Глава 10

«Они стояли дружно в ряд, их было восемь!» Не восемь. Гораздо, гораздо больше! Но мне все равно. Восемьдесят килограммов ярости — держитесь, гады!

— Пусти меня в себя! — слышу я «голос» Мастера, и…открываю «шлюзы». И сразу же чувствую, как мир стал ярче, сочнее, яснее! И время замедляется в несколько раз.

Первое, что надо сделать — добраться до того, кто осмелился сломать Мою Радость. Это даже не поступок, это святотатство, и этот гад должен ответить. Я заметил его. Высокий, крепки парень, который недавно разговаривал с Ярой. Это он. Похоже, что приревновал. Но мне абсолютно пофиг. Вот совершенно пофиг — ревнуешь ты, или нет, это тебя не извиняет. Нельзя ломать инструменты у музыкантов! Нельзя бить музыканта — он играет, как умеет!

И еще — ты думал, что руки лекаря только вправляют кости, а не ломают их? Убедись в обратном.

Подныриваю по руку в красном, бью ногой — маваши гери в солнечное сплетение. Человека уносит, как пушинку порывом ветра. Нужно немного поумерить усилия — мне тут смерти не нужны. Кости переломать, научить людей уважать музыантов — это, да. Но убивать — нет. Это же не поле боя со смертельными врагами. Хотя…

Забавно у меня получается — буквально проныриваю между рук, которые собираются меня схватить и ударить, и выглядит это так, как если бы ребенок хотел жарким июльским днем поймать муху, повисшую над его головой. Ручка ребенка медленно-медленно приближается к мухе…муха смотрит…потом — вжик! И она уже в метре от агрессора! А ребенок даже не понял, что муха-то уже улетела!

Откуда-то несется крик: «Бее-ей….крааасныых…» Звук очень низкий, растянутый на гласных — так и бывает, когда время замедляется. Как запись, которую пустили на пониженных.

Я работаю как снегоочиститель, и отличаюсь от него только тем, что этот механизм отбрасывает в одну сторону, туда, куда направлен его раструб, а я швыряю по обе стороны от своего пути. Это больше похоже на трактор К-701 с ножом-отвалом. Несется такая рычащая хреновина, а от нее снег летит на обочины!

Толпу проредил за считанные секунды. Многие и опомниться не успели, как уже оказались на полу со свернутыми челюстями и отбитыми внутренностями. Тот, до кого я добирался, попытался позорно сбежать. Он мгновенно сообразил, что ему светит, повернулся…и добился лишь того, что получил позорный пинок в промежность, подбросивший его над полом минимум на метр. Я бил как футболист по мячу, постаравшись, чтобы у этой мрази больше не было детей. Таким тварям не надо размножаться! На святое покусился!

Оглянулся. Девчонки тоже были при деле. Фелна добивала высоченную телку в красном, завалив ее на пол и прицеливаясь врезать ногой, Хельга с яростной гримасой пинала парня в красном, погружая пятку ему в живот, а Сонька медленно-медленно завершала оборот — ее вытянутая стройная ножка только что снесла здоровенного парня, удивленно вытаращившего глаза. Он как раз опрокидывался вбок, а из его перекошенного рта вылетела здоровенная жменя блестевших в свете фонарей розовых слюней. Хорошо приложила вертушечкой, молодец! Не ожидал! Маленькая, да удаленькая.

Ну а я иду вперед, не обращая внимания на творящееся вокруг безобразие. Красные падают передо мной, как кегли, не успевая ни ответить, ни сообразить, что же им надо делать. А через несколько секунд, оглянувшись, я вдруг вижу, что за мной идут все «черные», что здесь были, не только мои девчонки — все, и те, кто меня ненавидит, и те, кто ко мне равнодушны, и те, кто… В общем — никто не остался в стороне! Красных больше минимум в два раза, но нам — все равно! Мы как римский легион, который мог успешно биться с вдесятеро превосходящим его по численности противником. Главное, чтобы вожак был правильный. И этот вожак сейчас у нас есть. Держись, гады! Держись!

***

Бывает так, что пытаешься вспомнить, и никак не можешь уцепить мысль за хвостик. Ну вот никак не можешь, да и все тут! Так и Яра — стояла, слушала песню, которую исполнял Петр, и пыталась, изо всей силы пыталась эту самую мысль поймать!

А потом…потом он запел про принца в лохмотьях, которого гонят люди, и при этом как-то так…знакомо наклонил голову, взглянул на Яру, и она….вспомнила! Точно вспомнила! И не выдержала, закричала:

— Ты! Это был ТЫ! Я вспомнила! Я точно вспомнила! Это же был ТЫ!

А дальше началось невообразимое. Все стали вопить брызгая слюнями, ругать ворков, обвиняя их во всех грехах, стали ругать Сина, который спокойно сидел и смотрел на происходящее с грустной полуулыбкой.

Особенно усердствовал Юсгар, о котором Яра только недавно думала в своих влажных мечтаниях. Высокий, плечистый, грубый — хороший любовник, но нехороший человек. Почему он вдруг начал оскорблять Яру — она так и не поняла. Возможно потому, что слышал, как она слушая Петра сама того не замечая сказала себе под нос: «О создатель! Какой он милый! Он невозможно милый! Я его точно люблю!».

Неважно почему, главное — что он это сделал. Оскорбил Петра, который на оскорбление вообще не отреагировал, а потом взял и оскорбил Яру, назвав ее воркской подстилкой, что было вдвойне мерзко и лживо. Во-первых, она вообще-то девственница!

Во-вторых, ничьей подстилкой никогда не была и быть не собирается! А потому дочь Клана Орла ответила так, как и полагалось отвечать за оскорбление: двинула кулаком прямо в нос Юсгару, да так, что нос свернулся на бок, и из него во все стороны брызнула кровь.

А вот уйти, уклониться от удара Яра уже не смогла. Тяжелая ручища Юсгара буквально снесла ее, оторвав ноги от паркета и бросив полубесчувственную девушку на пол. Ну а когда она поднялась, дрожащими руками хватаясь за край стола с едой, чтобы не потерять равновесие и снова не упасть, битва была в полном разгаре.

Юсгар валялся на полу, скрючившись, зажав живот руками. А там, где сидел Петр — вместо него лежала лишь сломанная пополам лютня. А сам принц обнаружился в конце дорожки, состоящей из поверженных, стонущих и бесчувственных тел.

Яра широко открытыми глазами, разинув рот смотрела на то, что происходило в комнате. Во-первых, было очень шумно. Вопили все! Девушки в белом практически не участвовали в драке — если только кто-то не пытался их ударить, или случайно наступал на ногу. Но все остальные — «черные» и «красные» разошлись по-полной! Крики: «Бей красных!» и «Бей черных!» эхом отражались от стен залы, и гасли в мешанине, мелькании тел, кулаков, ног, вздымаюшихся выше головы. Дрались все — девушки, парни, «красные» и «черные» — профессионально, как и положено курсантам офицерской Академии, с детства обученным владению единоборствами. Если бы у них сейчас было оружие — хотя бы кинжалы — смертоубийства точно нельзя было бы избежать. И неважно, что дрались можно сказать дети начиная с тринадцати лет. Эти подростки, несмотря на их элитное происхождение — с тех самых пор, когда они встали на ноги, были приставлены к учителям, поставившим им самые что ни на есть зубодробительные удары, способные свалить любого, кто посмеет заступить дорогу этим «детишкам». Тренированные тела, намертво вбитое в головы умение, ярость, помноженная на неприязнь к курсантам из конкурирующей организации — все это дало такой великолепный мордобой, что ему могли бы позавидовать и призовые бойцы, за деньги выступающие на Арене!

Хрустели кости, разлетались брызги крови, зажимая кровоточащую глазницу на полу корчилась и выла девица в красном, и тут же, возле нее в отключке валялся парень в черном, из разорванного почти до ушей рта которого бурным потоком вытекал ручеек крови.

И в самом центре этого эпического сражения, о котором будут вспоминать до тех пор, пока существуют Академии, находился Петр Син.

Казалось, у него появилось множество ног, как у паука — с такой скоростью он перемещался. Его удары разглядеть было нельзя — только что-то вроде мерцания, только след от удара — как от мелькнувшей в воздухе лопасти ветряной мельницы. Мелькнула рука, и вот — из толпы выпадает следующий несчастный, посмевший заступить дорогу этому…этому Принцу.

Позади него двигалась «свита», которая пресекала попытки ударить в спину своему повелителю. Вот один из парней в красном попытался ударить Принца табуретом, и тут же пал под градом ударов двух девушек, тех, что повыше — насколько Яра помнила, одна из них дочь ректора, вторая — просто курсантка.

Другой, тоже из «красных» — хотел ударить Сина стулом, но только лишь сделал движение в сторону ворка — маленькая, выглядевшая совсем безобидной девочка из той же самой свиты Сина подпрыгнула, будто на пружине, и ее стройная ножка с треском врезалась в ухо подлого парня, вырубив его не хуже, чем если бы врезали здоровенной дубиной.

И вот еще то заметила Яра — черные, что находились в зале, подтянулись к Сину, встали в подобие боевого порядка, и пошли за ним эдакой колонной, отбивая атаки тех, кто пытался напасть на них с боков. И получилось что-то вроде тарана — впереди Син, основная ударная сила, сзади — строй из парней и девушек в черном, которые под речитатив: «Бей красных…бей красных…бей красных…» шли вперед, оставляя после себя поле, усыпанное бесчувственными телами.

Наконец битва вырвалась на оперативный простор — в комнате для фуршета все-таки гораздо теснее, чтобы там как следует развернуться, и когда дерущиеся переместились в танцевальный зал…вот тут уже началось по-настоящему. До этого были только цветочки — здесь уже пошли ягодки.

***

Драку попытались остановить преподаватели — они потеряли несколько секунд, вопя друг на друга и требуя, чтобы те потребовали от своих воспитанников прекратить драку. Но когда из строя «черных» плюха прилетела одному из преподавателей в красном, и тот бросился на захват преступника, подбившего ему глаз…тут уже битва перешла на новый уровень. Гораздо более высокий и опасный. Потому что в драку вступили боевые офицеры, коими, само собой, являлись все преподаватели обеих академий, начиная с интендантов и лекарей, и заканчивая обоими ректорами и начальниками службы безопасности.

Когда полегли человек двадцать, в том числе и пятеро преподавателей, оставшиеся на ногах представители коллектива учителей поняли, что все зло концентрируется в одном человеке, за которым и следуют десятки других бойцов — Петр Син. Если его свалить, тогда атака захлебнется, и остальных будет легче привести в чувство. И все скопом навалились на «острие» боевого строя.

Чтобы тут же полечь, как трава под ударами зимнего ливня. Потому что защита Сина была неуязвима, а удары его практически нельзя было блокировать. Еще пятеро преподавателей лежали на полу, закрыв глаза и заливая пол темно-вишневой жидкостью, сочившиейся у них изо рта и носа.

— Магию! Примени магию, демон тебя задери! — ревел ректор «красной» Академии, с досадой и отчаяньем глядя на то, как падают его курсанты, сбитые с ног толпой яростно вопящих «черных».

— Ты с ума спятил?! — так же яростно завопил ректор магов, сжимая кулаки и мечтая только о том, чтобы все происходящее обошлось без смертоубийства — Может, прикажешь по ним файрболллами стрелять?! Или «смертельный дождь» на них вызывать?! Скажи спасибо, у них оружия нет!

— Спасибо! — яростно рявкнул ректор, и уже на ходу бросил Зорану сквозь зубы — Ну, сейчас он у меня получит!

Зоран сразу понял, о чем говорит Фаддер, хотел его остановить, но…не стал, вдруг с эдакой ноткой злорадства подумав о том, что Фаддеру пора уже получить свой наглядный урок. А то слишком уж много о себе возомнил. Они крутые, они самые лучшие, они самые великие бойцы, и если бы не магия — то Зорановы подопечные вообще были бы вечно в заднице. Ибо — слабаки. Ну вот пускай и получит по-полной!

Вместо с Фаддером выдвинулись еще трое — начальник службы безопасности Остер, преподаватель тактики Кестер и еще один преподаватель, из новых — Зоран его не знал.

Все вышло так, как и думал Зоран, криво усмехаясь и прикидывая, во что это все выльется. Первым пал Остер, который попытался свалить Сина прямой атакой. Он получил мгновенный пинок в живот, а потом — добивающий, кулаком в затылок.

Вторым лег сам ректор — всего лишь один удар в челюсть — легкий, практически невидный — и вот он уже на полу.

Третьего преподавателя свалили девчонки, среди которых Зоран с неожиданной гордостью заметил свою Хельгу, яростно вопящую и лыбящуюся во все тридцать два белоснежных зуба. Под глазом наливающийся фингал, куртка на груди надорвана, но девчонка явно был счастлива и ректор откровенно ей залюбовался — выросла дочка! Красавица! Вся в папу!

Больше остановить боевую колонну «черных» не пытался никто. Девчонки в белом жались к стенам, но не от испуга, а скорее, чтобы не мешать бойцам как следует размахнуться (они подбадривали бойцов смехом и радостными криками, отмечая особо удачные удары хлопками в ладоши), оставшиеся на ногах «красные» как тараканы побежали из открытой двери бального зала, спасаясь от творящегося в ней ужаса, а «черные» торжествующе улюлюкали им вслед, разгоряченные, покрытые синяками, кровью и славой.

Эта эпическая победа войдет в историю — об этом знали все. «Красные» — с досадой и яростью, «черные» — с восторгом и радостью.

На бегстве «красных» битва и завершилась. Раненых собрали, над ними теперь хлопотали лекари из «черных», для которых все равно кого лечить — они же лекари. Бесчувственных привели в сознание, ачерез час уже было ясно — смертельно раненых нет ни одного. Были тяжелые, которым тут же оказали помощь, были сломанные кости рук и ног, выбитые зубы и переломанные ребра, были отбитые внутренности, и часть курсантов наверно некоторое время будут мочиться красным (если не вылечат лекари-маги). Но калек не было, убитых не было, и нигде не валялись вырванные челюсти и оторванные языки. Хотя ректор грешным делом подумал о том, что некоторым придуркам было бы неплохо эти самые языки повырывать.

Расследование — кто начал драку, по какой причине и все такое — решили отложить на неопределенное время. На дня два-три, пока все придут в норму, и…начнут нормально говорить и питаться. У ректора Фаддера, который попытался сбить Сина с ног, челюсть оказалась сломана в нескольких местах. Вот таков оказался результат «легкого» касания кулака ворка. Зоран, видавший виды и прошедший горнило войны искренне поразился такому печальному результату легкого касания кулака семнадцатилетнего парнишки. И с облегчением подумал о том, что как хорошо это он придумал — на время бала запереть двери «гардеробной» на огромный замок, укрепленный ко всему прочему прикладной магией. «Красные», когда их вытеснили из залы, тут же побежали в гардеробную за оружием, и только наличие крепкой двери и неубиваемого замка остановило желающих устроить НАСТОЯЩУЮ бойню. Все, что случилось до этого, не более чем подростковая массовая драка, не вышедшая за пределы допустимых границ. И Зоран был искренне благодарен Сину, который за всю эту драку никого не убил. А ведь мог. Точно мог!

Мечи так и оставили в «гардеробной», под охраной преподавателей. Потом заберут, в течение нескольких дней. Если сейчас выдать эти мечи — может случиться чего-нибудь похуже, чем уже случилось.

Бал прошел без смертоубийства, и Зоран очень надеялся, что на этом все и завершилось. Хотя в глубине души и понимал, что на этом все никак не может закончиться.

***

— Молодец, мелкая! — Фелна довольно улыбаясь хлопнула по плечу смущенную Соню — Здорово срезала этого…с табуретом!

— Пропустила удар — Соня потерла глаз, вокруг которого уже начало расплываться фиолетовое сияние — Отвлеклась, и тут эта здоровенная девка, с которой наш Принц танцевал. Ну та, высоченная, почти с него ростом.

— Я не принц! — мрачно прокомментировал я — Хватит называть меня принцем.

— Да чего ты скрываешь-то? — беспечно махнула рукой Хельга — Ну и принц, и чего? Мы тебя все равно любим, даже принца

Девчонки довольно захихикали, а мне было не до смеху. На руках у меня лежала разбитая лютня. И это меня не просто приводило в уныние, мне…плакать хотелось. Да, да — тело-то у меня юношеское! А юноши все-таки плачут. Особенно над погибшими друзьями.

Лютня была мне настоящим другом. Или подругой? Красивая, звучная…она приносила мне отличный доход и доставляла наслаждение своим замечательным звучанием. А что сейчас? Что мне делать? Ручеек денег резко иссяк — с чем я буду выступать в трактире? Деньги у меня на счете есть, но не так много, чтобы я чувствовал себя в абсолютной финансовой безопасности. Все-таки хочется иметь некую финансовую подушку, на которую можно будет безопасно приземлиться…если придется. Вот уже когда я с запоздавшей благодарностью к Ане подумал о тех деньгах, которые мне причитаются после продажи товара, награбленного родичами девушки. Эти деньги должны поправить мои дела. Но не скоро. Продажа такого количества барахла дело небыстрое.

Девушки видимо поняли мое настроение, притихли, а Фелна обняла меня за плечи, положила голову мне на грудь и тихо сказала:

— Пет…ну не расстраивайся ты так! Купим мы тебе новую лютню! Мы же обещали! Правда, девушки?

— Самую лучшую купим — уверенно заключила Соня, и тоже меня обняла — Не расстраивайся, пожалуйста. Завтра же попрошу родителей купить новую лютню от самого лучшего мастера! Не хуже, чем эта! (она кивнула на сломанный инструмент). После этого все замолчали, и так, молча, мы и доехали до Академии.

По своим комнатам девчонки не разошлись. Все скопом завалились ко мне, и принялись в лицах, захлебываясь, изображать участников битвы, превознося меня как великого бойца, о котором теперь будут помнить десятилетиями, а то и запомнят навсегда. И теперь они совершенно уверены, что никто не посмеет меня оскорбить, никто не посмеет обидеть. Ведь я защищал честь Академии, и если бы не я…

Кстати — и правда, заметил перемену в отношении ко мне моих соучеников. Мне улыбались, кивали, когда я проходил мимо, а несколько человек, даже парни, похлопали меня по плечу и сказали: «Молодец, Син!». И это был настолько странно…вот только сегодня, перед началом бала они смотрели на меня волками, но стоило разбить несколько рож из числа их врагов…и я вдруг из врага стал их самым лучшим другом? Глупо это как-то…если только забыть, что на самом деле имею дело не с взрослыми людьми, а с подростками.

И еще — мир другой. Понятия о чести другие. У нас во главе угла — прагматизм, выгода, как у торговцев. А тут…наверное и правда они совсем другие. То-то я не могу понять мотивы, которые двигали Мастером, отправившимся вызвать Элрона на поединок чести. Мне это кажется абсолютно глупым и непрактичным.

Интересно, а как бы повел себя младший Элрон, если бы оказался сегодня рядом со мной? Дрался бы плечо к плечу, или же постарался ударить в спину? Это вопрос, на который у меня нет ответа. И наверное — не будет.

В следующие полчаса мне пришлось устранять последствия контактирования наших девочек с «дружественной Академией». Как оказалось, досталось им гораздо сильнее, чем я себе это мог представить. Это на мне не осталось ни следа — никто из противников не смог достать до комиссарского тела. Спереди и с боков я контролировал обстановку сам, и не позволял разгуляться своим соперникам, а вот сзади — там уже девчонки. И кстати — справлялись очень даже недурно. Но…за то и получили. Девчонки терпеливее парней, боль терпят лучше, так что…пока не увидел, и представить не мог, как им досталось.

В общем — Фелна и Хельга тут же разделись, сбросив с себя всю одежду так легко, будто находились не в номере знакомого молодого парня, а на осмотре в медицинской комнате Академии. Что кстати меня до сих пор немало удивляло — неужели ТАК ко мне привыкли, что я для них стал чем-то средним между любовником, мужем и личным врачом?

Я их осмотрел — синяков и ушибов у девчонок предостаточно. У Хельги даже треснуло одно из ребер — говорит, что в нее попал один из табуретов, которые в меня швыряли, а она приняла этот табурет на себя. Верю. Полеты мебели в таких драках обычное дело. Бывал, видал.

Устранил быстро, получается это у меня уже довольно-таки легко, лекарь я и правда стал очень недурной. Слава богу, обошлось без ушибов и разрывов внутренних органов — все-таки мышечный корсет у девчонок очень хороший, крепкие мышцы самортизировали удары.

Потом девки раздели догола сопротивляющуюся, красную как вареный рак Соньку. Та еще не привыкла к эдакой ненормальной простоте нашего общения, и так покрылась краской, что мне даже стало смешно. А чего ей по большому счету стесняться? Не уродка, настоящая фитоняшка. Фигурка у нее…ай-яй какая! Если с чем-то сравнивать, то больше всего напоминала фигуру какой-нибудь из наших фигуристок, олимпийских чемпионок. Только чуть пошире, потяжелее, помускулистее. Оно и понятно — тут надо мечом махать и кулаками работать, а не по льду на коньках носиться.

У Соньки были сломаны два ребра, имелся здоровенный кровоподтек на левой груди, синяк на бедре и здоровенный синячина на спине. Ну и тот самый фигнал вокруг глаза, который уже начал наливаться полным сочным цветом.

— Хороша! — довольно кивнула Фелна, вертя и разглядывая смущенную Соньку — Глянь, принц, как тебе подружка? Подойдет?

Я досадливо вздохнул, пресек попытки девчонок узнать у мелкой, знает ли она, что надо делать с мужчинами (при этом хихикая и хлопая ее по голому заду), и принялся лечить героическую подругу.

Примерно через полтора часа вся компания была приведена в божеский вид, никто не морщился при вдохе и выдохе, никто не отсвечивал фиолетовой блямбой, так что с чистой совестью выпроводил эту шайку из своих апартаментов, заявив, что мне нужно отдохнуть, а их трескотня никакой возможности для этого не дает. Девки были очень недовольны моим демаршем. Они уже валялись на моей кровати, хихикали, толкались, и явно чего-то ждали. Видимо того, что я присоединюсь к их компании.

Но все-таки их прогнал. Почему? Да потому что я не железный. И гормоны у меня играют — как говорится, вам и не снилось. Но…не надо мне этого. Гаремы — не для меня. Тем более что тут присутствовала и Сонька, о которой я не позволял себе думать кроме как о младшей сестренке.

Во-первых, на мой взгляд — несмотря на свои выдающиеся формы, о которых могут мечтать и земные модели (кроме роста!), она еще слишком мала возрастом для подобных игрищ.

Во-вторых…а если ее влиятельные и богатые родители узнают, что она связалась с ворком, и кувыркается в его постели? Зачем мне лишние враги? Тем более такие влиятельные и богатые. У меня и без них хватает кровных вражин!

Может это и глупые рассуждения. Все равно все думают, что эти три девчонки являются моими любовницами. Но думать — это одно, а быть — совсем другое. Сейчас, если понадобится, я легко могу доказать то, что я никогда не имел сексуальных отношений с этими девочками.

Очень напрягло, когда Фелна вдруг спросила о том, почему это девушка, с которой я танцевал — Яра — вдруг начала кричать, что меня узнала. Кто она такая, и откуда меня знает? Отговорился тем, что девушки…они такие девушки! И что им придет в голову — совершенно непредсказуемо. Откуда я могу знать, кого она во мне увидела?

Да, по лицам девушек я увидел, что ни черта они не поверили моему объяснению. И прекрасно поняли, что я от них что-то скрываю. Но это никак не подействовало на их отношение к моей личности. Ведь у принцев свои причуды! У них тайн — как грязи на деревенской улице после дождя.

Да, когда уходили — целовали меня с загадочным выражением на рожицах, а Фелна напоследок сказала:

— Спасибо за красивую музыку…мой принц! И все трое довольно захихикали, подмигивая и кивая, мол — знаем, знаем!

Загрузка...