— Ты Иван не правильную тактику выбрал, — заявил я. — Что отказался жениться по требованию отца это правильно, но…

— Нет, пока ещё не отказался! Сказал, женитьба шаг серьёзный и торопиться не надо, тем более и невеста ещё очень молода и может подождать немного, — перебил меня парень.

От выпитого коньяка в голове у меня слегка шумело, и проблемы семейного счастья отдельно взятого купеческого сына меня как-то не слишком волновали, но раз обещал дать совет, то надо выполнять.

— Это ты брат правильно сделал. А совет мой тебе таков. Не хочешь жениться по принуждению, женись по собственному желанию.

Тот недоумённо на меня уставился. Потом взял бутылку, покрутил её, раздумывая, налил по половине стопочки каждому и, взяв свою, выпил. Я последовал его примеру и стал ковырять вилкой закуску.

— Разъясни! — потребовал Иван, указав на меня вилкой.

— Разъясняю! Отцу, значит, говоришь, что абы на ком по принуждению жениться не будешь, а только по обоюдной любви. А сам подкатываешь к той девице, знакомишься и начинаешь ухаживать. Ну, там цветы ей даришь, конфеты, в кино водишь. А нет! В кино не водишь! Нету ещё у нас кина. В театр её водишь, — поправился я. — Ну а потом предлагаешь ей руку и сердце. Ну, то есть женишься. И заметь сам, а не по принуждению.

Иван от моих слов пребывал в лёгком обалдении. Хорошо ещё на слове «кино» внимания не обратил, а то бы пришлось рассказывать ещё и об этом. А у меня уже начал немного язык заплетаться. Но суть моего предложения он ухватил.

— Нет! — твёрдо произнёс он. — Не пойдёт! Совет твой полная фигня.

— Ну почему же фигня? — не согласился я. — Женишься по любви, и отец наследства не лишит.

— Да не хочу я жениться! Не нагулялся ещё! — запротестовал он, отмахиваясь от меня вилкой.

— Ну, брат, тогда и не знаю как тебе и помочь, — сказал я и потряс головой, чтобы избавиться от шума в ушах. — Давай тогда ещё по стопочке, и пойдем куда-нибудь.

— Вот это правильно! — подхватил он, и разлив остаток коньяка сказал:

— Давай к Щукиной завалимся.

— Нет! К Щукиной я не хочу. Давай лучше в «Кафе шантан» пойдём, там сегодня канкан будет.

Сухов кивнул, соглашаясь и мы, выпив коньячку, вышли из ресторана. На свежем воздухе заспорили. Я призывал идти пешком, чтобы чуток протрезветь, а Сухов утверждал, что он не пьян и ноги бить не намерен, а потому, мол, поедем на извозчике. Я его доводы признал справедливыми и мы стали оглядываться в поисках извозчика. Но мохнатого такси нигде не наблюдалось.

— Пошли, — сказал Сухов. — По пути поймаем.

Так и вышло. К театру «варьете» подкатили на извозчике, но во внутрь сходу пройти не удалось. Какой-то бородатый хмырь в нелепой расписной одежде преградил нам дорогу и потребовал билет.

— Не понял! — произнёс я. — Ты кто такой, чмо болотное, чтобы у меня билет требовать. А⁈

— Не положено без билета! — заявил этот лишенец.

— Я сейчас тебе покажу билет! — разозлился я и попытался схватить мужика за воротник.

Но тот отскочил к дверям и, выхватив из кармана свисток, свистнул пару раз и заорал:

— Полиция!

Дверь открылась и оттуда вышла Сара-Серафима.

— Никодим! Что за шум? — спросила она.

— Да вот ломятся без билета, — указал мужик на меня.

— Алексей! — побледнела Сара.

Похоже, испугалась, что я пришёл с ней разбираться. Я снял с головы шляпу и попытался обозначить поклон, но меня повело и пришлось опереться на тросточку.

— Мадам! Прошу нас с Иваном простить за беспокойство, но мы всего лишь хотели посмотреть концерт, — сказал я, слегка запинаясь и стараясь дышать в сторону.

Сара немного успокоилась и, чуть поморщившись, крикнула в приоткрытую дверь:

— Мария!

Вышедшая на зов девица поражала воображение. Нет, конечно, я узнал её. Как не узнать, если ещё год назад сам принимал её на работу, да и потом не раз наблюдал, как она усмиряла разошедшихся купчиков. Но я не видел её уже месяца три и, надо сказать, несколько подзабыл, как она выглядит. «Черт, а ведь хороша девка»! — подумал я, разглядывая её.

— Что хотели, Серафима Исааковна? — чистым звонким голосом спросила она.

— Маша проводи господ в зал. Посади за мой стол.

— Слушаюсь, Серафима Исааковна, — сказала та и улыбнулась мне вовсе тридцать два зуба.

— Алексей! Надеюсь ты станешь… — начала было Сара, но я её прервал:

— Мадам! Ни слова больше! «Мы будем кротки, как овечки», — процитировал я слова ещё не написанной песни.

Сара покачала головой и посторонилась, пропуская нас в зал. Я шел за Машкой и недоумевал, как это раньше я не обращал на неё внимания. Или сейчас мне спьяну чудится, что девка офигенно хороша. Она подвела нас к пустому столику в углу и собралась уходить. Я придержал её за руку.

— Мария, принеси нам чего-нибудь выпить и закусить.

Через пять минут мы с Суховым не спеша смаковали неплохое вино и слушали пение. Концерт мне понравился и даже канкан не испортил впечатления. Я попивал винцо и вполне благодушно наблюдал за публикой, которая пребывала в некотором возбуждении. Иван тоже не остался равнодушен к зажигательному танцу, поднялся из-за стола и вместе с ещё несколькими возбуждёнными зрителями пошел поближе к сцене, чтобы видимо поприветствовать звёзд провинциального канкана.

Я не понял, что там случилось, но послышался шум и какой-то купчишка, ровесник моего приятеля, заехал Ивану кулаком в ухо. И хорошо так заехал. Иван грохнулся на пол. Я выскочил из-за стола и, подбежав к ударившему, с разбега двинул ему в живот и когда тот согнулся, добавил в челюсть, от чего тот прилёг рядом с Суховым. Но больше порезвиться мне не дали. Прилетевшая откуда-то сбоку плюха, ввергла меня в странное состояния. Я не упал без сознания рядом со своим противником, но и утверждать что я был в полном сознании я тоже не могу. Помню, что нас растащили довольно быстро и потом мы сидели за столиками и пили мировую. Что происходило дальше, мне уже не вспомнить.

Очнулся я утром в постели, совершенно голый, а рядом лежала голая девица, по хозяйски закинувшая на меня ногу. Я тихонько выполз из — под её ноги и, с изумлением узнал в спящей без задних ног девице, Марию Андриановну Кузнецову, нашу «валькирию», «Зену — королеву воинов». «Вот ты и попал» — отстранёно подумал я.

Прототипом столичного оружейного мастера Антона Дмитриевича Шустрова стал наш современник, так же знакомый с обработкой металла и оружейной тематикой. Пообщаться с shustr282 вы можете на Ганзе. https://forum.guns.ru/forummessage/12/2509225.html