Ничейный час

Глава 3

А в Холмах государь Ринтэ, не дожидаясь зимнего пира после Объезда, на котором будут все главы Холмов, решил обсудить дело, с которым приехал Онда, со своим ближним кругом. Лучше к большому Совету быть во всеоружии, чтобы потом, после всего, спокойно отправиться в Объезд, уже приняв решение.

И это решение он желал иметь заранее.

В круглом зале, красном, как обтянутая бархатом внутренность шкатулки, было светло — ради Дневного. Ближний круг — Тэриньяльт, Науринья, принц, Адахья, глава охотников Королевского холма, тощий и жилистый Фиарна и капитан стражей Провала, угрюмый желтоглазый, словно кот, молодой Арьеста.

— Ты ел и пил под моей крышей, — говорил Ринтэ, — ты стоял с нами у Провала и показал себя хорошим бойцом. Я должен доверять тебе, хотя времена пошатнулись. Говори.

Онда глубоко вздохнул.

— Пусть мир и пошатнулся, но пока остается Слово, у нас есть надежда. Я клянусь тем, чем клянется мой народ — ты можешь доверять мне, государь. Я ел твой хлеб, пил твое вино и пролил кровь вместе с вами.

Ринтэ кивнул.

— Значит, проще говоря, ты хочешь, чтобы мы разведали пути и провели вашего человека в столицу, Онда.

— Мы просим об этом. Ради Уговора. И даже большего просим.

— Чего же?

— Мы просим у тебя королевской крови.

В Узорном чертоге повисла тишина.

— И сколько же? — усмехнулся, наконец, Ринтэ. — Флягу? Кувшин? Ведро?

— Нет, государь. Мы понимаем, что все может случиться. Но ведь ваш род той же крови, ведь Черная и Белая птица были близнецами!

— То есть, вы даже готовы отдать королевскую власть детям Ночи?

— Даже так. Пошли с твоим отрядом человека королевской крови.

Ринтэ снова помолчал.

— Скажи мне, бард, без утайки, не боясь слов: как ты думаешь, много ли осталось среди детей Дня людей, не отмеченных тенью? Не порченых?

Онда вздрогнул, и почти ощутимо от него пошла волна страха.

— Я не знаю, — почти прошептал он. — Я могу поручиться лишь за Юг. Но Юг — только четверть Мира Дня.

— Тогда вот что я скажу вам всем, — вдруг встал король, словно охваченный пророческим вдохновением, от чего вдруг всем вспомнились предания о первом барде и пророке Грозовых лет, Оринире. — Мы поможем вам обрести короля. Но — готовьтесь к последним дням.

Он устало сел, закрыв лицо руками.

— Ты так полагаешь, государь? — тихо спросил Онда. Почти робко.

— Я так чувствую, Онда. Оглянись, Онда, сейчас почти рассвет. Ничейный час.

— Скажи все, что думаешь, государь, — почти умоляюще, с робостью и уважением, такими несвойственными ему нынешнему, проговорил Науринья Прекрасный. Те, кто помнил его до ранения, были бы потрясены — он на миг стал прежним, мягким, почти нежным. — Скажи все.

Ринтэ посмотрел на старого друга и соратника с тихой печалью.

— В Ничейный час пришло мне это в сердце. В час, когда нет власти Жадного. Я достаточно долго прожил и достаточно много пережил, чтобы научиться верить сказкам и легендам. И вот что я скажу — Жадному нужна не погибель всех людей. Ему нужна только погибель тех, кто отвергает его. И я хочу защитить Холмы. Потому еще раз говорю — мы поможем. Но, Онда, и твои слова я не забыл. Поверь мне — и твое желание пробудить богов пришло тебе в сердце не просто так.

Разбивая воцарившуюся тишину, заговорил Арнайя Тэриньяльт.

— Тогда надо решить, государь, кто пойдет к Дневным, и что мы будем делать, чтобы разведать пути, и сколько на это уйдет времени.

— Король должен встать на Камень в день Поворота весны, — ответил Онда. — Так ведется с Грозовых лет.

— Решено, — хлопнул ладонью по колену Ринтэ. — Довольно. Я устал. Уже день. Я хочу отдыха и желаю подумать над тем, как именно мы сделаем то, о чем нас просят. Я желаю, чтобы каждый из вас тоже обдумал это. Завтра в полночь я должен услышать ваши слова. — Он в упор посмотрел на Онду и указал на него пальцем. — Запомни: я делаю это не ради вас, не ради вашего короля и не ради всего мира. Я забочусь о Холмах. И я возьму свою плату, и назначу ее я сам. — Он усмехнулся. — Вам, Дневным, повезло, что ради Холмов мне придется спасать и все остальное.

— Злой у тебя язык, государь, — поклонился Онда, прижав раскрытую руку к груди как принято у Дневных.

— Зато душой я добрый как ягненок, — буркнул Ринтэ и вышел.

Осень была в самом расцвете, но леса становились все прозрачнее. Майвэ нравилось шуршать листьями. Ходить под деревьями и пинать темно-золотые груды. На севере леса, наверное, совсем облетели, одни елки да можжевельники чернеют. А когда туда придет Объезд, уже первый снег выпадет.

А вот любопытно, видит ли матушка днем, а отец — ночью цвета, так как видит их она? Вдруг и в этом она и Дневная, и Ночная? Эх, ну когда же они отстанут от отца, ведь уже неделя как приехала, а толком поговорить не выходит. Она оглянулась — ну, точно, девицы Белой свиты, эти двое, Риэлье и Айне хвостом ходят. И, главное, делают вид, что просто так прилипли. Майвэ пнула очередную груду листьев. Ну их всех. Надо идти домой и без всяких церемоний — к отцу.

Вот потому, вернувшись в холм, пошла она не в Королевские сады, и не на галерею, а прямо в отцовские комнаты. Девицы Белой свиты маячили в отдалении, но следа не упускали. А потом девиц стало больше, потому как в Холме к ним присоединились три девушки из Лебединой стаи матушки. Майвэ ускорила шаг. Чуть не побежала к отцовым покоям.

Адахья попытался было ее отговорить — мол, государь только что с малого совета, устал, даже госпожа Сэйдире не стала его тревожить, но Майвэ затопала ногами и запищала, что ей отца неделю видеть не дают, и кому он король, а кому отец родной, и я видеть его хочу, а если он устал, то я ему послужу лучше любого слуги!

И больше уже никто не посмел ей преградить путь. Девицы тетушки и матушки, конечно же, остались у внешних дверей — так их Адахья и пустил бы! Вот пусть поболтают с телохранителями и стражей, а от нее отстанут!

А отец заранее услышал, кто идет, и сам распахнул дверь. А Майвэ завизжала и бросилась его обнимать.

— Папочка, папа! Как же я стосковалась!

— Да не висни же ты на мне, — пытался отбиваться отец, — повалишь!

Майвэ тут же отпустила его.

— Адахья сказал, ты собирал малый совет. Да?

— А тебе все знать охота? Мы не женские дела обсуждали, — сказал он, садясь. Майвэ тоже уселась на красную подушку.

— Сдается мне, что эти ваши неженские дела скоро аукнутся всем, не только мужам.

— С братцем, что ли, поговорила?

— Сегодня — нет.

Ринтэ устало вздохнул.

— В кого ты такая уродилась — все угадывать, а то еще и предугадывать?

— В тебя. Матушка так говорит.

Он протянул руку и погладил ее по волосам. Майвэ поймала его руку и поцеловала.

— Я стосковалась, папа. Давай я буду прислуживать тебе? Ну их, слуг. Ведь из моих рук вкуснее, правда?

Он рассмеялся.

— Пап, а ты не сравнивал, как ты видишь цвета днем и ночью?

— Днем хуже, конечно. Они бледнее, их не различишь.

— А я вот что днем, что ночью — никакой разницы… А Арнайя Тэриньяльт совсем по-иному видит… А зачем ты его за мной послал? Не просто так, да?

— С чего ты решила? — жуя, ответил Ринтэ.

— С того, что это твой ближний человек. А раньше ты всегда посылал простых воинов.

— Ну, да. Он еще и брат Асиль. Я и забыл.

— Нет, папа, ты это не просто так сделал. Ты даже не ради безопасности моей его прислал. Твоя стража и охотники хорошо блюдут пути.

Ринтэ вздохнул.

— Я даже не знаю сам, почему, дочка.

Майвэ подперла подбородок ладонью.

— Ну, ладно.

"Если это судьба так решила, то это хорошая судьба".

Ринтэ допил разбавленное вино из кубка, поставил его на столик и выпрямился, сложив ладони.

— Дочь. Твоя тетушка и твоя матушка…

— За брата я не пойду!

— Он так тебе противен?

Майвэ подалась вперед.

— Так уж получилось, папа, — она особенно подчеркнула это слово, — что брат мой вырос при тебе и считает тебя отцом.

— Даже ради Холмов не пойдешь?

— Да что ты все про Холмы? Как будто мир рухнет, если он другую жену возьмет!

Ринтэ покачал головой.

— Если бы вы стали мужем и женой, то род Тэриньяльтов и наш примирились бы окончательно, никто не стал бы оспаривать права принца на престол. Сейчас не должно быть и намека не раскол. Ни намека! Волчий час, ты понимаешь, волчий час! Жадный воспользуется любой возможностью! Майвэ!

Майвэ покраснела от гнева.

— А если ты силой заставишь нас пожениться, что будет с твоей королевской Правдой? С твоей благостью? И что тогда будет с Холмами, а?

Ринте скрипнул зубами. Стиснул кулаки. Майвэ еще никогда не видела отца в гневе, никогда. И сейчас ей стало страшно по-настоящему.

— Папочка, пожалуйста… не заставляй меня, пожалуйста!

Ринте молчал, закрыв глаза.

— Папа, — тихо сказала Майвэ, опускаясь на колени, — ты ведь тоже не послушался отца! И разве ты неправильно поступил? И матушка тоже сама решала. А я ведь ваша дочь, ну пожалуйста!

Ринтэ внезапно открыл глаза. Зрачки, и без того огромные, как у всех Ночных, расширились настолько, что их полностью затопила тьма. И Майвэ стало трудно дышать, потому, что взгляд их прожигал все ее слабенькие, жалкие женские щиты, и скрыть было ничего невозможно.

— Кто он?

Майвэ встала. Волна жара прошла по телу, голова поплыла.

— Арнайя Тэриньяльт…

Ринтэ резко встал.

— Он ничего не знает! Он не виноват!

— Я ничего ему не сделаю, — сказал он. — Он мой родич и самый верный вассал. А ты…, - он стиснул кулак, помотал головой. — Ты будь на совете. Приказываю. Может, будешь думать не только о себе.

Тешийя плавно скользнул по ветру над долиной, и Ирвадья увидел глазами птицы пятерых Белых. Все же выследили. Этот, который первый, который охотник, свое дело все же знает. Но здесь им не повезет. Нет, не повезет.

Ирвадья не очень понимал, почему они идут по его следу. Возможно, он зашел туда, куда заходить не следовало, и увидел то, чего видеть ему не полагалось. Или потому, что умел видеть глазами птицы. Ирвадья не слишком об этом задумывался сейчас. На это еще будет время. А пока надо избавиться от "хвоста" и уйти туда, где не достанут. Он знал только одно такое место. И знал, что он там скажет, чтобы его приняли.

Но сначала надо избавиться от этих. Ирвадья наложил стрелу на тетиву. Он знал, что не промахнется — Тешийя смотрел на преследователей, а на левой руке Ирвадьи был заговоренный щиток лучника. Он хищно осклабился щербатым ртом. Две стрелы он выпустить успеет, прежде, чем они поймут, откуда пришла смерть. Ловушки готовы и ждут добычи. Эти пятеро останутся тут.

А потом он пойдет старыми, уже давно заросшими тропами в Холмы.

Дорога-то знакомая.

Дело кончилось быстро.

— Ну что, Тешийя? — хрипло рассмеялся Ирвадья. — Опять мы на коне?

Ворон чистил клюв, поглядывая на хозяина круглым черным глазом.

— Нынче ты сыт, дружок, — сказал человек. — А я вот сородичей не ем. — Он достал из сумки кусок хлеба. — Ничего, твари их похоронят. И по следу за нами не пойдут. Не пойдут от еды-то… А мы пойдем. Авось, нас в Холмах еще помнят. Или хотя бы эту штуку, — улыбнулся он, глянув на щиток лучника.

***

Нельрун Полулицый, Нельрун Дневной, бард из Медвежьего холма, приехал в Королевский холм неожиданно. Даже для себя неожиданно, потому, что вести с севера король и так знал, а особых дел у Нельруна в Королевском холме не было.

А была у него тоска, которая подняла его в Ничейный час после тревожного сна, в котором он видел Ринтэ Злоязычного, и Науринью Прекрасного, и юную Майвэ Зеленых рукавов, и беловолосую тэриньяльтиху. И еще во сне он понял, что надо ехать. Его тянуло к этим людям, он должен был оказаться там. И потому он пошел к Тарье Медведю и попросил позволения покинуть холм.

Старый, грузный, огромный хозяин холма посмотрел на него исподлобья.

— Ты уверен, что твои ученики выстоят у Провала?

Нельрун не сразу ответил. Осторожно провел рукой по обожженной щеке. После встречи с драконом Пустыни он утратил уверенность в себе. И даже когда понимал, что кроме как "да" ответить не может, все равно не торопился с ответом. И все же ответил:

— Да, господин. Я дал им, что мог. Но самых молодых к Провалу не пускай, если не будет нужды.

— Не дурак. Разберусь. Скажи лучше, у Дневных, что обосновались на границе, есть ли дельные барды?

Нельрун покачал головой.

— Я не знаю их. Но они бы не дошли до Холмов, если бы у них не было хорошего барда.

Тарья Медведь посмотрел на стену, шевельнул рукой, и стена стала прозрачной как окно. Там, далеко над северным окоемом, плясали алые сполохи. Лютая зима шла с севера, разбиваясь о незримую стену королевской Правды. Нельрун невольно поежился, хотя холода не ощущал.

— Ступай, Нельрун. Поезжай, если душа просит. То, что приходит в Ничейный час — не просто слова и не просто сны.

— Я врнусь с королевским Объездом, господин.

Тарья Медведь кивнул, по-прежнему глядя на северное небо, пронзенное жуткими белыми звездами.

— Сдается мне, это последний Объезд…

Нельрун не осмелился спрашивать.

Вот так он и отправился в путь с двумя воинами-Медведями, и приехал в Королевский холм за ночь до совета, на который немедленно был зван.

А незадолго до рассвета к нему явился гость.

Нельрун сразу узнал этого жутковатого гиганта — он запомнил его по тому бою под Столицей. Короткая была встреча, но он запомнил.

Онда тоже его узнал. Госпожа Мирьенде выкрикнула тогда его имя, а потом рассказала об этом барде, сумевшем убить дракона и дорого заплатившем за это. Вот, значит, где в конце концов он нашел дом. Говорили, что, став уродом, он утратил душевное равновесие и не мог больше плести узор силы. Неправда. Онда сам видел под Столицей, как страшен Нельрун в гневе. Сейчас этот человек, пусть изуродованный, казался вполне уверенным в себе и спокойным. Если он сумел справиться с собой — это великое благо, и честь и хвала ему.

Онда чувствовал себя неловко перед прославленным драконоубийцей, и не сразу нашел слова.

— Господин мой, я Онда из дома Маллена Ньявельта, я послан Виррандом Тианальтом, правителем Юга.

— Я это слышал, — кивнул Нельрун, поворачивая голову так, чтобы Онду не пугала обжженная половина его лица. — Я помню тебя.

— О тебе мне много рассказывал королевский бард, Сатья.

Нельрун встрепенулся.

— Он помнит меня?

— Он помнит. Хотя мы говорили тогда не о тебе, но к слову пришлось, и он много что вспомнил.

Нельрун усмехнулся половиной лица.

— Да уж… Надеюсь, он не все вспоминал, а?

— Ну, многое, — теперь уже улыбнулся Онда, и непонятно было, чья улыбка страшнее, ибо красавцем Онда считаться не мог совсем.

— Сатья сейчас где?

— Господин Вирранд обещал приют и покровительство всем бардам, которые были вынуждены спасаться. Кто уцелел из столичного анклава — теперь у нас, на Юге.

— Хвала твоему господину, — покачал головой Нельрун и провел ладонью по лицу. — Я давно не был в землях Дня. Дома. — Он поднял взгляд. — Нелепо. Дома-то уже давно нет.

— Я был бы рад видеть тебя гостем.

Нельрун внимательно посмотрел на Онду.

— Я не посоветую моему господину отпускать к вам людей без заложников.

— Мой господин это понимает.

— И кто будет заложниками в Холмах?

— Если понадобится — он сам.

— Это он сам решил?

— Это я решил, и я уговорю его.

Нельрун кивнул.

— Эта голова дорогого стоит.

Малый королевский совет был куда важнее большого, потому как решения принимались на малом. Главной задачей было готовое решение преподнести так, чтобы большой совет был в полной уверенности, что решение принимается именно здесь и сейчас.

Малый совет проходил без пышности и торжеств, но с соблюдением всех старинных церемоний, смысл которых был давно забыт.

На сей раз они собрались в круглой комнате на половине короля. Пол был застлан толстыми колючими коврами из грубой черной шерсти. Посередине комнаты находился вырезанный из черного полированного камня круглый стол с большим углублением в середине. И в этом углублении стояла большая жаровня из черной бронзы, подобная очагу. На углях тлела ароматная смола, с четырех сторон жаровни стояли большие кушины с подогретым вином с пряностями и бронзовые чаши. На стенах мерцали светильные камни, в нишах ждали блюда с лунным виноградом, сыром, хлебом и сладостями.

На красных кожаных подушках возле каменного стола сидели люди ближнего круга — кому король на этом совете дозволил говорить. Тем, кому говорить не было дозволено, пока государь сам не спросит, располагались возле стен на черных подушках. Сегодня это были Майвэ и Адахья. Майвэ молча нервно общипывала гроздочку винограда. Адахья спокойно пил вино, из-под тяжелых полуприкрытых век глядя на короля. Верный пес не сводил глаз с господина никогда. И ему единственному было дозволено быть здесь с оружием, ибо таково было право и обязанность телохранителя.

Еще была госпожа Диэле, лучшая ученица Науриньи и его женщина. Она была в черном, без единого украшения, с гладко зачесанными темными волосами. Лицо ее были белым-белым, почти как у тэриньяльтихи, и словно светилось в темноте. Она не была красива, но мало кого не заствляли трепетать ее чуть близорукие, огромные, широко расставленные золотистые глаза.

Госпожи Сэйдире на совете не было, хотя она и хотела прийти. А госпожа Асиль, вдовая королева и мать наследника престола была, хотя ей совершенно быть здесь не хотелось. И потому она удалилась от стола к стене, чтобы быть рядом с Майвэ.

Вокруг каменного стола сидели Науринья Прекрасный и Нельрун, бард Медвежьего холма, Арнайя Тэриньяльт, человек короля, Онда, бард Ньявельтов и посол Блюстителя Юга Вирранда Тианальта, наследник Холмов, не имевший имени, и государь Ринтэ Злой Язык.

И государь Ринтэ говорил ровным спокойным голосом, не глядя в сторону Арнайи Тэриньяльта:

— Мои люди ходят в ночи по земле, и в любое время — подземными путями, ибо подземелья тоже принадлежат Ночи. Но мы теперь нечасто бываем за границей Холмов, и я не знаю, насколько сейчас безопасен Подземный луч. Послдедний раз по это дороге ходили двадцать лет назад, — он посмотрел на Науринью Прекрасного. — И потому я желаю, чтобы дороги были разведаны. Не только Подземный луч, но и остальные три больших дороги, что идут на север, восток и юг.

— Зачем, государь? — искренне удивился Онда. — Нам не надо идти туда.

— Я уже говорил тебе, Онда, что помогаю вам не ради любви к Дню. Люди Дня давно отдалились от нас и, насколько я знаю, кое-кто из них откровенно враждебен. Мне надо узнать, Арнайя Тэриньяльт, — очень четко проговорил он, — что там. Я хочу знать… хочу знать, есть ли там… то, что вы встретили под Домом Детей в Столице Дня.

Арнайя Тэриньяльт резко повернул слепое лицо в сторону Ринтэ. Науринья замер. Адахья насторожился, как пес.

— Я хочу, чтобы пошел туда ты, Тэриньяльт. С людьми Ущербной Луны. Вы лучшие, кому я могу это доверить.

— Государь, — со своей почти презрительной леностью протянул Науринья Прекрасный. — Позволь мне сказать?

И, не дожидаясь разрешения, продолжил:

— В этом походе должны быть маги. И я пойду туда.

— Не пойдешь, — ровно ответил Ринтэ.

Науринья выпрямился, распахнув глаза. Он не ожидал отказа.

— Ты — лучший маг Холмов, и ты останешься в Холмах. Назначь всех, кого пожелаешь. Но ты останешься здесь. — Науринья раскрыл было рот, но Ринтэ поднял руку. — Решения не изменю. Последний раз в Провал спускались при моем отце. Я готов вспомнить этот обычай. Даже если придется потерять лучших.

И так спокоен и страшен был его голос, что Науринья Прекрасный, укрощенный, молча склонил голову и больше не сказал ни слова.

— Пойдет госпожа Диэле.

Госпожа Диэле облегченно вздохнула и улыбнулась, тая от счастья. Науринья будет в безопасности.

Позже, когда она уходила в этот опасный и долгий поход, Науринья прощался с ней с такой нежностью, которой она не видела от него с той страшной ночи, когда его нашли умирающим. Он плакал, он словно обезумел, когда понял, что может потерять ее. Он стал прежним — хотя бы ненадолго. И это было счастье госпожи Диэле.

Майвэ же стиснула кулаки. "Отец это нарочно. Нет, он не может отправить его на погибель! Он не нарушит Правды короля!"

Но он удалит Арнайю Тэриньяльта, который ничего не знает про любовь Майвэ. И ее выдадут замуж, пока его не будет…

— Тебе, Онда, бард Ньявельтов, вот что я скажу — я потребую залога.

— Ты получишь его.

— Я услышал тебя, — хлестнул его взглядом Ринтэ. — Я хочу, чтобы твой господин, Блюститель Юга, сам приехал в Холмы как заложник. Нет! — он поднял руку, и открывший было рот Онда замолчал. — Я, Ринтэ, доверяю ему. Но я, король Ночи и хранитель Холмов, не могу позволить себе доверять Дню. Я сказал. Ты, Онда, если имеешь право говорить от имени своего господина…

— Имею, — кивнул Онда.

— Хорошо. Тогда ты сейчас от имени его при всех скажешь — разведчикам Ночных дозволено выходить на земли Дневных невозбранно, в любое время и в любом месте. И это да будет подтверждено во имя Уговора.

Онда встал.

— Я подтверждаю. Там, где власть моего господина, Блюстителя Юга — будет так.

— Нет. Кровью поклянешься.

Бард с готовностью протянул руку.

— Я без оружия здесь, в Совете.

Ринтэ, не спуская с него холодных искристых глаз, снял с пояса нож и протянул ему. Онда медленно провел лезвием по огромной ладони и вылил быстро накопившуюся пригоршню крови на пол.

— Кровью своей клянусь Земле, что говорю от имени своего господина, владыки Юга, блюдущего Уговор. Я говорю его устами. Дозорные и разведчики Ночи могут выезжать в земли Дня, там, где в земле течет сила моего господина. Там, где нет его власти, его люди будут помогать вам. Вирранд Тианальт сказал устами Онды, барда Ньявельтов, своего верного вассала.

Ринтэ смотрел на него исподлобья, с невеселой усмешкой.

— Когда мы разведаем пути, мы решим, кто будет сопровождать вашего принца. — Он посмотрел на Науринью, и тот кивнул. Прикрыл глаза, уголки его губ приподнядлись в подобии улыбки — или оскала.

— Ты, — Ринтэ посмотрел на принца, — поедешь со мной в Объезд, и после весеннего Объезда примешь венец Холмов. А мне, сдается, придется пойти в поход с тобой, Науринья.

— Нет, мне!

Все обернулись к ней. Майвэ встала. Руки ее дрожали, дрожал голос.

— Я не давал тебе слова.

— Я знаю. Но я должна сказать! Пожалуйста!

— Дядя, государь, позволь ей!

Ринтэ сверлил дочь взглядом.

— Не будет так, отец. Я знаю, я видела. Я дочь Ничейного часа, дочь мага и выродка, Ночи и Дня. Не тебе идти в земли Дня. — Она обернулась к Онде. — Я из рода королей, древних близнецов, и если случится беда с вашим принцем, то я встану на Камень, у меня есть на это право. И у меня есть наследство моей крови. Мой отец — сын Ночи, сильный маг и ученик барда. Нельрун, Науринья, вы знаете меня — скажите, много ли в Холмах магов лучше меня? А я отвечу — не много. Я стояла у Провала. Отец, я лучше всех. Ты это знаешь. Я должна идти туда!

Взгляд отца был непроницаем, лицо бесстрастно

— Я слышал тебя. — Он отвернулся. — Но не услышал.

Ринтэ в гневе спустился из спальной по боковой винтовой лестнице вниз, запечатав дверь за собой тайным словом. Мало кого он приводил сюда. Комната находилась на втором уровне, и если захотеть, то стена станет прозрачной изнутри, и он увидит сады. Но это разрушит одиночество и не даст сосредоточиться. Здесь когда-то бывал его отец, пусть и не часто. И Ринтэ, тогда еще Старшего принца, он привел в эту комнату за пару лет до своей гибели.

Ринтэ пришел не за воспоминаниями. Он зажег светильный камень. Тени разбежались по углам, повисли под потолком, затаились, с любопытством наблюдая. Это были свои, домашние тени, что-то вроде кошек или ручных летучих мышей, он их не боялся.

Он подошел к столу, снял покрывало и провел ладонью по столешнице, на которой была выложена карта Холмов. Он усмехнулся. Это было сделано давно, и многое можно было бы поправить. Например, он знал, что находится в Средоточии, а здесь оно было лишь обозначено серебряным кружком. И долина Костей никак не была отмечена.

Но Лес Теней так и оставался темным запретным пятном кругом вокруг Средоточия, рассеченном лишь со стороны Белой дороги.

Ринтэ открыл сундук и достал большую книгу, похожую на огромный плоский ларец. Перелистнул. Вот та же карта Холмов. Вот Королевский холм и подземелья под ним. Перевернул несколько страниц. Мертвый холм. Насколько верны карты — даже Богам вряд ли известно. Наверное, у Тэриньяльтов больше сведений. Ну что же, Тэриньяльту и выяснить все.

Об Арнайе он думал одновременно и с неприязнью, и с ощущением вины. Тэриньяльт не виноват, что Майвэ взбрела в голову дурь влюбиться в человека вдвое старше себя. Да еще и ущербного. Ничего, перебесится.

Нет, не перебесится. Это его дочь.

Да пропади все пропадом, сейчас не об ее безумствах надо думать! Ах, Майвэ, Майвэ! В земли Дня, сейчас! Так и отпустил! Будет сидеть в Королевском холме, под надзором! Даже пусть за Тэриньяльта выходит — если он ей еще ответит, как же! Ринтэ даже засмеялся зло, представив, как девчонка пойдет свататься к мужчине, да еще к Тэриньяльту.

Да-да, пусть выходит за него. Но из Холмов она не выйдет. Это решено.

Он захлопнул книгу. Ладно, надо подумать о более важном.

Нужны сведения. Ото всех Холмов, от охотников и стражей, от разведчиков. И о верхних путях, и о подземельях. Об этом уже было сказано и решено, и во всех Холмах — и малых, и великих, тотчас засядут за труды. Когда он отправится в Объезд, в каждом Холме его уже будут ждать отчеты, и его писцы и книжники составят полное описание всего, что можно описать. Когда-то Дед вызывал на поединок за магические книги. Что же, он будет вызывать за хроники.

А вот с Подземельями будет труднее, если там и правда все меняется настолько сильно. Но ведь остаются же какие-то проходы, которые не менялись многие века… Тэриньяльт сумеет это сделать, Ринтэ был уверен. И когда настанет Макушка лета, они будут знать лучший путь к столице Дневных. И по земле, и под землей.

И узнает все о пределах мглы…

Он снова посмотрел на столешницу. Вот и еще одно запретное место. Лес Теней. Ринтэ помнил свой путь к Средтоточию, когда они с братом ехали сквозь него по дороге, боясь до ужаса ступить не туда, оглянуться, сказать не то слово. А ведь там — он нутром чувствовал — все разгадки.

— Ну, — снова вслух сказал он, — я пока еще король ВСЕХ Холмов. И Средоточие тоже моя земля.

Значит, надо найти вообще все, что рассказывают о Лесе и Средоточии. Все байки, местные предания, слухи — вообще все.

Он устало откинулся в кресле. Усмехнулся. Что же, дел много, но они ясны, эти дела. Понятно, что и кто должен делать, когда должны быть предоставлены сведения. И пусть, пусть засуетятся все Холмы, пусть знают, что нет в мире спокойствия, пусть будут готовы. Лучше в час беды иметь не толпу перепуганных детей, а людей с трезвой головой. Он сам знал, как работа не дает распуститься и порождает в душе уверенность и надежду.

Вот пусть и трудятся.

Пока он думал о людях в целом, все было гладко. Но теперь мысли перешли к Майвэ, к принцу, к тем, кого он знал и любил. Ему было страшно думать о них.

— Не дай боги, если что-то случится с моими детьми по твоей вине, Вирранд Тианальт…

Майвэ была в бирюзовом платье, по которому шел густой узор из золотых лоз и алых ягод. Ее темные волосы были убраны в косы, закручены вокруг головы и упрятаны под жемчужной сеткой. Ей хотелось сегодня быть очень красивой.

В садах было как всегда спокойно и мирно. В озерцах плескались разноцветные рыбки с драгоценными камнями в плавниках. Звенели колокольчики на каменных и железных деревцах, мерцали светильники, и журчала вода. Она ждала брата.

Майвэ сидела, улыбаясь, и вспоминала, как прекрасно, великолепно пламенел над ними Королевский Узор. Как созвездие на небе. Но такого созвездия нет…

Быстрые знакомые шаги заставили ее оторваться от размышлений. Она встала с подушки.

— Будь славен, братец!

Принц весело плюхнулся на подушку напротив нее, зачерпнул из чаши корма и бросил в бассейн рыбкам.

— Вот, я пришел. Ты сказала, что дело важное?

— Очень-очень.

— Ты такая сегодня красивая. Это связано с делом?

— И да, и нет.

— Не понял.

Майвэ взяла брата за руки, уставилась в опаловые глаза.

— Через два года ты станешь главой дома Ущербной Луны, главой дома Полной Луны и королем Холмов. Тебе нужно так много?

Принц непонимающе уставился на нее.

— Я не понимаю, чего ты хочешь?

— Я хочу, — Майвэ набрала в грудь воздуху, — я хочу, чтобы ты отказался от Ущербной Луны.

Брат смотрел на нее, округлив глаза и чуть открыв рот.

— Я хочу, — повторила Майвэ, — чтобы ты отдал свое право Арнайе Тэриньяльту. Я не хочу, чтобы у него отняли холм только потому, что он не может видеть… как все. И хочу, чтобы ты сейчас же, сейчас пошел со мной к нему и… чтобы ты нас сосватал.

Принц несколько мгновений непонимающе смотрел на нее, а потом глаза его странно заблестели, он заулыбался.

— Я отдам ему холм Ущербной Луны. Пусть будет главой рода, как ты просишь. Ты правда любишь его, Майвэ?

— Теперь я в этом совсем уверена, — прошептала она, глотая навернувшиеся на глаза слезы. — Идем к нему? А? Отец отсылает его в поход. В страшный поход. Это все из-за меня! Я ему рассказала!

Принц вдруг притянул ее к себе и крепко-крепко обнял.

— Если мне придется уйти за белой ланью, сестра… тогда ты станешь королевой. Не забывай меня тогда. Хорошо?

— Ты вернешься. Я верю.

И так они сидели некоторое время, а потом Майвэ расцеловала брата, а он ее.

— Идем, — сказал он.

— Куда?

— К главе дома Ущербной Луны. — Он посмотрел на сестру. — Как жаль, что он не может увидеть тебя такой. Ты очень красивая, так все говорят. Пошли скорее!

— Госпожа! — фрейлина влетела в покои Асиль и упала на пол, на подушки, разметав по цветному шелку широкие серебряные рукава. — Госпожа!

— Что? — сурово посмотрела на нее Ледяной Цветок. Девушка с гребнем, расчесывавшая серебряные волосы госпожи, тоже замерла, недоуменно уставившись на гостью.

— Госпожа, я сама видела, они целовались! — круглое лицо девушки полыхало румянцем, как дневное яблочко. — Лебединая дева и принц! Они целовались! В садах! Я сама видела!

Асиль несколько мгновений сидела с разинутым ртом. Затем ахнула, всплеснула руками.

— Счастье! О, боги! — тихо воскликнула она и судорожно начала стаскивать с рук перстни и браслеты и совать их вестнице. — Вот, бери, бери за добрую весть, все бери! Вот еще, — она потянула было жемчужное ожерелье, подарок Сэйдире, но передумала.

— Ларец! Большой, малахитовый! — крикнула она. Девушка бросила гребень и метнулась в соседнюю комнатку. Выскочила оттуда с тяжелым ларцом, Асиль вскочила, открыла его. — Вот! И тебе тоже, ты со мной была в час радости! Берите, берите все!

У резных дверей комнат, которые занимал здесь, на королевском уровне Арнайя Тэриньяльт, стояло двое бледных стражей в черных коттах с ущербной луной на груди. Низко надвинутый капюшон закрывал чувствительные к свету глаза. Но при приближении принца и дочери короля оба открыли лица и поклонились.

— Привет тебе, воин, — сказал церемонно принц. — Дома ли господин Ущербной Луны и мой дядя? Если он свободен от дел Холмов, скажи ему, что племянник просит принять его.

Один из стражей еще раз поклонился и исчез внутри, а первый снова надвинул капюшон на глаза.

— Нелюбезные они, — прошептала Майвэ.

— Таков их обычай.

Первый страж вернулся и распахнул двери. За ними их ждала женщина в глухом темно-лиловом платье, с гладко зачесанными волосами, заплетенными в косу. Простой серебряный обруч придерживал черную вуаль.

— Я Деннеане, управительница дома господина, — сказала она бесстрастным высоким голосом. — Я провожу вас к господину.

Она взяла светильник и, закрыв лицо вуалью, повела гостей по темным коридорам. "Отец говорил о муравейнике холма Тэриньяльтов, — думала Майвэ. — Неужто у них там так же темно и тихо? Бледные, тихие, не похожие на людей…"

Женщина остановилась перед открытым проемом. Внутри мерцал свет. Ну, да. Он же не видит, ему все равно, по глазам не ударит.

— Он ждет вас, — сказала она и поклонилась.

Брат и сестра вошли.

Арнайя Тэриньяльт сидел на красных и черных подушках. Он был в свободных красных одеждах, шитых серебром. Широкие длинные рукава лежали на подушках, ладони упирались в бедра. Черная повязка по-прежнему закрывала глаза, белые волосы лежали на плечах.

Он поклонился.

— Приветствую деву Зеленых рукавов и господина наследника Холмов и домов Полной и Ущербной Лун.

— Приветствую тебя, господин мой дядя. О доме Ущербной Луны я и пришел говорить с тобой.

Арнайя Тэриньяльт жестом предложил гостям сесть. Если бы Майвэ не видела прежде его мертвых глаз, она подумала бы, что он видит.

— Садитесь, ешьте и пейте, — сказал он. Молча возник слуга в котте с Ушербной Луной и наполнил чаши, вручив сначала гостям, затем господину. Принц и Майвэ сделали по глотку доверия, глотку вежества и глотку почтения. Затем принц поставил чашу на низкий столик и заговорил.

— Я пришел говорить с тобой, дядя, о доме Ущербной Луны.

— Что не так в доме Ущербной Луны?

— Дом без хозяина, дядя.

Тэриньяльт не сразу ответил — он не понимал, к чему клонит племянник.

— Ты еще не вошел в возраст, сын сестры, — сказал он, наконец.

Принц поморщился от собственной неуклюжести в речах.

— У дома Ущербной Луны есть достойный глава, и я отрекаюсь от своих прав ради тебя, господин мой дядя.

Арнайя Тэриньяльт покачал головой.

— Увечный не может быть главой рода.

— Тот, у кого есть добрая супруга, не увечен, и род его продолжится.

— Нет женщины, которая пошла бы за увечного.

— Если бы нашлась такая женщина, то что бы ты сказал, господин мой дядя?

Тэриньяльт замолчал.

— Что бы ты сказал, дядя? — настивал принц.

— Если в этой женщине нет корысти, то достойна всякого почтения такая женщина.

— Достойна ли такая женщина того, чтобы ее желания были исполнены?

— К чему ты клонишь, племянник? — не выдержал Тэриньяльт. — Зачем ты ведешь такие речи при дочери моего господина? Зачем все это?

— Я жду ответа.

— Да, — выкрикнул Тэриньяльт, теряя хладнокровие. — Да, достойна, и я, клянусь, взял бы такую в жены немедленно, но, будь все проклято, я ничего не понимаю!

— Я слышал твои слова! Свидетельствую — я слышал! — Он встал и подсел поближе к дяде. — Ныне я пришел к тебе сватом. Я привел ту женщину, которая хочет взять тебя в мужья, и нет в ней корысти. Потому что она наследница Медвежьего холма и Лебединого холма, дочь короля и моя сестра. И ради нее я отрекаюсь от своего права на холм Ущербной Луны, потому, что с супругой ты не увечен, и потому, что хочу, чтобы моя сестра была госпожой этого холма и супругой главы рода. А теперь я ухожу. Помни, Арнайя Тэриньяльт, я слышал твое слово, а ты — мое!

И он удрал. А Майвэ осталась наедине с человеком, которого любила и которого сейчас боялась.

— Не смей отказываться от меня, — отрывисто произнесла она, стискивая дрожащие челюсти. Руки тоже дрожали.

Арнайя Тэриньяльт сидел настолько неподвижно, что даже нельзя было сказать, дышит ли он.

— Я никогда не увижу твоего лица, — проговорил он, наконец.

— Тем лучше, я не слишком хороша собой.

— Я не люблю тебя, госпожа.

Майвэ была к этому готова.

— Смог бы ты меня полюбить?

Арнайя Тэриньяльт не сразу ответил.

— После того, как я ослеп, я старался не думать об этом.

— А если бы подумал? Подумай! Пожалуйста!

Он рассмеялся.

— Если я пойман на слове, и мне не остается выбора, то я постараюсь полюбить тебя госпожа. — Он посерьезнел. — Я не знаю, зачем я тебе и почему я тебе приглянулся. И потому я прошу тебя — не торопи время.

— Сколько ждать?

— Хотя бы до весеннего Объезда.

— Я тебе совсем-совсем безразлична?

— Нет, госпожа. Я почитаю тебя как дочь моего господина. Я был с тобой рядом, когда мы возвращались домой, и я увидел твой свет, и я восхищен тобой. Но я не думал о тебе как о женщине — как о своей женщине.

— Так подумай. Я о тебе думала, как о своем мужчине, Арнайя Тэриньяльт.

Он чуть заметно вздрогнул.

— Ты очень многое мне доверила, госпожа. Я буду думать о тебе.

— Тогда, чтобы ты не забывал обо мне думать, Арнайя Тэриньяльт, возьми вот это.

Он протянул руку, раскрыв ладонь, и она положила на нее светящийся камень.

Тэриньяльт вздрогнул и повернул голову так, что Майвэ могла бы поспорить — он видит этот камень.

— Что это?!

— Этот камень привез мой отец из Средоточия. И он, и покойный мой дядя взяли по камню, только свой камень отец вынул из Узора, когда передал власть брату. А потом подарил его мне. А я дарю тебе. Ты человек короля, Арнайя Тэриньяльт. И ты мой. Я приду за тобой, помни об этом и будь готов полюбить меня.

Что-то дрогнуло в лице Тэриньяльта. Он, словно зрячий, потянулся к руке Майвэ, взял ее и поцеловал. Его рука была теплой, сухой и грубой.

— Я буду думать о тебе.

— А я всегда думаю о тебе.

Майвэ выдохнула. Ей было жарко так, словно она отстояла нелегкую стражу у Провала.

— Я расскажу тебе, — медленно начал он, — то, о чем не рассказывал другим. Пусть это будет моим ответным даром тебе, милая госпожа Майвэ.

И Тэриньяльт начал рассказ.

— Я стал главой дома, когда мне было пятнадцать лет, а сестре — двенадцать… Прости, госпожа, это я как-то издалека начал.

— Нет, рассказывай, господин! Рассказывай, как пожелаешь, я слушаю.

Арнайя Тэриньяльт кивнул.

— Отец погиб у Провала, и хотя я был молод, твой дед, король, позволил мне стать главой дома. — Он задумался. — Мы, Тэриньяльты, особые. Давно, когда наш народ взял себе Холмы и Ночь, наш предок, Тэринья Угрюмый заявил, что истинный наш враг — твари Провала, а не те, что блуждают по ночам на земле. Многие поддерживали его. Потому у нас издревле много вассалов, наш дом велик и силен. Наши предки не раз поднимали смуту, и один из них даже ходил в Королевское испытание — но не вернулся. С тех пор короли не любят нас.

Внук Тэриньи, Датья, был первым, кто почти перестал выходить наверх. Он проводил свою жизнь в коридорах и проходах, истребляя подземных тварей, и лучше него никто не знал подземелий. Говорят, что однажды, в ничейный час, он воззвал к богам, чтобы они услышали его, и попросил зрения во тьме. Может, боги услышали его — но так и стало. Не только он и его род, но и потомки всех, кто вместе с Тэриньей дал клятву блюсти Провал и подземелья, обрели эту способность, и она передается по наследству. Никто лучше нас не знает проходов, мало кто кроме нас уходил далеко за пределы Холмов под землей.

В голосе Тэриньяльта звучала болезненная гордость, и лицо его стало почти надменным.

— И как видят Тэриньяльты, господин?

Тэриньяльт вздрогнул, словно очнулся.

— Это сродни магическому зрению, госпожа, ты ведь знаешь, как это?

Майвэ кивнула, потом спохватилась и сказала — да, я это знаю.

— Вот и мы видим тени. И порой тень предмета или человека оказывается совсем не такой, как если бы смотреть глазами. И нам не надо тратить силы и поддерживать заклинание — у нас это врожденное. И чутье, которое развивается с годами. Это уж навык, он у всякого может быть.

"Как и матушка видит злые тени. Может, и я вижу".

— Ты и сейчас так видишь?

— Да. Можно сказать, что я почти ничего не потерял. Только не могу читать, не вижу рисунков, гобеленов и картин, узоров и шитья. И лиц. Но я мог бы и этого не видеть, если бы не твой отец. Я выбрал противника не по силам. И мне был урок. Только король способен оспаривать власть над землей. Только королю, истинному королю под силу такой противник.

— Ты хочешь сказать, — по телу Майвэ прошла горячая волна, и даже волосы словно зашевелились на голове — это заплетенные-то в косы! — Ты хочешь сказать, что мой дядя не был истинным королем?

Арнайя Тэриньяльт выпрямился.

— Да, я вынужден сказать, что это так. Он был хорошим правителем. Он был благородным, справедливым, мудрым, его любили. Но не ему было предназначено стать королем в Холмах. Твой отец бежал от судьбы, он дважды уже пытался убежать — но она его настигала, и из-за его бегства гибли другие.

— Я услышала тебя, — медленно прошептала Майвэ. — Я поняла тебя, Арнайя Тэриньяльт. Ты говорил это отцу?

— Да. — Он долго, очень долго молчал. — Я не помню, что было после того, когда я проиграл свой бой… Потом я вернулся в мир живых. И я услышал твоего отца, и сказал ему, что он не должен бежать от судьбы. Потом я много дней лежал в беспамятстве, а когда пришел в себя, оказался слепым. И твой отец, уже король, сказал, что я его человек и он отвечает за меня… Мои глаза не ожили. Но ко мне вернулось зрение Тэриньяльтов. И еще вот это, новое. Все мои чувства обострились, и я вижу иные образы, чем прежде. Я вижу цвета тепла и холода, я вижу кожей, кончиками пальцев. Я вижу запахи и звуки — не понимаю, как это, но все вместе складывается в образы, и вместе со зрением Тэриньяльтов это позволяет мне быть почти полноценным человеком. Я вижу даже странные ореолы вокруг образов людей, и понимаю по ним, каков этот человек, нет ли в нем лжи.

— Онда не лгал?

— Нет. Но он был испуган и недоверчив, — рассмеялся Тэриньяльт.

— Но почему все же мой отец не смог вернуть тебе глаза? — чуть ли не простонала Майвэ. — Он не истинный король?

— Я думаю, дело во мне, — сказал Тэриньяльт. Майвэ ждала, но больше он ничего не сказал.

Разговор окончился, и Майвэ почувствовала холод и голод, и еще ей хотелось плакать, и было тревожно за отца и брата — вдруг отец опять откажется от власти, и судьба заберет принца? А как быть — отец же поклялся, он обязан отречься от престола! А брат будет обязан принять власть, хочет он того или нет… Или все же что-то случится? И судьба сама расставит все по местам?

Снова вошла женщина под вуалью.

— Деннеане, — тихо проговорил Арнайя Тэриньяльт, — вели принести нам горячего вина, и сытной еды. — Женщина поклонилась и хотела было уйти, но он тронул ее за рукав. — Сможешь ли ты быстро сделать мне ладанку вот для этого? — он раскрыл ладонь.

Женщина посмотрела на камень, потом на Майвэ. Затем подошла и заглянула ей в лицо. Глаза женщины из дома Тэриньяльтов были черными. Почти без белков. Как у всей этой подземной породы. Женщина внимательно, почти недоверчиво посмотрела Майвэ в лицо, потом вдруг схватила ее руку и поцеловала. Затем повернулась к Тэриньяльту и сказала:

— Я сделаю это быстро, господин, вы не успеете закончить трапезу.