Глава 9

Вот ничуть не волнуюсь. Настолько наплевать на то, что тут происходит — даже не передать. Могут убить? Меня уже убивали, и не раз. А тут…подростки! Мажоры. Знаю, добром это все не кончится, ну так что же? До смерти не убьют, а морду себе я поправлю. И не только себе. Девчонки только зазря пострадают. Впрочем — они сами выбрали свою судьбу. Совершеннолетние, чего уж там…

Мечи сдавали при входе — дежурил специальный человек, уж не знаю, кто он такой, брал мечи, вешал на каждый деревянную бирку с номером, вторую с таким же номером отдавал хозяину меча. Эдакий гардероб-арсенал.

Принял мой меч, уважительно посмотрел на меня и цокнул языком:

— Серьезная штука! Больших денег стоит! Я его отдельно поставлю, чтобы не марался об эти железки!

Я поблагодарил, дождался, когда сдадут мечи девчонки, и мы пошли в зал. Проходили буквально сквозь строй, который за нами замыкался — все, кто был у входа смотрели на меня во все глаза, дергали за рукав соседей, весело обсуждающих свою нелегкую мажорскую жизнь, и все таращились нам в спину, будто никогда не видели ворков и девчонок в черной форме. А когда мы вошли в зал…там сделалось так тихо, что можно было услышать пролетевшую навозную муху. Если бы она сюда каким-то образом попала.

По коридору, образованному ошеломленными курсантами и девицами из Смольного…хмм…как тут у них называется институт благородных девиц? А! Академия Нравственности, вроде так. В общем — все таращились на нас. А мы не таращились ни на кого. Я изображал из себя эдакого…хмм…принца (надо же соответствовать высокому званию?!), девушки строили из себя мою свиту, облеченную особыми полномочиями. Какими? А это пусть уже зрители придумывают.

Меня разбирал смех — уж очень рожи у всех были вытянутые, но мои девчонки ситуацией явно наслаждались. Как там сказано в пьесе Шварца? «Знатоки утверждали, что трудно понять, кто держится достойнее: я или королевские кошки?» Вот они и шествовали, как королевские кошки. Кошечки. Уж больно милые, чертовки! Особенно Сонька — маленькая такая, но гордая! Маленькая не возрастом — пятнадцать лет здесь возраст совершеннолетия. Да и по женской части у нее все на своих местах. Просто мордочка у девчонки детская, да и ростиком не вышла. Думать о такой в сексуальном плане — это самое настоящее извращение. Ну…мне так кажется.

Вот все время я путаю! Забываю, что мне СЕМНАДЦАТЬ, а не сорок! Пора бы уже привыкнуть! А я смотрю на мир глазами сорокалетнего, битого жизнь, обожженного войной мужика. И только иногда позволяю себе по-детски порезвиться. В конце-то концов, мой носитель — самый что ни на есть настоящий мальчишка. Даром что уже машина убийства, и руки по локоть в крови. Впрочем — это у МЕНЯ руки по локоть в крови, а не у носителя. Тьфу! Запутался. Да плевать!

Мы прошли в угол залы и встали у какого-то дерева по типу пальмы, растущего в кадке. Отсюда всех видно, а нас не очень заметно. Девчонки запротестовали, предложили прогуляться по залу, но я тут же пресек эти их попытки показать товар лицом. Впрочем — тут же сказал, что если они желают — могут отправляться куда хотят. А я тут постою. На что получил ответ: «И не думай! Тут такие стервы, что только и глядят, как бы это чужого парня увести! Жаба на жабе, и жабой погоняет! Твари!».

Преувеличение, конечно. Ни одной жабы я тут не увидел. На удивление все девки как на подбор — стройные, и как минимум — миленькие. Кстати сказать, в нашей Академии (хо! Уже НАША! Быстро это я привык!) я тоже не видел толстых, страшных, неуклюжих девчонок. Вначале подумал, что мне так кажется — изголодался по женской ласке, вот и кажутся мне все молоденькие девчонки красивыми. Но потом понял: да ни фига подобного. Во-первых, поколениями браков между аристократами выработался некий тип стройной, симпатичной или красивой девушки. Все они занимаются единоборствами, это в ранге положенности, как физкультура. Так что толстушек у них появиться не может. Это постыдно. Все равно как появиться на людях, жидко наделав себе в штаны. Ну а если все-таки появится в семье девушка некрасивая, уродливая, больная — ее или не выводят в свет (если денег не хватает), или делают из нее красотку — у того же Велура, например. И ведь он не один такой может изменять тела людей. Вот только стоит это очень дорого.

То же самое и здесь — ну ни одной уродины, просто-таки глазу не за что зацепиться! Хоть бы для смеху какое-нибудь чудовище сюда привели! Когда все красивые, хочется увидеть и не очень красивое. А то сразу же мысль возникает: «Вот эта невероятная, модельная красотка — а не была ли она пациенткой доктора Велура?! Женишься на такой, и получишь вместоребенка самую настоящую жабу. Только вспомнить ту девицу, которую мы с Велуром некогда трансформировали! Ууу…жабища!

Вот так мы и стояли, изображая из себя некий перформанс, а вокруг нас происходило бурливое горнило. Все куда-то шли, бежали, здоровались друг с другом, обнимались и целовались (Целомудренно! В щечку!).

Потом со сцены выступили все три ректора — наш, и двух других Академий. Вернее — третья была «ректорша», симпатичная женщина лет сорока, одетая почти так же, как и ее воспитанницы — белое платье с кружавчиками и сандалии. Только в отличие от воспитанниц на ней не было столько первоклассных драгоценностей — только серьги в ушах и пара перстеньков.

Ректоры напомнили, что этот бал является традицией, которую соблюдают уже сотни лет, что этот сабантуй способствует единению, завязыванию контактов…бла…бла…бла… Скучища! В конце только стало немного интересно — «чужой» ректор напомнил о том, что надо соблюдать приличия и не обижать соратников из других академий. И все три ректора выразили уверенность, что нынешний бал обойдется без каких-либо эксцессов. На что из зала кто-то громко крикнул: «Конечно! Как и всегда!» И весь зал радостно захохотал искрометной шутке.

А потом ректоры куда-то подевались, будто растворились в воздухе, оркестр заиграл веселую мелодию, и…начали образовываться пары. И эти пары закружились, замелькали по залу — белое с красным, черное с белым, белое с белым, черное с черным, и как я тут же отметил — ни одной пары черное с красным. И это не то что наводило на мысли…оно вселяло уверенность.

Я танцевать умел. Этот танец был чем-то средним между танго и вальсом, если можно это как-то сравнивать, и знаний, которые хранились у меня в памяти, и доставшихся от Мастера и Хенеля вполне хватало, чтобы очень недурно овладеть этим искусством. В принципе — что тут такого особенного? Правой рукой за талию девушки, левой себе за спину — и понеслось, кружись в свое удовольствие!

Пришлось кружиться, чего уж там…вначале Фелна. Потом Хельга. А потом Соня. Как говорится — тут и были расставлены вешки социального уровня. То есть Фелна выше по уровню чем Хельга, ну а Соня ниже их всех. Забавно. Сдается — на самом деле та же Соня их обеих купит и продаст с потрохами, если понадобится. Нет, не в плохом смысле — в финансовом. Ее семья одна из самых богатых в Империи. А вот поди ж ты…тут, в нашем обществе, богатство не имеет совсем никакого значения. От слова — «вообще».

Потом оркестр заиграл более медленный танец, и в этом мире есть что-то вроде белого танца, когда дамы приглашают кавалеров. И я был поражен количеству девушек, которые хотели со мной потанцевать. Очередь выстроилась! А пока раздумывал, кого же из них выбрать (Ну не своих же трех паладинок?! Я на них уже и так насмотрелся, и потанцевал с каждой), в толпе девиц (среди которых, как ни странно, были и девушки в красном) вспыхнула драка. И не такая драка, которая бывает между обычными девчонками — с тасканием за волосы, визгом, слезами и размазанной тушью. Черта с два! Две девицы — одна в черном, другая в красном, вначале говорили на повышенных тонах, а потом та, что в красном врезала «черной» кулаком в ухо. Эдак по-мужски, длинным красивым крюком, способным сбить с ног даже крепкого, сильного мужика. Да что сбить — вырубить его минимум на полчаса!

Вот только не совсем врезала. Черная успела отклониться, кулак красной чиркнул по уху нашей девушки, и та ответила агрессорше великолепным маваши, сбив ее с ног, а потом попытавшись и как следует попинать лежачую. Не удалось. Та вскочила одним прыжком, и разъяренной фурией набросилась на соперницу. И все это напоминало выступление китайского цирка, где юные красивые девушки яростно изображают единоборства. Но только по-настоящему.

Уровень подготовки обеих был очень высок, потому больше ни один удар не смог достать упругого тела противницы. А посмотреть дальнейшее развитие событий не удалось — тут же появились оба ректора и остановили схватку, пригрозив соперницам самыми жесткими карами — начиная с порки, и заканчивая отчислением из Академии. Бой тут же прекратился, очередь к моему худому телу снова восстановилась, но…все претендентки были жестоко обломаны.

Раздвигая толпу и не жалея на то локтей и плеч, ко мне выбралась очень красивая девушка в белом платье, из разреза которого по мере того, как она шагала выглядывала длинная, изящная ножка. Девушка решительно отодвинула соперницу в красной униформе, которая уже сделала ко мне шаг, и встав передо мной, попросила:

— Не откажет ли господин в танце бедной, скучающей девушке? Пожалуйста, не будьте так жестоки — дайте мне возможность с вами потанцевать!

И я дал такую возможность «бедной» девушке, на которую был нацеплен бюджет небольшого провинциального города за целый год. А может и за два. Потому что я помнил это лицо. Оно врезалось мне в память, и выковырять его оттуда не получится наверное никогда. Это она кинула мне монеты, с помощью которых я выжил и стал…кем я стал? Не знаю. Тем, кем сейчас и являюсь.

Узкая талия танцовщицы под тонкой, очень тонкой тканью платья, грудь, видимая в декольте и едва не выскакивающая из лифа, и свежее, прекрасное лицо девушки, которая только недавно еще была совсем юной девочкой. От себя не скроешься — я испытываю удовольствием от танца с этой девчонкой.

— Мое имя Яра — сказала она тихо, облизнул губки красным язычком — Я дочь Главы Клана Орла, мой папа очень влиятельный и богатый человек. А вас я где-то видела. У меня великолепная память, если я хоть раз в жизни кого-то видела, уже никогда не забуду. И вот ведь странно — вас не могу вспомнить! Почему так?

— Может потому, что не хотели запомнить? — улыбнулся я, с некоторой опаской прикидывая — а что будет, если она на самом деле вспомнит? Вспомнит того покрытого лохмотьями нищего паренька, сидящего на краю дороги с протянутой к жестоким людям рукой. И что тогда будет? Что она сделает? Может случиться великолепнейший скандал! Эдакий скандалюга — на все времена! Потом об этом скандале станут вспоминать не то что годы, и не десятилетия — сотни лет! Нищий ворк пробрался на бал, в котором участвует вся элита Империи! Разве ЭТО не скандал!

— Вы великолепны — искренне говорю я, и девушка приникает ко мне еще ближе, касаясь моей груди своей грудью. Она довольно высока, не так высока, как Фелна, но я ведь выше большинства из моих сверстников минимум на полголовы. Так что груди девчонки находятся как раз где-то районе моего солнечного сплетения, мягко и упруго тыча в него явственно обозначившимися сосками.

— У вас есть девушка? — вдруг спрашивает Яра, и тут же тихо хихикает — О чем это я? У вас целых три девушки!

А я только улыбаюсь. Ну не буду же рассказывать, что из всех «своих» девиц я только одну видел голой, и то — чтобы как следует разглядеть, в каком месте у нее концентрируются прыщи. И что все три можно сказать застарелые девственницы, и что у нас «до дела» до сих пор не дошли ни руки, ни другие части наших тел.

— Ой! А как ваше имя? Я даже и не спросила! Я такая дурочка! — улыбается Яра, и я вижу в ее глазах огонек хитрости.

Никакая ты не дура. Просто тактика — многие женщины считают, что мужики пугаются слишком умных баб. Возможно, это так и есть. Но вот мне всегда было все равно. Я и дур любил, и умных… Все отличие у них в том, что с умной кроме секса можно еще и поговорить — например, о политике. Дурочке же на политику все равно. Но она в постели может быть гораздо более горячей, чем дамочка доктор наук. Но не факт.

— Мое имя Петр Син Рос — говорю я с улыбкой, и вдруг с оторопью понимаю, что моя рука будто сама собой опустилась с талии девушки на гораздо более низкие позиции…туда, где легко прощупываются узкие трусики. И в голову лезет всякая чушь, типа: «Интересно, они кружевные?» Вот правда, какое мне дело — какие они?! Я не собираюсь задирать ей подол!

— А вы правда принц ворков? — хлопая длинными, накрашенными не хуже чем у земных соратниц ресницами невинно спрашивает девушка — И вы на самом деле некромант?

Мне стоило большого труда удержать на лице светскую улыбку. Дрожь пробрала. Вот действительно — устами младенца! Ну что же…посмеемся.

— Конечно — усмехаюсь я — Принц ворков, а еще — ужасный некромант! С помощью своих черных чар я обольщаю девушек, и они после секса со мной больше не могут делать это ни с одним мужчиной на свете! Потому что превзойти мое любовное колдовство нельзя!

Глаза девушки широко раскрываются, я жду, что она сейчас меня оттолкнет, возмущенно фыркнет: «Да как вы смеете?! Как вы можете говорить такое воспитанной девушке из хорошей семьи?! Бесстыдник!». Но девушка делает то, чего я точно от нее не мог ожидать. Она теснее ко мне прижимается (хотя куда уже теснее, я черт подери, это уже ламбада какая-то вперемешку с эротическим танго!), смотрит мне в глаза, и едва перекрывая звуки музыки, тихо говорит:

— Я бы очень хотела попробовать…вашу…магию! И убедиться в том, что мне больше не захочется ни одного мужчину на свете!»

Теперь я в шоке. Вот тебе и девушка-одуванчик! Вот тебе и из хорошей семьи! Да она меня шокировала! Меня, сорокалетнего мужчину, видавшего виды! Вот так откровенно, без обиняков предлагать парню переспать с ней?! И куда катится мир?! Или миры…

Я ничего не успел сказать. Оркестр закончил играть, и я отвел свою спутницу туда, откуда ее забрал ранее. И тут же был захвачен девушкой в красном — тоже миленькой, тоже стройной — как под копирку.

Это мне напомнило Землю — блогерши, модели, всякие там инстаграммщицы — ну совершенно на одно лицо! Ощущение такое, что они взяли для себя некий идеал — губастенькую, худенькую девочку, и приложив огромные усилия подогнали себя под этот образ. Так и здесь — девицы похожи как сестры. Ни длинноносых, ни полненьких — вокруг меня клоны одной и той же девушки, да и только!

Впрочем, скорее всего я преувеличиваю, и если девчонок раздеть догола — они все-таки будут отличаться. Мундиры делают всех похожими друг на друга.

И опять вопросы — как меня звать, какие девушки мне нравятся, есть ли у меня девушка, и были ли у меня девушки из их «настоящей» Академии. Ведь известно, что ИХ девушки самые девушковые в мире!

Потом девушка в белом. Потом в красном. Снова в белом. И в черном — нет, не из моей свиты, одна из девчонок нашей Академии, миленькая такая, чуть помладше меня. Она ничего не спрашивала и только смотрела мне в глаза глазами раненой оленихи. Влюблена, что ли?

Честно сказать — все эти девки меня начали утомлять. Я не готов быть добычей, костью, за которую дерутся собаки. Насчет секса — мне и Аны хватает. Она очень хороша в постели, да и просто хороша. Хотя чувствую, что скоро я ее потеряю. Уйдет. Я сразу ей сказал — как получит наследство, пусть занимается своими делами. Хватит мне прислуживать. Ей нужно выходить замуж, рожать детей…годы-то уходят. В ее возрасте у женщин уже имеется ребенок, а то и два. Здесь рано выходят замуж, рано взрослеют. Чем-то напоминает земной Восток — девушки зреют гораздо раньше, чем в Европе.

Танцы продолжались еще часа два, и за это время я танцевал с несколькими десятками девушек. Не то чтобы я не мог им отказать…но мне просто не хотелось это делать. Откуда-то вдруг взялось праздничное настроение, и я на самом деле забылся, отдался общению с красивыми партнершами и красивой музыке. Эти музыканты и в самом деле умели играть, хотя честно сказать, репертуар их был довольно-таки скуден. Вариации вальса и танго, да еще что-то вроде «медляка», который кстати сказать пользовался огромной популярностью.

Через одну девушки практически открыто предлагали мне переспать, а остальные ничего не говорили, и только смотрели и вздыхали так, что все было ясно без слов. Я даже удивился — они охренели, что ли, со своими влажными мечтами?! Где девичья честь, где гордость?! А потом вспомнил, что творилось на Земле при дворе французских королей, когда жены и мужья стеснялись сказать, что они верны друг другу. Если у тебя нет любовника, или любовницы — ты жалкий провинциал, или провинциалка, и тебя стыдно приглашать в общество.

Да что короли? А земные мажоры что творят? Насмотрелся я на них! И в юности насмотрелся, и в более поздние годы! Все эти вписки, секс-игрища, выпивка, наркота и разнузданный секс — все в ранге положенности у детишек, которые уже не знают чего хотеть. «Их дети сходят с ума от того, что им нечего больше хотеть»

Нет, танцы мне понравились. Ну как могут не нравиться красивые девчонки в твоих руках? Только если каким-нибудь гомикам. А я отнюдь не из этого радужного сословия.

А вот что мне не нравилось: взгляды. Все особи мужского пола, которые присутствовали в зале (или почти все!), смотрели на меня не то что волками…это были взгляды палачей, прикидывающих — как изловчиться и отхватить мне башку. Хорошо, что мечи сдают при входе на бал. Вот только я вообще бы их сюда не брал. Оно и понятно — почему смотрели. Это ИХ девушки стояли в очереди на танец со мной, это ИХ девушки таяли в моих объятьях так, что это можно было бы увидеть и за километр. Абыдно, панимаешь!

После окончания танцев был объявлен…по земному — «фуршет», наверное так это ближе по смыслу. Или «пир», если уж чисто по-русски. Открыли двери в соседний зал, едва ли меньший танцевального по размеру, и вся толпа ринулась к ломящимся от яств столам. Да, организаторы бала хорошо постарались. Есть чем в зубах поковырять. Одних только пирогов тут было минимум пятнадцать видов. Мясо, приготовленное не менее чем тридцатью способами, соусы, паштеты, хлебцы, сладости, и…даже слабое вино. Что-то вроде ркацители — чтобы им нажраться, нужно выпить литров десять, не меньше. Чисто символически, а не пьянства для.

Впрочем — это мне литров десять, а для молоденьких девчонок хватило и по кружке для того, чтобы глаза их заблестели, смех стал громче и веселее, а движения резче и разболтаннее.

К чести моей свиты — они почти не пили. Сонька не пила совсем, Фелна выпила несколько глотков, Хельга чуть побольше, но на них вино не оказало никакого явного воздействия. Да и что будет с нескольких глотков?

И тут я услышал звуки лютни. Играл парень в красном мундире, и вокруг него сразу образовался кружок из воздыхательниц и почитателей. Парнишка играл чуть ниже среднего уровня, не используя медиаторов, и напевал довольно таки приятным, хотя и слабым голосом. Песня была об офицере, который ушел воевать и сгинул, а невеста его все ждала и ждала. Баллада нудная, слезливая, и на мой привередливый вкус — довольно-таки слабоватая. Так…средневековое творчество.

Парень исполнил пять баллад, явно устал (Ну еще бы, так длинно и нудно! Да и пальцы небось стер играючи. Надо же соображать, что делаешь…), его стали просить поиграть еще, но он сопротивлялся, говоря, что ему надо перекусить, а то натанцевался и очень хочет есть, и ткнул пальцем в нашу сторону — вон, мол, еще с лютней! Пусть они пока что вам поиграют!

Я слушал краем уха, поглощая пирожок с яблоками, а когда внимание толпы перешло на нас — ничуть не удивился. Если ты приходишь на вечеринку с гитарой — само собой, что она в конце концов будет играть. Иначе зачем ты ее сюда притащил?

Сонька, за спиной которой висела лютня тут же покраснела, и сказала, что она играет, но не очень хорошо. И что эта лютня ее друга — указала на меня. Кстати, когда парнишка перевел стрелки на нас, в толпе начали глумиться и кричать, что «черные» отродясь никогда не умели играть, а уж тем более какой-то там тупой ворк!

Я не заметил, кто это там хрюкнул про «тупого ворка», иначе точно устроил бы мордобой. За невоздержанный язык надо наказывать. Чай мы не либерасты, чтобы язык распускать не по делу.

Пока надевал медиаторы, пока доставал лютню — откуда-то нарисовалась Яра. Разрумянившаяся, красивая… Интересно, а как она себе представляет исполнение ее желания? По-бырому в сортире, что ли? Я вот как-то уже давно не в том возрасте, чтобы трахать телок по сортирам. Мне комфорт подавай, настроение, романьтизьм…опять же — закуску! (Черт! Опять забыл, что мне не сорок лет! Живу стереотипами прошлого! А пора бы уже отвыкнуть)

Или это так…влажные мечты и ничего больше? А между прочим, я бы ей отдался. Хотя бы только ради того, чтобы отблагодарить за те монеты, которыми она спасла мне жизнь. По прихоти, или от чистого сердца — но факт есть факт — спасла. Девка конечно же излишне озабоченная, но чувствуется в ней что-то…в общем — сдается, что неплохая это девка. И я бы с ней…мда.

Сел на стул, настроил лютню, и…

Что так сердце что так сердце растревожено


Словно ветром тронуло струну


О любви немало песен сложено


Я спою тебе спою ещё одну


О любви немало песен сложено


Я спою тебе спою ещё одну


Пою, а сам смотрю в глаза Яры. Пусть эта песня будет для нее. Надеюсь — Фелна не обидится, ведь она и Хельга считают, что я сочинил эту песню именно для Фелны.

Кстати — непонятно, почему они так посчитали. У меня ведь с Фелной по большому счету ничего и нет! Ну…кроме наших медицинских дел. У девчонки синдром пациента, когда пациентка влюбляется в своего врача. Но я-то в нее не влюблен! И не спали мы с ней ни разу! Да что спали — мы даже не поцеловались.

Яру просто колбасило! Глаза влажные, язычок облизывает губы, грудь вздымается — да она того и гляди кончит, черт подери! Зря я решил слегка развлечься, не думал, что это будет иметь такой эффект. Ввел девчонку в грех…

Допел, и…молчание. Все уставились на меня, никто не стучит по столу, не хлопает, не кричит браво…застыли, как парализованные. Ну что, ребята, теперь вы видите, в чем разница между профессионалом и любителем? То-то же…я за эти недели, что играл в трактире уже так набил руку, так восстановил свои былые умения, что теперь наверное стал уровнем выше чем я прежний, земной. Тем более то длинные ловкие пальцы Келлана для музицирования подходят даже лучше, чем мои «оригинальные» пальцы.

«Под небом золотым» слушали так же молча, но никто хотя бы не вопил, что я не умею играть и все такое. Даже враги не могли не признать, что этот проклятый ворк играет гораздо лучше, чем их товарищ. Обожаю канцону Вавилова! И стихи замечательные. Песня как раз для лютни.

Затем я снова похулиганил. Вот толкает меня бес в ребро, и все тут! А может просто хотел ее порадовать. Знаю, что девчонке будет приятно. А то все мелкая, мелкая…а она ведь тоже женщина. Маленькая женщина! Так пусть порадуется и своему звездному часу. Или хотя бы минуте. Нашел взглядом Соньку, и:

Снился мне сад в подвенечном уборе,


В этом саду мы с тобою вдвоём…


Звёзды на небе, звезды на море,


Звёзды и в сердце твоём…



Листьев ли шепот иль ветра порывы


Жадной душою я нежно ловлю…


Очи бездонны, уста молчаливы…


Милая, друг мой, люблю!


Трудно. Трудно перевести такие стихи. Но я смог. Смог сохранить настроение, тайну, ощущение цветущего сада, брошенного на тебя влюбленного взгляда, картинку лунной дорожки на море и звезды…все небо в звездах!

Я смотрел в глаза Соньке, и улыбаясь про себя, замечал, как она вначале покраснела, потом побледнела, затем ее губы задрожали и глаза сделались влажными. У нее тряслись пальцы, и девчонка едва стояла, опершись на столешницу. Вот это я дал…

Да, сегодня точно в ударе. Меня всегда подстегивало внимание слушателей, заводило желание увлечь, зацепить их, сделать так, чтобы даже самые недоверчивые и плохо ко мне настроенные зрители прониклись моей игрой. И сегодня это у меня получилось как никогда. По крайней мере — мне так показалось. Две девчонки в толпе буквально рыдали, другие кусали губы и дышали так, что подумалось — вот сейчас бросятся и разорвут меня на тысячу маленьких медвежат, как собаки медведя Балу. И еще подумалось о том, что здесь не все так просто. Похоже, что я каким-то образом умудряюсь накачивать мелодию магией. Потому что ясно почувствовал истечение магии — как при лечении, например. И это явление надо будет потом как следует исследовать.

В этот раз все шумели, кричали браво, девчонки вытирали глаза, и все получилось очень хорошо. И ничто не предвещало неприятностей.

А они, эти самые неприятности, начались уже через двадцать минут, когда я отыграв еще несколько небольших любовных песенок, вдруг решил сыграть народу одну из моих любимых песен. Да, ту самую — «Роза на древке». Не знаю, как это получилось, но эта песня точно встала в приготовленное судьбой место. Ведь о чем она? Вообще-то о том, что враг напал на Родину, что последние защитники родной земли уходят, оставляя ее на растерзание негодяям. И меч сломан, и кольчуга порвана, и сил уже нет. И впереди не светит ничего хорошего, потому что кругом враги и смерть. Но есть надежда. Те, кто придет за нами — примут наш флаг, поднимут его выше и выкинут врага из родных пределов!

Смешно, но я эту песню понял только сейчас, когда исполнял здесь. А вот курсанты, надо отдать им должное, поняли песню правильно, в отличие отменя, недалекого.


Стану старой усталой птицею


Да расправлю крыло в последний раз


да взлечу вопреки традиции


Что мол в небо седых не пустят нас.



Пролечу над родными пашнями


Да припомню закат сегодняшний.


Он горит над чужими башнями.


Эти башни мертвы, всё кончено.



Роза на древке да боевой топор.


Ножны пусты, расплелася кольчуга.


Двинем на запад вдоль северных гор.


Вряд ли за ними встретим мы друга.



Новый меч из орала выкует,


Тот, кто после всего поднимется.


Не смеривши гордыню дикую,


Вновь воспрянет да в сечу ринется.


Это же про ворков! Это про их племя! И где я такое пою?! В зале, где находятся несколько сотен будущих офицеров, тех, кто скоро, всего через год-два пойдет убивать этих самых ворков, не смиривших свою гордыню! Ой-вэй…что я творю…

А меня бес толкает! Смотрю в мрачные лица курсантов (особенно «красные» — злы, как черти!), и думаю: «Неприятно, да? Вы считаете — ворки злы, глупы, безжалостные дикари, да? А то, что вы пришли к ним, а не они к вам — это как? Это ничего, да? Просто вам понравилась их земля — плодородная, жирная. И вы решили: это теперь наше! И воткнули в эту землю имперский флаг. А совесть-то есть, разносчики демократии и свободы?!»

А сейчас я вам вишенку на торте! Так сказать последний гвоздь в гроб вашей идее! Вы небось думаете, что идете защищать обиженных жителей империи от террористов-сепаратистов? А вы не думали, что идет в ИХ дом, на ИХ землю? А вот подумайте! Может мозгов и прибавится!

И я беру аккорд, уже понимая, что ничем хорошим это все не кончится. Но мне уже плевать. Чем хуже — тем лучше!

Эту балладку я сочинил просто для смеха. Или не для смеха… Пришла в голову, я и запомнил. И никому ее еще не исполнял. Даже моим дорогим подружкам. И вот теперь — дебют, мать вашу! Держитесь, демоны!


Принц ворков, добрый мальчуган

Пошел бродить по свету:

Узнать, откуда Зло взялось,

Решить загадку эту.


В миру людей, в миру страстей,

Гнало его как ветром,

От человека-подлеца

К подлюге человеку.


И гнали люди от себя

Оборванного Принца,

И говорили без конца

Что: «Зло само родится!»


Но понял Принц, откуда Зло

И где оно родится

В сердцах и разумах людей

Не живших в мире Принца


Коль славен мир твоих отцов

И сам ты будешь славным,

И верность, дружбу и любовь

Считать на свете главным


А если мир твой — колесо

Несчастной нищей жизни,

Тогда родится много Зла

С рожденья и до тризны.


Шшшш…так кипит масло на разогревающейся сковороде? Во примерно такой шорох я и услышал.

А потом завопила Яра:

— Ты! Это был ТЫ! Я вспомнила! Я точно вспомнила! Это же был ТЫ!

Ее крик сработал будто спусковой крючок — все начали вопить, и в этих криках я услышал все — что ворки сами виноваты, что они убивают жителей империи, что они дики и не хотя подчиниться законам цивилизованной страны, а значит — не имеют права на существование. И что я очерняю Империю, рассказывая, что все зло в ней, в орки, видишь ли, безгрешны.

Высокий плечистый парень в красном завопил, указывая на меня:

— Воркская мразь! Бей его! Черные — воркские подстилки! И ты — он почему-то указал на Яру — воркская подстилка! Грязная воркская подстилка!

Яра тут же влепила ему кулаком прямо в нос, да так, что брызнула юшка, он врезал ей в ответ, и девушку буквально унесло, настолько сильным был удар. Я тут же вскочил на ноги, чтобы дать ответку — все-таки я обязан девушке, да и вроде как из за меня она пострадала, и тут…случилось совсем плохое. Такое плохое, чего я боялся больше всего. Брошенный из-за спин вопящей толпы тяжелый табурет с хрустом врезался прямо в лютню. Она жалобно зазвенела и…умерла, сломанная практически пополам.

Я бережно опустил ее на стул, на котором сидел, и негромко, не стараясь перекричать толпу, сказал своей свите:

— Держите спину. Никого не подпускайте!

И двинулся вперед.

Загрузка...