Гном дернулся и умер сразу же — понял я.
Это значит, урон у кинжала эльфийки был ого-го. По крайней мере урон на жертву, не могущую сопротивляться.
...В тишине, абсолютной и пугающей, раздался как бы удар гонга. Его не было, но он как бы был: я услышал его не ушами, а ощутил всей шкурой. Потом раздались голоса — такие же явственные, хоть и не существующие. Женские голоса, они пели.
Слов было не разобрать. Но это была архаичная горловая песнь, как будто доносящаяся из-под земли. Мари тряхнула золотыми эльфийскими волосами и начала танцевать, тягуче импровизируя, медленно двигаясь вокруг тела гнома: что-то совсем непрофессиональное, примитивное, но уместное в этой жуткой реальности донельзя. Голоса стали громче, и клинок блестел в тонкой девичьей руке, а кровь на нем была черная.
...Нет, ну вас на минутку нельзя одних оставить!
...Кокон тьмы, сгустившийся посреди оврага, раскрылся, и я увидел алебастровый торс Ламиа. Ёклмн…
Не закончив спуск, я присел, затаившись.
— О-о-о, я в тебе не ошиблась, эльфа, — фирменным голосом прошелестела богиня. — А ведь сначала казалось, что придется рассчитывать на полудемона…. или вовсе на упыря… Но, как ранее мне служили темные сестры, так и ты сейчас продолжила их стезю. Продолжила — и возродила служение… Удалось ли тебе разгадать священную тайну, эльфа, и понять, где сокрыт последний алтарь?
— Да, — сказала Мари. — Он сокрыт в кроне! — Она подняла руку и указала на огромное дерево.
Оглушающему шипению, заполнившему овраг, могла бы позавидовать гигантская анаконда. Ну если анаконды шипят. Причем в этом звуке слышалось одобрение!
— Ты выполнила свою задачу, — сказала Ламиа, — и наградой твоей станет то, что ты отныне не будешь одна. Тебе выпала честь служить вместе с самой первожрицей Элоизой, которую ты пробудила! Вдвоем вы выполните вторую задачу — принесете жертву на алтаре. Но сперва… сперва духу жрицы требуется найти достойный сосуд. Вмес-с-стилище…
Это как еще понимать?
— Увы, это не может быть Спящий… — прошелестела Ламиа. (...Фух-х! Отлегло!!) — А значит, ей придется вселиться в тело мужчины… что ж, пусть будет так. Кто же тут у нас ес-с-сть?..
Внезапно я, прячась за камнем, ощутил себя букашкой под микроскопом. Меня бесстрастно приблизили, осмотрели — и отвергли, сочтя ничтожным. Мене, текел, фарес.
— Один из этих двоих примет в себя пробужденный дух первожрицы. А второй будет сожран, — вынесла свой вердикт богиня. — Сегодня я еще не утоляла свой аппетит.
...На краю оврага, в месте, с которого я наблюдал за жертвоприношением гнома, стояли Лухрасп и Грибус — и таращились на Ламиа, как бараны. Сообразив, что дело пахнет жареным, оба задергались: Лухрасп начал чертить вокруг себя знаки, а Грибус попросту кинулся прочь. Попытался.
Ламиа зашипела каким-то особенным образом — и оба замерли, оцепенев. Откуда-то сверху, из кроны дерева, потекла струйка тумана, зависла облачком перед парализованными пиратами — и оформилась в очередную призрачную фигуру. Но внешность этого призрака разительно отличалась от вида тех, что составляли команду Гвоздя. Над оврагом повисла женщина в изящно украшенной долгополой одежде, с красивым и властным лицом, в роскошной сияющей диадеме поверх распущенных черных волос.
Призрак первожрицы Элоизы
42 ур.
— Книжник и заклинатель, — глубоким, грудным голосом проговорила она. — Травник и подчинитель разума. Один попытался сопротивляться, второй — бежать. Кого выбрать? Кто из вас, недостойные, готов принять волю Ламиа и предоставить свою никчемную плоть для службы ей?
Лухрасп насупился и молчал, зато Грибус неуклюже бухнулся на колени и взмолился:
— Пощады! Готов служить!
— Так я думала, — резюмировала надменная первожрица. — Тогда усни и не вздумай противиться!
И призрак туманным рывком втянулся в обмякшее после приказа уснуть тело Грибуса. Сразу же после этого тот встрепенулся, открыл глаза и произнес голосом первожрицы:
— Отвратительно… Мужчина, да еще и старик. Но после стольких лет призраком, привязанным к алтарю, — подойдет. Благодарю тебя, о богиня! Теперь я вместе с младшей сестрой проведу обряд и напитаю тебя новой силой.
— Ж-ш-шш-ду, Элоиза, дитя мое… — прошипела Ламиа. — Поспеш-ши: я и так непозволительно много совершила сама. Вмешательству богов есть пределы…
— Мы немедля осуществим приношение, — скорчился в глубоком поклоне Грибус.
— Но прежде… — Сумрак, источаемый Ламиа и окружавший ее, из которого были сотканы ее морфирующие конечности, разросся, и богиня, поднявшись со дна оврага, сама зависла перед пиратами. — Прежде я полакомлюсь свежей плотью. — И тонкое щупальце мрака, стремительное и смертоносное, точно лезвие, метнулось к обездвиженному Лухраспу.
Одновременно я тоже прыгнул вперед.
— Подожди, о прекраснейшая из опаснейших! Владычица чащ, повелительница глубин, хтонически обворожительная, пугающе невероятная! — позабыв все титулы, которые позавчера сообщила мне Ламиа, я нес что попало, приходящее в голову. — Черная коз… э… космически притягательная, с легионом потомства и миллионом поклонников! ...О, хозяйка этого острова!
— Чего тебе, ночное отродье? — обернулась Ламиа. — Ты мне больше не интересен. Эльфийка оказалась полезнее.
— Я тоже хочу послужить! — вопил я, поглядывая на обсидианово-черное острие, застывшее у груди пирата. — Не убивай этого человека, о госпожа!
Сумрак вновь заклубился. Не отводя щупальца от усача, Ламиа наклонилась ко мне, обдав сверхъестественным холодом.
— Ты — мелкий и бессмысленный кровосос. Я не стала было обращать на тебя внимание — ведь как-никак ты тоже принадлежишь Детям Ночи... хотя ваш народ и не служит мне на этом острове. Но ты стал между мной и моей едою, упырь. Теперь скажи, какую пользу ты мог бы принести мне, жалкий комар, чтобы я не разорвала тебя на куски прямо сейчас?
— Я готов послужить тому, чтобы мой народ вернулся к твоему почитанию здесь! — воскликнул я наобум.
Ламиа усмехнулась своим алым ртом, над которым висело забрало тьмы.
— Ваш народ? Ты ничтожен, тогда как другой могущественен. Он не станет тебя даже слушать.
— Однако нас тут уже чуть больше, чем ты полагаешь, — произнес хриплый и низкий голос.
На другом краю оврага, напротив Грибуса и Лухраспа, стоял Амра.
...Нельзя сказать, что обращение в упыря пошло брутальному пирату на пользу. Кожа его теперь выглядела пергаментной, массивные скулы явственно заострились, глаза отливали красным. Но и своей мужественной харизмы Амра не потерял — скорее, обрел некий иной шарм по сравнению с прошлым образом. Плечи его стали еще шире, и волосы цвета воронова крыла так же эффектно ниспадали на них. Я тут же вспомнил собственное отражение в зеркале — костлявость, огромные уши и зеленую плешь — и, несмотря на напряженность момента, даже успел почувствовать укол зависти. Почему одним — всё, а другим — вот это вот всё?? Кстати, в уровнях Амра тоже слегка подрос.
Ламиа зашипела.
— Вот как! Вас становится больше?.. Ну что же… — Теперь она потянулась к Амре и лепестки тьмы закружились вокруг фигуры новообращенного упыря. Пират стоял неподвижно. — В тебе есть сила… Большая сила... Я могла бы тебя использовать…
— Отпусти моего старого друга, — невозмутимо усмехнулся пират, — и можешь попробовать.
— Прелес-с-стно… — прошелестела Ламиа.
Лухрасп охнул и бухнулся на четвереньки, обретя свободу движений. Впрочем, тут же вскочил и, не тратя лишних слов, отступил куда-то вглубь леса.
Мрак, из которого состояла Ламиа, обвил Амру кольцами, точно огромный питон. Только там, где у питона должна быть голова, покачивался лишенный конечностей торс богини.
— Тогда не будем зря терять время. — приказала она. — Жрицы, разбудите спящий алтарь! Хорошо, пусть это будет не человек… Тогда кто?..
Богиня, изящно повернув голову, которую окутывал кокон тьмы, огляделась.
— Ты, мелкий клоп, тоже хорошо послужил мне в итоге… — последнее относилось ко мне. — Тебя я не трону… О, да! Вот это подойдет тоже! Медвежье сердце!!
Из леса (к счастью, не с того направления, в котором скрылся усач) слышались топот и рев. Медведь, незадолго до этого убитый Гасаном, возродился невдалеке — и Грибус-первожрица, стоящий (стоящая?) у вывороченных корней, у куста с орехами, как раз попадал в его агро-радиус.
...Но в этот раз жертва точно была зверю не по зубам. Грибус сделал короткий жест, и рев оборвался. Медвежья туша проломила кусты орешника и в очередной раз с треском скользнула на дно оврага, сминая подлесок и тонкие деревца. Снова парализованный… Жрица была очень крута, а медведя было невероятно жалко — и не только мне. Мари тоже ойкнула и бросилась к телу мишки, который лежал на боку с разинутой пастью и яростно-перепуганно вращал вытаращенными глазами.
Черный медведь, 9 ур.
Состояние: парализован (100 % / 9 мин.) — услужливо сообщила система.
— Много лет, защищая свое дитя, медведица единовременно и сторожила алтарь, — прогромыхала богиня. — Но теперь она не нужна. Ритуальный кинжал прервет цепочку перерождений — и зверь навсегда исчезнет с этого острова, отдав свою силу мне.
...Что за черт? Это медведица? Какое еще дитя?
— У нее есть медвежонок?? Он останется без мамы? — крикнула эльфийка.
— Воистину, ибо полное скорби сердце ценнее во много раз. Даже если это сердце дикого зверя! — подтвердила Ламиа. — Твоя задача — вырезать сердце и возложить его на алтарь. Теперь, когда ты поняла, где искать алтарь, покров может спасть.
Овраг вновь наводнило шипение. Подчиняясь ему, широкие листья дерева начали стремительно вянуть и облетать. Тут же со дна оврага взметнулся ледяной вихрь, прицельно сорвавший с дерева добрых три четверти кроны. Шорох мертвой листвы, килограммами валящейся вниз, сплелся со звуками, издаваемыми богиней, в причудливую и тревожную какофонию. А на голом толстом стволе, немногим выше того места, где эльфийка висела в коконе из паутины, в ярком свете луны открылось зияющее дупло.
Грибус, завидев отверстие, повалился в земном поклоне. Эльфийка осталась стоять, гневно сжимая губы. Я, полупогребенный под листьями, внимательно наблюдал за происходящим.
— Последний из оставшихся алтарей нашел укрытие в самом центре этого острова, — продолжила вещать Ламиа.
Похоже, она была из тех NPC, которые начисто лишены чувства юмора, зато готовы пафосно рассказать случайному протагонисту все свои злодейские планы. Режим “Темный властелин” on.
Между тем Грибус стал ловко взбираться вверх — с ветки на ветку.
— Когда отряд инквизиторов, преследующих мой культ, вторгся на этот остров, они перебили жриц и разрушили все алтари, кроме этого. Последняя выжившая — ею была Элоиза — устроила тайное капище в дупле дерева, и даже глава отряда, отказавшийся покидать остров и посвятивший остаток дней поиску алтаря, не смог его обнаружить!
Грибус, достигший нужного яруса, стоя на ветке, соединил у груди руки и поклонился богине: служу, мол, и повинуюсь. И скрылся внутри дупла. Хотя лунный свет позволял различить на дереве любой из не облетевших листьев и даже узор на коре, внутрь дупла он не проникал.
...Стоп. Лунный свет??
— ...И этот остаток дней был довольно-таки коротким, — сказал знакомый хриплый и жуткий голос. — Уж мы расстарались! Верно, ребята?
...Призраки, толпившиеся за спиной у своего капитана, расхохотались. Они, как и в прошлую ночь, стояли с самим Гвоздем на краю оврага, у валуна, близ корней дерева.
— Ты! — шелест, исходящий от Ламиа, стал таким громким, что превратился то ли в рокот, то ли в вибрацию. — Убирайся отсюда, призрак! Здесь сейчас моя власть!
— Ну-ну, — прохрипел Гвоздь. — Полегче, тёмная. Луна взошла, и клад потревожен. Значит, настало время моей охоты.
— Охоться на берегу! — взвизгнула Ламиа. — Там тоже есть кое-кто — проваливай и забирай эти души! Я не стану препятствовать.
— Позволив тебе многократно усилиться? Ну уж нет. ...Ко мне, ребята!
Призраки за спиной Гвоздя заколебались. Лица их начали искажаться, фигуры — течь, и один за другим они стали сливаться с фигурой Гвоздя, а та — на глазах расти. Когда последние — это были Бурдюк и Вака — растворились внутри капитана, тот сначала размером сравнялся с Ламиа, а потом даже немного превзошел ее.
— Один за всех, и за все за одного, — удовлетворенно резюмировал Гвоздь и стал над оврагом наподобие античного Колосса, расставив ноги. — Часть команды — часть капитана!
Лицо его находилось теперь как раз напротив дупла. Гвоздь скорчил гримасу и заглянул одним глазом в отверстие.
— Я вижу тебя внутри этого тела, жрица, — сказал Гвоздь. — Я всегда, всегда знал, что твоя душа прячется где-то здесь… И вот тебя пробудили от спячки. Иди-ка к папочке! Твоя хозяйка может жрать человечину сколько угодно, хоть живых, хоть мертвых, но вот души на этом острове — о-о-о, они должны быть мои!
Ламиа, порождая какую-то уж совсем непотребную какофонию в неуловимых человеком диапазонах, тоже раздалась вширь и вверх, зависнув напротив Гвоздя над оврагом. Теперь сама она выглядела как огромная летучая мышь, вместо головы у которой был обрубленный женский торс. Но я заметил, что мрак, составляющий тело и особенно крылья чудовища, стал неплотным, полупрозрачным.
— Не забывайся, пират, — невыразимыми голосами проскрежетала она, — ты все-таки говоришь с богиней! Душа моей жрицы тебе не достанется!
— Давно и прочно забытой и Спящими, и живущими в этом мире, в отличие от меня! — рявкнул Гвоздь и потянул из-за пояса пистолет.
Я понял внезапно, что уровни всех призрачных флибустьеров суммировались, и капитан стал теперь сопоставим по силе со своей противницей.
Богиня обхватила его крылами. Две громадные фигуры застыли в неустойчивом равновесии, силясь перебороть друг друга. Гвоздь рычал, Ламия продолжала шипеть; обвитый кончиком длинного, как у змеи, хвоста, внезапно обнаружившегося у летучей мыши, над оврагом болтался Амра, который тоже рычал и силился освободить руки. Из-под гигантских ботфортов капитана в овраг сыпались комья земли.
...Повторив траекторию медвежьей туши, вместе с землей вниз зрелищно и решительно низринулся и Лухрасп, воротившийся к оврагу. Усач неслабо ударился, потеряв половину здоровья, но груды листьев спасли его от верной смерти. Не тратя времени, он кротом зарылся в листву, выискивая монеты Грима.
...Но время не теряла и жрица. Грибус внезапно выскользнул из-под вывороченных корней — видимо, дерево внутри было полым — и по воздуху плавно опустился на дно оврага. В отличие от Лухраспа, он нисколько не пострадал. Выхватив из-за пазухи три склянки с разноцветным мерцающим содержимым, Грибус бросил одну из них под ноги эльфийке.
— Зелье для левитации! Припасла в дупле. Пей, тушу резать будем в полете. Схема “ритуал на воздусях”.
Из другого флакона Грибус обильно оросил тело медведицы, которая по-прежнему страдальчески косила глазами вверх, распростертая неподвижно. Массивная туша дрогнула и чуть-чуть приподнялась в воздух, как воздушный шарик.
— А это зелье пера, — пояснил Грибус. — Слушай и запоминай, сестра: сердце извлекается не через ребра, а через живот. Я все покажу. Вынимаешь и отдаешь мне, я кладу на алтарь, и после этого Госпожа сразу же разорвет на части это гнусное чудище, — Грибус ткнул рукой вверх, куда-то в фигуру Гвоздя. — Ну что стоишь?? Пей!
— Я не стану резать животное, — медленно произнесла эльфийка.
В неверном свете луны, с трудом проходящем через призрачные сцепившиеся фигуры, ее бледная кожа казалась бумажной.
— Тем более я не стану лишать медвежонка матери.
— Соберись, младшая! — рявкнул Грибус. — Нашей Владычице нужна твоя помощь! Ты уже сослужила ей отличную службу — впереди новая жизнь и большие свершения! Просто прирежь этого дикого зверя — и культ Госпожи начнет победное шествие по всей Терре, вовлекая все новых сестер. А ты пойдешь подле богини в первых рядах!
...Мари швырнула кинжал в траву.
— Да вы тут совсем с ума посходили, что ли? — спросила она. — Я на вас в суд подам! Вы учите жестокому обращению с животными! Я — экоактивистка, между прочим! Такие сюжеты в играх… они неприемлемы! Я требую немедленно все это прекратить! Слышите меня? ...Эй! Администрация! Я требую...
— ...Тогда убирайся к демонам, предательница! — взвизгнула первожрица-Грибус, взмахнув рукой. Эльфийка отлетела в сторону и спиной врезалась в стенку оврага, а потом медленно сползла вниз. Кажется, заполучила “оглушение” или какой-то подобный негативный эффект.
Я, утопая в листьях, бросился вперед.
— Возьмите меня! Хочу служить Ламиа! Меня, меня возьмите!
Грибус ответил надменным взглядом: резкий контраст с его прежним подобострастием.
— Тебе многого не светит, упырь. Культ Повелительницы — для женщин. Но сейчас пригодишься — пей зелье.
Я подхватил бутылек, легко вытащил пробку и опорожнил его в один глоток. Тело охватила странная легкость.
Вы использовали зелье левитации.
Левитация: 100 % / 5 мин.
Ого-го! Несмотря на творящийся экшн, мгновение я испытывал настоящую эйфорию, позабыв обо всем остальном. Знаете, как бывает при полетах во сне: кажется, что уж в этот раз все точно случается наяву, но нет — каждый раз снова приходится просыпаться… В игре было не совсем “наяву”, конечно, но все же полет не был грезой. Кайф!
— Шевелись! — прикрикнул на меня Грибус. — Бери кинжал, взлетаем! — И, ухватив медведицу за густую шерсть, он повлек тушу вверх, поближе к дуплу.
Кинжал абсолютного отчаяния — сообщила система.
Урон: 5—55
Класс предмета: легендарный
Особое свойство: “Вычеркнуть из сансары” (способен навсегда уничтожить NPC, заставив того исчезнуть из мира Терры; отложенный респаун при использовании против Спящих)
...Ого!!
...А над оврагом продолжалось великое противостояние жабы и гадюки, сиречь призрака-душегубца и кровожадного сектантского кумира. Гвоздь и Ламиа, как борцы, обхватили предплечья друг друга (не спрашивайте, какие там у летучей мыши предплечья: что-то на них похожее, сотканное из мрака крыл) и, шатаясь, пытались как-то повергнуть противника. Видимо, их схватка происходила скорее на уровне борьбы каких-то энергий, нежели на физическом. Я, впрочем, успел заметить, что Амра выпутался из змеиных колец, и теперь с яростным выражением на физиономии ползет по хвосту Ламиа вверх, куда-то в клубящийся сумрак.
— Быстрее, жрицы! — проскрежетала с высоты Ламиа.
Грибус и туша медведицы парили ниже и чуть-чуть поодаль. Я подлетел к ним. Нет, у меня не было никакого плана, кроме попытки потянуть время. На дне оврага Лухрасп по-прежнему собирал треклятые гримовские монетки — и я надеялся, что хоть он успеет закончить дело. По щелчку Грибуса медведицу развернуло в воздухе.
Пират с голосом первожрицы воздел руки к ночному небу и затянул низкую, гортанную песнь, странно вплетающуюся в звуки схватки.
— Рассеки зверю утробу, упырь, — приказал он. — И подай мне жертву!
В медведе, распятом в воздухе, действительно было что-то стремное, нездоровое и никак не бьющееся с контентом, который ты ожидаешь найти в ролевой игре. Это было странно и страшно. Несмотря на всю вздорность поведения Мари, я сейчас понимал ее на все сто. Другое дело, что бедный мишка — это был не первый, ох, не первый звоночек…
— Во имя Ламиа! — крикнул я. — Богиня, прими эту жертву! — И одновременно бросившись к Грибусу, провел колющий удар в бок.
...Попытался.
Жрица-Грибус перехватила мое запястье — и рука старика так сдавила мою, что я вскрикнул от боли, а выносливость разом скакнула вниз на добрую четверть шкалы.
— Ублюдок! — Я извернулся, подставляя плечи и голову под удар — к черту, главное, чтобы она не подхватила кинжал.
А кинжал канул назад в овраг.
— Клоп вонючий! — Не утруждая себя добиванием, Грибус оттолкнул меня прочь.
На вас наложен негативный эффект “Парализация” (94 % / 3 мин.)
Как и медведица, не в силах пошевелиться, я поплыл по воздуху прочь. Ёлки-палки. А что раньше кончится — левитация или парализация?.. К счастью, лицом я по-прежнему был к оврагу — и увидел, как давешняя летучая мышь (не та, огромная, в которую превратилась Ламиа, а обычная, которая перегрызла путы Мари) пикирует из дупла туда, куда улетел кинжал.
Мари кинулась твари наперерез. Они несколько раз сшиблись: мышь налетала, целя эльфийке в лицо когтями, та отбрасывала ее прочь. Наконец, девушка упала в листву навзничь. Респаун…
Мышь подхватила кинжал и повлекла его вверх — а потом уронила в ожидающую ладонь Грибуса.
— Как всегда, все приходится делать самой, — женским голосом сказал Грибус. — Это неправильно, и сил у тебя будет немного меньше… но ничего. Ничего. ...Прими жертву, моя Владычица! — И несколькими отточенными движениями извлек из брюха медведицы пульсирующий кровавый комок.
...В дупле вспыхнул свет. Мертвенный, призрачный, он торжественно озарил внутренность тайного логова, которое так и не смог найти неизвестный мне инквизитор и в котором верная первожрица дождалась после смерти триумфа своей богини. Я увидел, что посреди округлого помещения и впрямь возвышается плоский камень — свет исходил от него. И, подплыв, первожрица пафосно водрузила сердце медведицы на алтарь.
...Ламиа торжествующе заклекотала. Полупрозрачные крылья громадной мыши на глазах налились тьмой, стали весомыми и тяжелыми. Разнесся натужный рык великанского капитана… но теперь Гвоздь явно уступал своей противнице в силе. Мерцающий коготь на конце ночного крыла дотянулся до лица пирата, изрытого оспинами и шрамами, и наискось полоснул, оставляя рваную рану от глаза и до подбородка, через усы. Гвоздь закричал — этот крик разнесся далеко по морю и, я уверен, переполошил гребцов на галере — и, отпустив соперницу, схватился за раненое лицо. Из-под пальцев его, вместо крови, текло призрачное мерцание.
— Это на память тебе, капитан, — удовлетворенно прострекотала Ламиа. — Когда до тебя, прозябающего на этом крохотном островке со своим крохотным кладом, дойдут слухи о великом культе ночной богини, вспоминай меня. — И она толкнула пирата назад, опрокидывая.
...А сама вырвала из-под его треуголки гвоздь. Мерцание плеснуло фонтаном, и крик капитана превратился в отчаянный.
Призрак легендарного флибустьера и впрямь завалился навзничь. Но прямо в падении он стремительно истончался, теряя плотность и вес, уменьшаясь в размере; и вместо туши, что, казалось, должна была рухнуть на дно оврага и раздавить там всё, в груду сокровищ, близ которой ползал Лухрасп, втянулась лишь струйка тумана.
Ламиа расхохоталась. Ее дымное щупальце размахнулось — и ржавый тяжелый гвоздь, кувыркаясь, полетел далеко-далеко, куда-то… на вершину горы??
Доступно задание!
“Рок капитана Гвоздя”.
Старая пиратская легенда гласит: призрак капитана привязан к гвоздю, при помощи которого его умертвили.
Добудьте гвоздь — и проверьте правдивость этой истории!
Я отмахнулся: серьезно? Проверьте правдивость? А в себя этот гвоздь вбить не надо?.. В любом случае есть куда более насущные задачи. Связанные не с проигравшим, а с победительницей.
“Парализация — 94 %”. Что это значит? ...Это значило, как я выяснил, судорожно пытаясь сделать хоть что-то, ограниченную подвижность головы и конечностей, а особенно — пальцев. Меня влекло, как жухлый воздушный шарик спустя неделю после дня рождения, вбок — в сторону купы высохших то ли лиан, то ли воздушных корней, спускающихся с лишенной листвы кроны дерева. В сторону, но все-таки мимо. И либо я за них зацеплюсь, либо брякнусь вниз и тогда точно — респаун. Потому что, как я выяснил, забравшись в логи, левитация и парализация закончатся почти что одновременно... но левитация — на секунду раньше. И в принципе, с имеющимся раскладом, респаун — не так уж плохо… Но не дождетесь.
Выяснив, что дерганье пальцами не дает никакого эффекта, я кое-как повернул голову и плюнул кровью. Есть! Реактивная сила придала моему невесомому телу нужный импульс — и я въехал прямо в роскошную “бороду” из висячих корней. Как раз в этот момент время полета вышло. Я заскользил вниз, в панике цепляясь за корешки как мог, и падение вышло замедленным; а через миг я вцепился в них уже как положено, со всей силы. Фух…
Вскарабкался на одну из средних ветвей. Кажется, меня все потеряли из виду, да и резонно: центром внимания сейчас была Ламиа. Растопырив крылья, громадная летучая мышь, голову которой приделал перебравший абсента художник-сюрреалист, величаво кружилась над сердцем острова.
Да, у нас был с Лухраспом план “Б”. Запасной. С тремя минусами.
Во-первых, существовал он в самый общих чертах. Во-вторых, нам должно было повезти — крупно. В-третьих, он был совершенно безумный.