Никогда не было, но вот опять. Попал 4

Интерлюдия

Санкт-Петербург. Февраль 1890 года.

— Рассказывай, Арсений Владимирович, что там в этом Барнауле происходит и почему ты папских посланников арестовал? А то тут уже кое-кто интересовался, — такими словами встретил Пётр Николаевич Дурново своего заместителя.

— Я же телеграфировал, — ответил тот и присев за стол положил свою неизменную папку для документов перед собой.

— Телеграмма это само собой, а тут важны подробности и нюансы. Ну, так что там, в действительности произошло? И кто такой этот Алексей Забродин? Он действительно, тот за кого себя выдаёт или мошенник, а может и сумасшедший?

— А знаешь, Пётр Николаевич, я бы сказал всего помаленьку. Он и «вселенец», (так итальянцы называют таких как он), немного сумасшедший, ну и мошенник не из последних. По крайней мере, очень ловко двадцать тысяч рублей с итальяшек получил. Как он выражается: «Развёл лохов на бабки». Вот специально дословно записал, — показал на запись Мещеряков.

— Так все-таки мошенник! — поморщился Дурново. — Зря выходит ты съездил.

— Нет, он не мошенник, это я так к слову. Он именно вселенец «из параллельного мира».

— Из параллельного мира? — удивился Петр Николаевич. — Это что ещё за чепуха?

— А вот это Петр Николаевич, вовсе не чепуха. В это почти невозможно поверить, но он знает такие вещи, которые узнать, живя в глухой сибирской деревне, невозможно. Кстати, он очень высокого мнения о тебе, хотя несколько насмешливо отзывается о твоих любовных похождениях. Попросил передать тебе, чтобы ты сохранял трезвый рассудок, перлюстрируя письма какого-то бразильского посла. Якобы это может привести к твоей отставке, что, по его мнению, не желательно.

— Да что он там себе вообразил! — возмутился Дурново. — Его счастье, что он умер!

Мещеряков с улыбкой глянул на своего начальника и друга. Горяч Пётр Николаевич, горяч!

— А он не умер, — спокойно сказал он.

— Как это не умер? Ты же сам телеграмму давал о смерти этого молодчика. А сейчас говоришь, что этот Алексей Забродин жив! Как всё это понимать?

— Выжил! Его знахарка Новых Феодора Савватеевна вылечила, хотя себя она называет ведуньей. Я с ней познакомился. Очень непростая женщина эта Феодора Савватеевна. А телеграмма? Так мнимый покойник сам мне и посоветовал отправить в столицу телеграмму о его смерти и привёл убедительные аргументы в пользу такой версии. Более того, теперь его зовут Алексей Софронович Щербаков.

Пётр Николаевич уставился на своего заместителя с раздражённым удивлением:

— Теперь я совсем ничего не понимаю. Что за «тайны мадридского двора»? Изволь объяснится!

— Да нет там никакой тайны. Я ведь присутствовал при его разговоре с итальянцами. Мы с помощником барнаульского исправника Граббе Карлом Оттовичем за ширмами сидели и весь разговор слышали от начала и до конца. Кроме того там присутствовали ещё двое полицейских. На этом настоял сам Алексей. Он ведь и в самом деле опасался покушения. Правда мы и полицейские были нужны ему больше в качестве свидетелей, на случай его ответных действий на попытку покушения. К встрече он основательно подготовился и поэтому не слишком опасался. Да и у него самого были изрядные сомнения, что покушение состоится. Про нас с Граббе и говорить не стоит. Мы над ним разве что открыто, не смеялись.

— И, тем не менее, покушение состоялось. И как это всё происходило? — спросил Пётр Николаевич.

— А ты знаешь, Петр Николаевич, начало встречи мне показалось забавным, а поведение нашего «вселенца» наглым до невозможности. Представляешь, Скварчелупе, так звали этого убийцу, помощники Алексея не пустили близко к нему. Молодые ребята, вооружённые странными палками похожими на маленькие цепы, Алексей их «нунчаками» называл, усадили этого Скварчелупе за столик у входа. Он попытался было прорваться, но парни его этими «нунчаками» чуть не избили. Хорошо Поцци приказал своему слуге подчиниться. Поэтому всё обошлось.

Алексей же, прежде чем начать разговор, потребовал выдать ему оговорённую сумму. А, кроме того, недвусмысленно показал, что опасается за свою жизнь.

— Как это?

— Он заставил Поцци пересчитать купюры. То есть, каждую купюру тот был вынужден подержать в руках.

— И тот подчинился? — удивился Дурново.

— А куда ему деваться было. Алексей поставил условие или он пересчитывает деньги или пусть отправляются восвояси.

— И что с деньгами?

— Нашлись три слипшиеся купюры. Алексей приказал их, не разлепляя, осторожно положить на стол. Было видно, что Поцци и сам был, ни мало озадачен наличием таких ассигнаций. Я потом, приказал в барнаульской горной аптеке проверить эти купюры. Они оказались пропитаны каким-то соединением мышьяка. Яд сильный, но отравиться можно только, если для того чтобы разлепить купюры, слюнявить пальцы. Кого хотели отравить таким способом непонятно. Насколько я успел узнать Алексея, пальцы в рот он совать бы ни в коем случае не стал.

— Гм…. И что дальше?

— Весь разговор Алексея с иностранцами я сейчас передавать не буду. Еще в поезде я составил подробный отчёт обо всём, скажу только, что в Ватикане и, похоже, не только в Ватикане, проблему «ходоков через порталы» и «вселенцев» воспринимают всерьёз. Оказывается, в Южной Америке нашёлся негр, попавший в наш мир в собственном теле и с некоторыми вещами из будущего. Причем попал он в том же году, что и наш «вселенец». Более того, в ватиканских архивах нашлись документы, в которых прямо или косвенно говориться о случаях «попаденства» (это одно из множества словечек нашего вселенца) в наш мир в прошлом. Папским архивистам удалось даже вычислить временной период, через который происходят эти события.

— Даже так! И что это за период? — полюбопытствовал Пётр Николаевич.

— Восемьдесят четыре года. Помнишь я тебе говорил о крепостном некой помещицы Скородумовой, которого шаровая молния чуть не убила?

— Кажется, его Прохор звали? Конюх? Помню, конечно.

— Так вот, молния того Прохора в мае 1804 года приласкала, а нашего «вселенца» в 1888 году и тоже в мае. Ровно восемьдесят четыре года между этими происшествиями. А в ватиканских архивах зафиксировано ещё два «ходока» и тоже с разницей в восемьдесят четыре года.

— И что по этому поводу папские посланники говорят?

— Говорят, сначала было предположение, что на это результат воздействия какого-то космического объекта, но астрономы не подтвердили наличие этого небесного тела.

— А наш герой как всё это объясняет?

— А вот он-то как раз и говорит, что это наверняка так влияет именно космический объект: «зонд» или даже инопланетный космический корабль. А то, что астрономы его не наблюдают, на то есть масса причин. Например, если это «зонд», то его размеры могут быть не слишком велики, или его орбита проходит в не наблюдаемой астрономами зоне, наконец, его специально сделали не видимым для нашего зрения и обнаружить его можно только специальными приборами, которых у нас нет, и которые появятся ещё не скоро. То же самое относится и к инопланетному космическому кораблю.

— А ты не находишь, что всё это звучит как-то чересчур фантастично.

— Я-то нахожу, но и ведь само появление этого Алексея Забродина, сплошная фантастика.

— Кстати о Забродине. К чему все эти незаконные действия с мнимой смертью и сменой фамилии?

— А ты, Петр Николаевич, прочти вот эти три записки, которые он мне передал, и поймёшь одну из причин этих незаконных действий, — с этими словами Мещеряков достал из папки несколько бумажек и положил их на стол перед Дурново.

Тот не спеша взял одну свёрнутую конвертом бумагу, развернул и стал читать.

— Совершенно безграмотно написано! — сказал Пётр Николаевич, пробежав глазами несколько строчек.

— Он уверяет, что хотя с грамотностью у него есть некие проблемы, но яти, фиты и прочие еры у них отменили сразу после революции.

— Революции? Это юмор у него такой? — вскинулся директор Департамента полиции.

— Я все написал в записке, Петр Николаевич. Ты пока на безграмотность внимания не обращай, а вот в то, что там написано, вникни, — спокойно и даже немного устало произнёс Мещеряков.

Дурново прочитал первую записку, Потом торопливо вскрыл второй конверт и затем последний. Прочитав все три записки, он посидел с минуту, размышляя. Потом ещё раз внимательно перечитал все три бумажки и наконец, глянул на заместителя. Тот спокойно встретил его вопросительный взгляд, кивнул и загадочно произнёс:

— Вот и я о том же!

Пётр Николаевич раздражённо указал на листки, лежащие перед ним, и спросил:

— Ну и что нам теперь со всем этим делать? Надеюсь, у тебя было время подумать, как нам поступить с этими сведениями?

— Главное сейчас для нас с тобой не торопиться.

— Не торопиться! Ты хоть понимаешь, во что этот сукин сын нас втянул?

— Я-то понимаю. И этот, как ты назвал его, «сукин сын» тоже прекрасно понимает всю двусмысленность нашего положения. Недаром он так гнусно усмехнулся, когда передавал мне эти бумажки. Кстати, он посоветовал сначала поговорить с императрицей.

— Посоветовал! Советчик, мать его, — выругался Пётр Николаевич. — Хотя, пожалуй, ход верный. «Гневная» мужу покоя не даст, если узнает об опасности грозящей её детям. Но торопиться не будем, время ещё есть и надо хорошенько продумать, как донести эту информацию до императора. Ладно, прочту твой доклад, и потом будем решать. Но ты так и не рассказал, как убивали твоего «вселенца».

— Я там всё подробно изложил.

— Я твой доклад внимательно изучу, но нужно срочно решать, что делать с итальянцами. Кстати, куда ты их пристроил?

— В гостинице поселились под негласным присмотром. Не в камеру же их запирать!

— Лучше конечно бы в камеру их, но тогда шум поднимется, а нам это не к чему. Но ты давай досказывай свою историю.

— Да там ничего такого не предвещало, вполне мирно беседовали, правда, под конец немного на повышенных тонах поговорили. Это когда, на предложение переехать в Италию, Алексей ответил отказом. Потом уже на выходе Поцци, что-то сказал на латыни. Что именно, я не расслышал. И тут Скварчелупе словно с цепи сорвался. Оттолкнул одного из парней и, с ножом в руке, бегом бросился к столу, где сидел Алексей. Этим ножом он ткнул вставшего на его пути ещё одного парня и, поняв, что не успевает, ловко метнул нож в Алексея. Тот попытался увернуться, но не успел. Нож пробил, предусмотрительно надетый корсет, и не глубоко воткнулся в бок нашему герою. Тот сначала не обратил на рану внимание, но увидев, что парень, получивший не смертельный удар этим ножом, корчится на полу в судорогах, крикнул: «Нож отравлен! Руками не трогать!». После чего сам свалился без памяти. Мы подумали, что он умер, но друзья быстро отвезли его к Новых и та поставила его на ноги. Не сразу конечно, но вылечила.

— А с убийцей что?

— Друзья Алексея своими маленькими цепами чуть не забили его до смерти, но подоспел урядник Евтюхов и скрутил его, но видимо тот успел чего-то проглотить и лежал как мёртвый. Сбегали за доктором и он, осмотрев связанного, констатировал его смерть. Как оказалось, ошибся доктор и когда начал делать вскрытие, труп очнулся и чуть не задушил прозектора. Хорошо, что у того был скальпель в руке и он не растерявшись, полоснул этим скальпелем ожившему по горлу и перерезал ему сонную артерию. От чего тот умер уже по настоящему.

— Ладно, с этим ясно! Но я все-таки не вижу смысла давать мне телеграмму о смерти этого «вселенца».

— Алексей считает, что у нас в столице и в высшем свете, и среди служивого люда, многие, так или иначе, работают на иностранные разведки, в основном на английскую, французскую и немецкую. Одни, мол, завербованы, а большинство просто смотрят на запад как на земной рай, а Россию считают отсталой, не культурной и убогой страной. Этим и пользуются настоящие шпионы, добывая любые сведения, в том числе и секретные. Он сказал, пусть они подтвердят заинтересованной стороне, что «вселенец» умер. А что такие интересанты есть, он нисколько не сомневается.

— Прямо мания величия у этого Алексея, — проворчал недовольный Директор департамента полиции.

— Просто он подходит к нашим реалиям с меркой своего мира и своего времени. Он считает, что у ватиканских посланцев обязательно должны быть в столице помощники и негласные наблюдатели, — сказал Мещеряков.

— Скорее всего, так оно и есть, — нехотя согласился Пётр Николаевич. — Потому скоропалительных решений принимать не будем, но и затягивать тоже нельзя. По итальянцам придётся докладывать Государю. Так что у нас с тобой на размышления не более двух дней, иначе нас опередят, и придётся оправдываться. Мысль действовать через императрицу, конечно хороша, но не осуществима. Изучу твои записи, и пойдем на доклад. Вместе! Наверняка Государь захочет узнать подробности, вот и расскажешь.

— Да не хотелось бы. Дело довольно двусмысленное и щекотливое, — попытался отбояриться Мещеряков.

— Зато будешь знать, каково мне отвечать за всех вас!

Александр Третий принял их в своём рабочем кабинете через два дня. Выслушав, доклад про убийство иностранцем российского подданного, спросил:

— А эти двое, что говорят?

— Утверждают, что вероятно слуга сошёл с ума, — сказал Дурново.

— Сошёл с ума значит, — задумчиво сказал царь. — Где теперь эти двое?

— Заселились в гостиницу. Подполковник Степанов с ними работает.

— Яков Ильич? — спросил Государь.

— Он, Ваше Величество!

Царь кивнул и, взяв карандаш, стал вертеть его в руках, размышляя. Наконец он снова взглянул на посетителей.

— Итальянцев, не взирая на результаты работы подполковника, вежливо посадить в поезд и отправить восвояси, но с сопровождением до самой границы. Материалы по ним передать в министерство иностранных дел, пусть подготовят ноту. С Ватиканом нам ссорится не с руки, но и спускать такое не следует. У вас господа всё?

— К сожалению нет, Ваше Величество. Вот извольте прочесть эти три документа и не обращайте внимания на некую безграмотность, — подал папку с записками «вселенца» Директор департамента полиции.

Царь раскрыл папку и стал читать. Прочитав, он исподлобья глянул на Дурново и, хлопнув могучей дланью по лежащим в папке бумагам, произнёс:

— И как всё это понимать?

Пётр Николаевич кратко изложил историю «вселенца». Царь слушал не перебивая. В конце повествования Дурново сказал:

— Подробности в докладе моего заместителя Мещерякова Арсения Владимировича. Он ездил в Барнаул и лично познакомился с автором этих записок, — сказав это, Петр Николаевич положил папку с докладом перед императором.

Царь взял в руки папку, но открывать не стал, а обратился к Мещерякову:

— Арсений Владимирович, вы встречались с этим человеком, и наверняка составили о нем своё мнение.

— Так точно Ваше Величество!

— Тогда расскажите все, что о нем знаете.

— От рождения ему пятнадцать лет, выглядит на девятнадцать-двадцать. Одет, конечно не по самой последней моде, но вполне прилично. Ходит повсюду с тросточкой, в которой упрятан клинок. Разговаривает как взрослый человек с университетским образованием, но при этом в речи использует массу странных выражений. Придумал и заставил местных инженеров сделать мотор, работающий на спирте. Сшил из шёлка нечто вроде крыла, подвесил на шнурах, которые называет стропами, подобие лёгкого кресла и летает на нем. Кроме него, на этом крыле летают ещё трое его друзей и одна малолетняя девица.

— Как это летают? Разве это возможно?

— Он специально для меня организовал показ этих полётов. Правда он об этих полётах говорит так: «Это не полёт, а спуск с горы, как на лыжах, только лыжи скользят по снегу, а крыло по воздуху». Но это «скольжение по воздуху» очень сильно напоминает полёт. Ещё он собирается приспособить к этому крылу мотор с воздушным винтом, вот тогда, мол, полёт будет настоящим. Такой мотор для него уже делают.

— Где же он деньги берёт на все эти забавы?

— У него дед застолбил участок в тайге под прииск, а до этого видимо вместе с внуком золото тайно намыли и видимо пристроили за неплохие деньги. Доказать незаконную добычу золота не представляется возможным. Деньги, полученные с итальянцев, он хочет пустить на постройку самолёта.

— Самолёт. Вроде контр-адмирал Можайский строил, что-то подобное, и у него ничего не получилось, — заметил Александр.

— Он, ваше величество, о Можайском знает. По этому поводу он сказал, мол, «паровозы не летают». Он имел ввиду, что с паровым двигателем самолет сделать невозможно. А ещё он привёл ваше высказывание: «У России есть только два союзника — её армия и флот», заявив, что уже начал работу над третьим союзником — военно-воздушным флотом или иначе авиацией. Сказал, что в будущих войнах авиация будет иметь огромное значение и потому, кто первый начнёт её развивать, тот и будет победителем в будущих войнах.

— Третий союзник говорите! — задумчиво произнёс царь.

Потом спросил:

— Надеюсь, что его записки вы не скопировали?

— Разумеется, не копировали! — заверил Дурново.

— Тогда оставьте все документы и можете быть свободны. Мне нужно всё это обдумать.

Дурново с Мещеряковым поклонившись, вышли из царского кабинета.

Пешка сделала свой ход, заставив игроков думать.