Ничейный час

Глава 10

МАЙВЭ

— Расскажи мне о ней, Арнайя Тэриньяльт, — говорил Науринья Прекрасный. Так тихо и спокойно говорят, когда человек еле сдерживает крик, рыдание, отчаянье. Арнайя Тэриньяльт ждал разговора с Науриньей с того самого мгновения, как холм потрясло известие о гибели госпожи Диэле. Такой глупой, такой нелепой гибели — после тяжелого похода, из которого их возвращения почти не ждали, а они вернулись, и стражи рассказывали о своих похождениях и отваге маленькой госпожи Диэле. И вот — нету ее.

— Я мог бы прийти раньше, — сказал Науринья. — Если бы я думал больше о ней, а не о том, что я — королевский маг, истребитель зла, она бы не умерла. Я бы бросил все и побежал к ней. Всех встречали родные, а она пришла в пустой дом, и ее встретила смерть. И отомстить мне некому.

— Она была отважной, — заговорил Тэриньяльт. Он больше не носил повязки на глазах, и все видели его глаза, лишенные белков из-за расширенных навеки зрачков. Он смотрел на собеседника — но непонятно было, куда он смотрит в точности. — Она иногда плакала, я слышал. От страха плакала. Мы все боялись, но мы-то мужчины, а она — женщина, такая маленькая, словно птичка. И я тогда обнимал ее и утешал, как брат. Поверь, мы все полюбили ее. А она все говорила о тебе, вспоминала, как ты прощался с ней, и говорила, что это знак исцеления, что ты снова становишься прежним. Науринья, ты был ей нужен. И нужен был как опора. Если бы она не надеялась, она не выдержала бы, поверь мне.

— Мне тяжело тебя слушать.

— А разве ты сам сказал бы себе другое? Я скажу, ты сам скажешь — ничего же не изменится. Но сам с собой ты будешь еще жесточе, чем я с тобой. Потому — пей, Науринья.

Науринья послушно кивал и пил.

— Государь уже жалел меня. Все меня жалеют. И я себя жалею. — Он поднял голову. — Я что-то должен сделать, Тэриньяльт. Иначе я… перестану… быть.

Арнайя Тэриньяльт не ответил.

***

— Я уже один раз сказал тебе — нет. И другого ответа не будет.

— Погоди. Погоди, пожалуйста, — еще раз попыталась Майвэ. — Она говорила спокойно, насколько могла, она долго готовилась к этому разговору, хотя почти не надеялась на то, что все ее разумные доводы, такие взвешенные, подготовленные, хоть чем-то помогут убедить отца. — Выслушай меня. Только не как отец. Как государь, как маг, в конце концов!

— Я не могу, не хочу и не буду слушать тебя не как отец. Ты моя дочь, единственный мой ребенок, и я тебя никуда и никогда не отпущу. Я сказал.

— Даже если это будет против Правды? — Майвэ едва сдерживалась, чтобы не закричать или расплакаться.

— Даже если так.

Майвэ встала и поклонилась. Говорить больше было не о чем. Она пошла было к двери, где бесстрастно стоял верный Адахья. Может, ей показалось, но он смотрел на нее сочувственно.

— Постой, — голос отца был уже мягче и глуше. — Майвэ, ты ведь сама себя обманываешь. Подумай хорошенько. Ты просто хочешь подвига. Хочешь славы. Подумай — в Холмах есть маги лучше тебя. Госпожа Диэле была гораздо сильнее тебя. И я до конца жизни буду чувствовать себя виноватым, что послал в поход ее, а не кого-то другого. Но она действительно была лучшей. Самой лучшей… И воин ты не просто неважный, никакой. Ты не привыкла спать на земле, есть что попало. Ты не привыкла долго не мыться. Ты даже труда-то никакого не знаешь. Подумай вот об этом. Не о себе, великой и славной, а о том, что ты есть на самом деле, и чего тебе на самом деле хочется. Вот когда ты это обдумаешь и придешь ко мне, и ответишь на все мои вопросы так, что я поверю тебе — тогда я дам тебе волю делать что угодно.

— Твой поход, — выпалила Майвэ, уже не сдерживаясь, сквозь злые слезы, — был пустой! Зряшный! Ты их туда зря послал, зря! Ты просто Тэриньяльта ненавидишь из-за меня! — она выскочила прочь. Она бежала по коридорам дворца, ревмя ревя, но никто не осмелился остановить ее или задать вопрос. Все делали вид, что ничего не случилось. Ее словно бы не видели.

Она вернулась к себе, в свою уютную комнату в крыле Королев. Горничная, Кейше-Ласка всполохнулась было, вскочила с подушек, но Майвэ покачала головой.

— Уйди.

Ласка встревоженно посмотрела на госпожу.

— Уйди, прошу.

Ласка осторожно прикрыла двери, удалившись в переднюю, где был и славный диванчик, и сладости.

Майвэ сначала заставила себя собраться, направить силу и заглушить все звуки в комнате хотя бы на время. А вот потом уже разревелась в голос. Никто не услышит, можно.

Потом она уснула. А когда проснулась, оказалось, что Ласка или кто еще прикрыл ее покрывалом, теплым синим покрывалом с вышитыми белыми конями.

Майвэ села.

Надо успокоиться и понять, почему, почему эта тревога. Сейчас она уже была почти спокойна.

Отец прав. Она не годится для похода. И пойдет, значит, Науринья Прекрасный. Который, как говорят, с трудом заставляет себя жить. И что он сделает? Что может маг, который и с собой-то не справляется?

У Майвэ перед глазами снова возникла картина переворачивающегося в бездну, полную тварей, земного диска. Она скривилась, ударила себя кулаком по колену.

"Вот этого я боюсь больше всего. Вот этого. Я боюсь, что ничего не получится".

А следующий маг после Науриньи — отец. Он не покинет Холмы. А кто после него самый лучший маг холмов? Все говорят — что госпожа Зеленых рукавов, госпожа Майвэ.

Но она не пойдет. Потому, что она просто не годится в поход. И пойдут отец, и слепой Тэриньяльт и ущербный Науринья. И они не вернутся. Они. Не. Вернутся.

Майвэ почувствовала, что проваливается в бездну. В Провал.

"Я не хочу. Я не пойду!".

Но ведь больше некому? Да? Неужели некому, а?

Боги, ну почему, почему вы спите? Ну зачем вы такие глупые? Ну почему, почему Жадный вас так просто, как дурачков обманул?

Они же не читали сказок. И тогда все было в первый раз.

— А?

Это было странное ощущение. Кто-то огромный был здесь, перед которым Майвэ была ничтожной, как муравей под башмаком. Она сжалась, плача от необъяснимого ужаса. Но ведь никого же нет…!

Ты не пойдешь?

— Нет! Нет!

Почему?

— Я… я не смогу. Я не смею.

Ты боишься?

— Боюсь, — тихо призналась себе Майвэ. — Я очень боюсь, что погибну. И ничего не сделаю.

Ну тогда зачем плакать. Оставайся дома, другие сделают все.

— Я… я боюсь того, что я все же могу это сделать, и если откажусь, то никто не сделает.

Ты считаешь, что нет героев, настоящих героев? Ты считаешь, что ты избрана?

— Я не знаю! Если бы я точно знала, что это сделает кто-то другой, я бы никогда не думала о походе. Но я же знаю, что я хороший маг. Это правда! И я королевской крови. Вдруг Дневного убьют? Я могу пригодиться… на всякий случай… Но я не пойду. Нет!

И кто же тогда сделает дело, если нет других?

— А разве нет…? Ведь кто-то есть, правда? Кто-то есть, он всех спасет?

А если нет?

— Но ведь ты знаешь? Так скажи! Ты ведь знаешь?

Ответа ей не было. Никого не было. Да ведь и прежде не было никого. Просто собственный страх. Собственное воображение.

Майвэ всхлипнула.

— Значит, мне надо идти… Я пойду… наверное. Потому, что никто не знает, есть ли другой, кто точно это сделает. Я просто червяк, да. Поползу, раз я червяк.

Ощущение тепла. Тяжесть, приятная, ласковая тяжесть, как в детстве, когда дед гладил по голове.

Майвэ заплакала. Вылезла из-под одеяла. Растрепанная, в мятом синем платье, с распухшим от слез носом. Она подошла к стене, сказала слово — и пошла по тайным проходам туда, где ждал ее — она была в этом уверена — Арнайя Тэриньяльт. И вышла из стены как раз в тот момент, когда Науринья заплакал. Майвэ остановилась как вкопанная. Такого она не ожидала. Она-то думала, что сейчас ее будут утешать, а тут готов был заплакать человек, которого она считала непробиваемым. Это было ужасающее зрелище, Майвэ готова была уже крикнуть "не надо!", только бы не видеть, но сумела взять себя в руки. Нет, это делается не так.

Арнайя Тэриньяльт повернул голову в ее сторону, словно видел ее. Майвэ подняла руку — опять же, словно он мог увидеть этот жест. Она заставила себя успокоиться. Науринья сейчас был беззащитен. Он даже не знает, что она здесь.

"Ну, вот сейчас и посмотрим, кто сильнее, — невесело усмехнулась она. — Ты смертельно хочешь спать, Науринья. Спи. Крепко спи".

Науринья, наверное, успел что-то ощутить, он поднял голову и поискал туманным взглядом Майвэ, но глаза его закатились, и он повалился на пол.

— Ты хорошо сделала, — негромко сказал Тэриньяльт, накрывая мага покрывалом из толстой шерсти и подкладывая ему под голову и бок кожаные подушки.

Майвэ почти побежала к нему.

— Обними меня крепко, — шепнула на ухо.

— Когда ты его разбудишь?

— Он сам проснется. Он хотел спать, я просто подтолкнула. Обними меня крепко!

— Ты вся замерзла…

Майвэ кивнула и ткнулась ему в плечо. Не заплакала — слезы куда-то ушли. Просто сидела так и мелко-мелко-дрожала, слушая спокойный тяжелый стук сердца мужчины, которого выбрала.

— Что случилось?

— Как ты думаешь, — она говорила быстро, почти захлебываясь тихими словами. — Как ты думаешь, кто из нашей семьи пойдет к Камню?

Тэриньяльт улыбнулся.

— Отец не отпустит тебя, если ты об этом.

— Да, я знаю. Я зззнаю, — как зубы-то стучат… — Но кто тогда?

— Холмы не могут оставаться без короля. Так что твой отец не пойдет. Только твой брат.

— Или… отеццццссс…подожди. Сейчас. Или отец отдаст ему престол и пойдет сам, — выпалила она, пока снова не застучали зубы.

Тэриньяльт напрягся.

— Такое может быть, — сказал он, после недолгого молчания. — Такое может быть, насколько я знаю твоего отца.

— И ты пойдешь с ним.

— Я его человек.

— Я зззнаю. З-н-а-ю. Но есссли… е-с-л-и б-р-а-т н-е сможет… ну, так случтттттссся…

— Ты что-то знаешь? Ты что-то знаешь!?

— Я не знаю. Я чувствую… Ты пойдешь ли со мной, Тэриньяльт?

— Я пойду с тобой.

— И я, — послышался тихий, хрипловатый голос Науриньи. Майвэ посмотрела на него. Он лежал, подперев голову рукой, и смотрел на них. У него было странное лицо, и Майвэ вздрогнула.

— Тогда, Науринья, — она высвободилась из рук Тэрирьяльта и подошла к магу. Ей по-прежнему было холодно, но уже не трясло. Села на колени рядом с ним. — Тогда я прошу тебя — будь свидетелем наших брачных обетов прежде, чем мы уйдем. Если нам не придется вернуться, я хочу, чтобы мы были мужем и женой. Говорят, за снами Богов супруги не разлучаются. Науринья, ведь ты сам знаешь, что госпожа Диэле ждет тебя.

Науринья посмотрел ей в глаза, отвел взгляд и кивнул.

— Я не буду торопиться, — сказал он почти прежним голосом. — Я еще должен тут кое-что кое-кому.

Он поднял глаза. В них плавала красная искра. Майвэ вдрогнула.

Над Холмами небо набухало весенними тучами. Но птицы не возвращались из-за Стены.

Днем встал туман. Потом, ближе к вечеру, подул ветер из-за Стены, и он был теплым и влажным. Ночью же пошел дождь. Он не застывал коркой на земле, деревьях и снегу, и к утру снег заметно осел и посерел.

Но ни капли дождя не выпало на границе с Пустыней. Не будет вешнего буйства маков, не раскроются к солнцу тюльпаны, не полетит к северу благоуханный ветер.

И еще ближе подполз к Холмам с севера сверкающий голубой лед. А далеко на востоке протянулась странная серая тусклая полоса, от края до края. Расползалась, словно парша или проказа по телу, медленно и неотвратимо.

Ринтэ стискивал зубы — земной диск кренился, и край его медленно опрокидывался в Бездну. И ему его не удержать. Все соскользнет туда…

Но все же из-за Стены пришел весенний ветер, и пах он надеждой.

ПРИНЦ БЕЗ ИМЕНИ. Лань

"Наш государь благословен", — это принц слышал постоянно, даже в самых обычных разговорах слуг. Это звучало словно заклинание. Невысказанным оставалось одно — что будет, когда король умрет. Но никто не хотел, не осмеливался говорить об этом вслух.

Отряд повернул к югу. Сегодня выдалась спокойная ночь. Последнее время ночи были спокойны, и даже Провал затаился. Страшно это было.

Вот то самое озеро, где когда-то инха чуть не сожрал дядю и отца. Отца он не знал, и потому привык думать о дяде как об отце, хотя мать с детства отучала его так думать и говорить. Что скрывать, он ревновал дядю и к госпоже Сэйдире, и к Майвэ. Но все же дядя и правда был велик и благословен, раз сумел в конце концов примирить всех. Все просто любили его, и в этом был мир.

Они спускались по южным склонам, к границе Холмов и Южной четверти. Оттуда пришел весенний ветер. Ветер, лишенный птиц, но полный надежды. Отсюда в тумане, далеко внизу тускло виднелась Белая дорога, пронзавшая Холмы до самого Средточия. Где-то там, слева, далеко высятся два холма-Близнеца…

— Кто-то идет, — почти беззвучно, одними губами произнес воин рядом.

Принц кивнул. Человек.

Старший отряда поднял руку, и все замерли в неподвижной незримости. Это был Дневной. Высокий, жилистый человек неопределенного возраста. Тускло-рыжие с сильной проседью волосы сосульками падали на лицо, щербатый рот склабился среди пыльно-рыжей неопрятной бороды. Он был одет как охотник, и на плече его сидел ворон. Он огляделся по сторонам, затем ухмыльнулся.

— Я не вижу вас и ваших теней, но мой Тешийя видит. Вот это мне было подарено вашим королем. — Он снял с левой руки щиток лучника.

— Я помню, Ирвадья, — ответил старший отряда. — Что ты ищешь в Холмах?

— Ха. Защиты и крова, — криво усмехнулся Ирвадья. — Я отслужу.

Старший отрядил двоих проводить Дневного, а остальным еще надо было дойти до пограничного камня. День переждут в сторожевом укрытии в малом холме, и через две ночи вернутся домой. Принц готов был уже повернуть коня, когда краем глаза заметил какое-то белое пятно, стремительно мелькнувшее в зарослях. Сердце подпрыгнуло, гулко ударив в ребра. Золотистый взгляд лани, горячий, как расплавленный воск. Белой, как только что выпаший снег лани. Мир стремительно исчезал, оставляя лишь этот взгляд и золотой прозрачный след, узкую тропку тянувшуюся за ланью.

"Я правда должен идти"?

Лань начала отворачивать прочь златоглазую голову.

"Прямо сейчас"?

Лань почти скрылась в зарослях.

"Я иду за тобой".

Не оборачивайся же, что бы ни случилось.

Принц пришпорил коня. Не слушая криков телохранителей, вломился в заросли, следуя за белым пятном.

— Не ходите за мной! — крикнул он, и заросли, как живые, сомкнулись за ним.

Майвэ

И только когда они проехали полпути от холма Ущербной луны до Мертвого холма, Майвэ вдруг задумалась и растерянно спросила Тэриняльта:

— А что же мы будем есть? А что будут есть лошади?

— Об этом надо было думать до похода, — засмеялся ее нареченный. — Я подумал.

— Главное, что об этом подумал я, — послышался голос из густой темноты впереди.

Майвэ вздрогнула, когда отец выступил навстречу им словно из пустоты. "Краткий Путь? Неужели?" Она лишь слышала о таком, но никогда и никто на ее памяти не решался на этот путь. Ей не говорили, как это делать. Она ощутила себя такой маленькой, такой ничего не знающей… Она бросила затравленный взгляд на Тэриньяльта. Судя по его лицу, он тоже был ошарашен. Как и Науринья.

Тэриньяльт, опомнившись, спешился и упал на колено, опустив голову. Ринтэ словно не замечал его, глядя на Науринью.

— Ты великий маг, лучший в Холмах. Но я тоже непрост, верно?

Науринья, наконец, словно очнулся, спешился и преклонил колено.

— Вот так.

Он поднял взгляд на Майвэ.

Она медленно сползла с седла, парализованная страхом. Она не чувствовала себя, во рту пересохло, язык не слушался.

— Я все объясню, отец…

— Замолчи. Твои слова сейчас ничего не значат. — Он посмотрел на согбенного, совершенно раздавленного Тэриньяльта. — Я доверял тебе, а ты предал меня. — Он сел на корточки рядом с Тэриньяльтом, пытаясь посмотреть ему в лицо. — Ты дурак. Но я вынужден доверять тебе, потому, что ты, как ни жаль, лучший. Но когда ты вернешься, я спрошу за все. А ты вернешься, непременно вернешься и привезешь мою дочь обратно. Это приказ. Ну? Я жду.

— Я даю слово…, - с трудом, умирая от стыда, прошептал Арнайя Тэриньяльт.

Ринтэ встал.

— Теперь ты, дочь. — Майвэ зажмурилась. — Все решилось без тебя и без меня. Твой брат ушел.

— Куда ушел? — онемевшими губами проговорила она, действительно не понимая — кто ушел, куда ушел?

— Мне сказали, что он ушел за белой ланью, — голос короля был неестественно ровным. — Вы все уходите, не спросив меня. И я решил отпустить тебя. Молчать! На колени!

Майвэ прижала бы уши, если бы могла.

— Ты пойдешь, потому, что я обещал отправить в отряд человека королевской крови, а твой брат тоже предал меня. А вот я, дурак, не могу предать Холмы… Тебя отвезут туда, как… мешок и привезут назад. Все.

Он отвернулся от дочери.

— Науринья, я знаю тебя хорошо. И ты тоже, надеюсь. Я не буду брать с тебя слова, потому, что ты его не сдержишь.

Науринья встал, глядя в лицо королю.

— Я не позволял тебе вставать, — тихо, очень четко сказал Ринтэ, и Науринья, сам себе удивляясь, снова опустился на колено. — Ты хочешь умереть, я понял. Мне надоело тебя спасать и уговаривать. Слишком много от тебя беды. Умри, если хочешь. Но я налагаю на тебя долг. Моя дочь должна вернуться ко мне живой. Пока она не вернется и не встанет передо мной, ее должен защищать маг. Это будешь ты. Потом я не буду тебе мешать свести счеты с жизнью.

Науринья поднял взгляд.

— А если я погибну в походе?

— Я сказал.

Воцарилось молчание. Потом государь вздохнул тихо-тихо и выпрямился.

— Адахья.

Майвэ подняла взгляд. Под аркой стоял Адахья и еще несколько человек.

— Тэриньяльт, я даю тебе еще семерых. Пойдет больше людей — корма для коней на стоянках не хватит. Даю тебе лучших. Адахья. Нельрун. Эдеанна из Рассветного холма. Тьясса. — При этом имени Арнайя резко поднял голову. Это был человек его сестры. — Инрешта, мой друг детства, из Медведей. Орна и Шиасса, из Королевского холма и Закатного. Науринья?

— Да, мой государь, — неожиданно смиренно проговорил маг.

— Ты великий маг. Никого нет равного тебе в Холмах. Но это не значит, что все остальные ни на что не годны. Хотя ты уже не можешь никого учить, и давно. — Он снова обвел всех взглядом. — Адахья, ты знаешь, где и когда встретиться с отрядом Дневных.

— Да, государь. Все будет исполнено.

Ринтэ дал знак, и один из его свиты принес две переметных сумы, чем-то туго набитых.

— Открой, Науринья.

Маг повиновался. Достал из сумы какой-то бурый комок размером с два кулака. Нахмурившись, посмотрел, затем тихо охнул и закусил губу.

— Ты понял.

— Да, государь. Ты мудр. Госпожа Майвэ, наши лошади не будут голодать, твой отец и правда обо всем позаботился.

— Папа…

Ринтэ не смотрел на нее и не говорил с ней.

— Возвращайтесь живыми, — сказал он, взлетел в золоченое седло своего белого коня и, повернувшись, поехал мимо них в сторону Холмов со своей невеликой свитой.

— Папа!!!

— Возвращайтесь живыми! — крикнул он еще раз, не обернувшись, и в голосе его была такая ярость и боль, что Майвэ готова была бросить все и побежать за ним. Ей было страшно и стыдно.

Когда затих цокот копыт, Тэриньяльт встал.

— Мы отправляемся? — не то спросил, не то приказал Адахья, сурово глядя на брата королевы и оскорбителя его господина. Мог бы — зарубил бы.

— Да, едем, — хрипло промолвил Тэриньяльт.

Вирранд Тианальт, блюститель Юга, сразу понял, что случилось что-то огромное и, скорее всего, плохое. Это было понятно по тому, как растерян и испуган был присланный за ним юноша-паж с гербом Полной Луны на рукаве. Он прочел это по каменным лицам и затравленным взглядам стражей. Вирранда поперек всех обычаев и правил вежества оторвали от игры в "четыре провинции" с госпожой Асиль как раз в тот момент, когда госпожа начала одолевать.

И госпожа Асиль, увидев посланца, дернулась, как подстреленная птица, и застыла, а в ее зрачках, мгновенно ставших черными, во весь глаз, плеснулся ужас.

Он уже много раз видел короля Холмов в разном настроении и в разной обстановке, но никогда у него не было такого лица. Тианальт, властитель, командир, человек, которому никто не смел перечить — испугался. Потому, что перед ним сидел старик. Вроде ничего не изменилось — но это был смертельно усталый и какой-то выцветший человек. Как будто он потерпел поражение в битве, в которую бросил все свои силы, и на которую поставил все.

— Ты свободен от слова, Вирранд Тианальт, блюститель Юга, держащий Уговор, — надтреснутым, скрежещущим голосом проговорил Ринтэ, знаком показывая Вирранду садиться. В круглом покое горели жаровни, но Ринтэ было холодно.

— Что случилось, государь?

— Я выполню свое слово. Дам провожатых, чтобы твой племянник прошел и по земле, и под землей и встал на Камень. Ты требовал человека королевской крови в отряд. Ты получишь его. Ее.

Вирранд продолжал смотреть на короля, чувствуя, как по спине ползет неприятный холодок. Слуга налил вина, подал гостю. Вирранд принял чашу почти бессознательно.

— Мой наследник, сын моего брата — исчез. Ушел за белой ланью, и никто не смог найти его. — Ринтэ поднял голову. Глаза его светились красным. — Я никогда… Никогда не отправил бы свою дочь. Никогда! Я бы скорее сам отправился. Но она решила сама, и судьба сыграла против меня. Мне хочется разорватьтебя в клочья, Тианальт. Это ты привел в Холмы судьбу. Ты. Твоя вина.

Вирранд не знал, что сказать. Все было верно — но несправедливо.

— Ты опять не смог убежать от судьбы, брат, — послышался сзади голос.

— Я не звал тебя, Асиль.

— Я пока еще королева Холмов, брат. Как думаешь, мой сын мне не так дорог, как тебе дочь?

Ринтэ встал. Он казался страшно худым, одежды болтались на нем как на скелете из сказок лохмотья.

— И что?! Что ты хочешь сказать?

— Судьба вступила в игру, ты сам сказал.

Асиль обошла жаровню и села на подушки между Ринтэ и Виррандом. Ее лицо казалось острым и прозрачным.

— Я пойду к Сэйдире, — сказала она, немного помолчав. Ее голос стал тоненьким и тихим. — Нам надо вместе поплакать.

Она выскользнула прочь, взметнулись черные рукава и белые волосы — оромная ночная бабочка. Исчезла.

Воцарилось молчание. Затем Вирранд осмелился заговорить.

— Что бы там ни было, слово остается словом. Я сказал — я здесь, пока не вернутся те из Холмов, кто ушел к Камню. И я остаюсь, как бы мне ни хотелось вернуться.

Ринтэ ничего не ответил.

Вирранд поклонился и вышел. Остановился за порогом, не зная, куда идти дальше.

Все рушилось.

Судьба вступила в игру.

АНДЕАНТА

Андеанта, сколько бы ему ни рассказывали о мире за пределами Пустыни, никак не мог привыкнуть к тому, насколько милосердны здесь дни и ночи. Ни лютой стужи, ни испепеляющей жары, от которой начинают дымиться волосы. И сколько угодно воды. И пусть тварей здесь и днем, и ночью куда больше, чем в Пустыне, пусть говорят, что земля теряет силу, что урожаи все скуднее, а времена года и день с ночью перемешиваются, все-таки жизнь здесь была в сотни раз легче. Земля Южной четверти была милосердна к людям. Все говорили — потому, что Тианальт блюдет Уговор и Правду. "Великий Тианальт, — повторял про себя Деанта. — Мой дядя".

Деанта покинул шерг не один. С ним был королевский бард Сатья. Трое людей его дяди великого Маллена — Шанта, Эренна и Руа. Позже, в Тиане, к ним присоединились еще десять человек, заранее назначенных великим дядей Тианальтом. Предводительствовал ими молодой человек, очень серьезный и замкнутый — Юэйра из дома Лантельтов. Он смотрел на Деанту настороженно и хмуро, и юноша решил поговорить с ним. Ему не хотелось, чтобы в походе с ним был человек, который так на него смотрит.

В Тиане они остались на несколько дней, чтобы и кони, и люди получили передышку, так что у Деанты было достаточно времени, чтобы увидеть замок, в котором выросла его мать.

Он узнавал те места, о которых она рассказывала, хотя давно уже в большей части замка никто не жил, и комната матери стояла, продумваемая ветром, с голыми стенами. Он спустился в подвалы — но их Тианальт приказал заложить после того самого случая. Он поднимался на стену, глядя на восток, на тот лес в котором мать когда-то наткнулась на Ночного. Но о каком белом облачке на башне она говорила — он так и не понял. На флагштоке сейчас мокро хлопало оранжевое знамя Юга.

Он увидел Юэйру. Молодой человек стоял, заложив руки за спину, и ветер трепал его черные волосы. Он был похож на взъерошенного зимнего ворона — худой, с острым лицом, в кольчуге поверх длинного кафтана из толстой черной шерстяной ткани. Юэйра неотрывно смотрел на северо-запад, куда им предстояло ехать, словно просчитывал путь.

— Ты тревожишься?

Юэйра резко обернулся.

— С чего ты взял?

— У тебя такое лицо.

— А ты что, провидец? Или бард? — Юэйра криво усмехнулся и отвернулся.

— Нет. Но говорят, что я неплохо понимаю тревоги людей.

— Да уж, великое достоинство… В любом случае, я не собираюсь плакаться тебе в плечико.

— Ты боишься. За кого?

Юэйра резко повернулся к нему.

— С чего ты взял? А?

— Значит, я угадал. Я могу помочь?

Юэйра расхохотался.

— Да, ты же будущий король. Ты же все исправишь!

— Что смогу. У тебя там кто-то из близких? — показал он головой.

— В отличие от твоей матушки, моих никто увозить подальше от опасности никто не стал.

— Это несправедливо, — кивнул Деанта. — Скажи, что я могу сделать.

Юэйра несколько мгновений смотрел на него.

— Ничего, — ответил он и пошел вниз с башни. Но Деанте показалось, что говорил он уже не так зло.

***

Одноглазый Лис Анральт сверлил Деанту единственным глазом так, словно пытался что-то в нем высмотреть. Он был не первым, кто смотрел на Деанту так. Всегда, когда в шерг к Маллену приезжали люди, он призывал Деанту, и те вот так на него смотрели. Деанта привык, потому не отводил взгляда. А что они высматривали — Деанта не задумывался.

Анральт был на голову ниже Деанты, худой, легкий, с длинными рыжими с проседью волосами, стоявшими вокруг головы жестким ореолом. Он держал Дина за локоть — хватка была ястребиной, когтистой.

— Похож, — наконец, выпалил он отывисто. — Что ж, добро пожаловать.

Форт Лиса стоял на далеко выдававшемся к северу каменистом и высоком мысу над Анфьяром. Река огибала мыс стремительной широкой дугой, подмывая корни леса на противоположном берегу. Деревья, высокие, вековые, клонились вперед, словно тянулись кривыми посеревшими пальцами к землям Юга. С башни форта было видно далеко — лес, лес и лес, сквозь который виднелась порой серая полоса старой, полузаросшей дороги, обрывавшейся напротив мыса, там, где еще недавно был мост. Его обрушили по приказу Анральта, когда люди перестали приходить. Довольно было того, что на том берегу были припрятаны две лодки. Кто знает — тот найдет, если что.

Здесь предстояло ждать Ночных. Оставалось два дня до срока.

За стенами выл холодный ветер. Наступала ночь, и в небо восходила алая луна. Сквсь ставни пробивался ее жидкий кровавый свет. Анральт настоял на том, чтобы все, кому придется идти за реку, проводили вместе как можно больше времени. Но два дня — слишком мало. Однако, Деанта все же кое-что сумел увидеть.

Юэйра был ненадежен. В нем было слишком много горя и гнева на несправедливость, и выплеснуться это могло в любую сторону. Он ненавидел всех и вся.

Но Анральт доверил ему командовать людьми. А многие из этих людей были гораздо старше его — вроде Сохоры, который казался ровесником Анральту. Или чернобородого, с изуродованным лицом, Хьярны.

Анральт посылал за реку именно Юэйру — и, наверное, не просто так. Значит, следовало доверять ему.

Шанта, Эренна и Руа были надежны — это люди шерга, проверенные Пустыней, почти родня. В них он был уверен, все трое были, как люди пустыни, молчаливы и спокойны внешне, одинаковы с лица для тех, кто впервые их видел. Но в шерге Шанту знали как великого любителя розыгрышей, а Руа расписывал внутренние стены жилищ замысловатыми узорами из переплетенных разноцветных линий. Если выбрать одну линию и следить за ее причудливым ходом, то мысли постепенно упокаиваются и выстраиваются в четкую последовательность, и приходит ответ. Наверное, потому Руа почти всегда находил верный выход из трудного положения. Эренна был наблюдательнее остальных — как говорится, опасность чуял задницей. Даже если кругом была сплошная опасность, он все равно чуял, откуда сейчас полезет самая жуть. Не ошибался ни разу. Недостаток у него был один, хотя и понятный — слишком верил себе и обижался, когда кто-то осмеливался усомниться.

Но за всех троих Деанта мог поручиться.

Еще с ними был Сатья. Они с Анральтом были не только ровесниками. Их связывало большее — они видели белую луну и начало истории Деанты. И теперь они ждали того, ради чего эта история была начата. Может, даже разговор, который вроде сам собой завязался нынешним вечером в большой зале башни, был об этом. Наверное, только сами Сатья и Маллен знали, что такое настоящая большая зала. Никто из здешних не бывал в больших городах, даже в Дарде. Они ходили за реку не раз, они ходили в Лес, они знали опасности и тайные тропы — но не знали городов. И потому эта убогая комната, холодная и темная, казалась им огромной.

А разговор шел странный. Сатья сказал бы, что снова мелется уже смолотое зерно. Разговор этот начал Юэйра, злой стремительный Юэйра.

— Если для того, чтобы все исправить, нам нужно через полмира протащить короля, — он даже не смотрел в сторону Деанты, — и поставить его на Камень, то зачем нам все эти барды, маги? Или почему бы вам не встать всем кучей, да и не перенести вашим волшебством его прямо на Камень? А?

— Ты мудр, Юэйра, очень мудр, — сказал Сатья. — Именно так и следует поступить. Теперь расскажи мне, как ты это сделал бы, будь ты бардом, и я поступлю точно так, как ты скажешь.

— Это ты мне должен сказать, Сатья премудрый, — осклабился Юэйра.

— А я не могу, потому, что не знаю, как это сделать. Если ты говоришь — значит, знаешь. Я тебя слушаю.

— Так на кой ты такой нужен?

— Ну, для чего-то, видимо, нужен. Наверное, для того, чтобы спасти задницу Юэйры мудрого, который все знает и все умеет.

— Я свое дело знаю.

— Вот и не суди о деле других, Юэйра, — встрял Анральт. — А ты, Сатья, расскажди, чтобы вопросов больше не было.

— О чем?

— О том, потому ты не можешь всего.

— Даже чтобы горшок слепить, надо знать, как копать глину, как ее сушить, какую глину лучше брать, что в нее и когда добавить, как этот горшок лепить, как сушить, как обжигать. — Руа молча кивал, он умел работать с глиной. — А мне, чтобы смочь все, надо и знать все. Вообще все. Даже твое устройство, Юэйра, — бард постучал пальцем по лбу Юэйры. Тот отдернулся. — Все знают только боги. Да, мы, барды, стараемся узнать больше об устройстве мира, но человек смертен, и даже будь у меня книга, в которой было бы написано все обо всем, я даже прочесть ее не успел бы. Потому каждый из нас умеет делать то, что умеет. Маг, возможно, умеет даже меньше. Они полагаются лишь на свои знания, а мы, барды, еще пытаемся призвать помощь богов из их снов.

— И получается? — усмехнулся Юэйра, уже более миролюбиво.

— Бывает, — ответил Сатья. — Бывает… Возможно, ты и прав Юэйра. Если бы задаться целью, и каждого мага учить тому, что не знает другой, то так и получилось бы у нас собрание знающих обо всем. Беда в одном — кто будет судить о полноте знаний? Боги спят, а человека такого не будет никогда.

— А как тогда с королями? — послышался негромкий голос Руа.

Тишина повисла в зале.

— Я не отвечу тебе на этот вопрос, Руа, — негромко, почти извиняясь, ответил Сатья. — Только то скажу, что ты сам знаешь. Наш мир основан на Слове и Уговоре, и поддерживают это короли. Когда нет королей — порядок гибнет и начинается то, что мы имеем сейчас. И выжить в таком мире люди не могут. Опасаюсь, здесь не место даже ойха… — Сатья осекся, словно эта мысль пришла ему в голову только что. — Даже Жадному, — почти шепотом прошелестел он. Никто не услышал этих слов, потому, что послышался топот на лестнице. Влетел встрепанный солдат.

— Лес, — выдохнул он. — Лес.

Анральт вцепился взглядом в лицо вбежавшего. Потом вскочил и бросился наружу. Следом повскакали, грохоча лавками, остальные, и побежали за ним.

На месте остался один Сатья. Он не мог упустить мысль.

"Даже ойха и Жадный… значит, есть что-то сильнее их… страшнее… что не подчиняется им… и боги не…"

Сатье стало жутко.

Если есть что-то сильнее и страшнее Жадного, то есть и кто-то сильнее и выше Богов? Тот, кто сможет усмирить хаос.

— Даритель порядка… Порядка, которому подчиняются даже Боги…

Ты настоящий бард, Сатья.

В беззвучном голосе, звучавшем только в душе Сатьи, слышался ласковый смех.

— Кто ты?

Ответа Сатье не было. Оставалось лишь ощущение чьего-то огромного присуствия. От него рождалась надежда — но она так же быстро угасла, как миновало ощущение.

"Хорошо, что у человека есть память. Я запомню, что такое — было. И что надежда есть. Знать бы еще, на что надеяться".

А наверху, стоя на парапете, над разрушенным мостом, люди форта видели катящуюся по лесу странную волну. Даже ночью было видно, как дико меняется цвет деревьев — на мертвенно-серый. Деревья склонялись словно под ветром — только ветер дул в другую сторону — и не поднимались после этого, и не шевелились, а застывали странными изломанными скелетами. Волна дошла до берега реки, хлынув в нее потоком перепуганных до смерти животных, что еще оставались за рекой. Звери бежали по обрывавшейся в реку дороге, струились сквозь деревья, кричали, бросались в воду, их сносило течением, кто-то добирался до берега, кто-то тонул в темной холодной воде. Но люди смотрели не на них, а на темный силуэт лодки, вынырнувшей из тени уцелевших на той стороне быков моста. В лодке было двое — мужчина и кто-то маленький — маленькая женщина или ребенок. Маленький прижимал к себе бьющегося от страха зверя. Судя по ору, это была кошка.

Лодка шла к их берегу. Люди побежали вниз. Анральт остался на месте, не в силах оторвать взгляда от противоположного берега. Под красной луной все было жутким, но он уже привык к такому, однако, застыший лес заставил содрогнуться даже его. "Скорее бы утро", — подумал он, в душе понимая, что утром ничего не изменится. Но человек всегда надеется на утро.

Сверху, крича, словно плача от ужаса, прямо в руки Анральту упал встрепанный ворон. Лис посмотрел на птицу.

— Привет тебе, Тешийя. Как все не ко времени сошлось…

Он снял с лапы маленький костяной цилиндрик. Развернул послание.

Внезапно в затылок подул ветер. Холодный ветер, хоть и с юга. А затем небо затянуло, и повалил тяжелый мокрый снег.

"Надо же, — усмехнулся Лис. — Снег — а весна все же идет. Пахнет весной. А гуси не вернулись…"

Он пошел вниз, прихрамывая и морщась — ныли кости.

Вокруг форта все было полно топота, и шорохов, и криков, и звериного запаха. Звери выкарабкивались на берег, бежали, как темная, горячая меховая река, сбивая с ног попадавшихсчя по дотроге людей. Потом у берега в темноте кто-то заорал не своим голосом, послышались удары, визг, знакомый плаксивый вой, и Анральт ахнул — полудница. Тварь спасалась бегством. От чего? Что там такое, раз даже твари спасаются бегством? Он вгляделся в темноту, где корчилось на земле белое пятно, а двое солдат с хеканьем и руганью били, били, и били, пока вой не прекратился.

— Лодку тяни! — крикнули чуть ниже по течению, перекрывая перепуганное рваное дыхание и крики звериного потока.

Анральт нашел Юэйру, какого-то потерянного, ошеломленного.

— Приведешь их ко мне, — кивнул он на лодку. — Я пойду вниз, в кухню. Все болит, — словно извиняясь, сказал он. — Погреюсь.

В ставни бился порывистый сырой ветер. У Анральта ныли кости и болела пустая глазница, словно в нее напихали льда. А ведь еще совсем не старик. Все жизнь эта дикая, неприютная. Анральт поплотнее запахнул меховой плащ. Даже очаг не спасал — бок, который к огню, прямо дымится, а другой ледяной. Так вот и не пропечешься ровно, а подгоришь, да все равно полусырым останешься. Анральт усмехнулся. Огонек свечи на столе постоянно гнулся и трепетал от ветра, проникавшего во все щели, даже сквозь закрытые ставни. Одна отрада — сверху не сыплет и не льет, и над очагом кипит котелок с горячим питьем. За дверью послышались знакомые шаги, и Анральт крикнул "Входи!" прежде, чем постучали.

Дверь распахнулась, сначала вошел рыжебородый молодой здоровяк Ория, за ним в комнату шагнул незнакомый человек, за которым пряталась девочка-подросток, замотанная в тряпье, прижимая к себе уже успокоившуюся кошку. Кошка была драная, одноглазая. "Прямо как я, — подумал Анральт. — Старый драный одноглазый кот".

Пришелец был из Ночных. Взгляд у него был цепкий и спокойно-оценивающий. Он степенно кивнул, здороваясь с хозяином, но ничего не сказал. За его спиной в кухню просочились Деанта, Сатья и Юэйра.

— Садись, — показал на табурет Анральт. Встал, взял оловянную кружку, наклонил котелок и налил темно-коричневого варева. — Пей. Ночной кивнул, подтолкнул вперед девочку.

У девочки было красное обветренное веснушчатое личико, прямые рыжие волосы, лоснящиеся от грязи, из рукавов торчали красные тощие грязные руки, похожие на птичьи лапки. Она цеплялась за Ночного, как за соломинку. Анральт усмехнулся.

— И ты садись и пей.

Девочка торопливо и послушно села на лавку, схватив в обе руки кружку. Опасливо покосилась на Деанту и отодвинулась от него подальше.

— Иди, Ория. Позову, если что.

Ория кивнул и затворил дверь.

— Я блюду Уговор, — сказал Анральт.

— Я блюду Уговор, — ответил Ночной, с любопытством рассматривая Одноглазого Лиса.

За ставнями стоял день, пусть и пасмурный, сквозь щели проникал серый тусклый свет. Свеча не очень помогала. Но она была хотя бы теплая.

— Что же, говори, — начал Анральт. — Ты ведь сюда не случайно пришел. Ночной выпрямился, отодвинул кружку.

Ночной помолчал, видимо, раздумывая, сколько можно сказать.

— Я Хелья из дома Тейельтов.

— А какой у вас великий род?

Ночной усмехнулся, оценив попытку Дневного поразить его своим знанием.

— У нас нет великого рода и великого холма. Прежде был. Теперь это Мертвый холм.

Анральт кивнул, словно знал. Ночной опять усмехнулся.

— Я был здесь по праву. По договору нашего государя и вашего блюстителя Юга.

— Я знаю о договоре.

— Я, не скрою, разведывал места и пути.

— Зачем?

— О чем бы ты хотел услышать прежде всего, господин Анральт?

Одноглазый Лис отодвинулся от стола и покачался на табурете.

— Я хочу узнать, что произошло на том берегу.

Хелья вытянул ноги. Девочка спрятала руки в коленях, тревожно водя взглядом между Лисом и Ночным.

— Буду говорить с тобой откровенно, господин.

— Очень разумно.

Хелья Ночной пожал плечами.

— Мое дело было следить, получать известия от других, таких же как я…

"Так их тут и не один", — подумал Анральт, и почему-то эта мысль приносила успокоение.

— … и сообщать в Холмы.

— Я не буду спрашивать, каким образом.

— Я видел твоего ворона, господин.

"Сравнял счет", — продумал Анральт.

— Так что произошло?

— Вот не скажу я тебе, что произошло и почему.

— Ты понял, что я хочу знать.

Хелья кивнул.

— Конечно. Там, за рекой все вдруг взяло и умерло. Не так, как умирает дерево, как умирает трава, зверь. Это умерло по-другому. Совсем. Дерево превратилось не в умершее дерево, а в нечто неживое вообще. Совсем. Я не могу лучше сказать.

— Я понял, понял.

— Если бы у деревьев были ноги, они бы убежали. Как звери. Они подались к реке, наклонились, но они без ног…

Девочка ссутулилась, сжавшись в комочек. Кошка пискнула — та ее слишком сильно прижала к себе.

Юэйра подался вперед.

— А люди? Люди могут там прожить хоть еще немного? Чтобы дойти досюда?

Хелья посмотрел на него.

— Человек может не пить три дня.

Юэйра часто закивал.

— Да, да, еще могут… три дня…

— Там нет воды? — спросил Сатья.

— Я не думаю, чтобы это была вода живых, — ответил Хелья.

— Еще три дня…

— Юэйра, очнись…

Хелья болезненно поморщился, глянув на него.

— Из земли словно вдруг в одно мгновение ушла вся жизнь. Как вода иногда уходит из колодца за ночь. В бездну. В Провал.

Деанта помотал головой — на мгновение представил себе бездну. Бесконечную бездну, куда валится все живое.

— Это город.

Анральт не сразу понял, кто это пискнул. На него смотрела исподлобья рыжая девочка.

— Ты что сказала?

— Это город. Там вокруг сады. Они все родят. Еду, одежду. Все. Это из-за них.

Анральт с Сатьей переглянулись.

— А там люди могли укрыться? Могли? — бросился к девочке Юэйра.

— Если вошли в город — то не выйдут, — ответила девочка. — Там только Юные выходят. Или ловцы. Но их там никто не жалеет, они не Юные.

Больше девочка ничего не сказала, потому, что сначала ее начало трясти в сухих рыданиях, а потом она повалилась на стол и уснула. Кошка улеглась ей на голову и зло смотрела единственным оранжевым глазом.

— Боюсь, — сказал Хелья, — земля умерла, и власти короля там нет.

— Значит, только путями Ночных, — сказал Анральт, сверля глазом Хелью.

Хелья ответил таким же пристальным взглядом — в два глаза.

— Назови место, и я проведу вас. Я блюду Уговор.

***

Тийе очнулась, но сидела тихо, как мышка. О ней все забыли, а мысли бешено скакали в ее несчастной голове. Вот сейчас они договорятся. А потом Хелья уйдет. И у нее больше никого не останется. А тут все чужие. И будет она опять ничья, то есть, всехная…

И Тийе заревела в голос, повалившись в ноги Ночному.

— Ой, ой, не бросай меняааа! Не оставляй, господиииин! Я работать могу, я все тебе делать буду, стирать, шить, готовить, хочешь, палец себе отрежу, только не бросай! Я одна буду, я никому не нужнааааа!

— Девушка, тебе не будет дурного! — раздраженно сказал Лис. — Да уведите ее, кто-нибудь!

Тийе продолжала выть.

— Девушка, послушай меня, — к ней подошел высокий худой молодой человек. — Когда я вернусь, я буду королем. Я говорю — никто тебе здесь не причинит зла.

Тийе перестала выть, и уставилась на юношу, так и не закрыв раззявленный рот. Колени ее не держали, и она села на пол, обнимая покорную уже кошку.

— Тебя никто не обидит, пока я жив. Иначе пусть не крикнет подо мной Камень.

Тийе обомлела. Она поняла, кто этот юноша. Медленно подняла руки к лицу и прикрыла ими рот. Голова закружилась, и кровь прилила к щекам.

— Я все для тебя сделаю, господин, — прошептала Тийе, чувствуя, как против воли расплывается в дурацкой улыбке.

— Хорошо, — сказал Прекрасный Принц из сказки. — Мне надо пойти и встать на Камень. Потом я вернусь и возьму тебя с собой.

Тийе кивала и улыбалась. Анральт позвал Орию и велел ему увести девчонку.

— Пристрой ее на кухне, что ли. Там дела хватит. Я потом ее еще расспрошу, — сказал он негромко.

— Я буду тебя ждать, господин! Я очень — очень буду тебя ждать! И ты возвернешся, да?

Юэйра прикусил губу. Он очень ждал и долго ждал. Только ни мать, ни сестры так и не вернулись.